Глава седьмая

В течение некоторого времени пророк поверял свои откровения только домашним. Одним из первых, кто открыто объявил себя последователем Мухаммеда, был Зайд, его слуга-араб из племени калб. Этот юноша был в детстве взят в плен шайкой вооруженных курайшитов и затем перешел в собственность Мухаммеда. Через несколько лет отец Зайда, услыхав, что он в Мекке, отправился туда и предложил выкупить его за значительную сумму денег. «Если он предпочтет отправиться с тобой, — сказал Мухаммед, — то пусть идет без выкупа, если же он сочтет лучшим остаться со мной, то как же мне не согласиться на это?» Зайд предпочел остаться на том основании, что к нему относятся не как к рабу, а, скорее, как к сыну. После этого Мухаммед усыновил его. Обратившись в новую веру, Зайд получил полную свободу, однако остался при Мухаммеде преданным слугой. Из дальнейшего рассказа мы увидим, что он на всю жизнь сохранил благоговейную привязанность к Мухаммеду, который, по-видимому, имел особый дар внушать ее своим последователям и подчиненным.

Первые шаги Мухаммеда в качестве пророка делались тайно. Он ощущал постоянную угрозу со стороны своих близких родственников из рода Хашима, все могущество и благоденствие которых зависело от идолопоклонства, а еще больше от рода Абд Шима, с давних пор смотревшего завистливо и подозрительно на хашимитов и с величайшей радостью провозгласившего бы их еретиками и беззаконниками, чтобы отодвинуть от должности охранителей Каабы. Во главе рода Абд Шима стоял Абу Суфьян, сын Харба, внук Омейя и правнук Абд Шима. Это был человек даровитый, очень богатый, властолюбивый и влиятельный; позже он стал одним из наиболее упорных и сильных противников Мухаммеда.

Распространение новой веры шло медленно: в первые три года обращенных было не более сорока человек, преимущественно из среды людей молодых, иностранцев и рабов. Собрания для молитв устраивались тайно — или дома у кого-нибудь из посвященных, или в пещере недалеко от Мекки.

Одним из жесточайших противников Мухаммеда был его дядя Абу Лахаб, человек богатый, надменный и вспыльчивый. Сын его Утба был женат на Рукайе, дочери Мухаммеда, так что они были в двойном родстве. Абу Лахаб был, однако, в родстве и с врагами курайшитов, так как сам он был женат на Омм-Джемили, сестре Абу Суфьяна, и находился под сильным влиянием жены и зятя. Он относился неодобрительно к тому, что сам называл ересью племянника, находя, что она покроет позором весь их род. Мухаммед принимал близко к сердцу злобное противодействие дяди и приписывал его влиянию Омм-Джемили. Враждебность Абу Лахаба печалила его и потому, что он видел, как она дурно отражается на счастье Рукайи, которая вынуждена была терпеть упреки со стороны мужа и его семьи.

Все это угнетало и усиливало болезненное настроение его ума. Мухаммед ослаб, сделался угрюм и все более и более стремился к уединенным размышлениям. Родные, замечая эту перемену, опасались, что он может заболеть душевно; другие же относились к Мухаммеду насмешливо и находили у него помрачение ума.

Вот в такой обстановке Мухаммеду было видение, в котором повелевалось «проповедовать и прославлять Господа». Теперь ему предстояло смело и открыто провозгласить свое учение, и прежде всего своему роду и племени. На четвертом году своего посланничества он созвал всех курайшитов из рода Хашима сойтись на холме Сафа, близ Мекки, обещая сообщить им вести, очень важные для их благополучия. Среди тех, кто пришел по приглашению Мухаммеда, были Абу Лахаб с женой. Лишь только пророк заговорил о своей миссии и сообщил о своих откровениях, как Абу Лахаб в бешенстве вскочил с места, стал поносить Мухаммеда и схватил камень, чтобы бросить в него. Но пророк гневно взглянул на дядю и проклял его руку, поднявшуюся с угрозой, — он предсказал Абу Лахабу гибель в геенне огненной, причем прибавил, что Омм-Джемиль принесет пучок веток терна, чтоб разжечь этот огонь. И проклятие это, как считается, исполнилось.

