Первая широкая организация русского масонства, объединившая несколько лож, создалась в начале 1770-х годов. В главе ее стал Иван Перфильевич Елагин, «тайный советник, сенатор, ордена Белаго Орла, кавалер, Главной Дворцовой Канцелярии член и Главный Директор музыки и Театра», известный тем, что «во младых своих летах писал весьма изрядные стихотворения», и тем, что «его тщанием Российский театр возведен на степень совершенства».

Диплом его на звание провинциального великого мастера был подписан в Лондоне дюком де Бофором 26 февраля 1772 года. Торжественное открытие Провинциальной Ложи в Петербурге состоялось несколько позже: Новиков показывал, что масонство получено было Елагиным «от какого-то лорда Питера».

Елагина система не была строго выдержана в своей организации. Первоначальное простое английское масонство, довольствовавшееся тремя степенями — ученика, товарища и мастера, — в самой Англии скоро видоизменилось в сторону высших градусов. От барона Рамсея, из среды высшей знати, поддерживавшей претендента Стюарта, распространились различные формы IV и V степени так называемого «шотландского масонства». Йоркская ложа ввела в употребление степень Королевской Арки (Royal Arch).

Этим было заложено начало широкого применения тайных управляющих организаций, которые давали возможность братьям высших степеней вести к своим особым целям низших братьев.

Елагин союз 1770-х годов не остановился еще на таком понимании высших степеней. Отдельным членам его было предоставлено держаться любой точки зрения по этому вопросу: высшие градусы не давали заметных преимуществ в управлении. Отсюда и разнообразие взглядов на них в союзе.

Сам Елагин, «узнав подробно все обманы, не мог приступить к преподаванию высших степеней, и доныне еще никто от него ниже четвертой степени не восприял».

Но во многих его ложах были в ходу высшие степени. Пример показывала Главная Провинциальная Ложа. В Уставе ее было сказано, что в своих собраниях она «не делает работ приема до шестого градуса», а «в последних двух никакая ложа без воли сама делать не может».

Впоследствии Новиков показывал, что хотя он знал по Елагиному масонству только четыре градуса, но что там были еще V, VI и VII градусы. «Носили ленты со знаками; ибо в том масонстве, начиная с IV градуса, во всяком была особая лента. В IV градусе была лента красная с зелеными каемками, на которой привешен был знак, изображающий треугольник и циркуль; а на шее, помнится, на зеленой ленте еще знак. На звезде изображение креста со св. Андреем Первозванным. В других градусах были ленты черная с белыми каемками, зеленая, фиолетовая и еще не помню».

На основании протоколов ложи Урании видно, что по крайней мере в эту ложу могли входить братья 7-й степени.

Наконец, в одной из лож союза (Скромности), состоявшей под управлением Мелиссино, были введены высшие градусы «рыцарского» характера.

Елагина система жила на основании особого устава, носившего заглавие «Права, преимущества и обряды Главной Провинциальной Ложи».

Согласно этому уставу Главная Провинциальная Ложа состоит (п. 1) из 7 должностных лиц — «чиновников»: 1. Великий провинциальный мастер, 2. Великий провинциальный наместный мастер, 3 и 4. Великие провинциальные надзиратели, 5. Секретарь, 6. Хранитель сокровищ и 7. Меченосец; «к сему присоединяются стуарты всех лож», а также «всех лож мастера и чиновники, имеющие право голоса, как члены Главной Провинциальной Ложи, и наконец, все бывшие Главной Провинциальной Ложи чиновники, имеющие право всегда носить одни токмо запоны того достоинства».

«Собрания Провинциальной Ложи бывают в год четыре, каждое в три месяца, в учрежденном от Главной Провинциальной Ложи месте: где никто не может быть, кроме выше-показанных членов Ложи, или по крайности никто без дозволения, когда же случится быть впущену посетителю, то оные не только что голоса не имеют, ниже может рассуждать при каком бы то ни было предложении, разве спрошено будет на то его мнение» (п. 3).

В случае отсутствия великих чиновников их место занимают бывшие великие чиновники, «а когда и тех не случится, то частных лож стуарты по старшинству их лож бывают настоящими на тот раз чиновниками со всеми преимуществами» (п. 4).

«Если кто из братьев, составляющих Большую Ложу, в собрание быть не может, то вместо себя избирает он брата, но такого, который действительно сам был один год мастером или чиновником. Сие разумеется о чиновниках только частных лож» (п. 7).

«Всякие несогласия, или жалобы, не могшия быть кончены в частных ложах между членами оных или между двух частных лож, должны подаваемы быть письменно к великому провинциальному секретарю за довольное время перед четверократным собранием, и оные наперед в четверократных милостинных собраниях рассматриваются, если дело такового свойства. Если же требующее подробного изыскания, то возлагаются на комитет, который, рассмотря, вносит в четверократное собрание» (п. 8).

