Балтийское море в те времена представляло собой арену ожесточенной борьбы нескольких держав, бившихся за установление своего контроля на торговых путях, связывающих балтийские порты. Польские, литовские и шведские корсары перехватывали датские и ганзейские купеческие суда, шедшие в Ругодив (Нарву) и другие порты, принадлежавшие тогда русской короне. Одни только любекские купцы от этих налетов понесли убытка больше чем на 100 тысяч талеров. Но летом 1570 года — аккурат в те дни, когда Клаус Курсель, в чью авантюру ввязался Юрген Фаренсбах, лишился головы, а датский принц Магнус явился в Москву за ливонской короной, — в море на разбойный промысел вышел некий капитан Карстен Роде, объявивший себя «адмиралом каперов московского царя».

У Роде действительно имелось выправленное по всей форме каперское свидетельство, выданное в Александровской слободе; в нем Роде назывался «царским атаманом и военачальником». В свидетельстве говорилось: «…Корабельщику, немчину Карстену Роде со товарищи, преследовать огнем и мечом, в портах и в открытом море, на воде и на суше не только поляков и литовцев, но и всех тех, кто станет приводить к ним, либо выводить от них товары или припасы, или чтобы то ни было». Во все русские порты и крепости на Балтике разосланы были указы воеводам и другим служилым людям, в которых строго-настрого велено было: «Держать того немчина-корабельщика и его товарищей в большом бережении и чести, помогая им чем нужно. А буде, избави Бог, сам Роде или который из его людей попадет в неволю — того немедля выкупить, выменять или иным способом освободить».

Согласно договоренности сам Роде имел право на десять процентов добычи, но обязан был продавать суда и товары в русских портах. Пленных, которых можно было обменять, или за которых можно было получить выкуп, он также должен был «сдавать в портах дьякам и иным приказным людям». Экипаж капера права участвовать в дележе добычи не имел, но получал жалованье в размере шести талеров в месяц.

Господин Роде был уроженцем Дитмаршена — крестьянской республики, образовавшейся в Голштинии в XII веке и просуществовавшей до 1559 года. Купец и капитан собственного судна, он вел торговлю с Любеком, но потом занялся более выгодным промыслом, сделавшись морским разбойником, что было не редкостью в то время — многие владельцы судов, в зависимости от политической ситуации, по нескольку раз меняли род занятий, переходя из купцов в пираты и обратно. До того как поступить на службу к московскому царю, Роде состоял капером датского короля Фредерика II. Как он попал в Москву, ничего не известно, но удивительного в этом нет ничего, если учесть, что связи между датским и русским дворами были давнишними и враг у обоих государств был общий — Швеция.

Свое судно Роде снаряжал во владениях принца Магнуса. После того как Роде предъявил каперское свидетельство, выданное ему в Александровской слободе, куда сам принц собирался ехать с посольством, ему помогали во всем. На русские деньги он приобрел пинку — трехмачтовое грузовое судно водоизмещением 40 тонн — и набрал команду. Пинка была вооружена тремя литыми чугунными пушками, десятью меньшими орудиями — «барсами», восемью пищалями и двумя боевыми кирками для пролома бортов.

Несмотря на то что пинка почти сразу же потекла и приходилось непрерывно вычерпывать из нее воду, вскоре «русские каперы» открыли свой боевой счет: возле острова Борнхольм они взяли на абордаж одномачтовый «буер», шедший с грузом соли и сельдей. Захваченный буер вооружили, и часть команды пинки перешла на него под началом Роде, саму же пинку он поручил команде одного из своих лейтенантов.

Сбыв добычу на Борнхольме, где в гавани суда Роде стояли бок о бок с датскими военными кораблями, «русские каперы» снова вышли в море уже на двух судах. Буер и пинка разошлись в разные стороны в поисках добычи, и, когда через восемь дней они снова встретились в порту Борнхольма, каждый из капитанов привел по захваченному судну. Пинка захватила один буер с грузом ржи и дубовых досок, а буер под командой Роде конвоировал взятый на абордаж большой корабль водоизмещением в 160 тонн.

Здесь же на Борнхольме Роде купил восемь пушек, которыми вооружил захваченный им корабль, ставший флагманом его флотилии. Кроме того, он принял на службу десяток местных жителей и нескольких датчан. Власти острова, в то время бывшего местом стоянки многих пиратских судов, встречали гостей, подобных Роде, всегда очень радушно, а датский адмирал, командовавший флотилией базировавшейся на Борнхольме, считал «каперов царя Ивана» союзниками и снабжал их лоциями и картами. Тем более что добычу «русский адмирал», вопреки договору, предпочитал отправлять в Копенгаген.

