Автор уверен, что в мифические времена хватало благополучных семей, где супруги жили в мире и согласии — не заводили интрижки на стороне, не скандалили с применением сковородок в качестве боевого оружия и уж точно не устраивали друг другу смертельные ловушки. Но фиксировать взаимоотношения в таких семьях мифотворцам — как и перенявшим от них методы работы современным журналистам — было не интересно. Поэтому в легендах и мифах счастливых семейных историй мало. Другое дело — семьи неблагополучные, где жена или муж, а то и оба, каждый по своему, пускаются во все тяжкие. Тут сочинителям всегда есть где разгуляться. И поэтому не надо удивляться, что мифические супруги напропалую изменяют друг другу с людьми, духами, животными, растениями и вообще со всем, что движется и не движется, и даже с тем, что не имеет четкой материальной формы.

Беспорядочную половую жизнь вел Зевс. Совершенно непонятно, когда — при таком либидо — он успевал исполнять обязанности демиурга. Только если взять собственно древнегреческую мифологию, исключив все то, что выросло на ее почве, он является отцом порядка трех десятков божеств, почти шестидесяти героев и множества существ, которых ради удобства считают группами, — богинь веселья харит, покровительниц искусств муз, богинь судьбы мойр, богинь мести эриний, рогатых кентавров керастов, демонов куретов и прочих. Нет ничего удивительного в том, что законная супруга Гера устраивала Зевсу сцены ревности и пыталась сжить со света его любовниц и незаконнорожденных детей. До слез жалко соблазненную Зевсом бедняжку Но, которую Гера превратила в бессловесную корову, а затем еще и создала чудовищного овода — с той лишь целью, чтобы он повсюду преследовал несчастную и беспрестанно жалил ее. Лишь обогнув Средиземное море и добежав до Египта, Но освободилась от преследования и приняла человеческий облик.

Или возьмем всем известную Афродиту. Греческая богиня любви только и делала, что наставляла рога мужу своему Гефесту, не брезгуя и весьма уродливыми персонажами; впрочем, и красавца Адониса она мимо себя не пропустила. Чего только стоит миф о том, как Гефест подстерег ее в постели с богом войны Аресом и, опутав их голых тончайшей золотой сетью, пригласил поглядеть на эту порнографию прочих греческих богов. Явились, правда, только боги мужского пола; они отчаянно повеселились, тыча пальцами в беспомощных любовников. Богини же — отдадим им должное — из солидарности с Афродитой остались по домам; видимо, они представили себя на ее месте.

Сдал Гефесту Афродиту бог солнца Гелиос, который, пролетая по небу, увидел, как она развратничает. За это Афродита внушила его дочери Пасифае противоестественную страсть к быку. И тут начинается еще один сюжет — может быть, самый яркий в греческой мифологии, если иметь в виду супружескую измену. Ведь Пасифая жила не сама по себе — она была женой критского царя Миноса. Этот Минос, к слову, сам был не без греха: он волочился за каждой юбкой и так допек этим Пасифаю, что она наслала на него страшную напасть: Минос стал испускать при совокуплении вместо спермы змей, скорпионов и сколопендр, что, как можно понять, очень нервировало барышень, с которыми он имел дело. К счастью, одна из его любовниц, Прокрида, додумалась вставить в тело женщины мочевой пузырь, куда Минос и изверг всех проживающих в нем тварей.

В общем, у Пасифаи и без Афродиты имелся повод отомстить Миносу, но чтобы с быком?! Однако любовь — к тому же внушенная богиней любви! — зла... Не оправдывая критскую царицу, заметим: бык, восхитительный белый бугай, был красавец. Это, собственно, спасло ему жизнь и сделало возможной месть Афродиты — первоначально белого быка предназначали в жертву Посейдону, но Минос не счел возможным убивать такую красоту. Бугай, кстати, вовсе не горел желанием совокупляться с Пасифаей и вовлечен был в адюльтер обманом. Мастер Дедал (тот самый, изобретатель крыльев) изготовил полую деревянную корову на колесном ходу и обшил ее свежесодранной шкурой, Паси-фая залезла внутрь, после чего корову прикатили на пастбище и продемонстрировали быку в наиболее выгодном ракурсе. Бык не устоял и покрыл ее, не зная, что, в сущности, покрывает Пасифаю. Результатом этого совокупления стало рождение получеловека-полубыка Минотавра, которого поместили в лабиринт, тоже, между прочим, построенный Дедалом... Бедняга — в конце концов, он не был виноват, что родился таким, — бегал по лабиринту и кормился преступниками, которых ему бросали сердобольные критяне, а каждые восемь (по иному счету — девять) лет ему привозили из Афин десерт — чистых телом и душой семерых юношей и семерых девушек, и тогда уж он отрывался по полной. А началось все с невинной интрижки любвеобильной Афродиты...

