Вместо эпилога.
Приключения царского учителя

Король-рыцарь Карл XII, которого царь Петр величал своим учителем, не желал считаться с политическими нюансами и вместо того, чтобы покончить с войной на самом выгодном для себя этапе, продолжил воевать, обрушившись на Польшу. Русских он за противников не считал. И даже когда осенью 1707 года двинул войска на Россию, надеялся на легкую победу, не понимая, как за эти годы изменился его противник. У него еще был шанс, когда в 1708 году в его лагерь, под Вильно, прибыли послы царя Петра с предложением мира на сложившихся условиях, но Карл желал вернуть под власть шведской короны те земли в устье Невы, которые русский царь успел захватить, пока он покорял Польшу. И не просто вернуть, а непременно, прежде захватив Москву, перекроить карту по своему разумению. О том, что он намеревался делать далее, после того как победит, точных сведений не имеется. На этот счет король особенно не распространялся, ибо настоящий рыцарь должен быть скуп на слова.

Ему нравилось воевать. Он полагал себя защитником истиной лютеранской веры. По его разумению, это были вполне достаточные поводы для продолжения военных действий. Главным образом по этим причинам предложения русских послов о мире были отвергнуты, и шведская армия продолжила поход, не подозревая, что идет к гибели.

В этом походе, к немалому своему изумлению, шведы столкнулись с какой-то странной тактикой: противник уклонялся от больших сражений, отступая в глубь страны, а уходя, уничтожал все припасы, оставлял за собой выжженные селенья. Наступать по огромной, искусственно созданной пустыне король не решился и, вопреки первоначально разработанному плану, на Москву не пошел, а свернул на Украину, где, пополнив запасы продовольствия и фуража, стал ждать подхода корпуса Левенгаупта. Ожидания были напрасны — корпус был перехвачен русскими на марше и разгромлен.

Неприятности продолжились, когда Карл осадил Полтаву: узнав о приближении главных сил русских, он пожелал лично отправиться на разведку и, наткнувшись на русские аванпосты, в перестрелке получил пулю в ногу. Решающей битвой войны он мог командовать, только сидя в кресле, и, когда его армия потерпела сокрушительное поражение, Карл с горстью верных ему людей едва избежал плена.

Отступление, более похожее на бегство, закончилось во владениях турецкого султана, где Карла XII приняли как почетного гостя. Остановился король и те немногие шведы, что спаслись вместе с ним после поражения под Полтавой, в маленьком молдавском городке Бендеры, подле которого в селе Варницы Карл основал временную штаб-квартиру, откуда управлял Швецией и подвластными ей странами, гоняя курьеров до Стокгольма через весь континент.

Впрочем, управление было занятием второстепенным. Король грезил военным реваншем, строил грандиозные планы, мечтая уговорить султана поставить его во главе турецкого войска и с этими силами атаковать московитов, чтобы поквитаться с царем Петром.

Отчасти его мечты сбылись: в 1711 году султан начал войну, в ходе которой русская армия, которой командовал сам Петр, после ряда боев в Молдавии оказалась окруженной в лагере под Станилешти. Ситуация была столь катастрофична, что Петр даже отправил гонца с письмом Сенату, объявив свою волю: если он окажется в руках турок, государем его больше не считать и никаких присланных распоряжений, даже написанных им собственноручно, не исполнять. Но турки предпочли получить свое без сражения — Петру предложили мир с условием, что он вернет Азов со всем округом, передаст Турции Троицкую крепость и Таганрог, а также сроет все укрепления на Дону и Днестре. Петру ничего не оставалось, как подписать мирный договор. Как ни пытались крымский хан и Карл помешать этому, султанский визирь, командовавший войсками, их слушать не стал, и русские войска были выпущены из Молдавии.

