В названии главы обыгрывается название шуточной поэмы А. С. Пушкина «Гавриилиада».

…входящие и исходящие барышни… – То есть сотрудницы канцелярии, регистрирующие входящие и исходящие документы.

…бронеподростки… – Термин, относящийся к периоду официально допускаемой безработицы. Согласно тогдашним политическим и правовым установкам, учреждения и предприятия обязаны были обеспечивать несовершеннолетних (15–17 лет) работой, для чего администрацией сохранялось (бронировалось) минимальное количество рабочих мест. Численность несовершеннолетних была заранее определена в процентном отношении к общей численности сотрудников: при появлении соответствующих вакансий надлежало прежде всего принимать на работу подростков «по броне». Как правило, принимались те, кого направляли горкомы и райкомы комсомола.

…под широколиственной сенью ведомственных журналов… – Во Дворце труда, где работали авторы романа, действительно находились редакции многих ведомственных газет и журналов, издававшихся различными профсоюзами: Медикосантруда, сельхозлесрабочих, работников связи и т. д.

…обходить свои владения… – Аллюзия на строки из поэмы Н. А. Некрасова «Мороз, Красный нос»:

…Никифор Ляпис, молодой человек с бараньей прической и неустрашимым взглядом… знаете, Трубецкой… – Внешне и манерами поведения кудрявый поэт всего более походил на О. Я. Колычева (1904–1973), хорошо известного в московских редакциях. Он был одесситом, земляком авторов романа, и, вероятно, те, зная настоящую фамилию литподенщика – Сиркес, находили амбициозно-комичным выбор в качестве псевдонима боярской фамилии – Колычев. По этому принципу, надо полагать, выбран псевдоним героя романа: фамилия Ляпис, созвучная фамилии Сиркес, сочетается со старинной княжеской Трубецкой, что создает своеобразный – «местечково-аристократический» – колорит. Однако халтурщик Ляпис – не только карикатура на одного из земляков и знакомых авторов, это еще и типаж – советский поэт, готовый к немедленному выполнению любого «социального заказа». Соответственно, в Ляписе, его незатейливых виршах литераторы-современники видели также пародию на маститых литераторов, в частности – на Маяковского, эпигоном которого считался тогда Колычев.

…брюки из белой рогожки… – Имеется в виду не рогожа как таковая, то есть грубый плетеный материал из мочальных лент (свитых волокон вымоченной коры молодой липы), а сходная по фактуре легкая хлопчатобумажная ткань, нити которой переплетаются попарно.

…Страдал Гаврила от гангрены… – Имя Гаврила в такого рода контекстах ассоциировалось тогда с Гаврилой-бузотером, популярным героем анекдотов, молодым рабочим, ражим детиной, незадачливым и добродушным. «Бузотер Гаврила» – постоянный персонаж фельетонов, шуточных поэм и карикатур, публиковавшихся в московском сатирическом еженедельнике «Бузотер» (1924–1927). Примечательно также, что в Харькове выходил сатирический двухнедельный журнал «Гаврило» (1925–1926) с аналогичным героем. В этом журнале публиковались многие земляки и друзья авторов романа, в частности – Катаев, аллюзии на рассказы которого встречаются в дальнейшем.

…из жизни потельработников… – То есть сотрудников предприятий и учреждений Народного комиссариата почт и телеграфа – Наркомпочтеля или Наркомпотеля.

…сраженный пулей фашиста, все же доставляет письмо по адресу… В СССР нет фашистов, а за границей нет Гаврил… фашист переодетый… напишите нам лучше о радиостанции… – Наиболее вероятный адресат этой пародии – Маяковский. В феврале 1926 года прессой широко обсуждалось совершенное группой неизвестных нападение на купе поезда «Москва – Рига», где везли дипломатическую почту. В перестрелке с налетчиками погиб дипкурьер Т. И. Нетте, которому Маяковский посвятил стихотворение «Товарищу Нетте, пароходу и человеку», опубликованное полгода спустя. Кстати, «о радиостанции» Маяковский тоже написал: стихотворение «Радио-агитатор» опубликовано в 1925 году.

…самого Энтиха… – Шуточный намек на «авантюрно-героические» баллады Н. С. Тихонова (1896–1979): Энтих – «Н. Тих».

