Свену Хедину было шесть лет, когда Генри Мортон Стенли произнес свои знаменитые слова: «Доктор Ливингстон, я полагаю». В тринадцать лет Свен зачитывался бестселлером Стенли «Как я нашел Ливингстона». Валлийский искатель приключений был одним из любимых героев и примером. А теперь в прессе самого Хедина называли «азиатским Стенли». Трудно было бы желать большего признания успеха.

В середине мая 1889 года Свен приехал в Лондон, чтобы участвовать в ежегодном торжественном приеме в Географическом обществе. Когда председатель Географического общества Джон Скотт-Келти упомянул, что Стенли находится в Лондоне, Хедину очень захотелось с ним познакомиться.

Он явился к Стенли без приглашения, когда у того были гости. Дверь открыл слуга в сюртуке, провел Хедина в салон и объявил его имя. Никто, похоже, не понял, кто он такой.

Стенли вежливо поздоровался с Хедином и пригласил к столу. Свен принялся его рассматривать. Стенли было пятьдесят семь лет. Усы белые, волосы седые. Тремя годами раньше он начал политическую карьеру в качестве лидера палаты общин в британском парламенте. «Он, кажется, в хорошей форме», — подумал Хедин.

За спиной Стенли была сложная жизнь и, в отличие от Хедина, очень непростое нищее детство. Стенли родился в Уэллсе, в семнадцать лет он нанялся на корабль и сошел на берег в Новом Орлеане. Там его усыновил торговец хлопком Генри Мортон Стенли, но своему приемному сыну он, по сути, передал только лишь имя.

Когда Стенли было двадцать, началась война Севера и Юга. Сначала он воевал на стороне южан, но потом перебежал к северянам. После войны Стенли работал как независимый журналист. В 1867 году он был корреспондентом «Нью-Йорк геральд» в Мадриде, когда владелец газеты Гордон Беннет дал ему задание найти пропавшего в Африке миссионера и исследователя Дэвида Ливингстона. Стенли нашел Ливингстона и стал богатым и знаменитым — примером и предметом обожания для миллионов мальчишек, мечтавших об открытиях, чести и славе.

Стенли негромко разговаривал с другими гостями, потом повернулся к Хедину и спросил:

— По каким делам вы в Лондоне и что привело вас ко мне?

— Я всегда хотел познакомиться с великим исследователем. Еще в детстве я прочитал вашу чудесную книгу «Как я нашел Ливингстона», а позже с огромным удовольствием прочитал ваши путевые записки, — лил ушатами лесть на Стенли Хедин.

— Но не ради же этого вы приехали в Лондон?

— Нет, меня пригласило Королевское географическое общество. Сегодня на ежегодном ужине мне должны вручить медаль…

— Ах, вы тот самый Свен Хедин! — воскликнул Стенли, поднялся, позвал свою молодую красавицу жену, попросил тишины и представил гостям Свена в самых лестных словах. Потом Стенли попросил Свена рассказать о путешествии. Конечно, особый интерес у него вызвал переход через Такла-Макан. Через пару дней он пригласил к себе Хедина на ужин и записал его рассказ на фонограф.

Встречи со Стенли были для Хедина чрезвычайно важны. Но кульминацией пребывания в Лондоне стали дни, проведенные с Милле, которая последовала в Англию за ним.

Милле, казалось, была полна любви. Никогда прежде они не были так близки. Свену даже позволялось целовать ее. «Я завоевал ее, она — моя», — думал ошалевший от любви Хедин.

Но как только они приехали в Стокгольм, все вернулось на круги своя. Она моментально выстроила вокруг себя невидимую стену и то поощряла его к ухаживаниям, то отталкивала. Свен ничего не понимал и решил наконец поставить все точки над «i».

Милле уехала отдыхать в Марстранд, так что объясняться пришлось письменно. «Почему ты такая загадочная? Почему ты так бессердечно играешь моими чувствами? Я должен знать: «да» или «нет». Она отвечала в том духе, что, дескать, не понимает, что он имеет в виду…

Прошло лето, наступила осень. В октябре вышла из печати книга Хедина «В сердце Азии». Он послал Милле экземпляр. Несколькими неделями позже, когда Свен вернулся из лекционного турне, она поблагодарила за книгу и выразила свое восхищение: «Прочитала от первого до последнего слова».

Через короткое время Милле написала Свену, что ошиблась, пообещав ждать его еще два года, когда он уедет в следующее путешествие. Разве она может знать, что случится с ее чувствами за это время? Потом вдруг до Свена дошли слухи о каком-то мужчине, который крутится возле Милле. Встревоженный, он позвонил матушке Милле и попросил организовать встречу с дочерью.

Они встретились 18 ноября в доме сестры Милле.

— Я тебе недостойна, ты для меня слишком хорош, — сказала Милле со слезами на глазах. В первый раз Свен видел, как Милле плачет. — Я не могу выйти замуж за путешественника. Все это так неопределенно. Но если ты пообещаешь больше никогда не уезжать… — Продолжение фразы повисло в воздухе.

Он не ослышался? Неужели это она серьезно? Неужели она хочет, чтобы он отказался от того, что является целью и смыслом его жизни? В Хедине проснулась гордость, и он ответил:

— Я никогда не откажусь от моего предназначения, даже ради женщины, которую люблю. Если ее любовь настолько ничтожна, что она ничем не может пожертвовать ради меня, то, значит, о ней не стоило мечтать.

Вероятно, Хедин забыл, что прежде ответил интервьюеру из «Шведской ежедневной газеты» на вопрос, планирует ли он новые путешествия в Азию. «Трудно сейчас сказать, многое может произойти за два года, например женитьба. Тогда, наверное, это будет невозможно».