При добавлении или отмене Главной Ложей каких-либо прежних установлений частная ложа «может рассуждать о том, что Главною Ложею сделано, но не имеет права сама вводить отмены (от нового постановления Главной Ложи), но в оную нашу почтеннейшую Ложу мастер мнение свое к лучшему представляет, подписывая всеми оное собрание (частную ложу) составляющими братьями, а если будет оное неоспариваемо большим числом, то не взирая ни на что, хотя бы в меньшем и великий провинциальный мастер был; не соглашающиеся имеют право особо свое мнение в Большую посылать Ложу» (п. 10)Но при расмотрении дела в Большой Ложе великий провинциальный мастер имеет два голоса, все прочие — один (п. 11).].

Великий провинциальный мастер имеет в собраниях Великой Ложи дискреционную председательскую власть: может (только он один) прервать оратора (п. 13), исключить плохо себя ведущих членов (п. 14)Далее идет положение о великом провинциальном мастере.].

Провинциальный мастер назначается великим мастером или великим наместным мастером всего масонства в Англии (п. 1). Провинциальный мастер назначает провинциальных чиновников (но может и предложить их выбрать всей Великой Провинциальной Ложе — п. 3). Провинциальный мастер может требовать от всякой ложи понадобившиеся ему сведения (п. 5). Провинциальный мастер и провинциальные чиновники могут посещать заседания всякой ложи союза и наблюдать за правильным ходом ее «работ» (п. 6).

Провинциальный мастер «имеет полную власть учреждать ложи обыкновенным порядком, брав к тому своих чиновников с точным назначением мастера или оставляя выбор оного заводящейся ложе» (п. 9).

Если бы «все братство или большая оного часть признала провинциального великого мастера неудобным более к управлению или власть свою во зло употребляющим «Хотя никогда еще в нашем древнем и почтеннейшем ордене того не приключалось», — замечает Устав в начале этого пункта.], то должны они писать о том в Великую Ложу Англии и дотоле не собираться, доколе решение не придет» Подобное сомнение в высших начальниках, конечно, не могло быть допущено ни в шведской, ни в розенкрейцерской системах.].

Великим провинциальным мастером все время существования союза был И. П. Елагин. Великим наместным мастером в первый год существования Провинциальной Ложи определен был генерал-аншеф и сенатор Воронцов, а великим секретарем — поэт В. И. Майков.

18 декабря 1773 года происходило назначение новых «провинциальных чиновников». Наместным мастером остался Воронцов, великим секретарем Елагин «избрал» В. И. Лукина, первым надзирателем — Алексея Щербачева, вторым — Ивана Несвицкого, хранителем сокровищ — Степана Перфильева и меченосцем — Федора Фрёза.

Елагину подчинялось не менее четырнадцати лож.

1) Первой по времени открытая была Parfaite Union, которая была старше самой Провинциальной Ложи, так как учреждена была 1 июня 1771 года. Большая часть ее членов были английские купцы (мастер стула — Кели, John Cayley).

2) «Собственная ложа» Елагина, называвшаяся ложей Муз и собиравшаяся в его доме; диплом на открытие за подписями Майкова и Воронцова помечен был 16 июня 1772 года.

3—4) Некоторые члены ложи Муз, продолжая числиться в составе этой ложи, образовали свои особые ложи. 31 января 1773 года утверждена была ложа музы Урании, мастером которой сделался В. И. Лукин, надворный советник, правая рука Елагина, сочинивший комедию в пяти действиях, «Мот, любовью исправленный», которая «принята была весьма изрядно».

Скоро после этого открылась ложа Беллоны (мастер стула — И. В. Несвицкий).

Все братья лож Муз, Урании и Беллоны имели вход в любую из них, а мастера их составляли единый комитет по найму общего дома и прочим хозяйственным делам.

5) От ложи Урании некоторыми ее членами основана была (30 мая 1775 года) ложа Астреи (мастер стула — Я.Ф. Дубянский).

6—7) В союз Елагиных лож входили и две военные ложи, «работавшие» среди офицеров и военных врачей русских армий: ложа Марса в Яссах, под молотком П. И. Мелиссино, и ложа Минервы в Садогурах, в Молдавии, под управлением бар. Гартенберга.

8) Ложа Скромности в Петербурге, под управлением того же П. И. Мелиссино, вероятно, взамен ложи Марса, по возвращении Мелиссино с войны.

9) Ложа Клио, в Москва, основана около 1774 года.

10) Ложа Талии, на открытие которой (где угодно) было выдано разрешение Вердеровскому; летом 1775 года Талия «работала» в Москве, а в 1777 году в Полоцке.

11) Ложа Равенства, открытая осенью 1774 года; летом 1775 года ложа Равенства собиралась в Москве, а в 1776 году перебралась в Петербург. Кандидатами в мастера этой ложи Ильин называл кн. Г. П. Гагарина, кн. В. В. Долгорукова, гр. P. JI. Воронцова; избран был, по-видимому, кн. Гагарин.

12) Ложа св. Екатерины Трех Подпор в Архангельске (письмо ее, выражавшее единение с Елагиным, подписано 11 декабря 1774 г.).

13) Ложа Эрато в Петербурге, основанная кн. А. И. Мещерским, не позднее марта 1775 года.

14) Ложа во Владимире, под управлением гр. Р.Л. Воронцова.

Все ложи находились в тесном общении между собою, посылая друг другу письма или рекомендуя своих членов в случае их переезда из места «работ» одной ложи в резиденцию другой.

