В Поднебесной и ее окрестностях
Китай издревле славился исключительным разнообразием мифического животного мира. Мириады самых невероятных, с точки зрения европейца, существ населяли и населяют всю китайскую вселенную — и небеса, и землю, и подземное царство… Одни мифозои исполняют обязанности богов, другие — злых демонов (впрочем, разница между ними весьма размыта), третьи просто живут в лесах, реках и озерах. Они обитают не только в далеких окраинных землях, но и рядом с любым самым заурядным селением. Исторические хроники периодически, причем совершенно обыденно, сообщают о появлении драконов, а созданный в III — IV веках до н.э. географический трактат «Каталог гор и морей» для каждой местности Китая перечисляет десятки животных, в том числе обладающих весьма удивительным строением и свойствами.
Для того чтобы дать представление о широчайшем распространении мифозоев на территории Древнего Китая, авторы настоящей книги рискуют привести довольно большой, причем взятый практически наугад, отрывок из упомянутого трактата. Обратимся к первой его части, в которой речь идет о «Южных горах» (современные ученые отождествляют их с юго-восточной территорией провинции Хунань).
«…В трехстах ли (около 75 — 80 километров. — О. И.) к востоку есть гора Основная (Цзи). На ее южном склоне много нефрита, на ее северном склоне множество удивительных деревьев. Там водится животное под названием бочи, похожее на барана, но с девятью хвостами и четырьмя ушами. Глаза у него расположены на спине. Имей его при себе, не будешь знать страха. Там водится птица, похожая на петуха, но с тремя головами и шестью глазами, шестью ногами и тремя крылами. Она носит название чанфу. Если съешь ее, не заснешь.
Еще в трехстах ли к востоку есть гора под названием Зеленый холм. На южном ее склоне много нефрита, на северном — много цинху (азурита? — Прим. пер.). Там водится животное, похожее на лису, но с девятью хвостами; звук его голоса напоминает плач ребенка. Оно может сожрать человека. Тому, кто съест его, не опасен яд змеи. Там водится птица, похожая на голубя, ее крик напоминает звуки “а… а…”, называется гуаньгуань. Если держать ее у себя, то не будешь испытывать сомнений. Отсюда берет начало река Цветочная (Ин), она несет свои воды на юг в озеро Цзии. В ней много красной жу, похожей на рыбу, но с человеческим лицом. Она кричит, как утка. Съешь ее, избавишься от чесотки…»
Множество мифозоев описано и в разделе «Каталога», посвященном Западным горам. Здесь, например, обитает существо под названием Небесный Бог, живущее, как это ни странно при таком имени, не на небесах, а в реке Инь: «Он похож на быка, но у него восемь ног, две головы и конский хвост… В том городе, где его увидят, быть войне». Ближайшим соседом Небесного Бога, согласно «Каталогу», является Бог Холма со знаменитой горной системы Куньлунь, — у него «туловище тигра и девять хвостов, человечье лицо и тигриные когти». Это замечательное животное управляет не только столицей китайских богов и первопредков, расположенной на Куньлуне, но и «девятью сводами неба». Здесь же, на Куньлуне, разбит мифический «Сад умиротворения Предка» — им управляет бог Инчжао. «У него туловище коня и человечье лицо. Он полосат, как тигр, но с птичьими крыльями. Носится над четырьмя морями».
На горе Средняя Цюй известны животные, похожие на лошадей. «…У них белое туловище, а хвост черный, один рог, клыки и когти, как у тигра. Их крик напоминает барабанный бой. Их называют бо. Они пожирают тигров и пантер. Могут предохранить от войны… Еще в двухстах шестидесяти ли к западу находится гора Гуй. На ее вершине водится животное, похожее на корову, но с иглами, как у ежа. Его зовут цюнци. Оно лает, как собака. Пожирает людей».
Богаты мифозоями и берега протекающей неподалеку Камыш-реки. «Там водится животное с лошадиным туловищем, но с крыльями, как у птицы, человеческим лицом и змеиным хвостом. Оно любит обнимать людей. Его называют шуху. Там водится птица, похожая на сову, но с человеческим лицом, туловищем обезьяны и собачьим хвостом. Ей дано имя по ее собственному крику. В городе, где ее увидят, быть большой засухе».
В Северных горах, на горе Гоуу, обитает замечательное животное, под названием баосяо, «похожее на барана, но с лицом человека». Глаза у баосяо расположены под мышками, что представляется несколько странным, ибо баран, в отличие от человека, не может расправить свои конечности, и злополучные баосяо навряд ли могут видеть что-либо, кроме травы у себя под ногами. Но, вероятно для компенсации этого недостатка, баосяо имеет «клыки как у тигра, ногти, как у человека». Проблемы со зрением не мешают ему охотиться и пожирать людей.
На горе Мачэн, по сообщению «Каталога», можно встретить животное, именуемое небесная лошадь. Почему «лошадь», авторы настоящей книги так и не поняли, ибо существо это — «вроде белой собаки, но с черной головой». Что же касается эпитета «небесная» — он вполне заслужен, поскольку удивительная лошадь-собака, «как увидит человека, взлетает», причем, по-видимому, без помощи крыльев, поскольку о них «Каталог» умалчивает. Надо отметить, что небесная лошадь «выкрикивает собственное имя» — впрочем, это — традиционная черта китайских мифозоев.
Другая редкостная собака, тоже выкрикивающая собственное имя — цунцун, — водится в Восточных горах. От своих обычных сородичей она отличается тем, что имеет шесть ног. В этом же регионе обитают птицы лиху, подобные уткам-мандаринкам, но с человечьими ногами. А южнее «водятся животные, похожие на лису, но у них по девять голов и девять хвостов, когти, как у тигра, их имя лунчжи». Они — людоеды, крик их подобен плачу ребенка. Еще южнее, в окрестностях горы Инь, обитают по крайней мере два мифозоя, имеющие немалое влияние на людей. «Там встречается животное, похожее на коня, но с глазами, как у барана, четырьмя рогами и бычьим хвостом; лает, как собака гао. Его называют юю. Где оно появится, в то царство прибудет много хитрецов. Там живет птица, похожая на дикую утку, но с крысиным хвостом. Ей нравится лазить по деревьям. Называется сегоу. В том царстве, где она появится, распространятся болезни».
Самым злокозненным существом из мифозоев, обитающих в Восточных горах, можно, вероятно, признать зверя по имени фэй, живущего на горе Великой. «Каталог» сообщает: «В тех местах есть животное, похожее на быка, но с белой головой, одним глазом и змеиным хвостом. Оно называется фэй. Если оно входит в воду, та высыхает; ступит по траве, та увянет. Когда оно появится, в Поднебесной начнется большой мор».
В Центральных горах Китая, на реке Светлой, обитают удивительные змеи хуа. Влияние их на природу противоположно тому, какое оказывает фэй, — их появление предвещает большое наводнение. Почему «Каталог» относит их к змеям, не вполне понятно, поскольку эти замечательные животные имеют «туловища, как у шакалов, крылья, как у птицы», а лица — как у людей. Правда, передвигаются они действительно, как змеи, причем «кричат хухэ, будто бранятся». Вообще, надо отметить, что анонимный автор (или, скорее, авторы) «Каталога» не всегда в ладах с зоологией — по крайне мере, в современном смысле этого слова. Так, рыба-дракон луньюй, по их утверждению, «похожа на дикую кошку», живет на суше (на холме) и служит чем-то вроде ездового животного для некоего бога. Почему это существо именуется рыбой, авторам настоящей книги не известно.
