Хедин работал на износ, и это не могло не сказаться на здоровье. Врачи прописали Хедину отдых в теплом климате. Безделье и одиночество в Средиземноморье Свена совсем не привлекали.

— Я лучше тихо и мирно загнусь в своем старом доме, чем на Ривьере или Сицилии, — ворчал Хедин, но доктора были неумолимы.

Хедин в конце концов согласился с их доводами и, уж коли так вышло, решил отправиться в поездку не один, а с немецкой княгиней Элизабет Фуггер, с которой познакомился в Берлине двенадцатью годами ранее. В то время Элизабет была фрейлиной германской императрицы.

Все бы здорово, но — пустячок. Княгиня замужем, и у нее было двое детей. Хедин, однако, не посчитал положение безнадежным. Вероятно, соображения насчет княгини появились у него после визита к Фуггерам в их замок Велленбург под Аугсбургом, когда Свен приезжал в сентябре в Германию с лекциями. Он послал князю Фуггеру телеграмму с просьбой отпустить Элизабет с ним в Италию на месяц-другой. Ответная телеграмма была краткой: «Приезжайте в Велленбург забирайте».

Элизабет и Свен поселились в Сан-Ремо в элегантном отеле. В номере были две спальни, гостиная и большой балкон.

Семнадцатого ноября они сидели в гостиной и писали письма. Свен написал Альме, которая находилась в США:

«Совершенно бесполезно пытаться описать Элизабет. Я живу опьяненный блаженством…

Что бы со мной в жизни ни случилось и какие дороги мне ни пришлось бы пройти, я всегда буду вспоминать это время в Сан-Ремо как величайшее счастье… Мы думаем лишь друг о друге и друг за друга».

— Когда ты закончишь письмо, я бы хотела черкнуть три слова Альме, — сказала Элизабет.

— Три слова совсем немного, хотя очень многое можно сказать и тремя словами.

— В самом деле, например?

— Я тебя люблю!

— Я знала, что ты это скажешь, — рассмеялась Элизабет.

Свен вернулся к письму:

«Мы веселимся как дети. Сейчас Элизабет пишет отцу. Вчера мы послали ему телеграмму: «Сердечный поклон, Элизабет и С. Х.». Я сожалел о том, что мы не могли подписать ее Свен и Элизабет Хедин».

Свен вышел на залитый солнцем балкон и устроился в шезлонге. Элизабет заботливо укрыла его одеялом.

«Я потом долго целовал ее руки. Но без какой-либо эротики, совершенно невинно. Передай маме, чтобы она о нас не беспокоилась».

Элизабет помогала Хедину переводить на английский лекцию о тибетских монахах, которую он собирался прочитать во время турне по Соединенным Штатам. Вечером они сидели в гостиной, говорили о любви и загадочных превратностях судьбы. В час ночи они с неохотой разошлись по своим спальням. Хедин читал, лежа в кровати. Через полчаса раздался стук в дверь.

Хедин смотрел на Элизабет. Она стояла в синем кимоно, с распущенными черными волосами. Элизабет пришла пожелать ему спокойной ночи. Церемония повторялась ежедневно.

В Сан-Ремо Хедина приехали навестить фон Хейденстам и Кате Банг. Мужчины обсуждали дела. Дамы угнездились в гостиной и сплетничали о мужчинах. Кате рассказывала о бывшем муже, отношениях с Хейденстамом и объясняла, почему она не хочет идти за него замуж. Элизабет Кате поддержала. Уже при Хедине она сказала:

— Я думаю, ты совершенно права. Самое дурацкое, что вы можете сделать, так это пожениться. Брак-дело непрочное, глупое и полное неестественного принуждения. Люди должны расставаться легко и свободно, если отношения не клеятся.

Хедина слегка удивил радикализм Элизабет, но про себя он отметил, что слова у нее расходятся с делом.

Позже в тот же день, оставшись одни, Свен и Элизабет опять проговорили допоздна, и Хедину было поведано, что их любовь выше всего вульгарного и в ней не может быть ничего плотского.

После нескольких недель в Сан-Ремо они направились южнее — Рим, Неаполь, потом Палермо на Сицилии. Хедин все сильнее ощущал отчужденность. «Для меня, как обычно, мечта закончилась, — написал он Альме. — Осталась лишь игра, и я ее продолжаю».

После Палермо они собирались пожить десять дней в Сиракузах.

— Как ты считаешь, — спросил Свен Элизабет, — там будет так же чудесно, как в Сан-Ремо?

— Нет, такое счастье не повторяется.