В конце концов шведский король изрядно надоел Блистательной Порте. Дорогому гостю не раз намекали на то, что пора бы ему отправиться на родину и заняться делами собственного королевства, но он упорствовал, надеясь-таки втянуть Турцию в войну. Тогда не понимавшего тонких намеков загостившегося короля решили выставить из пределов Османской империи более решительными методами. В Бендеры направили отряд почетной стражи из тысячи турецких и татарских воинов, который должен был проводить Карла до границы. Но король заявил, что будет отбиваться, и изготовил к бою бывших с ним 300 шведских солдат и офицеров. Султан предусмотрел такой вариант развития событий, а потому у посланных им командиров имелись полномочия на применение силы. Кончилось все тем, что после рукопашной схватки со многими жертвами короля скрутили и отвезли в замок Демирташ. Более Карла не понуждали к отъезду, но зато лишили бесконтрольных контактов с внешним миром и возможности действовать. Расчет оказался точен — провалявшись на диванах месяца три, непоседа-король объявил о желании более не обременять своим присутствием Блистательную Порту и приказал своим придворным собираться в дорогу.

К осени 1714 года все было готово, и караван шведов в сопровождении почетного турецкого эскорта двинулся в дальний путь. На границе с Трансильванией король отпустил турецкий конвой и объявил своим подданным, что дальше поедет в сопровождении одного офицера. Приказав обозу идти к Штральзунду — крепости в шведской Померании — и быть там не позже чем через месяц, сам Карл, с подложными документами на имя капитана Фриска, в бешеной скачке пересек Трансильванию, Венгрию, Австрию, Баварию, миновал Вюртемберг, Гессен, Франкфурт и Ганновер и добрался до Штральзунда в две недели.

У короля Карла был резон поспешать с возвращением. Пока их величеству угодно было наслаждаться военными приключениями и политическими интригами в дальних краях, в его собственном королевстве дела пошли совсем худо. В Прибалтике русские взяли Ревель и Ригу, в Финляндии русский флаг развевался над Кексгольмом, Выборгом, Гельсингфорсом и Або. Союзники императора Петра громили шведов в Померании, под их натиском пали Бремен, Штеттен, Ганновер и Бранденбург. Вскоре после возвращения Карла сдался Штральзунд, который королю пришлось покинуть под обстрелом вражеской артиллерии, спасаясь от нового пленения на небольшом гребном судне.

Лишь в 1715 году он вернулся на шведскую землю после многих лет отсутствия. Все было точно так, как описывалось в любимых им рыцарских романах, — странствующий рыцарь, вернувшись домой нищим, застал там сплошные неурядицы. Но с его возвращением все стало только хуже, потому что король все еще хотел воевать. Многие как подобие золотого века вспоминали времена, когда его увлечения ограничивались скачками, охотами, балами и рыцарскими романами.

Разговоры о том, что продолжение войны обернется экономической катастрофой, совершенно не пугали короля-рыцаря, полагавшего, что, если он сам довольствуется одним мундиром и переменой белья, питается из солдатского котла, значит, и подданные могут потерпеть, покуда он разгромит всех врагов королевства и лютеранской веры. По приказу Карла полки пополнялись рекрутами, опять отливались пушки, заготавливался фураж и продовольствие, штабы разрабатывали планы новых компаний. Недовольство подданных между тем росло.

Свою штаб-квартиру король разместил в Лунде, объявив, что в столицу королевства вернется только победителем. Осенью 1718 года он повел свою армию против датчан, направив наступление на город Фредриксхалл, стратегически важный пункт обороны всей Южной Норвегии. Подходы к Фредриксхаллу прикрывал горный замок Фредрикстен, мощная крепость с несколькими внешними укреплениями. Под стены Фредрикстена шведы пришли 1 ноября, заперев в осаде гарнизон в 1800 солдат и офицеров. Охваченный боевым задором, король лично руководил всеми осадными работами. В ночь с 17 на 18 декабря он пожелал лично инспектировать ход земляных работ. Его сопровождали личный адъютант, итальянец капитан Маркетти, капитан лейб-гвардии Кнут Пассе, генерал-майор от кавалерии фон Шверин, саперный капитан Шульц, лейтенант-инженер Карлберг, а также команда иностранных военных инженеров — два немца и четверо французов. В траншеях к свите короля примкнул адъютант и личный секретарь генералиссимуса Фридриха Гессен-Касельского французский офицер Андре Сикр, хоть никаких очевидных причин присутствовать в тот час и в том месте у него не было.