Весьма удивительным животным, связанным с метеорологией, был Куй, обитавший на горе Движущейся волны в Восточном море. В «Каталоге» говорится: «На ее вершине живет животное, похожее на быка, с туловищем изумрудного цвета и без рогов, с одной ногой. Когда оно входит в воду или выходит из нее, то тут же поднимается ветер и льет дождь. Оно светится, как солнце и луна, гремит, как гром. Его имя — Куй. Желтый предок схватил его, сделал из его кожи барабан. Палки к нему он сделал из костей Громового Животного. Его бой пугает Поднебесную и слышен на пятьсот ли». Интересно, что наличие одной-единственной ноги не мешало замечательному быку входить в воду и выходить из нее. Впрочем, согласно китайскому словарю первого века н.э. «Шовэнь цзе-цзы», Куй — это не бык, а дракон (правда, тоже одноногий). Но кем бы ни было это животное, гибель его от рук мифического основоположника китайской государственности не отразилась на существовании вида. Описывая гору Минь (в современной провинции Сычуань), «Каталог» сообщает: «Среди ее животных — носороги, слоны, быки куй. Среди птиц — фазаны». В районе истоков Хуанхэ, согласно тому же «Каталогу», «преобладают быки куй, лоси, зайцы и носороги».
Множество гор, описанных в «Каталоге», имеют каждая своего духа, который, как правило, предстает в облике мифического животного. Так, у некоторых духов Южных гор — «драконьи туловища и птичьи головы», Восточных гор — «звериные туловища и человеческие головы с рогами», у духов массива Цзи — «человеческие лица и птичьи туловища», а у духов массива Шоуян — «туловища драконов и человеческие головы». Весьма оригинальные мифо-зои ведают семнадцатью горами, расположенными от горы Цянь до горы Чертополоха (Лай). «У их десяти духов человечьи лица и лошадиные туловища, у семи духов человечьи лица и туловища быков, по четыре ноги и одному плечу; при ходьбе они опираются на посох. Эти духи — летающие животные».
Поскольку число священных гор, располагающихся на территории Поднебесной, в «Каталоге» указано — их 5370, — можно представить, какое огромное количество мифозоев ведает одними только горами. А ведь свои духи-покровители, как правило негуманоидные, есть и у других географических объектов и даже понятий. Так, например, бог Востока имеет «птичье туловище и человеческое лицо» и ездит на двух драконах. А богом Севера назван некий «Обезьяний силач» — почему он носит такое прозвище, не вполне понятно, ибо у силача этого «человеческая голова, птичье туловище, в уши продеты две зеленые змеи, под ногами две зеленые змеи». Бог долины Утреннего света (являющийся по совместительству повелителем реки Хуанхэ и носящий имя Небесный У) «имеет вид животного желто-зеленого цвета с восемью головами, у каждой по человеческому лицу; с восемью ногами и восемью хвостами».
Среди мифозоев, связанных с географическими объектами, можно особо отметить бога Горы-Колокол по имени Освещающий Тьму, или Чжуинь (он же — Чжу-лун). Это огромный красный змей с человеческой головой и «длиной в тысячу ли». В Древнем Китае «ли» — это около 250 метров (в современном — примерно в два раза больше), следовательно, длина этого животного — около 250 километров. Змей этот ведает сменой дня и ночи: «Когда смотрит — наступает день, закрывает глаза — опускается ночь». Кроме того, про него сообщается, что он «не пьет, не ест, не дышит». Но, судя по всему, животное это все-таки иногда дышит, поскольку далее про него же говорится: «А если вздохнет — поднимется ветер».
Богаты мифозоями и воды Китая. Из рыб, которые обитают в реках Западных гор, можно отметить рыбу ю, «похожую на петуха, но с красными перьями (плавниками), тремя хвостами, шестью ногами и четырьмя головами» и голосом, напоминающим сорочий. Будучи съеденной, она помогает исцелиться от печали. У рыба хэло на одну голову приходятся целых десять туловищ, голос она имеет собачий и помогает излечивать чирьи. В Северных горах водится рыба чжи — у нее «туловище рыбы, а голова собаки»; она «кричит, как маленький ребенок» и исцеляет «от помрачения разума». В реке Цветочной во множестве обитают некие красные жу — похожие на рыбу, но с человеческим лицом; они кричат, как утки.
Во многих реках Китая водятся так называемые жэньюй — человеко-рыбы, которых переводчики на европейские языки почему-то иногда называют саламандрами. Впрочем, архимандрит Палладий, начальник Русской православной миссии в Пекине и создатель китайско-русского словаря, в девятнадцатом веке писал, что жэньюй — это морские животные величиной в фут, с четырьмя лапами и дыхательным отверстием на лбу; Палладий также сообщил, что, с точки зрения самих китайцев, жэньюй могут превращаться в прекрасных мужчин и женщин и склонять обычных людей к прелюбодеянию. Но несмотря на то, что существа эти были, вероятно, сходны с европейскими русалками, практичные китайцы использовали их жир для наполнения светильников.
* * *
Очень распространены в Китае самые невероятные пернатые. Согласно «Каталогу», в Южных горах водятся птицы цюй, «похожие на цаплю, но с белой головой, тремя лапами и человеческим лицом». В этом же регионе встречается юй, напоминающая сову, но имеющая «человечье лицо, четыре глаза, уши». Ее появление предвещает большую засуху. В Западных горах живут птицы, похожие на диких уток, но имеющие всего по одному глазу и одному крылу, — беднягам приходится летать, «поддерживая друг друга». У птицы сяо тоже один глаз, зато четыре крыла, и в дополнение имеется собачий хвост. У зеленой, в красную полосочку, птицы под названием бифан — только одна нога. Зато у птицы бэнь целых шесть ног — это нарядное существо, похожее на сороку, но с белым оперением и красным хвостом. Сколько ног, крыльев и глаз у птицы чи, «Каталог» умалчивает, но зато доподлинно известно, что у нее три туловища (впрочем, голова при этом только одна). Довольно много избыточных (с традиционной точки зрения) конструктивных элементов у птицы суаньюй — сама она похожа на змею, при этом обладает четырьмя крыльями, шестью глазами и тремя ногами. «В том городе, где ее увидят, испытают сильный страх». «Каталог» не разъясняет, пугаются ли люди самой птицы, или же она лишь знаменует собой грядущие страхи. Впрочем, упомянуты в «Каталоге» и пернатые, представляющие непосредственную опасность для человека. Среди них, например, цицяо — птица, «похожая на петуха, но с белой головой и ногами, как у мыши, когтями, как у тигра» — она «поедает людей».
