Глава 13
Майский день рождения

Направляясь к Садовому Склону, Аня столкнулась на пути с Дианой, бежавшей в сторону Зеленых Мезонинов. Встреча произошла возле Леса Призраков, как раз там, где обомшелый бревенчатый мостик соединял берега ручья. Они присели возле Ключа Дриад, где уже выглядывали из-под сухой прошлогодней травы крошечные папоротники, словно кудрявые зеленые эльфы, очнувшиеся от сладкой зимней дремы.

— А я как раз шла, чтобы попросить тебя помочь мне отпраздновать в субботу мой день рождения, — сказала Аня.

— Твой день рождения? Но твой день рождения был в марте!

— Это не моя вина, — засмеялась Аня. — Если бы мои родители посоветовались со мной заранее, этого никогда не случилось бы. Я конечно же предпочла бы родиться в мае. Это было бы восхитительно — прийти на свет вместе с фиалками и перелесками! Я всегда чувствовала бы себя их молочной сестрой. Но раз уж мне не суждено было родиться в мае, то, по крайней мере, я могу отпраздновать мой майский день рождения. В субботу приезжает Присилла, и Джейн тоже будет дома. Мы все вчетвером отправимся в лес и проведем там чудесный день. Это будет наше знакомство с весной. Пока ни одна из нас еще не знакома с ней по-настоящему; но в лесу мы узнаем ее так хорошо, как не смогли бы ни в каком другом месте. Я хочу обследовать отдаленные поля и другие безлюдные места. Я убеждена, что там есть десятки прелестных укромных уголков, которых люди никогда не видели, хотя, быть может, и смотрели на них. Мы подружимся с ветром, небом и солнцем и принесем домой весну в наших сердцах.

— Звучит ужасно мило, — сказала Диана с некоторым внутренним недоверием к магии, Аниных слов. — Но не окажется ли там слишком сыро в некоторых местах?

— О, мы наденем галоши. — Это была Анина уступка практической стороне дела. — И я хочу, чтобы ты пришла ко мне в субботу рано утром и помогла все приготовить. Мы возьмем с собой самые восхитительные лакомства — такие, что под стать весне, — маленькие пирожки с вареньем, песочное печенье с розовой и желтой глазурью, лимонный пирог. Впрочем, нам, наверное, придется сделать и бутерброды, хотя это уже не так поэтично.

Воскресенье оказалось идеальным днем для пикника — теплым, солнечным, полным свежести и голубизны, с легким шаловливым ветерком, порхающим по лугам и садам. На каждом залитом солнцем пригорке и поле виднелась нежная зелень с рассыпанными на ней звездочками цветов.

Даже бороновавший поле позади своей фермы мистер Харрисон ощущал некое волшебное действие весны в своей спокойной, далеко не юношеской крови. Вдруг до него донеслись радостные голоса и смех. Он поднял голову и проводил взглядом четырех девушек с корзинками, шагавших вдоль его поля там, где оно примыкало к лесу.

— Так легко быть счастливым в такой день, как этот, правда? — сказала Аня с присущей ей, подлинно Аниной философией. — Девочки, давайте постараемся сделать его по-настоящему золотым днем — днем, о котором мы всегда сможем вспоминать с восторгом. Мы ищем только красоты и отказываемся видеть что-либо другое. Прочь, печали и заботы! Джейн, ты думаешь о чем-то неприятном, что произошло вчера в школе.

— Как ты догадалась? — ахнула Джейн в изумлении.

— О, я знаю это выражение… Я довольно часто чувствую его на своем собственном лице. Но выброси все неприятности из головы, здесь так хорошо. Пусть они подождут до понедельника… а если не подождут, тем лучше. О, девочки, девочки, посмотрите на ту полянку! Сколько фиалок! Этот вид как раз для картинной галереи памяти. Когда мне будет восемьдесят лет — если это и в самом деле когда-нибудь будет, — я закрою глаза и увижу эти фиалки именно так, как я вижу их сейчас. Это первый добрый дар, который этот день принес нам.

— Я думаю, что если можно было бы увидеть поцелуй, то он выглядел бы как фиалка, — сказала Присилла.