Бескомпромиссный ответ Хедина спровоцировал мелодраматическую реакцию Милле.

— Если ты любишь Азию больше, чем меня, то самое лучшее для нас обоих — расстаться, — сказала она тихо, слезы ручьями лились по щекам. И они пришли к согласию, что отношения между ними закончены, но они остаются друзьями.

Хедин поднялся. Плача, Милле попыталась задержать его, но он был непреклонен. Хедин вернулся домой опустошенный. Впервые этим вечером мать услышала от него о несчастной любви.

«Мне его бесконечно жаль, — написала она в дневнике. — Как он только может работать? Написал большую книгу и столько еще другого, потом доклады. Он очень волевой и работоспособный. Мой любимый мальчик. Помоги ему, Боже, пройти через это».

Хедин ушел с головой в дела. Чтобы побороть любовный недуг, он решил ускорить подготовку к следующей экспедиции. В это время его настигло известие о Милле — Хедин прочитал в газете о ее помолвке. «Она могла бы сообщить мне об этом и сама», — с горечью подумал он.

Перед отъездом в свою вторую исследовательскую поездку по Азии он счел необходимым написать Милле о формальном прекращении их отношений. А Милле вдруг обнаружила, что любит Свена и ее помолвка была ошибкой. Милле совсем запуталась, она не знала, как поступить. Чтобы спокойно подумать, она в компании тети уехала в норвежский горный санаторий.

По ночам она не могла заснуть. Сидя в кровати, она в отчаянии написала Свену:

«Любимый, сможешь ли ты простить меня? Можешь ли ты простить меня? Скажи, можешь ли ты хоть когда-нибудь простить меня? Никто, даже ты, не осуждает меня больше, чем я себя.

Ты меня презираешь и, естественно, никогда не захочешь меня увидеть. Но во всяком случае я должна сказать, что люблю тебя так, как может любить женщина единственный раз в своей жизни. Я не должна была позволить, чтобы ты уехал, не зная, как сильно я тебя люблю…

Я полюбила тебя, я люблю тебя и буду любить тебя вечно. Аминь…

Все лучшее, все самое благородное во мне я храню для тебя и никогда не отдам никому другому. Ты был солнцем моей жизни, и теперь, когда тебя нет, я блуждаю во мраке…

Я боготворю и обожаю тебя, ты сама моя жизнь.

Если ты не спасешь меня, я погибла!»

С облегченной душой Милле собралась отправить свое письмо, и в этот момент ей принесли письмо от Свена, она сразу же узнала почерк на конверте. Дрожа от нетерпения, она начала читать:

«Дорогая Милле!

Возможно, это было невежливо с моей стороны не писать тебе все это время, но я совершенно не представлял, что тебе написать. У меня была возможность подумать, и мне кажется, я обрел ясность. Не жди меня больше. Если мы когда-нибудь встретимся, то это обернется лишь горем и печалью для нас обоих. Видимо, мы слишком хороши для того, чтобы накрепко сковывать нашу судьбу неразрывными тяжкими оковами.

Буду ли я счастлив когда-либо, даже если ты станешь моей? Я убежден, что ты разделяешь мое мнение относительно того, что отношения между нами никогда не были бы тем союзом, каким он должен и обязан быть — гармоническим. И если ты, равно как и я, чувствуешь сейчас горечь, вспоминая все светлые и счастливые моменты, пережитые нами вместе, я знаю, что ты скоро придешь к моей ясной уверенности в том, что самая большая услуга, которую мы может оказать друг другу, — это совершенно разорвать узы наших мечтаний.

Я убежден в том, что никогда не смогу сделать тебя счастливой. И моим долгом, как перед тобой, так и перед самим собой, считаю не удерживать тебя долее. Я знаю наверное, что наша сказка навсегда закончена и ты, как и я, теперь совершенно и абсолютно свободна.

Как было глупо с моей стороны верить в то, что ты будешь готова к нашим отношениям, потому что я предоставил тебе свободу. Какими безрассудно дерзкими были мои мечты.

Желаю тебе счастья. Прости меня, если можешь. И все же я пытаюсь надеяться, что где-нибудь в дальнем уголке твоего сердца останется хорошая и добрая память обо мне. Как безнадежна наша любовь!

И в конце еще одна, по-моему, важная вещь. У тебя много моих писем, и я знаю, что они в хороших руках. Конечно, ты можешь делать с ними все, что хочешь, но все же я осмеливаюсь обратиться к тебе с просьбой: я был бы очень благодарен, если бы ты сожгла их все. Что же касается твоих писем, то одно я ношу с собой, остальные надежно хранятся в особом конверте с надписью: «Сжечь в случае моей смерти». После возвращения я либо сожгу их сам, либо отошлю тебе.

Что же касается моих книг, то мне будет приятно, что у тебя останутся память и доказательства того обожания, которое я чувствую к тебе, что навсегда останется неизменным.

Пожалуйста, не расстраивайся, читая это письмо. Мне было очень трудно его писать. Попробуй понять меня, хоть чуть-чуть. Я не пытаюсь ничего добиться.

Спасибо за светлую и теплую память, которую я навсегда сохраню о тебе.

Прощай».

Словом, это было полное и решительное окончание их истории. Милле решила не отсылать свое письмо.

Из-за чистой случайности Милле получила письмо Свена прежде, чем успела отправить свое. Что бы было, если бы письмо Хедина пришло на день позже? Или, напротив, она бы написала свое днем раньше? Возможно, их жизнь пошла бы по-другому. Но этот июньский день 1898 года вынес свой приговор. Долгий роман Свена и Милле закончился.

Хедин всегда считал себя удачливым, но, видимо, в любви фортуна была не на его стороне.