Постоянные связи были у некоторых Елагиных лож и с западноевропейским масонством английской системы. Ложа Урании, например, неоднократно принимала к себе посетителей с дипломами немецких и английских лож и сама снабжала своих членов рекомендациями в эти ложи.

Зато старательно воздерживались от общения с масонами других систем. На собрания ложи Урании в качества посетителей могли быть допущены лишь братья Елагина толка. Особенно остерегались Рейхелевского масонства; у причастных к нему братьев требовали предварительного отречения от Рейхеля.

Но нежелательными признаны были и другие направления, хотя бы они очень близки были от Елагиной системы. Внутренняя жизнь каждой ложи определялась ее «актами».

Акты Елагиных лож всецело приспособлены были к приему в ученики, товарищи и мастера, так как прием новых членов или возведение ранее принятых в более высокую степень составляли главное содержание «работ» этих лож. Почти ни одно заседание не обходилось без «принятия».

Прием («ресепция») сопровождался сложным и запутанным ритуалом, частью заимствованным из практики средневековых цехов. Основной смысл ритуала состоял в «испытании» нового адепта путем всевозможных угроз и неожиданных унижений.

Заканчивался прием страшной клятвой, ограждавшей тайну всего происходившего в ложе. Новопринимаемый подробно перечислял все наказания, которых он заслуживает в случае своей неосторожной болтливости или измены. Товарищ и мастер добавляли к этой клятве еще несколько сильных пожеланий.

Несмотря на мрачное начало масонской жизни Елагинского адепта, дальнейшее течение этой жизни оказывалось вполне мирным и даже довольно веселым. Ложи Елагина вне ритуальной своей части носили характер почти светских клубов, где — после утомительных обрядов ресепции — можно было хорошо поужинать («столовые ложи») и встретить немало приятных знакомых.

По выражению Новикова, братья Елагиных лож «почти играли» масонством, «как игрушкою: собирались, принимали, говорили много, а знали мало».

Заглянуть во внутреннюю жизнь Елагиных лож позволяют протоколы одной из них (Урании), сохранившиеся за время от учреждения ложи до 1 июля 1775 года.

Ложа была торжественно открыта 16 марта 1773 года. На заседание прибыл «уполномоченный от п. П. В. Мастера ложи Муз второй надзиратель п. брат Несвицкий и объявил, что имеет письмо к братьям сооружателям ложи Урании, и требовал, чтобы они вступили в ложу. Обряд того дня был следующий. Впереди брат служащий со свечою, за ним два брата Мастера, позади их брат В. Лукин, ведущий п. брата Несвицкого к ложе, за ними посетители, по два в ряд, а потом все братья, приступавшие к сооружению ложи; вступя в храм, который совсем не освящен был, стали вокруг ковра, а брат служащий со свечою позади почтенного брата Несвицкого, который всем братьям читал приветственное письмо от п. П. В. Мастера…

По прочтении (Несвицкий) требовал от братий, чтобы оные при нем учинили выбор мастера ложи, коего б он, по данному ему полномочию, мог утвердить в сем сане. Братья, всякий написав имя одного из членов своих, клали в сосуд, на жертвеннике стоящий, и по вынутым жребиям оказались все жребии на брата Владимира Лукина, кроме одного его, коим он избрал п. брата Николая Грена. П. брат Несвицкий, провозглася избрание, взял за руку брата В. Лукина и обвел его троекратно около ковра, будучи провождаем всеми братьями, а потом, подведши его к жертвеннику, требовал от него клятвы мастерской, которая им и сделана, как ниже сего вписано, и в продолжение коей меч п. брата Несвицкого был устремлен против сердца мастера ложи, а того меч против сердца п. брата Несвицкого.

«Клянусь перед Всевышним Создателем Селенныя, пред тобою, препочтенный Провинциальный Великий Мастер, и пред всеми достойными здесь собранными братиями не только в сохранении непоколебимый верности к ложе Урании и в наблюдении с священнейшею точностью всей должности истинного масона в недреманном бдении о том, дабы никто из членов моей ложи не сходил никогда с пути истинного и чтобы сюда не вкладывалось ничто могущее поколеблить непрочность нашего Ордена. Обещаю также не употреблять во зло права и власти саном мастера ложи мне приносимой, а всегда поступать по узаконениям нашей препочтеннейшей аглинской Великой всего масонства Ложи и Ложи Главной Провинциальной, которые преподаны и впредь преподадутся. В случае же нарушения подвергаюсь мщению Создателя и гневу всех братьев. Для утверждения сей присяги целую слова Спасителя нашего».

После торжественно обставленного открытия, с пышными речами и обрядами, тихо потекла будничная жизнь ложи Урании.

Несложное ее хозяйство — квартира и обстановка, устройство ужинов и праздников — отнимало, однако, много забот и достаточно денег от ее членов.

С августа 1774 года, когда Лукин продал свой дом (где сначала помещалась ложа), для Урании было нанято помещение на Мойке против Галерного двора, за 270 рублей в год.