Около девяти часов вечера Карл в очередной раз поднялся на бруствер и при вспышках осветительных ракет, пускавшихся из замка, осмотрел ход работ в подзорную трубу. В траншее у его ног стоял французский полковник инженер Мегре, которому король отдавал распоряжения. Потом король замолчал. После долгой паузы офицеры окликнули его из траншеи, но он не отозвался. Тогда адъютанты поднялись на бруствер и при свете очередной датской ракеты увидели, что король лежит, уткнувшись носом в землю. Когда его перевернули и осмотрели, оказалось что Карл XII мертв — у него была прострелена голова.

Тело погибшего монарха на носилках вынесли с передовых позиций и доставили в палатку главного штаба, передав в распоряжение лейб-медика и личного друга покойного Мельхиора Неймана, который стал готовить все необходимое для бальзамирования.

Уже на другой день собравшийся в шведском лагере военный совет в связи с кончиной короля решил прекратить поход. Осада была снята на следующий день после гибели короля, а принявшие на себя команду генералы разделили воинскую казну, состоявшую из ста тысяч талеров. Герцог Голштин-Готторпский получил 6 тысяч, фельдмаршалы Ренскольд и Мёрнер — по 12 тысяч. Старшим офицерам выдали по 600 талеров, а генерал-майорам по 800 — всем, за исключением генерал-майора Кронштедта, которому перепало аж 4 тысячи талеров.

В суматохе поспешного отступления и суеты, связанной со сменой правления, никакого расследования смерти Карла XII «по горячим следам» не производилось. Не был даже составлен официальный протокол об обстоятельствах его гибели! Всех причастных к этой истории вполне удовлетворила версия, согласно которой в голову короля попала картечь «величиной с голубиное яйцо», выпущенная по траншеям шведов из крепостной пушки. Таким образом, главной виновницей гибели Карла XII объявлялась военная случайность, не щадящая ни королей, ни простолюдинов.

Однако помимо официальной версии почти сразу же после смерти Карла возникла и другая, предполагавшая, что короля под Фредрикстеном убили заговорщики. Подозрение это родилось не на пустом месте: слишком уж много желающих отправить шведского монарха к праотцам находилось в рядах его собственного войска.

Еще пребывая в Турции, король пытался наложить вето на сбор дворянского сейма, на которое, впрочем, не обратили внимания — сейм собрался в 1714 году, и было принято решение склонить короля к поискам мира. В свою очередь, Карл игнорировал это постановление и мира заключать не стал. Как бы то ни было, у него появилась оппозиция — аристократическая партия, главой которой считался гессенский герцог Фридрих, в 1715 году сочетавшийся законным браком с принцессой Ульрикой-Элеонорой, единственной сестрой и наследницей его величества Карла XII. И в том, что в лагере Карла XII были приверженцы этой партии, сомневаться не приходится. Кроме того, не исключено, что шведские заговорщики вступили в связь с несколькими европейскими дворами, которым мешал король, готовый воевать за честь и славу хоть с целым светом, невзирая на интересы «гранд-пасьянса европейской политики».

Первое время главным подозреваемым был личный королевский адъютант Андре Сикр — предполагали, что это он убил короля, чтобы расчистить путь к власти для своего покровителя принца Фридриха. Но у Сикра было твердое алиби — в ту ночь рядом с ним в траншее было еще несколько человек, которые показали, что никто из присутствовавших не стрелял. К тому же Сикр стоял так близко к королю, что выстрели он, в ране и вокруг нее непременно остались бы следы пороха, а их не было.

Еще подозревали инженера Мегре, который якобы мог решиться на убийство во имя интересов французской короны. Собственно, по очереди подозревали всех бывших в ту ночь в траншее, но верных доказательств так и не нашли. Тем не менее слухи об убийстве короля заговорщиками не затихали, пресечь их власти королевства оказались не в состоянии, а потому через 28 лет после гибели Карла, в 1746 году, по высочайшему распоряжению гроб покойного монарха вскрыли, чтобы установить точно — как именно его убили.