Аня просияла:

— Я так рада, Присилла, что ты высказала эту мысль вслух, а не просто подумала про себя. Этот мир был бы гораздо интереснее — хотя он и так очень интересный, — если бы люди откровенно высказывали вслух свои подлинные мысли.

— Я думаю, многим из них пришлось бы тогда уносить ноги, пока целы, — промолвила мудрая Джейн.

— Может быть, и так, но это была бы их собственная вина: зачем у них такие скверные мысли?.. Но, так или иначе, сегодня мы можем высказывать все наши мысли, потому что собираемся думать только о прекрасном. Каждая из нас может сказать все, что придет ей в голову. Только это можно назвать настоящей беседой!.. Смотрите, вот тропинка, которую я никогда не видела прежде. Давайте исследуем ее.

Тропинка была извилистой и такой узкой, что, хотя девочки шли гуськом, лапы елей задевали их лица. Под елями виднелись бархатные подушки мха, а дальше, там, где деревья были меньше и росли они реже, землю покрывала самая разнообразная нежная и густая зелень.

— Сколько здесь куриной слепоты! — воскликнула Диана. — Я наберу букетик! Они такие милые!

— Как можно было дать таким прелестным растениям такое ужасное имя? — спросила Присилла.

— Должно быть, тот, кто первый так назвал их, или совсем был лишен воображения, или имел его в избытке, — отозвалась Аня. — О, девочки, взгляните на это!

"Это" было неглубоким лесным прудом посередине небольшой солнечной полянки, где кончалась тропинка. Ближе к лету это место просыхало и покрывалось густыми высокими папоротниками, но сейчас перед девочками лежала спокойная, ясная, как хрусталь блестящая поверхность. Стройные молодые березки кольцом окружали полянку, а маленькие папоротники украшали берега пруда зеленой бахромой.

— Какая прелесть! — воскликнула Джейн.

— Давайте потанцуем вокруг него как лесные нимфы, — предложила Аня, поставив на землю свою корзинку и протягивая руки подругам.

Но танец не удался, так как почва была болотистой и у Джейн увязли галоши.

— Те, кому приходится носить галоши, не могут быть лесными нимфами, — таково было ее заключение.

— Но мы должны хотя бы дать имя этому месту, прежде чем покинем его, — сказала Аня, уступая неоспоримой логике фактов. — Пусть каждая предложит имя, и мы кинем жребий. Диана?

— Березовый Пруд, — откликнулась Диана немедленно.

— Хрустальное Озеро, — сказала Джейн.

Аня, стоявшая позади них, взглядом умоляла Присиллу о менее банальном названии, и Присилла оказалась на высоте положения, выступив с величественным — Мерцающие Воды. Анин выбор пал на Зеркало Эльфов.

Эти названия были написаны на полосках березовой коры карандашом, с которым не расставалась "руководительница школы" Джейн, и сложены в Анину шляпу. Присилла закрыла глаза и вытащила одну из них.

— Хрустальное Озеро, — прочитала Джейн с торжеством.

Вот так пруд стал Хрустальным Озером, но если Аня даже и подумала, что случай сыграл с ним злую шутку, она не сказала этого вслух.

Пробравшись через разросшийся подлесок, девочки вышли на поросшее молодой зеленью заднее пастбище мистера Сайласа Слоана. За ним они обнаружили начало новой тропинки, убегающей в лес, и в результате голосования решили исследовать и ее, за что были вознаграждены целой чередой приятных сюрпризов. Сначала, огибая пастбище, они очутились под сводом сомкнувшихся вершинами диких вишен, усыпанных цветами. Каждая из девочек повесила шляпу на локоть и украсила голову венком из пушистых кремовых цветов. Затем тропинка сделала поворот направо и нырнула в еловый лес, такой густой и темный, что идти пришлось в полумраке, не видя ни кусочка неба, ни проблеска солнечного света.

— Здесь живут злые, проказливые эльфы, — шепнула Аня. — Но они не могут обидеть нас, потому что им не позволено делать зло весной. Вон один выглядывает на нас из-за той старой кривой ели… А разве вы не заметили целую компанию их на том большом мухоморе, мимо которого мы только что прошли? Добрые феи всегда обитают в солнечных местах.