Недешево стоило также участие в празднествах Великой Провинциальной Ложи. В 1772 году на торжество Иоанна Крестителя употреблено в Провинциальной Ложе «до тысячи рублев». На предстоящие подобные же расходы 1773 года великий секретарь предлагал членам Урании внести кто сколько может. «Уединенные» собрали «на сей праздник» 130 рублей, но торжество не состоялось, вероятно, из-за недостаточности сбора. В декабре великий мастер внес на тот же предмет от имени ложи Урании еще 50 рублей, из которых ложа обещала ему вернуть 40 рублей.

В июле 1774 года в Уранию пришло письмо от распорядительного комитета по устройству празднества; подписано оно было Ал. Щербачевым, П. Мелиссино и Ив. Дмитриевским. Комитет выражал пожелание: «1) Чтобы от каждой ложи послано было ко всем ее членам циркулярное прошение для собирания денег и чтобы каждый брат по произволению своему способствовал к совершению сего праздника, однако не менее двух рублев. 2) Чтобы собранные все деньги, равно как и реестры братьев и посетителей, за платеж которых каждая ложа ответствует, с показанием их степеней, присланы были как можно скорей в комитет, который распоряжает праздник и берет на себя, когда ж и где оному быть; о том почтенное братство будет от нас уведомлено: число присланных к нам денег решит совершенное и посредственное великолепие сего праздника, хотя желание наше клонится к тому, чтоб торжество сего дня было великолепно».

16 июля 1774 года секретарь Урании А. Гессель подробно отвечал на это письмо. «В день назначенного торжества членов с посетителями будет 55: ложа, видя ваше попечение о благом устройстве сего празднества, полагает дать с каждого брата до четыре рубля, что и учинит 220 руб., дабы торжество сколько можно пристойным сделать. Деньги сии можете вы получить у почтенного брата фон Эссена, когда вы потребовать их за благо рассудите. Притом вся ложа просит вас, чтобы день, кроме вторника, пятницы и субботы, дабы большую часть ее членов в оные дни делами занятых, не лишить участия в сем удовольствии. Все ложи Урании члены и посетители будут мастерской, товарищеской и ученической степеней и как их число означено, то и не кажется надобности посылать особого им списка, но если оной необходимо для вас надобен будет, то я его вам доставлю тогда, когда повестка от вас к празднеству пришлется».

По прочтении этого письма «все бывшие в ложи (Урании) согласились и начали плату, а не бывшим тогда положено объявить после, притом единогласно принято, чтобы каждый за своего посетителя заплатил брату хранителю сокровищ 4 рубля, и сверх того условлено ж, что если общего празднества и сей год не будет, то нашей ложи праздновать особо день святого апостола Андрея и употребить на то сии собираемые деньги».

Торжество, кажется, состоялось все-таки в Провинциальной Ложе. Наследующий год день Иоанна Крестителя праздновался всем союзом в доме Елагина, причем взималось 3 рубля за вход.

Помимо участия в праздниках Провинциальной Ложи, Урания устраивала торжественные вечера и своими силами, например, 17 марта 1776 года, когда в Урании был А.Я. Ильин с братом своим П.Я.; по его словам, «нынешней день повсягодно празднуется (этой ложей) по причине, что открылась она в сие число, и ныне минуло ей три года. Был концерт очень хороший. Всех братьев тут находилось без малого человек сто. Ужин был хороший. Мы поехали оттуда в исходе первого часа пополуночи, а еще никто не выезжал прежде нас, и все сидели еще по местам, не думая разъезжаться».

В менее парадной обстановке, но с тем же характером клуба протекали и обычные собрания ложи.

12 января 1776 года Ильин был в Урании вместе с П. Я. Ельциным: приятели пили пунш («два стакана за 20 коп.»), а после ужина бр. Книпер потчевал их по дружеству шампанским.

13 января того же года в Урании держана была траурная ложа. «Было весело, — записал, однако, Ильин, — особливо показалось мне — за здоровье сестер выстрел. Разъехались, в двенадцатом часу пополудни». И 4 июня Ильин ужинал в Урании.

Урания немногим отличалась от других лож Елагиной системы, где побывал Ильин в 1776 году.

8 января Ильин «пошел в л. Астрею, была товарищеская, очень хорошо всех посетителей, в том числе и меня, приняли. А стол вечерний гораздо лучше, чем в Урании… Выехал с братцем к нему домой в первом часу пополуночи».

26 февраля, вернувшись из той же л. Астреи, Ильин записывает: «очень было весело».

А 22 марта после закрытия л. Астреи Ильин «был много пьян». Ужинал Ильин и в Беллоне.

Именно для таких ужинов — «столовых собраний» — в л. Урании еще в 1773 году была куплена на 50 руб. виолончель, «дабы бр. Ясниковского избавить от трудов возить такой же инструмент всегда с собою».

Расходы по устройству клуба ложа пыталась возместить собиранием платы с посетителей, штрафами за нарушение устава и пр.