Добросовестный доктор Нейман набальзамировал труп Карла XII так прилежно, что тление его почти не тронуло. Раны на голове были тщательным образом осмотрены. Обнаружили отверстие в семь линий длиной и две шириной в правом виске, возле уха, на левой стороне весь висок был выбит пулей, пронзившей голову насквозь. Эксперты — медики и военные — высказали свое мнение: рану оставила не круглая пушечная картечь, а коническая ружейная пуля, выпущенная со стороны крепости. Расчеты, однако, показывали, что до места гибели Карла пули от неприятельских позиций долететь могли, но силы выстрела не хватило бы, чтобы пробить голову насквозь и выбить висок: пуля, выпущенная с ближайшей датской позиции, должна была остаться в черепе, если не застрять в самой ране. Значит, кто-то выстрелил в короля со значительно более близкого расстояния. Но кто?

Осенью 1750 года знаменитого стокгольмского проповедника Толлетадиуса, пастора стокгольмской церкви Св. Якова и Иоанна, срочно позвали к одру умиравшего генерал-майора барона Кронштедта, того самого, которому под Фредрикстеном досталось 4 тысячи талеров. Находящийся при смерти генерал, вцепившись в руку духовника, заклинал его немедленно отправиться к полковнику Штериорсу и потребовать от него именем Господа признания в том же, в чем терзаемый муками совести барон открылся пастору: они оба виновны в смерти короля шведов Карла XII.

Генерал Кронштедт в шведской армии заведовал огневой подготовкой и был известен как изобретатель методов скоростной стрельбы. Сам блестящий стрелок, барон подготовил немало офицеров, которых сегодня назвали бы снайперами, и одним из его учеников был Магнус Штериорс, получивший звание поручика в 1705 году. Спустя два года молодого офицера зачислили в отряд лейб-драбантов — личных телохранителей короля. Он побывал во всех переделках, которыми изобиловала биография его монарха. На него никогда не падала даже тень подозрения причастности к убийству короля. Тем не менее, исполняя волю умирающего, пастор отправился к Штериорсу и передал ему слова Кронштедта. Штериорс, к тому времени уже дослужившийся до полковника, ответил Толлетадиусу, что у умирающего, видимо, бред и он заговаривается. Выслушав ответ своего бывшего ученика, сообщенный ему пастором, барон вновь послал к нему Толлетадиуса, велев сказать: «Чтобы полковник не думал, будто я заговариваюсь, скажите ему, что он сделал “это” из карабина, висящего третьим на оружейной стене его кабинета».

Второе послание барона привело Штериорса в неописуемую ярость, и он выгнал пастора, требуя, чтобы его оставили в покое. Связанный обетом сохранения тайны исповеди, Толлетадиус никому ничего не сказал, образцово исполнив свой священнический долг. Лишь после смерти священника, последовавшей в 1759 году, в его бумагах обнаружили изложение рассказанного генералом Кронштедтом, из которого следовало, что Кронштедт по поручению заговорщиков подобрал стрелка, предложив эту роль Магнусу Штериорсу. Оба они в числе телохранителей, следовавших за королем повсюду, отправились той ночью в траншеи, но в ночной неразберихе ходов сообщений незаметно оторвались от общей группы и остались одни. Барон зарядил карабин и передал его Штериорсу. Поручик выбрался из траншеи и прокрался на ничейную землю между позициями враждующих сторон. Выждав момент, когда короля осветило ракетой, Магнус, не посрамив своего учителя, влепил в голову Карла пулю, а потом вернулся в шведские окопы незамеченным. Позже он получил 500 талеров наградных из воинской казны, разграбленной после убийства короля.

Обвинение Кронштедта нисколько не отразилось на карьере Штериорса — он дослужился до чина генерала кавалерии и умер в Стокгольме в 1762 году. Записи покойного пастора, изложившего содержание предсмертной исповеди барона Кронштедта, было недостаточно для официального обвинения.

Но это далеко не единственная версия. Многие были склонны видеть в гибели Карла XII «французский след» — в каком-то смысле для шведов этот вариант был гораздо приятнее признания того, что, возможно, самый доблестный король Швеции пал от руки телохранителя, получившего за это грязное дело плату деньгами из казны шведской армии, ограбленной шведскими генералами.