— Я хотела бы, чтобы здесь действительно были феи, — заметила Джейн. — Как было бы хорошо, если бы они могли исполнить три желания… или хотя бы одно… Что бы вы пожелали, девочки, если бы вам пообещали исполнить одно ваше желание? Я хотела бы быть богатой, красивой и умной.

— Я хотела бы быть высокой и стройной, — отозвалась Диана.

— Я хотела бы быть знаменитой, — сказала Присилла.

Аня подумала было о своих волосах, но отвергла эту мысль как недостойную.

— Я хотела бы, чтобы была весна… в каждом сердце и всю жизнь, — сказала она.

— Но это, — возразила Присилла, — все равно что пожелать, чтобы этот мир стал раем.

— Частью рая. В других его частях будет лето или осень… и даже немножко зимы. Я думаю, даже на небесах мне иногда хотелось бы блестящих заснеженных полей и серебристого инея. А тебе, Джейн, разве нет?

— Я… я не знаю, — ответила Джейн растерянно. Джейн была хорошей девушкой и доброй прихожанкой, добросовестно старалась быть достойной своей профессии и всегда верила всему, чему ее учили. Но она никогда не думала о небесах больше, чем это было совершенно необходимо.

— Минни спросила меня на днях, будем ли мы на небесах носить каждый день выходные платья, — засмеялась Диана.

— Ты не сказала ей, что будем? — поинтересовалась Аня.

— Боже мой, конечно нет! Я сказала, что там мы вообще не будем думать о платьях.

— О, я полагаю, что будем… немного, — сказала Аня серьезно. — Там, в вечности, будет много времени, так что хватит, чтобы подумать и о платьях без ущерба для более важных дел. Я думаю, там мы все будем носить красивые платья… одеяния, пожалуй, будет более подходящим словом. Первые несколько столетий я хотела бы носить розовое, — я уверена, потребуется немало времени, чтобы этот цвет мне надоел. Я очень его люблю, но, увы, никогда не смогу носить в этом мире.

За еловым лесом тропинка спускалась к новой солнечной полянке, где бежал ручей, через который вел бревенчатый мостик; а затем явилось, великолепие залитого солнцем березового леса, где воздух напоминал прозрачное золотистое вино, листва была свежей и нежно-зеленой, а земля под деревьями — мозаикой трепещущего солнечного света. И снова дикие вишни, и маленькая долина гибких молодых елей. И наконец, холм, такой крутой, что девочки запыхались, взбираясь на него. Но когда они достигли вершины и вышли на открытое место, оказалось, что там ожидал их главный из сюрпризов дня.

Позади них тянулись задние поля ферм, расположившихся вдоль «верхней» дороги в Кармоди, а прямо перед ними, окруженный с трех сторон буками и елями, но открытый с юга, лежал маленький ровный участок, а на нем сад… или то, что когда-то было садом. Он был обнесен полуразрушенной каменной оградой, заросшей мхом и травой, а вдоль его восточной стороны шел ряд буйно цветущих садовых вишен, похожих на огромные сугробы. Здесь все еще можно было различить и следы прежних дорожек, и двойные шпалеры розовых кустов посередине, но все остальное пространство было настоящим морем нарциссов, желтых и белых, в самом своем воздушном и обильном цвету, чуть покачиваемых ветром над сочной и буйной зеленой травой.

— Ах, какая красота! — воскликнули три девочки хором; Аня лишь смотрела в красноречивом молчании восторга.

— Но откуда же здесь взялся этот сад? — спросила Присилла с недоумением.

— Это, должно быть, сад Эстер Грей, — сказала Диана. — Я слышала о нем от мамы, но никогда прежде его не видела и даже не предполагала, что он все еще существует. Ты слышала эту историю, Аня?

— Нет, но имя кажется мне знакомым.

— О, ты видела его на кладбище. Она похоронена у ограды, под тополями — небольшой бурый камень, и на нем высечены открытые врата и надпись: "Священной памяти Эстер Грей, умершей в возрасте 22 лет". А рядом могила Джордана Грея, но на ней нет надгробия. Удивительно, Аня, что Марилла никогда не рассказывала тебе эту историю. Но, впрочем, это было тридцать лет назад, и все уже забыли…

— Ну, если есть история, мы должны ее услышать, — заявила Аня. — Давайте сядем прямо здесь, среди нарциссов, и Диана нам расскажет… Ах, девочки, здесь их сотни — все вокруг усеяно ими, словно в саду расстелили ковер, сотканный из солнечных и лунных лучей. Ради этого открытия стоило идти так далеко! Подумать только, что я целых шесть лет жила всего лишь в миле от этого места и ни разу его не видела!.. Рассказывай, Диана.

