Книга: Великое княжество Литовское
Назад: Свободою была погублена
Дальше: Путь в никуда

Петр I и Август II

Сыновья Яна Собеского надеялись, что трон Речи Посполитой достанется кому‐нибудь из них, но, коль скоро выборы нового короля давно превратились в аукцион, им ничего не светило. Дорогостоящий лот получил 27‐летний курфюрст Саксонский Фридрих-Август. В числе его обещаний было: внести в казну 10 миллионов злотых наличной золотой монетой; содержать на собственные средства 6000 войска или же отпустить требующуюся для этого сумму; восстановить прежние границы Польши.
Выборы сблизили Августа с молодым русским царем Петром I. Дело в том, что основным противником курфюрста был французский герцог Конти, а Франция находилась в дружбе с Турцией. Угроза потерять Речь Посполитую как союзника в борьбе с турками и татарами заставила Россию поддержать Августа. Петр пишет панам радным, что избрание француза поставит под сомнение Вечный мир с Речью Посполитой. Француз с саксонцем еще продолжали борьбу за польский трон, а царь уже отправил поздравительную грамоту Августу и велел объявить панам радным, что для защиты Речи Посполитой от Конти и его партии к литовской границе приблизилось русское войско под начальством князя Ромодановского. Получив царскую поздравительную грамоту, Август объявил русскому резиденту Никитину, что дает честное слово быть с царем заодно против врагов креста святого и что изъявленный ему Петром «аффект» никогда не изгладится из его памяти.
Возвращаясь из Великого посольства, Петр в Галиции, близ местечка Равы, в первый раз встретился с польским королем. Впечатления Петра от встречи с Августом передает С. М. Соловьев:
«Петр во время трехдневного пребывания в Раве был вполне очарован Августом, как часто молодой, не воспитанный для света человек бывает очарован светскими приемами франта, хотя бы этот франт в умственном и нравственном отношении был бесконечно ниже дикого юноши. Петр любил повеселиться, Август умел повеселить – и тесная дружба была заключена между двумя соседями, дружба, продолжавшаяся до тех пор, пока Петр, сильно выросший в беде, разошелся слишком далеко с Августом, сильно понизившимся в беде. По возвращении в Москву Петр щеголял в кафтане и шпаге Августа, не находил слов для восхваления своего несравненного друга».
Собственно, подобное тянется к себе подобному. О необыкновенной силе Петра, богатырском телосложении достаточно известно, но и Август в этом отношении ничуть не уступал российскому монарху. «Август II, – сообщает польский историк, – был чрезвычайно привлекательной наружности и имел столь великую силу, что во время пребывания Петра Великого в Раве одним ударом сабли отрубил голову волу величины необыкновенной. На ладони он мог держать человека; посему немцы называли его Августом Сильным; иные же, по его великодушию, пышности двора и по великим его намерениям, давали имя Великого; но из всех современных государей потомство признавало одного только Петра Великого истинно Великим».
Король действительно вознамерился вернуть Речи Посполитой отторгнутые земли. Ему показалось, что отобрать Ливонию у молодого шведского короля будет делом легким; тем более что Швеция разругалась с соседями и против нее сложилась коалиция в составе Дании, Саксонии, Речи Посполитой и России.
В начале 1700 года саксонские войска вошли в Ливонию, взяли Динамюнде и осадили Ригу. Датчане овладели несколькими городами. Король Речи Посполитой лично решил поучаствовать в дележе шкуры шведского медведя; он взял Кокенгауз и подошел к Риге. Этот лакомый кусок оказался не по зубам союзникам, и они принялись взывать о помощи к русскому царю.
Петр вступил в войну 8 августа 1700 года – на следующий день после того, как было получено известие о заключении перемирия с Турцией.
Коалиция не ожидала получить отпор от восемнадцатилетнего Карла XII, а юный король сам искал повода для войны и лишь обрадовался появлению сразу нескольких противников. «Король мечтает только об одной войне, – писал французский посланник, – ему слишком много насказали о подвигах и походах его предков. Сердце и голова наполнены этим, и он считает себя непобедимым…» Юноша имел не только желание воевать, но и талант военачальника, незаурядный ум неиссякаемую энергию.
Непредсказуемость молодого короля была неизменным плюсом шведов на полях сражений. «Вечером 13 апреля 1700 года Карл простился с бабушкою и двумя сестрами, чтоб ехать в увеселительный дворец Кунгсер. Ночью король действительно выехал из Стокгольма, только не в Кунгсер. Никогда не возвратится он более в Стокгольм, никогда не увидит бабушки и сестер» (С. М. Соловьев).