В сентябре 1774 года единогласно было решено: «К провождению времени членов ложи завести в одном покое нанятого дома биллиард, а за употребление оного платить за ординарную партию по 5 к., за карамболь по 10 к. с партии, а лагерре по 5 к. с каждого играющего, с тем чтобы во время священных работ наших никто из братьев не играл под штрафом платежа 10 р.». Было решено также, «чтоб каждому члену л. Урании позволено было и в другие дни, когда ложа не в собрании, в доме быть и в биллиард играть, однако ж только до первого часу после полуночи а не долее, а кто долее означенного времени останется, должен за первые полчаса его за сроком пребывания платить 1 р., за вторые — 2 р., за третьи — 4 р., и так каждые полчаса вдвое».

Далее постановлено: «Карточная игра таким же образом и на таком же основании и штрафах, как выше сего о биллиардной положено, дозволяется, но только коммерческие игры, а азартных ни под каким видом не играть, за каждые две игры карт платить по 1 р. Свечи для биллиарда и карточных столов платит ложа из доходу от биллиарда и карт… С выигрышев платит каждой в пользу л. по 5 к. с рубля».

Была выработана и такса для буфета ложи: «Впредь имеет каждой брат платить за вечернее кушанье при входе и записи 50 к. (как прежде было по 1 р.), а за напитки платит каждый за себя и при самом требовании оных. Эконом должен держать напитки в полубутылках, а за каждую целую бутылку белого или красного вина платить 50 к. За аглицкое пиво

50 к. За чарку гданской водки 10 к. Чужестранные и других соединенных с нами лож посещающие братья от того платежа не исключаются, а за братьев с талантами платит л. эконому по-прежнему по 1 р. За которой он каждому поставит полбутылки вина, полбутылки пива и одну чарку гданской водки, все сие разумеется только в те дни, когда ложа собирается».

Несмотря на доходы от буфета, финансовое положение Урании все время было затруднительным. Еще 10 мая 1774 года на собрании ложи было сделано угрожающее сообщение, что в ложе «по книгам ныне наличных денег только 32 р. 32 к.». Приходилось иногда, ради доходов, отказываться от строгости принципов. Так, 13 сентября 1774 года решено было, «чтоб братья масоны, которые не сочлены нашей ложи, только в дни собрания л., когда они посетителями войдут, допущены были, а непросвещенные — никогда, кто ж в другие дни с собою приведет из братьев других лож, должен платить штрафу 10 р.».

Через два месяца «почтенный брат Карл Книпер предлагал, чтоб для умножения доходов л. дозволено было братьям членам и в такие дни, в которые ложи не бывает, приводить с собою в дом наш таких братьев, которые у нас уже посетителями бывали, и чтоб для того завесть особую книжку, в которую бы член, приведшей гостя, записывал имя его и свое и отвечал бы за него в исполнение наших условиев». На это предложение ложа согласилась «жребием».

Одновременно с попытками поднять доходность косвенного обложения, которому подвергались члены и посетители ложа решила упорядочить поступление прямых сборов.

В указанное уже заседание 13 сентября 1774 года приняты были такие решения по этому поводу:

«1) Чтоб каждый член ложи (исключая почетных членов), как здесь в Петербурге находящиеся, так и отсутствующие… на содержание ложи платили по шести рублев в год, считая от 1 сентября сего года, а именно каждые полгода по три рубля, а которые из них оных трех рублев в две недели от начала каждого полугода не заплатят, будут из членов ложи Урании выключены. Чтоб каждый новопринятый член ложи с 1 числа того месяца, в котором он принят будет, платил по 50 к. на месяц до начала полугоднего платежа.

2) Чтобы все масоны, хотя бы и из членов прочих под конституциею В. П. Р. Ложи были, когда пожелают быть членами ложи Урании, за вступление платили по 25 руб., исключая учеников и товарищей, которые за вступление в члены нашей л. платить имеют 10 рублей». Последний пункт сопровождался еще следующей предусмотрительной оговоркой: «Когда кто ложе предложен будет, из непросвещенных ли для принятия в наше общество, или из масонов в члены ложи, то предлагатель имеет, как скоро предложенный им жребием или общим согласием к принятию удостоен будет, заплатить положенные за прием деньги, а до действительного платежа оных — предложенного в ложу не вводить».

Хозяйственными делами ложи заведовали экономы. Сперва эту обязанность вьполнял Краббе, принятый «для одобрения» в почетные члены ложи. Эконому полагалась «за его присмотр и труды» третья часть из сборов с биллиарда и, вероятно, карточной игры. В конце 1774 года ложа избрала из своих членов трех экономов (весной 1775 года ими были бр. Бардвик, Машмейер и Кентер).

В ведении эконома находились «служащие братья», на которых лежала забота о внешнем устройстве ложи. В Урании их было четверо. В самый день открытия, 16 марта 1773 года, ложа постановила «производить служащим брату Клинку по 2 рубля, Дмитрию и Никитину по рублю каждый месяц, а брату Степану каждый раз, когда он в ложи будет работать, по 50 к.». В марте 1775 года Клинк сделался очень дряхл, и на его место был намечен «паришных дел мастер» из Ревеля Якоб Штам.

О брате Степане известно, что карьера его не была блестящей. В декабре 1773 года «по предложению почтеннейшего мастера ложи» он был «осужден всею ложею за его пьянство и безобразный поступок во время первого четверократного собрания Провинциальной Ложи, чтобы лишить его шесть раз получаемого от ложи награждения и стоять на коленях у двери во время столовой ложи».