— Много лет назад, — начала Диана, — эти земли принадлежали старому мистеру Дэвиду Грею. Дом его стоял не здесь, а у дороги, там, где теперь живет мистер Сайлас Слоан. У Дэвида Грея был единственный сын, Джордан, который однажды зимой поехал в Бостон на заработки и там влюбился в девушку по имени Эстер Мюррей. Эстер работала в большом магазине и ненавидела свою работу. Она выросла в деревне, и ей всегда хотелось жить где-нибудь поближе к природе. Когда Джордан предложил ей выйти за него замуж, она согласилась с условием, что он увезет ее в какое-нибудь тихое место, где она не будет видеть ничего, кроме лесов и полей. И он привез ее в Авонлею. Миссис Линд говорила, что он ужасно рисковал, женясь на американке, тем более что Эстер была слабого здоровья, да и как хозяйка никуда не годилась. Но, по словам мамы, Эстер была очень красивой, милой и кроткой, и Джордан боготворил самую землю, по которой ступала его жена… Так вот, старый мистер Грей подарил Джордану эту ферму, и тот построил здесь, в глуши, маленький домик, где они с Эстер прожили четыре года. Она редко покидала ферму, и никто, кроме мамы и миссис Линд, не навещал ее. Джордан разбил для нее этот сад, и она была безумно рада и проводила внем почти все время. Она не была хорошей хозяйкой, зато знала толк в цветах… А потом она заболела. Говорят, что у нее была чахотка еще прежде, чем она приехала сюда. Она не слегла в постель, но просто день ото дня становилась все слабее и слабее. Джордан не пожелал, чтобы за ней ухаживал кто-то чужой. Он все делал сам, и мама говорит, что был он кротким и терпеливым, как женщина. Каждый день он закутывал жену в шаль, выносил в сад, и она лежала там на скамье, совершенно счастливая. Говорят, что она каждое утро и каждый вечер просила Джордана опуститься на колени рядом с ее скамьей и помолиться, чтобы смерть пришла к ней здесь, в этом саду. И молитвы их были услышаны. Однажды утром Джордан, как обычно, вынес ее в сад и положил на скамью, а потом собрал все розы, которые уже расцвели, и закидал ее ими — она улыбнулась ему в ответ, закрыла глаза… и все, — заключила Диана мягко, — это был конец.

— Какая прекрасная история, — вздохнула Аня, вытирая глаза.

— А что стало с Джорданом? — спросила Присилла.

— После смерти Эстер он продал ферму и вернулся в Бостон, а новый хозяин, мистер Джейбс Слоан, перевез домик поближе к дороге. А десять лет спустя Джордан умер; его привезли в Авонлею и похоронили рядом с Эстер.

— Не понимаю, как это она могла хотеть жить в такой глуши, вдали от людей, — заметила Джейн.

— А я легко могу это понять, — сказала Аня задумчиво. — Для себя я не хотела бы такой жизни навсегда, ибо, хотя я люблю леса и поля, я не могу обойтись и без людей то. же. Но мне понятны чувства Эстер. Она смертельно устала от шума большого города и толпы вечно спешащих людей, которые приходили и уходили и которым не было дела до нее. Ей хотелось ускользнуть от всего этого в какое-нибудь тихое и зеленое, уютное и родное место, где она могла бы отдохнуть. И желание ее исполнилось, что случается, я думаю, с очень немногими людьми. Ей были подарены четыре прекрасных года перед смертью — четыре года безграничного счастья, так что, мне кажется, скорее нужно позавидовать, чем жалеть ее. А эта смерть — закрыть глаза и заснуть среди роз, когда тот, кого ты любишь больше всего на земле, улыбается тебе… О, я думаю, это прекрасно!

— Она посадила эти вишни, не надеясь дождаться плодов, — сказала Диана, — но, как говорила она моей маме, ей было приятно думать, что они будут жить и украшать землю и после ее смерти.