Тут хочется привести еще две истории, которые не имеют никакого отношения к теме адюльтера, однако показывают, сколь похоже мыслят мифотворцы народов, у которых, казалось бы, нет и не может быть ничего общего. Мало кто знает, что у Минотавра греческого был монгольский собрат по несчастью, с точно таким же, как у него обликом, то есть окажись они рядом — их могли бы спутать. Звали монгольского минотавра Амцагааном. Рожден был Амцага-ан коровой от мужчины, который, как сказано в монгольском варианте индийских «Двадцати пяти рассказов веталы», случился с ней по уважительной причине — у него не было быка, а приплода хотелось. Вторая история имеет прямое отношение к Дедалу. Опоссум, трикстер из мифа шуаров, отправился к любовнице на крыльях, скрепленных воском, но воск растопился на солнце, и Опоссум упал на камни...

Справедливости ради заметим, что древнегреческие мифы, затрагивающие семейную тему, — даже с жестокими эпизодами и трагическими сюжетами — не вызывают ощущения безнадеги. Совсем не то мифы индейских народов. Гуахиро рассказывают, как замужняя женщина увидела человека с пенисом, обернутым вокруг пояса, и упросила — именно упросила! — его сойтись с ней. Что важно, муж в это время сидел с младенцем. Соитие превзошло все ожидания женщины, но, когда она, пошатываясь, возвращалась домой, навстречу вышел супруг с тесаком в руках, перед этим уже успевший пристрелить из лука ее любовника. Оказывается, любострастную жену разоблачила шаманка. Муж отволок ее на то место, где она ему изменила, разрубил, соблюдя точную симметрию, пополам и навсегда покинул родные пенаты, даже не вспомнив о брошенном дома ребенке.

Еще жестче разворачивается похожий сюжет у варрау: муж, небеспочвенно подозревая жену в связи на стороне, отхватывает ей голову, тело жарит на костре и приглашает на обед шурина. Примерно то же у карихона, но со своими подробностями: герой мифа режет изменщицу на куски, которые коптит, складывает в корзину и тащит в деревню, ставит корзину посреди площади и оплевывает ее по кругу.

И это не единственный миф на тему женской измены у карихона. Культурный герой Куваи собственноручно вырезал из дерева «благоуханную» женщину и хвостом, отрезанным у обезьяны, проделал ей половую щель. Казалось бы, эта особа будет по гроб жизни сохранять благодарность мужу за сам факт своего существования, однако уже на празднике, устроенном в честь ее появления на свет, она влюбилась в вождя стервятников. Куваи, правда, этому вождю перья повыщипывал и вернул «благоуханную» к семейному очагу. Но развратная жена, к своему несчастью, не успокоилась. Сначала она связалась с селезнем, потом с водным монстром по имени Канакананьи, гармонично сочетавшим в своем облике черты крокодила и анаконды. Адюльтер жены с этим симпатягой доконал Куваи. Первым делом он расправился с Канакананьи, наслав на него двух черных оводов (как, однако, похож арсенал небожителей!), которые покусали монстра за тестикулы, и он приказал долго жить.

Затем Куваи отхватил у покойника член, щедро сдобрил его перцем и солью, завернул в листья и накормил жену, а на десерт угостил ее дубиной по голове, отчего она отправилась вслед за любовником. Сброшенный в воду труп «благоуханной» превратился в дельфина.

Не следует удивляться большому числу животных среди любовников и любовниц. Ведь и люди в начале мифического времени не могли похвалиться полностью человеческой внешностью — одни были покрыты перьями, у других имелись хвосты, третьи не имели ни рук, ни ног... Не столь далеко ушедшие от братьев наших меньших, они без всякой брезгливости вступали в связь со всяким зверьем. Правда, тут надо сказать, что мужчины все-таки предпочитали в качестве любовниц женщин, тогда как сами женщины придерживались весьма демократичного взгляда на секс. Большой популярностью в качестве любовников пользовались всевозможные змеи, а самыми выдающимися ловеласами следует признать анаконд. Некоторые из них, кстати, являлись на свидание в человеческом облике — например, в мифе индейцев сиона анаконда выходит к любовнице из воды в виде обнаженного мужчины с украшением из перьев на голове.

