Капитану Фрэнсису Юнгусбэнду было лишь 27 лет, но он уже прослыл опытным путешественником и исследователем Центральной Азии. В 1887 году он предпринял и осуществил замечательное путешествие из Пекина на запад через пустыню Гоби и Синьцзян до Кашгара и далее на юг через горные цепи Куньлунь и Каракорум до Шринагара в Кашмире. Путешествие заняло семь месяцев и дало Британской империи новые знания о дорогах, на которые не ступал ни один европеец со времен Марко Поло.

Летом 1890 года Юнгусбэнд организовал еще одну экспедицию. В этот раз на «крышу мира» Памир, где соединяются высочайшие горные системы мира: Куньлунь, Каракорум, Гималаи, Тянь-Шань и Гиндукуш. Памир был также местом соперничества британцев и русских за влияние и контроль над сердцем азиатского континента. Тот факт, что в результате русских завоеваний в Туркестане Российская империя добралась до Памира, последнего оставшегося барьера между Россией и британской Индией, не мог не беспокоить англичан. Русский офицер, которого Юнгусбэнд встретил в зоне британских интересов в долине Хундзы в 1889 году, весьма поспособствовал нервозности британцев, когда заявил, что рано или поздно русские навалятся на Индию.

Таким образом, заданием Юнгусбэнда было выяснить географические и политические возможности русского нападения через Памир. Месяц за месяцем он беседовал с памирскими кочевниками, путешествуя по величественному, но негостеприимному краю. В ноябре он со своим небольшим разведывательным отрядом из гуркхов и афганцев спустился вниз к Кашгару.

Он сидел, попивая грог, в большой удобной юрте. Потрескивала печка. Было 14 декабря 1890 года. Сгущались вечерние сумерки. И тут в дверь постучали. Вошли два господина.

Старший был давний знакомец — Николай Петровский, русский консул в Кашгаре и противник в «Большой игре». Он поздоровался с англичанином и представил своего спутника.

— Это Свен Хедин, молодой шведский путешественник, который только что приехал из Тегерана, — сказал Петровский.

Хедин добрался до Кашгара несколькими часами ранее в тот же день. Прошло около трех месяцев после отъезда из Тегерана. Расстояние от персидской столицы до самого западного аванпоста Китая составляло примерно три тысячи километров. Это было тяжелое и рискованное путешествие через пустыни, степи и переплетения горных проходов. Хедин ехал в сопровождении всего лишь одного спутника. В их маленьком караване постоянно было три лошади, которых они меняли на постоялых дворах.

Все вещи помещались в двух седельных сумках: в одной — одежда и небольшой коврик, который Хедин подстилал под себя ночью, в другой — шоколад, чай, сахар, несколько бутылок вина, фляжка коньяка, табак, стеариновые свечи, записные книжки, блокнот для рисования и инструменты. Карты и то, что всегда должно было быть под рукой, он держал в наплечной сумке.

Его путь проходил через края с многотысячелетней историей. Здесь побывали Александр Великий и Марко Поло.

Хедин прочитал все, что можно, о своих великих предшественниках.

Он добрался до Масхада через месяц. Вооруженный, как обычно, пачкой рекомендательных писем, он нашел русского консула Власова, который встретил его с распростертыми объятиями и предложил стол и кров. У Власова Хедина ожидали письма и газеты из Швеции. После месяца ночевок в караван-сараях Свен наслаждался в консульстве европейским комфортом. Шампанское и омары, водка и икра. Дважды его приглашали на ужины к британскому консулу.

Власов рассказал Хедину, что персов волнует, не собирается ли царь присоединить их страну к своей империи — так, как Россия уже поступила с другими странами Центральной Азии. «Возможно, так все и будет, и, может быть, очень скоро», — подумал Хедин. Он считал это вполне естественным следствием усиления русских, с одной стороны, и упадка Персии — с другой. Когда-то Персия играла важную роль в развитии мировой цивилизации, но сейчас она угасала. Ей, по мнению Хедина, только пошла бы на пользу русская инъекция и соответственно модернизация.

Он оставался в Масхаде около недели, потом направился на север. Тремя днями позже, 19 октября, он оказался в месте, которое после распада Советского Союза превратилось в независимый Туркменистан. Переход границы прошел без проблем. Но чуть позже Хедин едва не расстался с жизнью. Его лошадь оступилась, и Свен, как камень из катапульты, вылетел из седла, грохнулся о землю и на мгновение потерял сознание.