Особый интерес представляет китайская разновидность феникса — фэнхуан. Птица эта, в отличие от описанных ранее перелетных фениксов, мигрирующих между Передней Азией или Индией и Египтом, размножается обычным образом — «Каталог» упоминает самцов и самок фениксов. Самосожжением фэнхуан не занимается, но, как и ее западный собрат, имеет отношение к стихии огня, считаясь его олицетворением. Кроме того, ее соотносят с югом и летом. Эта же птица, будучи одной из ипостасей божества ветра, в далекой древности исполняла обязанности посланца небесного императора Тянь-ди. Позднее на фениксах путешествовали по небу даосские святые. «Каталог» сообщает, что фэнхуан «похожа на петуха, пятицветная, с разводами». Разводы эти напоминают наиболее чтимые китайцами иероглифы: узор на голове читается какдэ (добродетель), на крыльях — и (справедливость), на спине — ли (благовоспитанность), на груди — жэнь (совершенство) и на животе — синь (честность). «Она ест и пьет, как обычная птица. Сама поет и сама танцует. Когда ее увидят, в Поднебесной наступят спокойствие и мир». Впрочем, увидеть замечательную птицу не так-то просто, и сам великий Желтый император Хуан-ди мечтал об этой чести.
Современный китайский исследователь Юань Кэ пишет: «Как говорится в книгах, даже сам Хуан-ди никогда не видел фениксов и очень хотел взглянуть на них. Он спросил сановника Тянь-лао, как выглядят фениксы. Тянь-лао, вероятно, тоже их никогда не видел и сказал Хуан-ди, что “спереди феникс напоминает лебедя, со спины он похож на единорога цилиня. У него шея змеи, хвост рыбы, окраска дракона, туловище черепахи, подбородок ласточки, петушиный клюв”». Позднее об этих замечательных пернатых мечтал Конфуций, живший в беспокойное время и с сожалением восклицавший: «А фениксы не появляются!» Впрочем, существовали в китайской мифологической географии и территории, где фениксы были не в диковинку и люди даже питались их яйцами. Такова, например, Долина Плодородия в Замо-рье Запада. Яйца фениксов очень крупные — «Каталог» сообщает, что люди «держат обеими руками каждое яйцо феникса, когда едят их».
На территории Китая, согласно «Каталогу», обитают фениксы «трех видов»: фэн, хуан и луань. Многие исследователи считают (с учетом и других источников), что фэн — это название самца, а хуан и луань — самок. Впрочем, все не так однозначно, поскольку «Каталог» говорит о «яйцах птицы-феникса фэн», и это наводит на мысль, что либо самцы фениксов несутся (но тогда они, в сущности, и есть самки), либо различия между фэн, хуан и луань сложнее, чем различия половые. Что же касается разницы между хуан и луань, авторы настоящей книги и вовсе отчаялись ее постигнуть. Во всяком случае, это не просто разные названия самок — в «Каталоге», в частности, сказано: «К западу… живут птицы фениксы фэн, хуан и луань. На головах и на ногах у них висят змеи, на груди тоже змеи красного цвета». При описании царства Плодородия «Каталог» сообщает, что там «птица феникс луань поет, а птица феникс хуан танцует».
Надо отметить, что фениксы вообще склонны к изящным искусствам, причем соблюдают строгое разделение жанров. В каждом из регионов Китая существует своя популяция фениксов, о которой, как правило, сообщается, кто именно здесь поет, а кто танцует. Так, например, на берегах реки Черной, в долине Дугуан, поют птицы луань, но танцуют уже птицы фэн. Интересно, что не только фэн, но и хуан, и луань, согласно «Каталогу», «носят доспехи и оружие», но с кем они воюют и воюют ли вообще — источник умалчивает.
Как феникс-фэнхуан считается главной среди китайских птиц, так и среди зверей главным является единорог — цилинь. Собственно, животных с одним-единственным рогом китайская традиция знает не так уж и мало. Среди них — обычный носорог, упомянутый в «Каталоге» и носящий имя си; экзотический жучжэн, похожий на красного барса, «но с пятью хвостами и одним рогом»; дундун, похожий на барана, но с одним рогом и одним глазом, расположенным за ухом; уже упоминавшийся нами конеподобный бо, предохраняющий от войны, — обладатель одного рога и тигриных когтей… Особо можно отметить животное под названием желтый Чэн, или чэнхуан, — оно напоминает лисицу, рог же свой носит на спине; «кто ездит на нем, живет тысячу лет». По своим внешним данным европейского единорога больше всего напоминает хуаньшу — он похож на коня и имеет один рог «с резьбой». Но все эти, по-своему замечательные, животные не обладают теми воистину уникальными свойствами, которыми наделен цилинь.
Цилинь — видовое название; самец редкостного мифозоя именуется ци, а самка — линь. Строение тела цилиня в разных источниках описывается по-разному, но, во всяком случае, он сочетает в себе черты разных животных. Традиционно у древних цилиней — тело оленя, шея волка, хвост быка и копыта коня. Масть бывает самая разнообразная: известны разноцветные, бурые, белые, темно-красные и зеленые цилини. Позднее стали известны цилини с телом льва и крыльями. Но классический китайский единорог крыльев не имеет, что, впрочем, не мешает ему летать. Да и просто передвигаясь по земле, цилинь практически парит над ней, так как он, будучи животным абсолютно мирным, не может позволить себе ни раздавить букашки, ни сломать травинки. Потому и рог у цилиня, в целях общественной безопасности, оканчивается мягким мясным наростом. Животное это издревле считалось воплощением гуманизма, а его единственный рог символизировал единовластие государя. Кроме того, цилинь, согласно народным верованиям, отраженным в лубочных картинках, приносил матерям младенцев мужского пола, выполняя роль европейского аиста.
Цилини были животными чрезвычайно редкими. Известно, что на них ездили некоторые бессмертные даосы, но простому народу они почти не показывались. К девственницам китайские единороги, в отличие от своих европейских собратьев, были равнодушны, но питали некоторое пристрастие к мудрым и гуманным правителям, в царствование которых иногда появлялись на людях. Кроме того, единорог мог явить себя народу в качестве предзнаменования особо значимых событий.
Китайские хроники, пестрящие сообщениями о драконах, о цилинях упоминают скупо. Согласно написанной в четвертом веке н.э. книге «Ши и цзи», незадолго до рождения Конфуция некий цилинь не только показался на людях, но и исторг изо рта пророческое письмо о грядущей судьбе династии Чжоу. Но книга эта была создана через тысячу лет после описываемых событий, современники же никакого единорога, предшествующего рождению мудреца, не наблюдали. Значительно более достоверными представляются сведения о единороге, который появился и был пойман уже при жизни Конфуция, в правление Ай-гуна, в 481 году до н.э. Об этом сообщают многие источники, в том числе и текст, приписываемый самому Учителю Куну. Возможно, это была первая поимка единорога, зафиксированная современниками. По крайней мере, крупнейший китайский историк Сыма Цянь, живший во втором — первом веках до н.э., пишет: «…От начала мира до поимки цилиня всего прошло три миллиона двести семьдесят шесть тысяч лет, делящихся на десять периодов, на протяжении которых всего прожило семьдесят тысяч шестьсот поколений». Что свидетельствует либо о том, что единороги в Китае были очень редки, либо о том, что в древности там слишком редко встречались мудрые и гуманные правители.
Впрочем, если появления первого цилиня китайцам пришлось ждать три с лишним миллиона лет, то второй, согласно тому же Сыма Цяню, был пойман через три с половиной века после первого, в 122 году до н.э., что знаменовало могущество правящей династии Хань.
Интересно, что в расположенном рядом Вьетнаме единороги, по-видимому, были меньшей редкостью. «Краткая история государства Вьет» сообщает, что в 1029 году «осенью, в 8-ю луну округ Хуаньчжоу преподнес королю двух единорогов».