Второе место после змей по праву принадлежит всякого рода червям. Оямпи рассказывают о нахальном земляном черве, который грешил с женщиной в присутствии ее мужа, заползая в вагину сквозь циновку, на которой она сидела. Обычны среди любовников крокодилы, выдры, кони, медведи, волки, собаки, тапиры, ягуары, олени, броненосцы, вороны, ленивцы, тюлени, всякие рыбы... — в этот список можно без боязни ошибиться включить едва ли не каждого бегающего, ползающего, летающего и плавающего.

Но есть и любовники экзотические: например, в мифе ияков с двумя сестрами сожительствует (не спрашивайте как!) голова кита, в мифе тшукаррамаэ замужнюю женщину соблазняет гусеница, супруга индейца тариана изменяет ему с пираньей и, уже беременная пираньями, изменяет еще раз — с деверем, который тут же наказывается превращением в каймана, а ей хоть бы хны. Юпа рассказывают историю о том, как муж застал жену с мордой муравьеда в вагине. Не позавидуешь детям, рождавшимся в результате таких отношений. Развратная жена индейца такана, например, родила от любовника-червя ребенка с человеческой головой, но с двумя ртами (второй на затылке) и с телом точь-в-точь, как у папаши. Впрочем, участь любовников — особенно в мифах индейцев — в большинстве своем тоже незавидна.

Заставить жену-изменницу хитростью или силой съесть пенис своего сожителя входило, судя по всему, в обязательную программу едва ли не каждого индейского рогоносца. Менялись любовники, обстоятельства измены и способы приготовления ритуального блюда, но в кульминации мифа обманутый муж, как правило, превращался в повара: полакомься, дескать, милая женушка...

Иногда это было последней трапезой женщины. Цоцили рассказывают о том, как муж скормил сластолюбивой жене пенис любовника под видом мяса агути, и она от такого угощения испытала сильную жажду — пила, пила воду и лопнула. Тот же конец — смерть от неутолимой жажды — ждал развратных жен в мифах канхобалей, кекчи, киче, чорти и какчикелей. Родственные им цутухили уточняют рецептуру: пенис в ходе готовки, дабы жена выпила как можно больше воды и лопнула наверняка, следует щедро посыпать перцем. А цельтали предлагают еще и заворачивать пенис в торти-лью — тогда жена не сразу почувствует остроту, съест все без остатка, обопьется и, взорвавшись, произведет максимум брызг. Лиллуэты рекомендуют варить пенис, если любовник молод, вместе с олениной: кушанье получится, с одной стороны, чрезвычайно привлекательное для женщины, а с другой — убийственное. У такана свой рецепт для неверных жен: гениталии любовника следует мелко нарубить, поперчить и жарить, перемешав со свининой. Кашинауа в этом рецепте свинину заменяют мясом тапира. В мифе мехинаку муж-рогоносец фарширует пенисом рыбу. Жена уплела предложенное яство с аппетитом, и тут у нее вывалился и стал расти язык — может быть, как намек на то, что именно языком она грешила больше всего; при соприкосновении языка с землей женщина вскрикнула и умерла — наверное, от ужаса.

Кстати, у мехинаку — в другом мифе — убитого любовни-ка-каймана хоронят, ничего ему не отсекая, и из его пениса произрастает дерево пекуи. Этот кайман, словно копируя каймана каражей, переспал с каждой из живших в ту эпоху женщин мехинаку. Мужья, подстрелили его в ходе операции, по масштабам напоминающей войсковую. Они, конечно, накостыляли распутным женам, но каймана не могли не уважать как мужчины мужчину и позволили похоронить его со всеми ритуальными почестями. Но такое отношение к тому, кто покусился на семейные узы, не самое частое явление.