Уже совсем на излете XVIII столетия, в 1789 году, шведский король Густав III назвал еще одну причину, из-за которой могли убить короля Карла XII. В разговоре с французским посланником графом Карсом в Дроттнингхольмском замке его величество убежденно назвал Кронштедта и Штериорса непосредственными исполнителями убийства, за спинами которых стояли люди из окружения английского короля Георга I. По словам короля Густава, у него имелись бумаги, где был изложен план, разработанный испанским кардиналом Альберони и согласованный с Карлом. После взятия Фредриксхалла шведский король должен был с корпусом в 20 тысяч штыков отправиться от берегов Норвегии к Британским островам и, высадившись в Шотландии, поддержать армию сына короля Якова II, воевавшего против правившего Георга I, сына курфюрста Ганноверского и внучки английского короля Якова I. Что было в этой борьбе Карлу XII? Возможно, его убедили в том, что претензии претендента на английский трон более законны, нежели у Георга, и он, как рыцарь, согласился помочь. Не исключено, что ему захотелось «поставить на место» своего подданного, ведь родина короля Георга — Ганновер — была частью владений, которые Карл считал «временно утраченными». Немаловажно и то, что план кардинала Альберони нашел поддержку у королевского министра Герца — ему Карл полностью доверял. А коль скоро Карл всерьез намеревался отправиться за море, то вполне возможно, что англичане «позаботились» о том, чтобы король не смог эти планы осуществить.

Чтобы отыскать следы убийц, неоднократно предпринимались попытки реконструкции событий, связанных с гибелью короля. Противники «версии заговора» утверждали, что в голову Карлу XII попала пуля, выпущенная из так называемого «крепостного ружья». Это был род ручного огнестрельного оружия большей мощности и калибра, чем обычные ручные ружья. Выстрел из него производился со стационарной подставки, и предназначалось оно, чтобы обстреливать осаждавших на дальних подступах к укреплениям. Шведский врач Нистрон, убежденный сторонник «теории заговора», в 1907 году решил проверить версию с выстрелом из крепостного ружья. Сам Нистрон полагал, что прицельный выстрел на таком расстоянии невозможен, и собирался доказать это экспериментально. По его заказу изготовили точную копию крепостного ружья начала XVIII века. Доктор зарядил его порохом и пулями, аналогичными тем, что использовались при осаде Фредрикстена. На месте, где был убит Карл XII, установили мишень, по которой со стены Фредрикстена из реконструированного крепостного ружья сам Нистрон выпустил 24 пули. Результат эксперимента был поразителен: тринадцать пуль попали в цель! Так, доказывая невозможность случайной гибели короля, доктор доказал полную ее возможность.

Воинственному шведскому монарху его кончина, помимо шлейфа тайн и легенд, принесла еще и сомнительное первенство: кто бы ни был его убийца — солдат-датчанин или швед-заговоршик, но, сразив Карла XII снайперским выстрелом, он тем самым открыл счет главам государств, отправленных на тот свет подобным образом.

Воистину король Карл XII был великолепным учителем для столь близкого ему по возрасту и масштабности замыслов царю Петру. Он практически предварил его, совершив все возможные ошибки во внешней и внутренней политике. При этом в противостоянии с ним русская армия превратилось в современное войско. Еще один подарочек шведской короны — это многочисленные шведские пленные. Многие из них, видя, сколь скверно положение их страны, изъявили желание служить России. Так в русскую армию и флот влились сотни опытных офицеров и солдат, а на русскую гражданскую службу поступили сотни специалистов. Множество шведов обрусели, поселившись на берегах родной им Балтики, но уже являясь подданными русской короны.

Это была далеко не последняя волна эмиграции иностранцев в Россию. Впереди был еще массовый приход курляндцев, голштинцев, приезжавших вслед за своими аристократами, которых в русскую столицу приводили самые разные обстоятельства. А на исходе XVIII столетия Российскую империю накрыла волна франкофилии, и почти сразу вслед за ней в страну прибыло множество эмигрантов, спасавшихся от революционных потрясений.

Количество иностранцев, прежде всего западноевропейцев, послуживших России и ставших русскими, сохраняя память о своем происхождении, не поддается никакому исчислению. Их роль в становлении русской армии, науки, театра, художеств, ремесел, мод, торговли, развлечений, литературного языка такова, что уместить все в одной книге просто невозможно. Их вклад в русскую жизнь в целом необычайно велик, и об этом хорошо бы помнить и русским, и европейцам — и в дни дружбы, и в дни противостояния России и Запада.