Для датчан стало полной неожиданностью, когда 15‐тысячный шведский десант во главе с Карлом форсировал Зунд и высадился под Копенгагеном. Чтобы спасти свою столицу, датский король был вынужден заключить мир.
Петр I отправился осаждать Нарву, к неудовольствию своих союзников, которые тоже имели виды на этот город. Но Карл XII развеял все опасения, равно как и надежды. 19 ноября 1700 года он появился под Нарвой, имея всего 8500 солдат, и разбил 34‐тысячное русское войско.
Перед Карлом встала дилемма: добить отступавших русских – что казалось делом несложным, либо обратить оружие против поляков и саксонцев. Уж очень зол на Августа был шведский король, и это сказалось на его выборе. 11 мая 1702 года Карл XII с отрядом в 500 всадников вступил в Варшаву, в июле разбил войско Августа под Клишовом и занял Краков. Князь Долгорукий докладывает о польских бедствиях: «…не токмо все государство разорил, из костелов в Кракове мощи выметал, раки и ковчеги серебряные все побрал, гробы разорил, в замке дом королевский выжег и не токмо купецких и градских людей, но и законников из кляшторов тяжкими поборами выгнал, и больше того полякам разорения и ругания делать невозможно».
Несчастья Польши оказали услугу России, пока шведы гонялись за Августом, Петр смог оправиться после поражения и взрастить армию будущих побед.
Шведский король потребовал, чтобы ненавистный Август был лишен трона, и польский сейм послушно исполнил его пожелание. Министр Карла XII советовал ему самому занять польский трон, и он мог получить его с легкостью. Однако юношу не интересовали государственные дела, его душа жаждала битв и новых побед. «Я лучше хочу раздавать государства другим, чем приобретать их для себя», – ответил король министру.
Выборы нового польского короля описал С. М. Соловьев: «Из польских вельмож самым могущественным был коронный великий гетман Любомирский, которому и хотелось в короли; первым богачом был Радзивилл, но Карл остановил свое внимание на человеке, который ему больше других нравился: то был Станислав Лещинский, воевода познаньский. Лещинский действительно мог нравиться: он был молод, приятной наружности, честен, жив, отлично образован, но у него недоставало главного, чтоб быть королем в такое бурное время, недоставало силы характера и выдержки. Выбор человека, не выдававшегося резко вперед ни блестящими способностями, ни знатностию происхождения, ни богатством, разумеется, был важною ошибкою со стороны Карла; поднялся страшный ропот, ибо многие считали себя выше Лещинского в том или другом отношении. Радзеевский не хотел слышать о Лещинском, Любомирский начал склоняться на сторону Августа. Но упрямый Карл не думал уступать; шведские генералы жгли без пощады имения тех вельмож, которые стояли за Августа. На избирательный сейм не явилось ни одного воеводы, кроме Лещинского; из епископов был только один познаньский, из важных чиновников один Сапега; зато на поле, где должно было происходить избрание, виднелось 300 шведских драгунов и 500 человек пехоты, сам Карл находился с войском в трех милях от Варшавы. При страшном шуме и протестах шведская партия выкрикнула Лещинского королем».
Уже тогда созрел план раздела Речи Посполитой, ставшей проходным двором Европы; причем инициатором явился отнюдь не заклятый ее враг – Швеция. Ливонский дворянин Иоганн Паткуль побудил прусского короля к вступлению в союз обещанием, что войска саксонские, русские, датские и прусские соединятся вместе и сокрушат шведов, после чего союзники приступят к разделу Польши, Лифляндии, Померании и Голштинии. «Прусский король Фридрих I так обрадовался этому предложению, что сейчас же велел вербовать 12000 войска, но когда узнал, что царь, вместо того чтоб двинуться в Польшу, обратился к Нарве, то сильно рассердился и остался в бездействии» (С. М. Соловьев). Как ни парадоксально, действия Карла XII оттянули гибель Речи Посполитой на семьдесят лет.
Станислава Лещинского признала королем вся Европа, кроме России; Петр продолжал поддерживать Августа. В 1704 году царь послал низложенному королю 12 000 солдат. В следующем году Август получил от друга 200 000 рублей (2 миллиона злотых) на содержание войска. Эта сумма поступала ежегодно, вплоть до окончания войн.
Деньги не были потрачены напрасно. В августе 1704 года Август отвоевал у шведов Варшаву.
Война пришла и на земли Великого княжества Литовского. 60‐тысячное русское войско остановилось в Полоцке, сюда в мае 1705 года прибыл Петр I. С его пребыванием связывают нелицеприятную историю.