…«О хлебе, качестве продукции и о любимой»… – Заглавие пародийно воспроизводит легко опознаваемую читателями структуру «агиток» Маяковского: «О „фиасках“, „апогеях“ и других неведомых вещах», «Стихотворение о Мясницкой, о бабе и о всероссийском масштабе» и т. п. Кстати, в июне 1927 года начался выпуск собрания сочинений Маяковского, но вскоре он стал объектом довольно жесткой критики. Поводом была позже признанная хрестоматийно-советской, юбилейная «октябрьская» поэма – «Хорошо!». В 1927 году Маяковский читал ее с эстрады, печатал фрагментами в периодике, затем выпустил отдельным изданием. Описывая первое десятилетие советской истории, он традиционно упоминал Троцкого и других оппозиционеров среди вождей октябрьского восстания, уверял читателей, что партия едина и призывал готовиться к грядущим боям в «Европах и Азиях», то есть скорой «мировой революции». В общем, не уследив за перипетиями партийной борьбы, сделал все, от чего официальные идеологи рекомендовали воздержаться, высказался по-троцкистски. Неудача была скандальной, и скандальность усугублялась спецификой литературной репутации Маяковского, некогда слывшего нонконформистом, мятежником, буяном, но вот уже десять лет как ставшего образцово лояльным и требовавшего признания за собой статуса советского классика, непогрешимого в области истолкования партийной политики. Возможно, по этим причинам Маяковский – его стихи, биография – едва ли не главный объект иронического осмысления в обзоре «литературно-театральной Москвы» Ильфа и Петрова, о чем уже упоминалось во вступительной статье.

…посвящалась загадочной Хине Члек… – Вероятно, шутка строится на созвучии сочетаний «Хина Члек» и «Лил(и)я Брик». Л. Ю. Брик (1891–1978) были посвящены многие стихи Маяковского, хотя не исключено, что были и другие адресаты (например, Е. Ю. Хин (1905–1969), журналистка, близкая знакомая поэта). Характерно, что имя «Хина» созвучно не только названию популярного лекарства от малярии («любовная лихорадка» – распространенная метафора), но и названию краски для волос – «хна», ведь Брик была рыжей, о чем писал Маяковский, например, в многократно публиковавшейся поэме «Флейта-позвоночник»:

В фамилии «Члек» угадывается еще и намек на аббревиатуру «ЧК»: дружба Маяковского с высокопоставленными сотрудниками ВЧК – ОГПУ и возможность сотрудничества Брик с этими организациями постоянно обсуждались в литературных кругах. О ее муже О. М. Брике (1888–1945), некогда работавшем в ВЧК, даже ходила злая и не вполне соответствовавшая действительности эпиграмма, обычно приписываемая С. А. Есенину:

Весьма важно, что «Лиля и Ося», как называл их Маяковский, – персонажи уже упоминавшейся автобиографичесой «октябрьской поэмы». К теме отношений Маяковского и Бриков авторы романа еще не раз вернутся – это шутки, предназначенные «для своих», узкого круга профессиональных литераторов.

…Пушкин писал турецкие стихи и никогда не был в Турции… Эрзерум находится в Тульской губернии… Пушкин писал по материалам. Он прочел историю пугачевского бунта… – Во время русско-турецкой войны 1828–1829 годов А. С. Пушкин, сопровождая русские войска, побывал во взятом штурмом турецком городе Эрзеруме, несколько стихотворений тематически связаны с этой войной, однако определение «турецкие» по отношению к ним – свидетельство невежественности Ляписа. По той же причине Ляпис убежден, что словосочетание «История пугачевского бунта» – не заглавие пушкинского историографического сочинения, а название комплекса архивных материалов.

…в стихотворении «Скачки на приз Буденного» жокей… затягивает на лошади супонь и после этого садится на облучок… мне про скачки все рассказал Энтих… – В 1927 году вышел сборник рассказов Н. С. Тихонова – Энтиха – «Военные кони». Автор в годы мировой войны служил в конном полку, писал и рассказывал о том неоднократно, благодаря чему слыл лихим наездником, рубакой и вообще знатоком кавалерии. Однако подобного рода репутацией он пользовался преимущественно среди не воевавших коллег-литераторов, на что и намекают авторы романа.

…на стене висела большая газетная вырезка, обведенная траурной каймой… – Во многих редакциях было принято вывешивать на стенах или стендах обведенные черной рамкой статьи, авторы которых допускали ошибки, наподобие тех, что свойственны Ляпису. Например, в «Гудке», где работали авторы романа, для таких ляпсусов предназначался специальный стенд, именуемый сотрудниками «Сопли и вопли».