Своих служащих братьев ложа брала с собою на празднества, устраиваемые совместно с другими ложами. Так, в письме А. Гесселя было выражено желание членов ложи, чтобы на торжестве Иоанна Крестителя в Провинциальной Ложе «их поместить к одной части стола, дабы им способнее иметь услугу от своих братьев служащих, чего они, бывая рассеяны, почти всегда лишались».

Тайна, которую масон клялся никому и ни под каким видом не открывать, — не бывала открыта и ему самому, по крайней мере в низших степенях Елагиной системы.

«Ты слышал, может быть, — говорил мастер новопринимаемому ученику, — что какое-то таинство между масонами хранится, поощрен был к приобретению оного побуждением любопытства, сродного человечеству, а ощутив сего дни многие ко искушению тебя истощенные опыты, уповаешь может быть найти в стенах храма нашего нечто чрезвычайное; но тщетно, любезный брат, сие воображение тебя прельщает!»

Объяснения приходилось ждать от степени товарища. Однако принятый в эту степень узнавал из слов мастера, что товарищество «дается ему не для приобретения великого таинства, но для вящей скромности». Устанавливая законы содружества, царь Соломон «не отличил товарищей от учеников великим таинством».

Оставалось ждать мастерской степени. Новопринимаемому мастеру обещано бывало истолковать это «сокровенное от учеников и товарищей таинство». Перед ним должны были раствориться «врата храма Соломонова», и он мог узреть «внутреннее хранилище». После торжественного предисловия принимаемому рассказывалась (а частью, при его сотрудничестве, и разыгрывалась) «история о Гираме», мастере, строителе Соломонова храма; Гирам убит был изменниками-товарищами, тщетно желавшими узнать от него мастерское слово. Тело стойко умершего за свою тайну Гирама найдено было другими мастерами, и преступление было обнаружено; своей смертью Гирам дал вечный образец и урок всем вольным каменщикам.

Прослушав легенду, новый мастер не знал, однако, раскрыта ли ему теперь вся тайна, которая есть в масонстве; ему делались прозрачные намеки, что только на высших степенях ему действительно откроют «конец и начало наших похвальных действий в священных работах».

«Конца и начала» не распутывала, однако, ни одна степень Елагиной системы. Раздраженное любопытство рядового масона так и не находило себе исхода. Бесконечное число раз повторяемый ритуал под конец приедался и надоедал, из важного делался смешным. Трепетное отношение к священным актам быстро сменялось будничным разочарованием. К строгим требованиям ритуала начинали относиться, как к докучной «привычке», с иронической, еле сдерживаемой улыбкой, — а иногда и вовсе не считали нужным скрыть эту улыбку.

Как только спадал с масонства покров святости, раскрывались уста масонов, которых не могла замкнуть и страшная клятва. О всем, что делалось в ложе, свободно болтали за ее дверью — даже между профанами.

По этому поводу В. И.Лукин подал особое заявление в свою ложу. «Примечено им и многими другими братьями, когда в нашей ложе кто из масонов в члены или из непосвященных желающими в наше общество предлагаемы бывают, то о том, до вступления и приема их тотчас за ложею известно, и между братьями масонами с недовольной осторожностью и в неудобных местах говорят, отчего… желающий в общество наше претерпевает досаду от своих ближних и иногда отвращается от своего намерения». Посему решено, что «имеющие предлагать непросвещенных, предложение свое не прежде имеют объявить, как по закрытии л. и выходу прочих братьев в оставшемся для того комитете» (из чиновников ложи).

Не найдя в Елагином катехизисе достаточной духовной пищи, привыкнув к странными обрядам во время бесчисленных «ресепсий», братья начинали из священных актов делать иногда употребление вовсе не священное.

Сенатские канцеляристы Ильин и Петров, воспользовавшись однажды отсутствием своего домохозяина, начальника по службе и собрата по масонству Л. В. Тредьяковского, так посмеялись над своими «неудобосказуемыми» обрядами: завязавши глаза крепостному человеку Тредьяковского Федору, отвели его «в другую комнату, которой он не узнал, и зачали шпагами шаркать над ним, он этого так испугался, что дрожит». Наконец, «посмеявшись довольно», отпустили.

В другой раз компания таких же канцеляристов кутила с какими-то полицейским офицером (имя которого для товарища его по кутежу, Ильина, осталось скрытым). «Были все пьяны от пунша и шалили много, из комнаты Осипова, тут же на дворе в стоящие пустые покои шли церемонией, иной в кафтане, а иной без кафтана. Передний с чашей, наполненной пуншем, а за ним идущий — с лимонами, с ложкой и с сахаром, потом третий с чашками».

Так привычка к масонскими ритуалами вызывала подчас весьма рискованные подражания. Масонство обращалось в шутовство. Для тех, кто шел в масоны с целью удовлетворить какие-то нравственные запросы души, этот конец был невыносим. Таким людям приходилось искать себе выхода в новом направлении. Если Елагина система не удовлетворяла, нужно было найти другую, которая могла бы или разъяснить так и не раскрытую тайну масонства, или поддержать в душе «нравственность и самопознание».