Полную сатисфакцию обманутые мужья — это обязательная составляющая сюжета с поеданием пениса — испытывают в тот момент, когда сообщают жене, что именно только что ей скормили. Но смертью непотребная жена наказывается далеко не всегда: у меномини и месквоков, например, наказание ограничивается тем, что отрезанный пенис любовника привязывается у первых — к ее волосам, а у вторых — к поясу. Справедливости ради надо сказать, что в мифе месквоков развратница в конце концов все равно погибает, но не в результате кулинарных изысков мужа, а от руки брата, не вынесшего созерцания пениса в прическе сестры.

С другой стороны, изменщицы в некоторых мифах караются исключительно моральными мучениями. Вероятно, подразумевается, что при сообщении, какое блюдо они употребили, у них проснется совесть и жизнь им станет не в радость. Так обстоит дело у томпсон, барасана, оджибве, шуаров, яминауа, пипилей.

Но совесть просыпалась не у всех. Например, шуарка ограничилась сетованием, что кушанье было чересчур горячим и она обожгла рот и горло, барасанская девушка бесхитростно очистила желудок, а пипильская старуха (а она-то куда, старая вешалка?!), когда узнала, что вкусила зажаренный пенис своего любовника-великана, всего-то и сподобилась на замечание, что мясо слишком жесткое — так, мол, можно и последние зубы потерять... Практично поступила селькнамка, которая сама попросила приготовить ей на обед гениталии убитого любовника — морского льва, дабы попользоваться ими напоследок хотя бы в такой форме. И уж совсем неожиданной была реакция двух жен индейцев цецаут — услышав, что съели, они с дубинами погнались за мужьями, и тех спасла только помощь рогатого медведя.

Ожиданиям моралистов в полной мере просоответство-вали, пожалуй, только три женских персонажа — кабияра, тенетехара и хайда. Все три бросились в воду с намерением утопиться, но по магическим причинам не утонули. Женщина кабияра, скушавшая пенис человека-рыбы, приняв его за креветку, сделалась неким водным животным, тенетехар-ская неверная жена, съевшая жаркое из детородных органов любовника-тапира, превратилась в рыбу, а ее подруга по несчастью из мифа хайда — ей пенис сожителя-косатки был подан в печеном виде — стала прибрежной скалой. Немногочисленные хайда, еще оставшиеся на земле, кстати, верят, что эта история несет выдающийся воспитательный заряд — якобы женщины их племени, зная, что стало с их прародительницей, вообще не изменяют мужьям. Но почему-то думается, что с особенной страстью эту идею пропагандируют именно женщины...

Что же до любовников, то кара настигает их часто, но иногда им все же удается остаться в живых. Так, лишенный пениса косатка отпускается мужем на все четыре стороны — плыви куда хочешь. При этом сам факт лишения косатки столь оберегаемого мужчинами органа преподносится мифом как бы между прочим, — вероятно, этим подчеркивается, что прегрешение столь велико, что косатку просто нельзя не лишить инструмента, которым он грешил.

Примерно так же, без особых усилий, — в назидание всем прочим — наказываются и многие другие персонажи, посягнувшие на чужих жен. В мифах оджибве и меномини муж, прознав, что жена совокупляется с любовником через дырку в стене вигвама, просто дождался, пока тот просунет член в вигвам — и чик его ножичком! У лиллуэтов ситуация разрешается еще проще: муж ложится на место жены и дожидается, пока юноша заключит его в свои объятия, а потом опять взмах ножа в темноте — и можно браться за поваренную книгу. Верх ловкости демонстрирует муж-рогоносец в мифе яминауа, хотя ему и положено — он полубелка-по-лучеловек. Этот персонаж, застав одну из своих жен с неким юношей, перекусывает веревку гамака, в котором они расположились, и пока любовники падают на землю, успевает — в прыжке! — откусить любовнику самое дорогое...

Да не покажется читателю удивительным, но в этом смысле мало чем от индейских историй отличается французское фаблио о некоем рыцаре, соблазнившем двенадцать замужних женщин. Мужья-рогоносцы его подстерегли, убили и расчленили, а из гениталий приготовили жаркое, которым накормили своих жен (в скобках заметим: каковы же были рыцарские гениталии, коль скоро хватило всем двенадцати!). Жены жаркое уплели, но позже, узнав, что ели, навсегда отказались от пищи и умерли голодной смертью...