— Как я рада, что мы выбрали именно эту тропинку, — воскликнула Аня с сияющими глазами. — Сегодня, как вы знаете, мой майский день рождения, и этот сад с его историей стал мне чудесным подарком. А твоя мама не говорила тебе, Диана, как выглядела Эстер Грей?

— Нет… только, что она была красивой.

— О, я, пожалуй, даже рада этому, потому что в таком случае я могу вообразить ее какой хочу. А хочу я, чтобы она была изящная и невысокая, с мягкими, чуть вьющимися, темными волосами, с большими, добрыми и кроткими карими глазами, с бледным и задумчивым лицом…

Девочки оставили свои корзинки в саду Эстер и провели остаток дня, бродя по окрестным лесам и полям и открывая множество сказочно прекрасных дорожек и укромных уголков. Проголодавшись, они расположились в одном из самых красивых мест на крутом берегу весело журчащего ручья, где из высоких пушистых трав поднимались стройные белые березы, — и отдали должное приготовленным Аней лакомствам; даже непоэтичные бутерброды были оценены по достоинству, так как после долгой прогулки на свежем воздухе никто не мог пожаловаться на отсутствие аппетита. Для подруг Аня захватила с собой лимонад и стаканы, но сама пила холодную воду из ручья, сделав себе подобие чашки из бересты. Чашка текла, вода отдавала землей, как это обычно бывает весной, но Аня считала, что это гораздо более подходящий к случаю напиток.

— Взгляните, видите это стихотворение? — неожиданно обратилась она к подругам.

— Где? — Джейн и Диана уставились так, словно ожидали увидеть рунические письмена на березовой коре.

— Там… дальше вниз по ручью… это старое, покрытое мхом бревно, по которому тонкими нитями струится вода, словно кто-то расчесывает ее невидимым гребнем, а солнечный луч пронзает эти нити золотой стрелой и тонет в глубине ручья. О, это самое прекрасное стихотворение, какое я когда-либо видела.

— Я назвала бы это картиной, — сказала Джейн. — Стихотворение — это рифмы и строфы.

— Нет-нет… — Аня решительно покачала головой, увенчанной короной из пушистых цветов дикой вишни. — Строфы и рифмы — это только внешний наряд стихотворения, и ничего больше… Так же, как твои оборки и воланы — это не ты, Джейн. Настоящее стихотворение — это душа, скрытая за строфами и рифмами. И здесь перед нами прекрасная частица души ненаписанного стихотворения. Не каждый день можно увидеть душу — даже стихотворения.

— Интересно, как выглядит душа… душа человека, — задумалась вслух Присилла.

— Наверное, вот так, — ответила Аня, указывая на подвижные блики солнечного света, льющегося через крону березы. — Только у нее, конечно, есть еще и форма. Я люблю воображать души сотканными из света: одни насквозь переливаются и мерцают розовыми отблесками, другие мягко отсвечивают, как лунный луч на воде, а некоторые — бледные и прозрачные, как голубая утренняя дымка…

— Я где-то читала, что души похожи на цветы, — сказала Присилла мечтательно.

— Тогда твоя душа — золотистый нарцисс, — нежно улыбнулась Аня, — а у Дианы — красная-красная роза. А у Джейн — цветок яблони, розовый, душистый, пышущий здоровьем.

— А у тебя — белая фиалка с пурпурными прожилочками на лепестках, — закончила Присилла.

Джейн шепнула Диане, что никак не поймет, о чем они говорят. А ей, Диане, понятно?

Домой они возвращались при свете спокойного золотого заката, и корзинки их были полны нарциссов из сада Эстер (свой, букет Аня на следующий день отнесла на кладбище и положила на ее могилу). Малиновки посвистывали в елях, на болотах распевал лягушачий хор. Все долины и подножия холмов были залиты топазовым и изумрудным сиянием.

— Все-таки прекрасно провели мы время, — сказала Диана так, как будто никак не ожидала этого, когда отправлялась в путь.

— Это был поистине золотой день, — заверила Присилла.

— Я ужасно люблю лес, — призналась Джейн.

Аня не сказала ничего. Она смотрела вдаль на пламя заката и думала о нежной и прекрасной Эстер Грей.