Несколькими часами позже он все же добрался до оазиса Качка в Каракумской пустыне; здесь была станция недавно построенной русскими железной дороги, которая соединила восточное побережье Каспийского моря и Самарканд, город в нынешнем Узбекистане.

Хедин купил билет до Ашхабада, где хотел встретиться с военным губернатором провинции, знаменитым в то время генералом Куропаткиным. Любой другой двадцатипятилетний турист с меньшим самомнением задался бы вопросом: а зачем военному губернатору встречаться с ним? Но Хедин в такие вещи не вдавался, и, может быть, именно поэтому ему многое удавалось. Куропаткин не отказал ему в аудиенции. Он встретил Свена при полном параде — через несколько минут ему предстояла важная церемония. Позже Хедин опубликует в английской «Таймс» очерк о Куропаткине.

Он несколько дней осматривал Ашхабад, а затем продолжил свой путь по железной дороге. Русские владения в Центральной Азии значительно увеличились с 1884 года, когда царь взял под свою руку целый регион вплоть до границ с Китаем и Афганистаном. Одним из предлогов для этого была борьба с рабством в ханствах и эмиратах.

Транскаспийскую железную дорогу протяженностью в 1450 километров начали строить в 1880 году и закончили через восемь лет. Она революционно преобразовала жизнь Центральной Азии. Но это было побочным эффектом. В первую очередь Транскаспийская железная дорога была очередным ходом в «Большой игре». Ее проектировали военные инженеры, оплачивало военное министерство, ее начальство заседало в Генеральном штабе. Англичане не сомневались, что русские построили железную дорогу в безжизненных пустынях Центральной Азии, дабы быстро перебрасывать солдат и военные материалы к британской Индии.

Хедин думал обо всем этом, пока поезд вез его через каракумские песчаные барханы к Самарканду.

Несколько дней он провел в Бухаре. Посмотрел дворец эмира, походил по базарам и побывал в тюрьме-«клоповнике», где содержали двух британских агентов — полковника Чарлза Стоддарта и капитана Артура Конолли, того самого, что придумал название «Большая игра». В «клоповник» в 1842 году их засадил эмир Насрулла.

В то время русские еще не воспользовались армией для того, чтобы завоевать Бухару. Россия и Англия соревновались, добиваясь благосклонности эмира более скромными средствами. Но Насрулла был подозрителен. Стоддарт и Конолли приехали совершенно открыто как посланники британского правительства, но он встретил их как шпионов, бросил в тюрьму, кишащую паразитами, а потом повесил.

Это событие вызвало заметную реакцию в Европе. Сейчас, тридцатью восьмью годами позже, власть в Бухаре принадлежала русским, но «клоповник» не пустовал…

Из Бухары он отправился в Самарканд, где посетил могилу Тамерлана. Здесь железная дорога заканчивалась. До туркестанской столицы Ташкента можно было добраться верхом или в тарантасе. Хедин выпросил тарантас у русского генерала. Он отправился в путь десятого ноября. Двести пятьдесят километров через так называемую Голодную степь он проехал за три дня.

Тринадцатого ноября он нанес визит генерал-губернатору Туркестана барону фон Вревскому, чтобы попросить содействия для путешествия через горы в Кашгар.

— Поездка может оказаться очень трудной, время года сейчас самое не подходящее для перехода через Тянь-Шань. Но это возможно, — сказал Вревский и пообещал помочь Хедину с паспортом, рекомендательными письмами, слугами и точными картами. Более того, Вревский предложил Хедину остановиться в своем доме.

Из Ташкента Хедин выехал на русском почтовом дилижансе, который направлялся по Ферганской долине через города Маргелан и Андижан в Ош. В Маргелане Хедин оказался в разгар праздника в честь дня рождения русской царицы и был приглашен на бал; танцы продолжались всю ночь. В Оше он предъявил свои рекомендательные письма от фон Вревского командующему местного гарнизона полковнику Дюбнеру. Полковник принялся отговаривать его от перехода через перевал Терек-Даван (4000 метров высотой!) в середине зимы.

— Даже местные не ходят там в это время года, — предупреждал Дюбнер.

— Меня отговаривали и от подъема на Демавенд, — ответил Хедин.