На этом, пожалуй, хватит об отрезанных, отгрызенных, оторванных членах. В конце концов, это не единственное наказание в мифах, повествующих о супружеской измене. Ведь можно без затей порубать жену и любовника на мелкие части, как сделал со своей благоверной и ее хахалем челове-ком-крабом персонаж мифа айнов. А можно проявить изобретательность и придумать что-то оригинальное. Например, гренландский эскимос, убедившись в измене супруги, наслал на нее червей, и они ее сожрали заживо. Индеец арапахо отрезал неверной жене голову и сварил из нее суп. У индейцев апинайе половые органы участников адюльтера подвергаются укусам сначала скорпиона, а потом роя злобных ос. У тех же лиллуэтов есть миф, в котором муж сажает изменщицу на острую верхушку дерева, как на кол.

Меланезиец с островов Нифилоли прибег к магии, а именно: привязал топор к ручке двери, из-за чего его жена и ее любовник, совокупившись, не смогли рассоединить-ся. Затем муж хладнокровно выстрелил в них по очереди из лука, убедился, что оба мертвы, и только после этого отвязал топор.

Шаман журуна, имевший на затылке дополнительную пару глаз, увидел, как за его спиной жена уселась верхом на любовника. Он произнес заклинание, и наездница прилипла к своему скакуну. Понимая, что сейчас последует кара, она изловчилась, оттолкнулась ногами и прыгнула в реку, увлекая за собой обезумевшего от ужаса любовника; в воде, они наконец смогли расцепиться, но только когда превратились в дельфинов. Тем же способом, но без применения второй пары глаз, топора и дверной ручки, а одной лишь силою мысли наказал развратную жену и ее сожителя юкагирский шаман. Они словно примерзли друг к другу и в таком положении погибли от голода. Причем сила шаманской мысли была столь велика, что подействовала уже после смерти самого шамана.

Любопытен миф тукуна, выворачивающий сюжет с изменой наизнанку. Он повествует о женщине без моральных устоев, которая, однако, думала ограничиться лишь демонстрацией готовности изменить мужу и удовлетворить не похоть, а свою корысть, но была наказана как раз совокуплением. Как-то в лесу она повстречала демона ба, который шел нагруженный разными плодами. Увидев женщину, ба предложил ей отдаться ему в обмен на фрукты. Привлекательного в демоне было немного, но женщина приметила у него отсутствие полового члена, а значит, решила она, все сведется к тому, что он потискает ее, потрогает за разные места, но формальной измены не случится. Таким образом, корзина фруктов перевесила в ее сознании угрызения совести, если о таковых вообще стоит вести речь. Демон раскрыл объятия, и они упали под раскидистый куст. В то же мгновения у ба прямо из ровного места внизу живота начал расти пенис и вырос такой огромный, что в результате совокупления женщина умерла на месте. Что характерно: ее муж, узнав о происшедшем, приложил массу усилий, чтобы отомстить демону за сексуальный терроризм, и в конце концов его убил, заставив растечься подобно латексу. А затем он нашел кости жены, оживил ее, и стали они жить дальше в полном согласии. Эта история — лишнее свидетельство, во-первых, тому, что любовь зла, а во-вторых, что она творит чудеса.

В мифе чукчей мы находим эпизод, который восходит к шекспировскому «Гамлету», или, наоборот — кто знает? — это сцена из «Гамлета» восходит к чукотскому народному творчеству. И обратим внимание: в этом эпизоде речь идет не об измене и наказании жены, а об измене и наказании ветреного мужа, который, прижив с женой пятерых детей, отправился «к далекому берегу», где прельстился юной красавицей с поэтичным именем Горное Эхо. Жена выследила любовников, втерлась в доверие к Горному Эху, усыпила ее и влила ей, спящей, в ухо кипящий отвар, а затем еще и поиздевалась над трупом, поставив его так, будто красавица скребет шкуру и улыбается. Муж понял, чьих это рук дело, и решил убить жену, но не тут-то было: когда он явился в свой бывший дом, она превратилась в медведицу и разорвала его в клочья. С разъяренными женщинами и не такое случается!

Мифическая чукча не одинока в своей реакции: этот сюжет (или похожие на него) распространен у северных народов. Алеуты дополняют его такой подробностью: муж, собираясь бросить жену, притворяется умершим и дает себя похоронить, но вскоре жена обнаруживает, что могила пуста. После этого две новые жены хитрого алеута гибнут в котле с кипящей похлебкой, а его самого бывшая супруга съедает вместе с байдарой, в которой он отбыл на новое местожительство.