…очерк в «Капитанском мостике»… первый опыт в прозе… «Волны перекатывались через мол… домкратом»… – Описание афер Ляписа-Трубецкого в редакциях ведомственных журналов и приведенная Персицким цитата – аллюзия на рассказ В. П. Катаева «Ниагаров-журналист» (из цикла «Мой друг Ниагаров»), опубликованный журналом «Крокодил» в № 32 за 1924 год. Герой рассказа – невежественный, однако не лишенный чувства юмора литхалтурщик – наскоро диктует редакционным машинисткам фельетоны о мытарствах не получивших спецодежды моряков, химиков и железнодорожников: «старого железнодорожного волка» по имени Митрий, «старого химического волка Мити» и «старого морского волка», разумеется, Митьки. К ляписовскому «опыту в прозе» наиболее близок ниагаровский опус «из жизни моряков», предложенный газете «Лево на борт»: «Митька стоял на вахте. Вахта была в общем паршивенькая, однако, выкрашенная свежей масляной краской, она производила приятное впечатление. Мертвая зыбь свистела в снастях среднего компаса. Большой красивый румб блистал на солнце медными частями. Митька, этот старый морской волк, поковырял бушпритом в зубах» и т. п. Кстати, в газете «Лево на борт» и журнале «Капитанский мостик» читатели-современники, особенно московские журналисты, легко угадывали выпускавшиеся ЦК Профсоюза рабочих водного транспорта СССР газету «На вахте» (1924–1926) и приложение к ней, иллюстрированный ежемесячник «Моряк», редакции которых находились во Дворце труда. Оба издания были, так сказать, преемниками одесской газеты «Моряк» (1921), тоже профсоюзной, памятной и авторам романа, и Регинину, в ней работавшему. Впрочем, не исключено, что в данном случае авторы не только напоминают читателю о рассказе своего «литературного отца», но и очередной раз пародируют «октябрьскую поэму» Маяковского. Тот был некомпетентен в вопросах техники, хотя и любил при случае щегольнуть специальным термином, что очень забавляло знакомых. В юбилейной поэме он вновь допустил оплошность сродни ляписовской: перепутав флотские единицы измерения скорости и расстояния, сообщил, что пароходы с войсками белых шли «узлов полтораста наматывая за день».

…С Хиной я сколько времени уже не живу. Возвращался я с диспута Маяковского… – Вероятно, подразумевается разрыв Маяковского с Л. Ю. Брик в 1925–1926 годах, все еще остававшийся предметом литературных сплетен. По этой причине, надо полагать, фамилия поэта фигурирует в соседстве с Хиной Члек. Мотивируя такое соседство, авторы романа, весьма внимательные к деталям вообще и особенно к газетной хронике, специально допускают хронологическую неточность: Маяковский, уехавший за границу в апреле 1927 года, до июня в Москве не выступал.

…с прибылью продать в «Голос комода»… Эх, Трубецкой… – «Комодом» москвичи называли принадлежавший князьям Трубецким особняк XVIII века на улице Покровка.

…Валуа… – династия французских королей в XIV–XVI веках.

…гражданин Никифор Сумароков-Эльстон… один бред подписывается Сумароковым, другая макулатура – Эльстоном, а третья – Юсуповым… – В данном случае подразумевается титулатура Ф. Ф. Юсупова (1887–1967) – одного из организаторов убийства Г. Е. Распутина. Отец Юсупова, граф Ф. Ф. Сумароков-Эльстон, женившись на княжне 3. Н. Юсуповой, последней представительнице этого рода, добился права на титул князя Юсупова, разумеется, при сохранении собственного. Соответственно, и сын был князь Юсупов, граф Сумароков-Эльстон. В 1927 году он издал в Париже книгу «Конец Распутина: Воспоминания», широко обсуждавшуюся на родине автора.

…у Новой Голландии… – То есть у острова, образованного Мойкой и разветвлениями Адмиралтейского канала.

…бархат и лохмотья… – Аллюзия на пьесу А. В. Луначарского «Бархат и лохмотья», которая шла тогда в Малом театре.

…«И вся-то наша жизнь есть борьба»… – Строка уже упоминавшегося в главе XV «Марша Буденного».