Очень многие мифозои находили у китайцев какое-либо практическое применение: на них охотились, их использовали в магии, медицине, в кулинарии… Польза от одних была весьма ограниченна: мы уже упоминали животных, которые помогали излечивать чесотку или бороться со сном. Но были среди них и существа исключительной ценности. Юань Кэ пишет, например, о фыншэншоу — «звере, рожденном ветром». Это зеленое животное, напоминающее барса, но величиной с кошку, обитало в лесах возле Южного моря. Мозг фыншэншоу, смешанный с цветами хризантемы, славился как исключительное средство для достижения долголетия. Следовало регулярно принимать определенное количество этого снадобья в точно установленное время; общая доза для одного человека составляла десять цзиней (около пяти килограммов) — это давало возможность дожить до пятисот лет. Естественно, что на фыншэншоу активно охотились (Юань Кэ сообщает, что для этого использовали сети), но главная проблема состояла в том, что пойманного зверя было очень трудно убить. Нож его не брал, в огне он не горел — единственным средством были удары молотом по голове, но таких ударов надо было нанести несколько тысяч. И даже после этого мертвый фыншэншоу раскрывал пасть против ветра и ждал, чтобы ветер попал ему в рот, — достаточно было одного дуновения, чтобы животное мгновенно ожило. Охотнику следовало в этот момент заткнуть ему пасть пахучей травой чанпу, и только после этого он мог воспользоваться своей добычей.
Еще одно очень полезное животное, которое, судя по «Каталогу», можно было встретить едва ли не по всей территории Поднебесной, называлось шижоу, или дающий мясо. Сам «Каталог» не разъясняет, что же это за зверь, но подробное описание его, опираясь на другие источники, приводит Юань Кэ. Он пишет: «Шижоу часто упоминается в “Книге гор и морей”. Всегда, когда речь заходит о знаменитых горах и водах или о могилах известных правителей древности, рассказывается и об этом чудище. Что же это такое? Оказывается, это было живое существо, совершенно лишенное костей и конечностей, представлявшее собой только комок мяса, несколько напоминавший печень быка, но с парой маленьких глаз. Это странное существо люди считали самой прекрасной пищей, так как, согласно преданию, его мясо нельзя было съесть до конца; съешь кусок, а на этом месте вырастает новый, и шижоу приобретает прежнюю форму. Для великих предков, покоившихся в земле, оно служило вечно неистощающейся пищей…»
Юань Кэ сообщает, что подобные животные известны не только из «Каталога» и пищей они служили не только для усопших. Так, сохранились сведения о замечательной корове, жившей в области Юсе, — отрезанная от нее плоть нарастала в течение дня. Более того, срезание мяса с бедного животного было не актом варварства, а необходимостью — корова могла погибнуть, если эта процедура не повторялась по крайней мере раз в десять дней. Кстати, китайцы рассказывали, что не они одни занимались столь необычным видом мясного скотоводства. По Поднебесной ходили слухи о том, что среднеазиатские кочевники юэчжи разводили овец с необычайно толстым и длинным хвостом — эти хвосты можно было отрезать и употреблять в пищу, а на их месте отрастали новые.
Говоря о хозяйственном использовании мифозоев, нельзя не упомянуть мышь, обитавшую в пламени, которое некогда опоясывало горный хребет Куньлунь. Юань Кэ пишет: «В этом большом пламени жила мышь величиной поболее быка, а весом в тысячу цзиней (около 500 кг. — О. И.), и каждая шерстинка длиною в два чи (около 60 см. — О. И.) на ее шкуре была тонка, как шелковая нить. У этой мыши, жившей среди огня, тело было красное, а когда она выходила из пламени, то становилась белой, как снег. Как только она отделялась от огня, она немедленно обливала себя водой и умирала, и тогда ее шерсть стригли, пряли нить и ткали материю, а потом шили из нее одежду. Ее никогда не надо было стирать, а если она пачкалась, то нужно было бросить ее в огонь, и она становилась чистой, как новая…»
История мифических животных Китая теснейшим образом связана с «человеческой» историей, причем именно в Поднебесной провести границу между людьми и мифозоями, наверное, труднее, чем в любом другом регионе мира. По крайней мере, в древности люди, животные, мифозои, духи и боги не составляли разных групп, а рожали друг друга и превращались друг в друга, нимало не смущаясь биологическими различиями. Так, прародители китайцев, полубожественные Фу-си и его жена Нюй-ва, имели человеческие головы, но змеиные (или драконьи) туловища (иногда — нижние части туловищ). Причем сохранились сведения о том, что в самой седой древности у Фу-си был облик человеко-птицы. Позднее он приобрел змеиные черты и стал верховным владыкой Востока. У его ближайшего помощника, по имени Гоу-ман, было лицо человека и тело птицы, что не мешало ему носить белые одежды и летать на двух драконах сразу.
Основоположник китайской государственности, Желтый император, или Хуан-ди, имел, согласно преданию, лик дракона (или даже четыре таковых, поскольку не исключено, что у знаменитого императора было четыре головы или, по крайней мере, четыре глаза). Передвигался он на колеснице, запряженной слонами, управляла ею одноногая птица с человеческим лицом — бифан. Сопровождала колесницу шестерка драконов. Еще один, особо одаренный, дракон Ин-лун помогал императору в битвах. Кстати, некоторым тонкостям военного дела Желтого императора научило существо по имени Сюань-нюй, имевшее женскую голову и птичье тело. Среди противников, с которыми Хуан-ди довелось воевать, было племя потомков его единоутробного брата, Янь-ди. Возглавлял их некто Чи-ю. Юань Кэ пишет: «В древних книгах говорится: “У Чи-ю было восемьдесят один или семьдесят два брата, каждый из них был страшен и необычен, имел медную голову, железный лоб, звериное тело, коровьи копыта, четыре глаза и шесть рук, умел говорить по-человечьи”, рассказывают также, что на голове у Чи-ю рос крепкий и острый рог, а когда волосы за ушами вставали торчком, они напоминали мечи и трезубцы, некоторые считают, что у Чи-ю было восемь рук и восемь ног… Удивителен не только внешний вид Чи-ю, еще удивительнее то, чем он питался. Его обычной пищей были песок, камни и куски железа».
Необычный внешний облик и своеобразное окружение не помешали Хуан-ди считаться предком вполне реальных людей. Впрочем, имелись среди его потомков и родственников и явные мифозои. Так, внучатый племянник императора, бог Гунь, первоначально был гигантским китом, спина которого простиралась в море на много тысяч ли, но периодически превращался в столь же огромную птицу. Интересно, что дедом выдающегося кита считался некто Хань-лю, который, несмотря на свое божественное происхождение (а может быть, и благодаря ему), выглядел, по описанию Юань Кэ, следующим образом: «шея длинная, уши маленькие, лицо человека, но со свиным рылом, тело единорога — цилиня, обе ноги срослись вместе и напоминали копыта свиньи». Сын Хань-лю, Чжуань-сюй, был похож на своего отца, что не помешало ему унаследовать императорский трон и стать отцом многих диковинных существ, среди которых был и уже упоминавшийся Гунь. Из тела погибшего Гуня родился его сын Юй, имевший облик двурогого дракона и свершивший немало славных подвигов, — в частности, он сумел остановить страшное наводнение, проведя по территории Поднебесной множество каналов и исправив русла рек.