Собрание разошлось в смущении. Абу Лахаб и Омм-Джемиль, взбешенные проклятием Мухаммеда, заставили сына своего Утбу развестись с Рукайей и отослать ее обратно к отцу. Впрочем, Рукайя скоро утешилась, выйдя замуж за правоверного Османа ибн аль-Аффана, ревностного ученика Мухаммеда.

Нимало не унывая после первой не самой удачной попытки, Мухаммед созвал второе собрание хашимитов в своем собственном доме, где, угостив их бараниной и молоком, возвестил полученные с неба откровения и божественное повеление сообщить их своим близким родственникам. «О дети Абд аль-Мутталиба, — воскликнул он восторженно, — вам, предпочтительно пред другими людьми, Аллах даровал эти самые драгоценные дары! От имени Его я предлагаю вам блаженство в этом мире и бесконечные радости в будущем. Кто из вас хочет разделить со мной предлагаемое бремя? Кто хочет быть моим братом, моим заместителем, моим визирем?»

Все молчали, а кое-кто улыбался недоверчиво и презрительно. Но тут вдруг вышел вперед Али и с юношеским энтузиазмом предложил себя к услугам пророка, заметив, правда, при этом, что пока слишком молод и слаб телесно. Мухаммед обнял великодушного юношу и прижал к своему сердцу. «Смотрите! Вот мой брат, мой визирь и мой наместник! — воскликнул он. — Пусть все внимают его словам и повинуются ему!»

Порыв Али встречен был собравшимися взрывом презрительного хохота, и они принялись подтрунивать над Абу Талибом, отцом молодого новообращенного, говоря, что он должен падать теперь ниц перед сыном и повиноваться ему.

Но хотя учение Мухаммеда и было отвергнуто его родственниками и друзьями, оно постепенно стало находить понимание у простого народа — главным образом среди женщин, всегда готовых сочувствовать тому, кто подвергается преследованию. Многие евреи также проявили интерес к проповедям Мухаммеда, но, узнав, что он позволяет ученикам своим есть мясо верблюдов и других животных, не дозволенных их законом, евреи отвернулись от Мухаммеда и признали его веру нечистой.

А Мухаммед, отбросив всякую осторожность или, вернее, проникаясь все большей восторженностью, ходил всюду, открыто и ревностно проповедуя свое учение и выдавая себя за пророка, посланного Богом с целью уничтожить идолопоклонство и смягчить суровость еврейского и христианского законов. Холмы Сафа и Кубеис, освященные преданиями об Агари и Измаиле, были его любимыми местами проповеди, а гора Хира стала его Синаем, куда он в порывах возбуждения и восторга иногда удалялся и, пробыв несколько времени в уединенной пещере, появлялся с новыми откровениями Корана.

Христианские писатели, обсуждая появление Мухаммеда, которого называют врагом церкви, приводят суеверные рассказы о различных чудесах, совершившихся около того времени, — страшных предвестниках смут. В Константинополе явилось много уродов и были страшные видения, вселявшие ужас в сердца очевидцев. Во время некоторых религиозных процессий кресты внезапно начинали сами двигаться и сильно колебаться, приводя присутствующих в ужас и изумление. Нил — древняя мать чудес — родил двух монстров, не то мужчин, не то женщин, которые, выйдя из его вод, несколько времени страшно оглядывались кругом и потом снова скрылись в волнах. В течение целого дня солнце казалось уменьшенным на треть против обыкновенной величины и бросало бледные, печальные лучи. В одну темную, безлунную ночь адский огонь ярким светом озарил небо, на котором засверкали кровавые копья.

Старые служители Бога мрачно качали головами, предсказывая наступление царства Антихриста, великих гонений на христиан и разорение церквей. Многие из этих святых высказывали намерения прославить Бога прежде, чем исполнятся их пророчества, и уже с высот небес смотреть с состраданием на смуты в христианском мире, подобно людям, которые, стоя на безоблачных высотах гор, смотрят вниз на бури, бушующие на земле, и на море, разрушающее высокие башни и потопляющее большие корабли.