Прежде других таким путем пошел сам Елагин. Еще до получения диплома от дюка де Бофора на звание великого провинциального мастера России Елагин стал сомневаться в правильности той английской организации, во главе которой стоял Бофор (и позже Питер).

Конец шестидесятых и начало семидесятых годов XVIII века для Елагина было вообще временем тревожных разочарований и сомнений в масонстве. «В сие самое колеблемых размышлений и исканий моих время, — писал Елагин, — счастье познакомило меня с некоторым, недолго в России бывшим путешественником, мужем пожилым, в науках школьных знающим, в таинственном нашем учении далеко прошедшим».

Этот путешественник-англичанин («сей целомудрый брат») убедил Елагина, «что масонство есть наука, что оно редко кому открывается; что Англия никуда и ничего на письме касательно оного не дает; что таинство сие хранится в Лондоне, в особой ложе, древнею называемой; что весьма малое число братьев, знающих сию ложу; что наконец весьма трудно узнать и войти в сию ложу, а тем труднее в таинство ее посвященну».

Древняя английская система, о которой говорит тут Елагин, возникла позже, чем так называемая «новая» (по которой учреждены были ложи 1717 года); Великая Ложа древней системы официально была открыта лишь в 1759 году (неофициально — для этой роли намечена была лондонская ложа ирландских масонов еще в 1743 году).

Но приверженцы ее — сначала большей частью ирландцы — настаивали на том, что они привезли из Дублина древние обычаи во всей их неприкосновенной чистоте, в то время как англичане сильно от них отошли. Отчасти это утверждение было правильно, хотя нововведения проникали иногда одинаково в среду старых и новых масонов (например, степень Королевской Арки, Royal Arch).

Древнее масонство Англии, во всяком случае, было более замкнутой организацией; с этой стороны «ирландская система» приближалась к «шотландской». Тайна, облеченная в формы древнего английского масонства, которое для Елагина продолжало оставаться истинным, — тайна эта и манила к себе Ивана Перфильевича.

Искания его не прекратились, после того как «избрание многих Российских братов и утверждение оного матерью нашею великою Аглицкою Селенскою ложею» сделали его великим провинциальным мастером России. Это событие принудило только Елагина «еще вяще напрягать все возможные силы к разрешению сего таинственного узла и умствования. Чистосердечность моя не дозволяла мне водить братию мою путем, мне самому неизвестным».

Путь, избранный Елагиным, был, однако, слишком длинен и нескоро мог привести к цели. Гораздо ближе находился другой источник, который обещал также чистое и подлинное масонское учение. Почти одновременно с Елагиными ложами в Петербурге возникла Рейхелева система.

Бар. Рейхель был приверженцем «шведско-берлинской» системы доктора Циннендорфа, известной также под именем «Слабого наблюдения». В отличие от «Строгого наблюдения», эта система не придавала чрезмерного значения внешнему блеску организации высших градусов; но, в отличие от новоанглийской, она проводила в своих ложах ту строгую моральную дисциплину, которой добивалось и древнеанглийское масонство.

Рейхелева масонская организация состояла, по-видимому, из меньшего числа степеней, чем Елагина. «Барон Рейхель, — говорит Новиков, — больше четырех или пяти, не помню, градусов не давал, отговариваясь тем, что у него нет больше позволения…»

12 марта 1771 года Рейхелем была открыта в Петербурге ложа Аполлона, немедленно выразившая в особом письме свою зависимость от Великой Ложи Циннендорфа в Берлине. «Свет, наконец достигший от вас сюда, — писала в Берлин ложа Аполлона, — налагает на нас обязанность сообщить вам о нашем настоящем установлении».

Мастером ложи Аполлона сделался сам Рейхель; из членов-основателей ее только один был русский — генерал С. К. Нарышкин.

Из-за финансовых затруднений (наем дома) ложа довольно скоро прекратилась; возобновлена она была в 1774–1775 годах под управлением Г. Розенберга, дельца и интригана, вначале выставлявшего себя сторонником Рейхеля.

Помимо: 1) Аполлона к «ведомству Рейхеля» принадлежало еще не менее шести лож.

2) 15 мая 1773 года открыта была л. Гарпократа; первым ее мастером был кн. П. Н.Трубецкой, получивший молоток непосредственно от Рейхеля; вслед за ним — И. А. Артемьев.

3) 14 августа 1773 года основана л. Аполлона в Риге, под управлением Бётефгора.

4) Л. Изиды в Ревеле, открытая в 1773 году.

5) Л. Горуса в Петербурге, начавшаяся в 1774 или 1775 году. Мастером стула в ней был А. А. Нартов, «статский советник, Монетного департамента, Вольного Экономического Общества и Лейпцигского ученого собрания член; человек острый, ученый и просвещенный, искусный во французском, немецком и своем родном языках; также в математике, химии и других науках».

6) Л. Латоны в Петербурге; основана 2 декабря 1775 года. Мастер стула в ней сперва И. П. Чаадаев, потом Н. И. Новиков.

7) Л. Немезиды в Петербурге, учрежденная не ранее конца марта месяца 1776 года. Мастером стула был в ней Я. Ф. Лубянский.