Помимо деятельности на ниве мелиорации, Юю довелось сразиться со множеством чудовищ и драконов. В качестве примера можно назвать девятиглавого змея Сянлю, который своими девятью головами «хватал пищу с девяти гор». Юань Кэ пишет: «Самым ужасным было то, что как только он чихал, появлялось большое озеро. Вода в нем была неприятной и горькой. Люди, выпившие эту воду, могли умереть, звери и птицы не могли жить поблизости. После усмирения потопа Юй, пользуясь своей чудесной силой, убил Сянлю. Народ был избавлен еще от одного зла. Из трупа огромного девятиглавого чудовища водопадом полилась вонючая кровь. Там, куда она попала, не могли расти злаки. Из чудовища вылилось еще много жидкости с таким неприятным запахом что поблизости нельзя было жить. Юй забросал воду землей. Он делал это три раза, но все три раза вода снова просачивалась. Тогда Юй решил оставить там озеро, но соорудил башню, чтобы придавить нечистую силу. Эта башня находилась на северном склоне горы Куньлунь».
Не вполне понятно, сохранил ли Юй свой драконий облик до конца дней, — во всяком случае, достоверно известно, что он по взаимной любви женился на девушке из Тушани. Есть основания думать, что к этому времени знаменитый герой был уже похож на человека, потому что, когда однажды ему довелось временно превратиться в медведя, жена его так испугалась, что обратилась в камень. Сыма Цянь уже во втором — первом веках до н.э. и вовсе отрицал драконью сущность Юя, уверяя, что параметры именно его тела были использованы для установления мер длины и веса. Историк также сообщал, что Юй «по суше… ездил в повозке, по воде передвигался на лодке, по грязным местам ходил в мокроступах, по горам ходил в обуви с шипами» — что совершенно нетипично для драконов… Но каков бы ни был истинный облик Юя, этот потомок Хуан-ди свершил немало полезных дел на службе у государя по имени Шунь, и тот сделал его своим преемником. Так была основана династия Ся, открывшая эпоху «Трех династий» — древнейшую историческую эпоху Китая.
Надо сказать, что превращению мифозоев в исторических персонажей немало способствовала конфуцианская традиция. Реалистически настроенный Учитель Кун и его преемники немало потрудились, перетолковывая древние мифы и обращая самых невероятных зверей в достаточно тривиальных правителей и их чиновников. Такова была, например, судьба замечательного животного цюнци. В Древнем Китае был известен зверь цюнци — сын мифического правителя Запада Шао-хао и потомок императора Хуан-ди. В «Каталоге гор и морей» сказано, что он «похож на тигра, но с крыльями» и что он «пожирает людей, начиная с головы», хотя, согласно тому же «Каталогу», существует и противоположная точка зрения: что цюнци пожирает людей, начиная с ног. Кроме того, другой раздел «Каталога» сообщает, что цюнци «похож на корову, но с иглами, как у ежа». Но каковы бы ни были традиции и внешний вид чудовища, его гастрономические пристрастия имели одну совершенно уникальную особенность: оно предпочитало честных людей. Юань Кэ, ссылаясь на древние источники, пишет о цюнци: «Услышав, что люди спорят между собой, он пожирает того, кто прав. У людей верных и честных он отгрызает носы, людям же, творящим зло и неправду, он приносит в дар убитых им зверей». Однако конфуцианские традиции взяли свое, и Сыма Цянь на рубеже второго и первого веков до н.э. так писал о звероподобном потомке правителя Запада: «В роду Шао-хао тоже был бесталанный потомок, который вредил честным, ненавидел преданных, ценил и умел приукрашивать дурные речи, за что в Поднебесной его прозвали “Цюн-ци” (“Странный”)».
Интересно, что цюнци был не единственным зверем Китая, который мог отличать честных людей от преступников. Известно, что у правителя Шуня (того самого, который впоследствии передал трон двурогому дракону Юю) служил замечательный судья Гао-яо, умевший без труда разрешить самое запутанное дело. Сам Гао-яо был скорее человеком (хотя и изображался с птичьим клювом и зеленым лицом либо с лошадиной мордой). Но отправлять правосудие ему помогал священный однорогий баран сечжай. Юань Кэ пишет: «У барана росла длинная синеватая шерсть, он был очень крупным и напоминал медведя. Летом он жил на берегу озера, а зимой — в сосновом лесу. Он был прямодушен и справедлив. Увидев ссорящихся, он бодал виноватого. Поэтому Гао-яо с лошадиной мордой и держал этого священного барана. Во время разбора дела Гао-яо достаточно было пригласить спорившие стороны во дворец и приказать барану бодать виноватого — и сразу становилось ясно, кто прав, кто виноват. Все это ускоряло и упрощало разбор дела».
Многие мифозои, водившиеся на территории Поднебесной, представляли опасность для людей, и китайцы по мере сил истребляли их. Особенно прославился на этом поприще знаменитый стрелок И — тот самый, который поразил своими стрелами девять из десяти солнц и спас землю от засухи. Одним из подвигов стрелка была победа над свирепым зверем по имени Яюй. Зверь этот когда-то был небесным божеством, но чем-то не угодил своим собратьям, и те задумали убить его. Заговор не удался, но опальному богу пришлось спуститься на землю и броситься в реку Жошуй, где он, согласно Юань Кэ, «превратился в странное животное с головой дракона, туловищем быка, лошадиными ногами и когтями тигра». Некоторое время он наводил ужас на окрестности, но в конце концов был уничтожен стрелком И. Правда, потомство Яюй, судя по всему, успел оставить — «Каталог» называет несколько местностей на территории Поднебесной, где обитает существо с тем же названием. Один из упомянутых «Каталогом» яюев похож на буйвола с красным туловищем и человеческим лицом, о другом известно, что он «драконоголовый», — все они пожирают людей.
Другим подвигом стрелка И был уничтожение чудовища, называемого цзочи, или «Зубы-лезвия». Комментатор эпохи Хань, Гао Ю, писал: «Зубы-лезвия — имя животного. Зубы у него длиной в три чи и похожи на острия. Опускаются ниже подбородка. Он держит дротик и щит». О том, что замечательный зверь пользовался щитом и дротиком, сообщает и «Каталог». Возможно именно этот, не вполне типичный для животных, факт и заставил Го Пу, писателя третьего — четвертого веков н.э., объявить цзочи человеком — правда, имеющим зубы «точно лезвия, длиной в 5 — 6 чи». В сегодняшнем Китае чи равен трети метра, раньше это значение варьировалось, но не слишком сильно. Так или иначе, существо, имеющее зубы по крайней мере в полтора метра длиной, трудно назвать человеком. Но кем бы ни был злосчастный цзочи, щит ему не помог, и он пал от руки великого стрелка.
На берегах реки Сюншуй стрелок И уничтожил свирепого цзюина — девятиглавого зверя, извергавшего из своих девяти пастей огонь и воду сразу. Возле Озера зеленого холма он убил гигантскую птицу дафын — взмахи ее крыльев поднимали ветер, опустошавший окрестности. Особо опасным противником стрелка оказался башэ, удав из озера Дун-тинху, — этот зверь опрокидывал плавающие по озеру лодки и пожирал рыбаков. Мог он поживиться и проходившим мимо слоном — башэ переваривал такую добычу три года, после чего выплевывал кости. Кости эти помогали от болей в сердце и животе, но все же вреда от гигантского удава было гораздо больше, чем пользы. Стрелок И отправился на охоту за зловредным змеем на лодке и едва не погиб от поднятых чудовищем волн. Он выпустил в башэ несколько стрел, но зверь был настолько живуч, что добивать его пришлось мечом. Останки чудовища вытащили из воды; позднее из них образовался холм, который и по сей день можно видеть на окраине города Юэян.