Инупиаты, юпик, чугач и другие эскимосы приписывают пошедшему налево мужу, кроме всего прочего, еще и корыстные мотивы. Утверждается, что прежде, чем притвориться умершим, он пожелал, чтобы в могилу вместе с ним положили все его имущество, а также надежное плавсредство, оружие и побольше еды, и жена исполнила эту последнюю просьбу, дабы любимый мужчина ни в чем не нуждался на том свете. Немудрено, что, узнав, как все обстоит на самом деле, она мужа убила, а полюбовниц его жестоким образом извела: в одном случае насоветовав выпить кипятка, дабы сделаться красивыми, в другом — утопив в расплавленном жире, в третьем — превратив их в натуральный фарш.

На этом фоне женщина из мифа пареси по имени Оки-ро, проявившая чрезвычайную широту взглядов, кажется выдающейся гуманисткой. Оба ее мужа, безобразный Ауло-менар и красавец Тоберар, изменили ей по очереди с Уткой, женой индейца Зимородка, обладающего большими магическими способностями. Ауломенар, посыпав пенис золой и продемонстрировав его Зимородку, сумел мага обмануть: дескать, эта грязь, наслоившаяся за годы воздержания, — и, следовательно, он с Уткой ни-ни... Зимородок по доброте душевной сделал его красавцем. А прекрасный Тоберар счел ниже своего достоинства идти на такие ухищрения и был награжден всякими уродствами. После этого он пострадал еше раз — от обманутой жены, которая, впрочем, не отравила его, не утопила в кипятке и не отхватила ему в исступлении орудие греха, а всего лишь послала куда подальше — и то не за измену, а за бессмысленную гордыню. Ауломенару же Окиро не сказала ни слова, а об Утке и вовсе не вспомнила, оставив разбираться с ней Зимородку, который, кстати, тоже повел себя не в индейских традициях: не стал устраивать охоту за гениталиями жениных любовников, а самой Утке прочитал нотацию о вреде половых связей на стороне и более к ее похождениям не возвращался.

Недалеко ушел от него Яве, культурный герой индейцев рамкокамекра. Как-то, когда Яве заболел, его жена завела любовника. С горя Яве превратился в голубя, и любовник не застрелил его только потому, что в нужный момент под рукой у него не оказалось лука. После этого любой другой культурный (и тем более некультурный) герой порешил бы наглеца, но Яве, чистая душа, дождался, пока жена и любовник приступят к очередному совокуплению, превратился в муравья и укусил обоих за гениталии. Оно, конечно, неприятно, но как-то, согласитесь, больше похоже не на наказание, а на укор: «Что же это вы так, ребята, ведете себя нехорошо?..»

И чуть ли не святым выглядит персонаж мифа шипая, которому любовники жены отрубили руки и ноги, чтобы он не мешал им развратничать, а он, когда хозяин леса вернул ему конечности, всего-то и сделал, что прогнал жену-пре-любодейку и женился на другой. Никак не наказал и даже не удостоил вниманием любовника жены — птицу тукана из отряда дятлообразных, имеющую гигантский желтый клюв, который у отдельных особей достигает половины тела, — и персонаж мифа тарума. С женой, однако, он обошелся жестоко, отдав ее на съедение ягуару.

Тут надо заметить, что наказание обычно никак не связано с поведением и личностями участников адюльтера. Порочного хама миф может пожурить, а случайно согрешившего скромнягу покарать на всю катушку, по всей строгости мифического времени. В этом смысле выгодно отличаются от других мифы хопи и уичолей. И у тех, и у других наказание для любителей чужих жен и мужей осуществляется в загробном мире; при этом — что особенно важно — оно для всех, невзирая на чины звания, одинаковое. Грешницы всюду таскают корзины или связки с пенисами своих любовников, а грешники соответственно корзины с вуль-вами. У самых отъявленных распутниц пенисы свисают со лба, а у прелюбодеев на лбу причмокивают половые губы...

Как они, наверное, завидуют тробрианцам, у которых на том свете все по-другому! Умерших встречает местный властитель Топилета; он совокупляется с каждой прибывшей женщиной, а его дочь — с каждым мужчиной. Затем покойнику дают понюхать траву, он забывает свою жизнь и вливается в бесконечную сексуальную оргию...