Когда Дюбнер понял, что Хедин настроен решительно, он сделал все, чтобы его предприятие удалось. Полковник снабдил его лошадьми, проводником, поваром и специальным человеком, который двигался впереди Хедина — находил подходящее место для ночевки и ставил палатку.

Они выехали первого декабря и девятью днями позже, преодолев заснеженный перевал, подъехали к русскому консульству в Кашгаре. Хедин достал визитную карточку и попросил казака передать ее консулу Петровскому.

Хедин разместился в одной из комнат консульства, отдохнул и отмылся после поездки; вечером его и Петровского пригласил в свою юрту Фрэнсис Юнгусбэнд.

Пол в юрте был выстлан красивыми восточными коврами, а стены скрывались за дорогим шитьем из Кашмира. Посередине находился стол с книгами, лампой и курительными принадлежностями; вокруг стола стояли маленькие, но удобные походные стулья. Возле стен — столы поменьше с индийским и китайским фарфором и медными вещицами.

Юнгусбэнд выглядел типичным английским джентльменом: достоинство, вежливость и гостеприимство. Англичанин пригласил их сесть и раскурил кальян, затем появился афганский слуга Юнгусбэнда — долговязый малый в красном мундире и с саблей. Он принес печенье, ликер и виски.

В скором времени в юрту вошел молодой человек — судя по всему китайского происхождения — Джордж Маккартни, сотрудник британского колониального правительства в Индии, спутник и переводчик Юнгусбэнда. Маккартни был сыном служащего английского посольства в Пекине. Узкий восточный разрез глаз достался ему от мамы-китаянки.

Русско-британские трения и слухи о возможных военных действиях не мешали общаться русским и англичанам в Центральной Азии. Обхождение было вполне джентльменским, но обеим сторонам случалось лгать, что называется, на благо родины.

Разговор за столом у Юнгусбэнда шел на французском, поскольку Петровский не говорил по-английски. В остальном русский был прекрасно образован и начитан, и на все у него была своя точка зрения. Весьма критично Петровский рассуждал о том, как британцы обращаются с населением своих колоний:

— Вы совершенно от них отстраняетесь, вы слишком холодные и недоступные.

Юнгусбэнд соглашался, но отмечал в свою очередь нежелание русских учить другие языки:

— Это скорее исключение, чем правило, когда русский офицер в Туркестане говорит на местном языке.

Хедин в основном сидел и помалкивал. Ему нравился Юнгусбэнд; их симпатия была взаимной. Юнгусбэнд считал Хедина прирожденным путешественником; он завидовал языковым способностям Хедина, таланту художника и научной подготовке. Кроме того, Хедин был уверен в себе и умел молчать — эти качества Юнгусбэнд полагал истинно нордическими.

Хедин не захотел возвращаться назад тем же маршрутом и, как обычно против всех рекомендаций, выбрал самый трудный путь — через перевал Торугарт (ныне территория Киргизстана). От озера Иссык-Куль он повернул на запад, рождественскую ночь провел в караван-сарае, а Новый год встретил в маленькой горной деревушке.

При этом он сделал крюк в двести километров к восточной оконечности Иссык-Куля, чтобы посетить могилу Николая Пржевальского. Выдающийся исследователь Азии Пржевальский умер от тифа в возрасте сорока девяти лет двумя годами ранее — 20 октября 1888 года.

Над могилой Пржевальского возвышался трехметровый крест, издалека заметный в степи, обрамленной заснеженными горами. Вид был величественный. Хедин был глубоко тронут; в одиночестве он простоял целый час у места последнего отдыха своего героя.

Затем были две недели рискованной зимней дороги, и 21 января 1891 года Хедин добрался до Самарканда, немного отдохнул и отправился дальше. На поезде он доехал до Каспийского моря, доплыл до Баку, опять на поезде через Азербайджан и Грузию добрался до Батуми, опять на корабле — через Черное море и на поезде — через Моекву в Санкт-Петербург. 29 марта 1891 года, спустя год после отъезда, он вернулся в Стокгольм.

Хедин чувствовал себя победителем, завоевателем, подчинившим себе целый край — от Кавказа до Синьцзяна. Он выдержал испытание. Теперь ему предстояло прокладывать дороги там, где до него, Свена Хедина, не бывал ни один европеец, — и завоевать всю Азию.