И наконец, последним подвигом стрелка И стало убийство громадного кабана, опустошавшего окрестности Тутового леса. Сам по себе кабан, конечно, не может быть признан в должной мере мифическим животным, но этот зверь, называемый фынли, не только портил посевы (что типично для любой свиньи), но и пожирал домашний скот и даже людей (что дает ему право появиться на страницах настоящей книги). Впрочем, злокозненный фынли недолго бесчинствовал на Центральной равнине — стрелок И ранил его и поймал живьем к радости окрестных жителей.
* * *
Одними из самых значимых животных китайской мифологии были драконы. При этом надо отметить, что распространены они были не так уж и широко. «Каталог гор и морей», например, перечисляя животных, реальных и мифических, обитающих в каждой местности, драконов упоминает достаточно редко, причем только водных, — о некоторых реках сообщается, что в них «много драконов». Гораздо чаще в «Каталоге» фигурируют духи, имеющие либо туловище, либо голову дракона. И конечно, здесь названы поименно некоторые особо выдающиеся драконы, сыгравшие важную роль в становлении китайской государственности и культуры. Роль эта была настолько велика, что драконы, несмотря на их ограниченное распространение в Поднебесной, стали поистине символом Китая. И если рассмотреть тех мифозоев, которые названы в мифах и исторических хрониках персонально, именно драконы, пожалуй, действительно являются самыми многочисленными.
О. М. Иванова-Казас, уделившая немало внимания изучению и сравнительному анализу различных видов драконов, отмечает, что азиатские драконы, в отличие от европейских, характеризуются по большей части мирным характером и полезностью для человека. Исследовательница отдельно рассматривает особенности китайских драконов, и авторы настоящей книги, не будучи биологами, предпочли достаточно надолго предоставить слово этому крупнейшему специалисту в области драконологии. О. М. Иванова-Казас пишет:
«У китайских драконов представлены разные морфологические типы, но наиболее типичной является ящерица с очень длинным змеевидным телом и четырьмя когтистыми лапами; ее самая интересная деталь — голова, которая похожа на голову какого-то фантастического зверя с разинутой клыкастой пастью, большими выпученными глазами, с раздутыми ноздрями или носом, похожим на пятачок свиньи, а иногда и с рогами; обычно на голове имеются также какие-то нитевидные придатки, как у “рыбы сом с большим усом”; такие же придатки, к тому же еще и разветвленные, бывают и на других частях тела; таким образом, это ящерица с головой неизвестного зверя. Крылья у китайских драконов бывают очень маленькие, так сказать, символические (но без перьев…).
Китайские драконы были обоеполыми животными. Самки откладывали на берегах рек яйца, похожие на крупные камни (иногда драгоценные). Эмбриональное развитие продолжалось несколько столетий. Вылупление из яиц молоди сопровождалось бурей с дождем и громом. Новорожденные драконы выглядели как маленькие змейки, еще не имеющие крыльев. Чешуя у них была мягкая и постепенно (в течение целого года) затвердевала. Рост драконов продолжался 1500 лет, потом 500 лет требовалось, чтобы у них развились рога, еще 1000 — для развития крыльев. Очень вероятно, что различия в строении разных китайских драконов имеют возрастной характер.
При всем своем могуществе китайские драконы боялись некоторых вещей — железа, пчелиного воска, тигров и даже сороконожек. Считая драконов священными животными, китайцы, однако, не стеснялись использовать части их тела, которые считались целебными, и изготовляли из них различные лекарства. Так, из растертых в порошок костей делали лекарства от желчных камней, паралича ног и болезней беременных женщин, из зубов — средства для лечения душевнобольных, а из мозга и печени — для лечения дизентерии. Слюна драконов употреблялась для изготовления красителей и духов, жир, который горел очень ярко, использовали в светильниках».
Многие китайские императоры имели своих ручных драконов, ко многим драконы являлись в качестве предзнаменований. Эта традиция шла из глубины веков: известно, что к прародителю всех китайцев и их первому властителю Фу-си вышел из вод Хуанхэ дракон, спина которого была украшена замечательными рисунками — эти рисунки стали основой для составления восьми триграмм.
Сыма Цянь описывает явление дракона Желтому императору и его двору: «Хуан-ди из меди, добытой на горе Шоу-шань, отлил треножник у подножия горы Цзиншань. Когда треножник был готов, появился дракон, который свесил усы вниз, чтобы поднять Хуан-ди. Хуан-ди взобрался на спину дракона, за ним поднялись и сели на спину дракона сановники и обитательницы женского дворца — всего более семидесяти человек, после чего дракон стал подниматься». Знаменательное событие не обошлось без конфуза — мелкие чиновники, которым не удалось взобраться на спину животного, стали хватать улетающего дракона за усы и оборвали их. Впрочем, это никак не испугало его сородичей, которые продолжали с завидной регулярностью являться к императорскому двору.
Был свой дракон и у упоминавшегося уже Юя, основателя династии Ся. Согласно некоторым, достаточно солидным, источникам, Юй и сам был в определенном смысле драконом. Но кроме того, он пользовался услугами ручного дракона Ин-луна, который прокладывал водоотводные русла во время мелиоративной деятельности Юя. Ему помогали его сородичи. Юань Кэ пишет: «Юй, борясь с наводнением, дошел до Горы шаманов — Ушань и до Тройного ущелья — Санься. Один из драконов, прокладывавших водные пути, ошибся, неправильно проложил русло и прорубил ущелье. Оно оказалось совершенно ненужным. Юй рассердился и на горном обрыве казнил бестолкового дракона в назидание другим. До настоящего времени в уезде Ушань сохранились названия Цокайся — “Неправильно проложенное ущелье” и Чжаньлунтай — “Терраса, где был казнен дракон”».
Но казнь дракона была в Китае все-таки редкостью — обычно к этим животным относились с почтением, а их появление считалось важным и, как правило, счастливым предзнаменованием. Очень часто цвет очередного дракона соответствовал той стихии, под покровительством которой находилась правящая династия. Сыма Цянь приводит слова своего предшественника, жившего при династии Цинь: «Хуан-ди пользовался покровительством стихии земли, при нем появились Желтый дракон и земляной червь. Дом Ся пользовался покровительством стихии дерева, тогда Синий дракон остановился в пригороде столицы, травы и деревья пышно расцвели… Ныне Цинь сменило Чжоу, наступило время стихии воды. В прошлом циньский Вэнь-гун, выехав на охоту, поймал Черного дракона, и это было знамением господства стихии воды».
Когда династию Цинь сменила династия Хань, один из чиновников, Гунсунь Чэнь, подал новому государю доклад, в котором предвещал появление Желтого дракона, знаменующего стихию земли. Чиновник рекомендовал заранее «изменить месяц начала года, сменить цвета казенной одежды и выше всего поставить желтый цвет». Проект не нашел поддержки при дворе, но очень скоро скептики были посрамлены: «Через три года (в 165 г. — прим. перев.) в Чэнцзи показался Желтый дракон». Дракон этот «не нанес вреда народу», из чего сделали вывод, что «год будет урожайным». А дальновидный Гунсунь Чэнь был назначен «на должность боши — ученого мужа, чтобы он вместе с остальными учеными составил проект изменения календаря, цвета придворной одежды и других дел».
