Когда канистры с водой утром 25 апреля грузили на верблюдов, Хедину показалось, что они почти пустые. Свен проверил, и оказалось, что воды осталось на два дня. Но прошло только двое суток после того, как они пополнили запас у озера — воды должно было хватить еще на восемь дней. Рассерженный Свен повернулся к своим людям и спросил:

— Почему вы не набрали воды на десять дней, как я распорядился?

— Это Джолчи решил, господин.

— Как ты мог? — обратился он к проводнику, но тот лишь беспечно отмахнулся:

— Успокойтесь, господин, нам до воды осталось два дня пути. Хедин постарался заставить себя довольствоваться этим объяснением — все, что прежде говорил Джолчи насчет дороги и воды, было верно. Свен не видел причин сомневаться и на этот раз. К тому же он был готов безрассудно положиться на судьбу. В Мерките его нагнало письмо из Стокгольма, в котором сообщалось, что Милле Бруман выходит замуж.

Если бы известие о Милле не добралось до него, возможно, Свен перенес бы экспедицию на другое, менее сухое, время года. Но словно в ответ на свое унижение он решил не отступать и теперь стоял посреди песчаного моря, форсировать которое оказалось намного сложнее, чем он представлял: наверху полыхало солнце, а запас воды не оставлял выбора - оставалось лишь верить в то, что Джолчи не ошибается.

Воду строго экономили. Хедин, как и его люди, пошел пешком, чтобы не утомлять верблюдов. Вдруг один из верблюдов начал спотыкаться, а потом лег. Его поклажу переложили на других верблюдов. Затем еще один из верблюдов отказался идти дальше.

На рассвете следующего дня Хедин пошел вперед один. Шаг за шагом вверх и вниз по барханам, которые теперь были по пятьдесят-шестьдесят метров высотой, по глубокому засасывающему песку. Через тринадцать километров он упал, обессилевший от жары и жажды, и его нагнали остальные. Вместе они прошли еще несколько километров и разбили лагерь.

Касим взял лопату и начал копать, пытаясь найти воду. Джолчи стал смеяться над ним, но замолчал, когда его спросили, где же Хотан-дарья, до которой, по его словам, они уже должны были дойти.

На глубине одного метра песок стал влажным. Все начали по очереди копать с удвоенной энергией, даже Джолчи. Когда стало совсем темно, зажгли лампы и поставили их в углублениях в стенках импровизированного колодца. Проходили часы, и чем глубже они копали, тем влажнее и прохладнее становился песок.

Яма достигла трехметровой глубины. Касим снизу поднял блестящее от пота лицо и отбросил лопату.

— Господин, песок сухой, — сказал он.

Верблюды, от которых зависела жизнь, слабели на глазах. Чтобы сберечь силы оставшихся животных, Хедин решил оставить на месте как можно больше груза: провиант на несколько месяцев, масло, хлеб, сахар, крупа, консервы, керосин — все было сложено на ковер. Рядом воткнули шест с экземпляром «Нюа даглит аллеханда» вместо флага. Они собирались позже вернуться и все забрать. Тем вечером они пировали: шампиньоны, супы, омар, сардины и другие консервы, содержащие жидкости. Тайком, чтобы его не застукали непьющие мусульмане, Хедин попробовал утолить жажду китайским спиртом, предназначавшимся для спиртовки, но стало только хуже.

На всех оставалось четыре литра воды в двух жестяных банках. Но когда они утром собирались в путь, оказалось, что одна из жестянок пуста. А на следующее утро Исламбай застал Джолчи, когда тот украдкой пил воду из жестянки. Ислам-бай наградил его увесистой оплеухой. В банке было теперь лишь полтора литра, которые Хедин собирался разделить вечером, по триста грамм на каждого.

Главный вопрос сейчас звучал для них просто: сколько дней человек может жить без воды? Магомет-шах сказал, что однажды в Тибете не пил тринадцать суток, но добавил, что было прохладно.

Когда караван расположился на ночлег вечером и Хедин собрался разделить оставшуюся воду, банка оказалась пустой. На этот раз воду выпили Магомет-шах и Касим. Джолчи отстал, все подумали, что, наверное, он уже умер, и не очень горевали по этому поводу. «Господи, помоги нам!» — написал Хедин в дневнике.