Ближе к середине лета Роде, командуя тремя судами, имевшими в общей сложности 33 пушки, напал на купеческую флотилию из пяти судов, шедшую с грузом ржи из Гданьска. В этот раз легкой победы не было, купцы решили отбиваться. Разгорелось настоящее морское сражение, которое закончилось победой Роде; из пяти «торгашей» удалось спастись только оной пинке, да и то больше благодаря беспечности пиратов. Капитана этого судна взяли на каперский флагман, а на его корабль высадили трех молодцов Роде и решили, что дело сделано. Но во время перехода на шедшей замыкающей пинке вспыхнул бунт: купцы, лоцман и матросы напали на пиратов, перебили их и, пока на флагмане разбирались, что к чему, сумели уйти.

В июле флотилия Роде атаковала еще один купеческий караван, шедший из Гданьска с грузом ржи. В караване было семнадцать кораблей, и ни один из них не ушел. Когда в Гданьске узнали о происшедшем, городской совет решил организовать против Роде специальную экспедицию.

Польские корабли, выйдя из Гданьска, направились к Борнхольму. Когда остров показался на горизонте, навстречу польским кораблям вышел датский флот. Польский и датский адмиралы съехались в лодках для переговоров. Датский адмирал подтвердил, что суда Роде были в порту Борнхольма, но накануне ушли, взяв курс на Копенгаген. Польский адмирал заявил о данном ему приказе преследовать Роде, и датчанин предложил свои услуги в качестве «гаранта безопасности экспедиции в территориальных водах Дании». Он даже вызвался эскортировать польские суда «во избежание недоразумений». Ведь поляки, хотя и не находились в состоянии войны с Данией, были союзниками шведов, а с ними датчане воевали. Всякое могло случиться, поэтому такая мера предосторожности вовсе не показалась полякам излишней.

Гданьские охотники за пиратами двинулись к Копенгагену, и датчане пошли следом. Но когда суда обеих флотилий оказались в непосредственной близости от копенгагенской гавани, датский адмирал внезапно приказал открыть огонь и буквально загнал поляков в порт датской столицы, где их суда, как принадлежащие государству — союзнику шведов, были немедленно арестованы, а команды объявлены пленными.

Несколько дней спустя сидевшие под арестом поляки в бессильной злобе наблюдали за тем, как совершенно открыто в порт вошли два корабля из числа принадлежавших Карстену Роде; они были нагружены товарами, привезенными на продажу. Оказалось, что маневр датчан адмирала был согласован с Роде — пока поляки «шли по его следу», он спокойно отсиживался в гавани Борнхольма, а узнав о крахе экспедиции, охотившейся за ним, прибыл в Копенгаген, чтобы продать добычу и насладиться унижением своих врагов.

К сентябрю 1570 года под командой Роде было уже шесть вооруженных судов с полностью укомплектованными экипажами. Дерзость Роде, стремительный рост его сил уже не на шутку беспокоили шведскую корону. Против «московитских пиратов» повели охоту, пытаясь загнать их в ловушку и уничтожить. Раз шведы настигли флотилию Роде и сумели даже потопить несколько его судов, но «русскому адмиралу» удалось прорваться к Копенгагену и укрыться в его порту, под защитой пушек короля Дании.

Неприятности у Роде начались с совершеннейшего пустяка, с событий, к нему никакого отношения не имевших. Как-то раз к берегу датского острова Горе, возле Готланда, пристал швертбот с десятком шведских пиратов, заплутавших в тумане. Шведы думали, что они высадились на шведской территории, на острове Оленд, и ошибку свою осознали лишь после того, как, предъявив местным властям каперское свидетельство, выданное шведской короной, в ответ услышали, что арестованы, так как находятся на датской территории. Посадив экипаж швертбота под замок, комендант острова Горе двух офицеров, командовавших шведами, отправил на Борнхольм, в распоряжение тамошнего наместника.

В это время на Борнхольме стояла пинка «Der Hase» («Заяц»), из флотилии Карстена Роде, капитаном на которой был Клаус Гозе. С этим судном вышло досадное недоразумение: когда корабль Гозе рыскал по морю, на него наткнулся корабль датского военного флота под командой капитана Иоахима Нифунда. Невзирая на «каперское свидетельство», выданное союзником датской короны русским царем, Нифунд высадил на борт «Зайца» часть своей команды, капитана Гозе и его людей запер в трюм и отконвоировал пинку на Борнхольм. Здесь борнхольмский наместник и адмирал датской флотилии «восстановили справедливость». Казалось, инцидент был исчерпан, но обозленный капитан Клаус Гозе, которого продержали в вонючем трюме почти две недели, решил жаловаться на Нифунда и собрался отправиться в Копенгаген. Этой оказией решили воспользоваться, чтобы отправить в столицу пленных.