Надо отметить, что появление дракона не всегда было хорошим предзнаменованием — известны и исключения. Буддистский монах и писатель шестого века Хуэй-цзяо в трактате «Жизнеописание достойных монахов» описывает печальный случай, когда показавшиеся народу драконы ввели Люй Цзюаня, правителя государства Поздняя Лян, в заблуждение, что и привело к его гибели.
«На втором году под девизом правления Сянь-нин (400 г. — прим. перев.) чья-то свинья принесла поросенка о трех головах, а из колодца, что в восточном предместье, вылетел дракон. Он опустился у императорского дворца и лежал там, извиваясь. На следующее утро он исчез. Правитель посчитал это хорошим предзнаменованием и назвал тот дворец Дворцом парящего дракона. Вскоре после этого через ворота Девяти дворцов вслед за солнцем поднялся ввысь черный дракон, и Люй Цзюань дал новое название тем воротам — “Ворота драконовой благости”».
Советник царя, Кумараджива, был выходцем из Индии и не испытывал к драконам того доверия, которое было типично для китайцев. Он предупредил Люй Цзюаня: «Эти таинственные драконы, вышедшие погулять, и бесовская свинья показались неспроста. Иногда зловещие драконы появляются и исчезают, а тот, кому доведется их видеть, не избежит страшной беды. Наверное, есть подлые люди, которые замышляют сменить государя. Нужно тебе умножать добродетели, чтобы соответствовать небесным установлениям». Но Люй Цзюань не внял словам мудрого индийца и жестоко поплатился за это — в результате дворцового заговора он погиб.
Встречались в Китае и совсем маленькие дракончики, которые, впрочем, обладали столь же замечательными свойствами, что и их крупные собратья. Сунский литератор Цай Тао описал события, связанные с одним таким дракончиком, явившим себя людям в начале двенадцатого века. В реке Хуайшуй сильно поднялась вода, в результате чего в устье впадавшей в нее Бяньхэ скопилось множество лодок. Однажды перед рассветом у кормы одной из лодок появилось маленькое существо, напоминавшее ящерицу. Жена кормчего не поняла, что ее почтил свои присутствием дракон, и оттолкнула животное веслом. Однако тот стал карабкаться в лодку, и тогда женщина ударила его факелом по голове. Такое обращение с драконом, пусть даже и напоминавшим маленькую ящерку, оказалось весьма неосмотрительным. «…Тут же разнесся ужасный раскат грома, и лодки, что были в устье Бяньхэ — казенные и частные, числом более семисот, — с силой наскочили друг на друга и разбились. Погибло несколько тысяч человек. При дворе опечалились известием об этом и повелели местным властям оказать помощь семьям погибших».
Однако дракончик и после этого не оставил попытки наладить контакт с людьми. Он явился налоговому эмиссару провинции в день, когда тот собирался отбыть в столицу. Вельможа испугался, но проявил себя гораздо лучшим знатоком драконьего нрава, чем пресловутая лодочница. Он возжег перед животным благовония и почтительно предложил ему вместе отправиться в столицу, дабы представить дракона императору. Дракон выразил свое согласие тем, что юркнул в шкатулку для благовоний, в каковой и был доставлен ко двору.
Император Хуэй-цзун (кстати, совмещавший государственную деятельность с искусством и бывший действительно замечательным художником, известным под именем Чжао Цзи) велел приготовить вино и фрукты, после чего дракончик вышел из шкатулки, взял в лапу золоченую чашу и отпил несколько глотков вина, чем вызвал изумление Сына Неба. По окончании церемонии император посадил животное в стеклянную коробочку, лично запечатал и повелел доставить в храм (который позднее получил название «Храм дракончика из Бяныпуя»). По-видимому, дракончик не счел такое обращение обидным и не воспринял это как покушение на собственную свободу, потому что никаких катаклизмов, подобных описанному выше, не произошло. Тем не менее, когда вечером коробку стали осматривать, выяснилось, что, несмотря на цельность печати, дракон исчез. А коробка с императорской печатью осталась в храме, дабы служить свидетельством чуда.
Сам же император Хуэй-цзун, вдохновившись личным знакомством с замечательным мифозоем, издал указ о даровании княжеских титулов (ван) пяти драконам Поднебесной: синему дракону — титул «Князь обширной гуманности», красному — «Князь чудесных милостей», желтому — «Князь непременных благодеяний», белому — «Князь справедливой помощи» и черному — «Князь божественных милостей».
* * *
Говоря о китайских драконах, следует сказать хотя бы несколько слов об их корейских и японских собратьях. Биологически они очень близки. О. М. Иванова-Казас пишет: «В Корее и Японии тоже были драконы, отличавшиеся от китайских только по числу пальцев на лапах: у китайских их было 5, у корейских — 4, а у японских — 3».
В Корее драконы встречались значительно чаще, чем в Китае. Причем если расцвет китайской популяции приходится на времена мифические и полумифические, то в Корее огромное количество драконов было зафиксировано во вполне историческое время. В двенадцатом веке н.э. Ким Бусик, первый министр и главный историограф корейского государства Коре, создал книгу «Исторические записи трех государств», в которой собрал сообщения хронистов — своих предшественников. Его текст пестрит совершенно обыденными сообщениями о драконах. Авторы настоящей книги приводят некоторые из этих сообщений (с указанием современной хронологии).
53 г. до н.э. «Весной, в первом месяце, в колодце Арен появился дракон, из правых ребер которого родилась девочка. Одна старая женщина, увидев это, удивилась и взяла ее к себе на воспитание, дав имя по названию колодца (Арен). Став взрослой, она отличалась огромными добродетелями…»
3 г. н.э. «Осенью, в девятом месяце, показывались два дракона в колодце города Кымсон, и внезапно разразился грозовой ливень, молния ударила по южным воротам города».
56 г. н.э. «Летом, в четвертом месяце, в колодце города Кымсон показался дракон, и через некоторое время с северо-запада налетел грозовой ливень. В пятом месяце буря вырвала деревья».
164 г. «Весной, во втором месяце, в столице показался дракон».
253 г. «Летом, в четвертом месяце, видели дракона в бассейне к востоку от дворца. К югу от Кымсона сама поднялась упавшая ива. С пятого месяца по седьмой не было дождя. Дождь пошел только после жертвоприношений на алтарях предков и духам знаменитых гор. Год выдался голодный, было множество воров и разбойников».
262 г. «Весной, в третьем месяце, показался дракон в бассейне, что к востоку от дворца. Осенью, в седьмом месяце, пожар, начавшийся в западных воротах Кымсона, уничтожил более трехсот домов горожан».
764 г. «Весной, в первом месяце, ичхан Манчжон назначен министром-сандэдыном, а ачхан Янсан — министром-сичжуном. В третьем месяце на юго-востоке появилась комета, а под горой Янсан показался дракон, но через некоторое время он улетел».