8) Л.Озириса, открытая сперва в Петербурге, а в 1776 году перенесенная в Москву. Она называлась «княжеской», так как мастер стула (Н. Н. Трубецкой) и несколько братьев ее были князья.

С первого же года своего существования Рейхелево масонство пробовало вступить в связь с Елагиной системой.

2 октября 1771 года сам доктор Циннендорф писал из Берлина Елагину (который даже еще официально не был назначен от Англии великим провинциальным мастером): «В видах укрепления, насколько возможно, дружбы и согласия между вашими братьями (существенная цель, основной камень всех работ и здания всякого доброго брата масона!) я счел своими долгом вам выразить это и в частности препоручить брата Рейхеля, как и его ложи, вашему и всех ваших братьев в Петербурге покровительству, доверию и благоволению».

Елагины ложи пытались, однако, отгородиться от новых соседей. У Рейхелевых масонов требовали отречения от Рейхеля, если они желали поступить к Елагину. Скоро, впрочем, имя Рейхеля начало вызывать иного рода смущение среди елагинских масонов. Между последними прошел слух, «что есть истинное масонство и что оно и в С.-Петербурге есть». «Разведывая», Новиков и его друзья «узнали, что сие масонство привезено бароном Рейхелем из Берлина».

После этого начались отпадения — от Елагина к Рейхелю. Переходили к последнему и по одиночке, и целыми ложами. И. А. Петров, недавно лишь принятый в Елагину Астрею, через несколько месяцев уже «вступил членом в ведомство Рейхелевское».

Л. В. Тредьяковский в Москве еще был в Елагиной ложе Равенства, а приехав в Петербург, перешел к Рейхелю, и не только сам перешел, но звал подчиненного своего А. Я. Ильина.

22 марта 1776 года прекратила существование Елагина ложа Астреи, члены которой почти сплошь перешли к Рейхелю. «Закрыли его, и членство все братья с себя отдали и свечи погасили… — записывает бывший при этом Ильин. — Когда закрывали Астрею, то в самое то время очень было жалко, так что у меня навертелись слезы».

Дубянский непосредственно после этого основал ложу Немезиды по системе Рейхеля. Вероятно, еще ранее перешел к Рейхелю Новиков; с ним вместе было несколько его друзей; «начальником или мастером стула» был к ним определен И. П. Чаадаев. Ложа Латоны получила при своем основании акты трех степеней. «Между сими актами и прежними английскими усмотрели мы великую разность, — показывал Новиков, — ибо тут было все обращено на нравственность и самопознание, говоренные же речи и изъяснения произвели великое уважение и привязанность».

После обозначившегося уклона в сторону Рейхеля медлить Елагину больше было нельзя; приходилось принимать давно протянутую руку.

1 сентября 1776 года состоялось большое собрание Рейхелевых масонов в ложе Немезиды, «в коем они положили согласиться (с Елагиным) и дать свои акты и обряды первых трех степеней, и что Государственный масонский великий мастер будет И. П. Елагин, а наместный — граф Никита Иванович Панин, которое положение совсем решится окончательно в будущее собрание, то есть в субботу».

3 сентября в 7 часов утра Рейхель с двумя братьями отправился на квартиру Елагина, чтоб застать его до его отъезда в Царское Село к императрице. «Однако предварительно, — писал Рейхель в берлинскую ложу, — я оставил акты в коляске и заставил его выдать вперед расписку; только тогда принес я их наверх и отдал ему».

3 сентября вечером на собрание ложи Гарпократа явились И. П. Елагин и представители его лож — Н. И. Бутурлин и И. Б. Леццано. «И из них на Елагина все то надели, что принадлежит до великого Государственного Мастера, и снабдили тремя актами».

Через месяц Елагин сообщил Великой Национальной Ложе в Берлин, что он счастлив видеть «во всей России одного пастыря и одно стадо».

Всего под главенством Великой Провинциальной Ложи объединилось тогда не менее 18 лож.

В ближайшие годы две из этих лож (Горус и Пеликан — Благотворительность) перекинулись к шведской системе. В 1777 году сам Елагин близок был к Швеции, но успел удержаться от вступления в новую организацию прежде, чем на нее начались правительственные гонения.

В связи с этими последними поколебалось мирное существование всякого масонства вообще. После издания «Устава благочиния» (1782 год) закрыл свою ложу Скромности П. И. Мелиссино.

Через два года, когда деятельность московских масонов вызвала острое раздражение Екатерины, счел благоразумным прекратить свою деятельность и Елагин. В 1784 году «работы» всего союза были «приостановлены по собственному побуждению гроссмейстера (Елагина) и с согласия членов лл., но без приказания со стороны высшего правительства; вследствие чего благочестивая императрица, чрез гроссмейстера ордена, всемилостивейше удостоила передать ордену, что она, за добросовестность его членов избегать всякого сношения с заграничными масонами, при настоящих политических отношениях, не может не питать к ним полного уважения».

После этого лишь немногие частные ложи продолжали «работы» вне всяких широких союзов (без перерыва шли «работы», например, ложи Урании). Новая Елагина организация сложилась только в 1786 году.