Гозе распорядился принять на борт шведов, которых доставили закованными в кандалы. Их разместили на верхней палубе, и вскоре пинка вышла в море. Ночью, когда вся команда, кроме вахты, спала, шведы сумели снять цепи и напали на членов экипажа пинки, действуя тем, что подвернулось под руку. Плотницким топором они зарубили штурмана, рулевому проломили череп багром, а третьего вахтенного выбросили за борт, после чего бросились в капитанскую каюту, где спали Гозе и его лейтенант Шуце, ранили и связали обоих, а затем, вооружившись найденным в каюте оружием, загнали команду под палубу и задраили люки. Чтобы Гозе и Шуце не попытались повторить их номер, шведы забили клиньями дверь в каюту и вплотную к ней придвинули две заряженные пушки «барс».

Когда они пристали к берегу Померании, экипаж пинки именем герцога Штеттинского и Померанского был взят под арест. Решено было созвать международную комиссию для решения «вопроса Роде». В Померанию съехались представители Швеции, Франции, Польши, Дании, Саксонии, города Любека и некоторых других. В это же время начались переговоры между Данией и Швецией, на которых среди прочего был поднят и вопрос о пиратстве. Арест «русских пиратов», пользовавшихся покровительством датской короны и получивших вооружение от брата датского короля, давал лишний козырь в руки шведских дипломатов. Поэтому датчане поспешили заявить, что «московитским каперам» помогали лишь отдельные чиновники — такие, как, например, борнхольмский наместник Киттинг, коим двигали «своекорыстные интересы». Они клялись, что наместник будет наказан за своевольство, а против пиратов будет поведена самая беспощадная борьба.

И они не врали — Карстен Роде уже находился в датской тюрьме, куда его поместили по приказу датского короля Фредерика. Такая поспешность объяснялась не столько политическими, сколько экономическими соображениями: Роде так развернулся, что начал захватывать корабли в датских водах, в проливах Зунда, чем отпугивал купцов, шедших в Копенгаген, и вредил торговым интересам датской короны. В октябре 1570 года, когда Роде в очередной раз укрылся в копенгагенской гавани от преследовавших его шведов, ему позволили сойти на берег, а потом в одном из кабаков по-тихому арестовали и спешно переправили в глубь страны. Роде поселили в замке Галль в приличном помещении, его хорошо кормили, но при этом исключили общение с внешним миром.

Такое отношение к узнику вполне объяснимо: с одной стороны, целый ряд стран требовал, чтобы с ним поступили, как подобает поступать с пиратом, но, с другой стороны, он был официальный воинский начальник русского царя, буйный нрав которого хорошо знали в Европе. Лавируя меж двух огней, король Фредерик содержал Роде в почетной неволе, но людей, захваченных на судах его флотилии в порту Копенгагена, выдал шведскому королю. В то же время он писал письма Ивану Грозному, в которых объяснял, что арестовал «капера вашего царского величества, поелику тот стал имать корабли в датских водах, в Копенгаген с товарами через Зунды идущие». На это московский царь писал, что он ничего такого своему «немчину-корабельщику» не поручал, а велел ему только нападать на корабли своих врагов: литовского короля Ягайлы и короля свейского. Царь предлагал отправить Роде к нему, чтобы «о всем здесь с него сыскав, о том тебе после отписал бы». Но Фредерик на это не пошел, и переписка продолжилась; а Роде все сидел и сидел.

Наконец летом 1573 года король Фредерик лично посетил замок Галль и распорядился перевести Роде в Копенгаген. В столице условия содержания арестанта были значительно смягчены — он мог жить на частной квартире на собственный счет, находясь под надзором властей и не имея права покинуть город. Более того, Фредерик объявил Роде, что он будет немедленно освобожден, если уплатит «компенсацию короне» — тысячу талеров. Деньги у Роде должны были водиться — по документам значится, что он успел захватить 22 корабля, перевозивших товары на сумму в полмиллиона ефимков, но «русский адмирал» уповал на заступничество царя Ивана и платить отказывался. Известно, что он пробыл в плену еще три года, о чем можно судить по письму к Фредерику от русского царя, присланному в Копенгаген в 1576 году, видимо, после того, как до Москвы дошла просьба Роде о помощи. Но, судя по всему, как в свое время Роде не спешил выполнять «пункты договора» с русским царем, так после его ареста Иван Грозный не очень усердствовал, добиваясь вызволения Роде из плена.

После 1576 года никаких сведений о Карстене Роде не имеется.