Японские источники о драконах сообщают реже. Тем не менее в Стране восходящего солнца драконы тоже были известны. «Нихон сёки», один из древнейших письменных памятников Японии, записанный в настоящем его виде в 720 году, но создававшийся в течение многих веков, повествует, в частности, о том, как с драконами боролся знаменитый бог Сусаново-но микото. Однажды Сусаново случилось спуститься с неба на землю, и он увидел старика и старуху, которые с плачем прощались с некой девицей. Бог поинтересовался причиной слез, и старец (который, кстати, тоже оказался божеством, но менее значительным) отвечал ему: «Эта девица — моя дочь. Зовут ее Куси-ина-да-пимэ. Раньше у меня было восемь дочерей, но ежегодно одну из них пожирал Ямата-но вороти, Великий Восьмиголовый-Восьмихвостый Змей. Теперь он собирается проглотить и эту девицу. Никак нельзя от него спастись. Вот потому я и горюю». Но Сусаново, судя по всему, хорошо знал привычки местных драконов. Он велел безутешным родителям «изготовить восемь раз перебродившее рисовое вино сакэ, сделать восемь подставок, поставить на каждую по бочке и налить доверху сакэ».
«И вот, наступил срок, и явился Великий Змей. И голов, и хвостов у него было по восемь. Глаза у него были красные, как плод акакагати, на спине у него росли сосны и кедры, длиной он был в восемь холмов и восемь долин. Вот добрался он до сакэ, опустил в каждую бочку по голове, стал пить, охмелел и уснул. Тут Сусаново-но микото вытащил меч десяти кулаков, что был у него за поясом, и стал рубить змея на кусочки. Когда же он дошел до хвоста, то на лезвии его меча появилась небольшая зазубрина. Вот, рассек он этот хвост, смотрит — а там меч лежит. Этот меч именуется Кусанаги-но туруги».
«Нихон сёки» сообщает и о других драконах, которых победил Сусаново-но микото. Однажды он спас роженицу, ребенка которой очередной змей намеревался проглотить. «Пришло время родить, и в самом деле явился к дверям Великий Змей, чтобы пожрать дитя. Сусаново-но микото рек ему повеление, сказав: “Ты ведь грозное божество. Мыслимо ли не поднести тебе угощения?” — так сказал и в каждую из змеиных глоток влил сакэ из восьми кувшинов. А змей выпил и заснул. Сусаново-но микото вынул меч и зарубил его».
Третий дракон был зарублен героическим богом по требованию родителей его невесты. Было известно, что «у этого Великого Змея на каждой из голов камни и сосны, в каждой из двух подмышек горы, он очень грозен». Но у бога была уже отработана методика борьбы с драконами: «Сусаново-но микото поразмыслил, потом изготовил отравленное сакэ и напоил змея. Змей выпил, охмелел и заснул. Взял тогда Сусаново-но микото свой меч… и стал рубить змею головы и брюхо».
Не исключено, конечно, что японские хронисты попросту передали три версии одного и того же события. Но можно предположить и то, что в далекой древности на территории будущей Страны восходящего солнца действительно часто встречались драконы, причем склонные к употреблению спиртных напитков. Впрочем, встречались здесь и драконы весьма добронравные. Об одном из таких животных рассказывается в сборнике «Японские легенды о чудесах», составленном на рубеже восьмого и девятого веков. Дабы восстановить репутацию японских драконов и показать, что они были склонны не только к пожиранию девиц, но и к добродетели, авторы настоящей книги взяли на себя смелость предложить вниманию читателей полный текст легенды «О монахе из храма Морского Дракона»:
«В храме Морского Дракона, что в округе Хэгури земли Ямато, жил-был один монах. Он всегда носил “Сутру лотоса” с собой и разъяснял ее. Каждый день он непременно выбирал одну главу, растолковывал ее и читал. Так множились его благодеяния не один год. И тут вдруг явился дракон. Привлеченный благородной проповедью, он приходил каждый день в сад, где собирались слушатели. Так внимал он “Сутре лотоса” три года кряду, не пропустив ни единого дня. Монах подружился с драконом. О дружбе той шла молва.
И случись тут сушь. Не выпало ни капли дождя, пять злаков погибали. О монахе донесли государю. Государь же повелел монаху явиться и толковать сутру, а дракону его слушать. Пусть, мол, монах передаст повеление дракону, и тогда выпадет дождь. Если же монах ослушается, пусть тогда немедля из Японии убирается.
Монах выслушал повеление и, исполненный грустных и печальных размышлений, вернулся в храм и рассказал обо всем дракону. Дракон отвечал: “Уж три года, как я слушаю “Сутру лотоса” и тем избежал многих злых дел, вкушая радость предстоящего воздаяния. Я хотел бы оставить свое мерзкое тело и переродиться человеком, дабы воздать Учителю по заслугам. А дождю я не хозяин. Засуха и другие напасти во власти небесного владыки Бонтэна. По его повелению дождь дождит и прекращается. Если же поднимусь и открою врата дождю, Бонтэн убьет меня. Но я принесу себя в жертву Закону Будды. И тогда три дня будет идти дождь. Ты же захорони мои останки и на том месте поставь храм. Тело мое разделится на четыре. Повсюду отстрой храмы — пусть повсюду будет земля Будды”. Сказав так, дракон расстался с монахом. Монах же доложил обо всем государю.
В назначенный срок засверкали молнии и хлынул ливень. Три дня и три ночи, не зная отдыха, лился он. Вода наполнила мир, и пять злаков уродились на славу. Государь возрадовался и повелел монаху читать “Сутру лотоса”.
Исполняя волю дракона, монах воздвиг храм Морского Дракона. Кроме него построил еще три храма — Врат Дракона, Небесного Дракона и Владыки Дракона. Монах же всю жизнь свою читал “Сутру лотоса”. И столько чудес совершил, что обо всех и не расскажешь».
Помимо драконов, в Стране восходящего солнца издавна водились и другие мифозои. Многие из них мигрировали сюда из Китая, и хотя они получили на новой родине новые имена, но описание их совпадает с тем, которое приводит китайский «Каталог гор и морей». Однако в Японии описаны и эндемичные мифозои. Среди них можно отметить, например, каппу, встречающегося в реках и представляющего немалую опасность для людей. Это некрупное, до одного метра длиной, существо с кожей, как у лягушки, головой, покрытой короткой шерстью, утиным клювом и пальцами, соединенными плавательными перепонками. У некоторых видов замечен панцирь, напоминающий черепаший. Каппа имеет свойства хамелеона — его кожа принимает цвет поверхности, на которой он находится. У каппы клейкое тело и неприятный запах; по этим признакам, а также по особой гибкости конечностей каппу можно опознать в тех случаях, когда он принимает людской облик, — это случается нередко, ибо злокозненный каппа, притворясь человеком, затаскивает людей и лошадей в воду и там пьет их кровь.
Интересной особенностью каппы, отличающей его как от других мифозоев, так и от обычных животных, является углубление в форме овального блюдца на макушке. В «блюдце» этом всегда должна находиться вода, в противном случае каппа быстро слабеет и даже может умереть. Именно это свойство, в сочетании с природной вежливостью каппы, используют охотники. Если каппе оказать какую-либо услугу, он склоняется в низком поклоне, вода из «блюдца» выливается, после чего ослабевшего каппу можно брать голыми руками и приручать. В древности японские рыбаки использовали ручных капп для загона рыбы в сети. Сегодня этот метод не используется, — возможно, это связано с тем, что популяция капп катастрофически сократилась. Последний подтвержденный свидетелями случай поимки каппы отмечен в городе Мито в префектуре Тиба в 1801 году.