«Вечером 30 июня, накануне отъезда из Полоцка, – рассказывает С. М. Соловьев, – он зашел со своими приближенными посмотреть униатский монастырь. Масло было подлито в огонь, уже существовавшее раздражение усилилось, когда монахи не пустили его в алтарь как противника их веры. Петр сдержался… Увидавши образ, отличавшийся особенными украшениями, он спросил: “Чей это образ?” Монахи отвечали: “Священномученика нашего Иосафата (Кунцевича), которого ваши единоверцы умертвили”. Тут Петр уже не выдержал и велел своим приближенным схватить монахов. Но монахи, видя малочисленность царской свиты, не сдались, начали кричать о помощи, сбежались послушники вооруженные, началась свалка, и некоторые из царских приближенных были ранены; наконец русские одолели, четверо униатов были смертельно ранены. В этой схватке раздражение Петра достигло высшей степени, и он велел повесить монаха, отличавшегося своими выходками против него в проповедях».
Русские войска разоряли земли сторонников Лещинского, владения Сапег, которые приняли сторону шведского короля; да и просто разоряли все пространство от Гродно до Киева, дабы Карл XII, если решится напасть на Россию через владения Великого княжества Литовского, шел по выжженной, лишенной продовольствия земле.
В январе 1708 года шведская армия заняла Гродно и продолжила наступление в сторону России. Первые шаги Карла XII по земле Великого княжества Литовского едва не стоили ему жизни. Из леса раздался выстрел, и была ранена лошадь воина, скакавшего по правую сторону от короля. Стрелявшего не нашли, и гнев завоевателя пал на всю землю. «Отдано было приказание полкам жечь все деревни, а людей, которыми будут атакованы, убивать, что и было исполняемо», – пишет шведский генерал А. Гилленкрок, впоследствии взятый в плен под Полтавой.
Шведы жестоко мстили за гибель своих солдат. В августе 1703 года польский город Нешава был сожжен, а его ни в чем не повинные жители повешены в наказание за то, что на шведский отряд кто‐то напал на дороге. Однажды шведы устроили некое подобие гладиаторских игр: захваченных в плен 50 человек из партизанского отряда они заставили сражаться друг с другом до полного истребления.
Русский план ведения войны раскрывает шведский историк П. Энглунд. Он состоял в том, чтобы «всячески избегать решающего сражения на территории Польши, а отступать перед шведами, а также разорять и обрекать на голод все те земли, через которые, как можно предположить, захочет пройти неприятель. Чтобы замедлить продвижение шведов, надо было заваливать и портить дороги и разрушать мосты, а также оказывать сопротивление в разумно выбранных пунктах. Следовало выматывать силы шведского войска многочисленными мелкими стычками и перестрелками. Наконец, около русской границы следовало создать двухсоткилометровую зону рукотворной пустыни, где не будет ни людей, ни продовольствия. Это был грандиозный и жестокий план, предусматривавший спасение страны через ее уничтожение».
Русские и шведы не сходились в открытом сражении, но при этом словно соревновались, кто больше уничтожит материальных ценностей на многострадальной земле Великого княжества Литовского. В разговоре с Карлом XII шведский генерал заметил: «Когда неприятель увидит, что не может остановить движения нашей армии, то непременно начнет жечь в своей земле». Король возразил: «Если он не выжжет своей земли, то я сожгу все».
3 июля 1708 года русские войска были разбиты у местечка Головчино северо-западнее Могилева и отошли за Днепр. В честь победы при Головчине Карл XII приказал выбить медаль с горделивой надписью: «Побеждены леса, болота, оплоты и неприятель». Но это был последний успех воинственного короля в борьбе с Россией.
Как пишет бывший в шведском войске Даниел Крман: «Используя победу, король Карл двинулся на вражескую территорию, опустошая Московию на 15 миль в глубину и на столько же в ширину… Города и села он приказал предавать огню и до основания разрушать дома. Встреченных в них жителей убивали».
Шведы голодали, особенно остро чувствовался недостаток обычного хлеба. Так как вся территория по ходу войск была опустошена, приходилось высылать интендантские отряды в далекие экспедиции. Они часто становились добычей русских, во время одного из продовольственных рейдов попал в плен генерал-адъютант Каннифер.
Путь на Смоленск и Москву перекрыла русская армия. «Король лично произвел атаку с одним полком… – рассказывает шведский хронист. – В середине сражения лошадь короля была подстрелена, и Его Величество пересел на коня убитого генерал-адъютанта Туре-Горда».
Ожесточенное сопротивление русских существенно поколебало шведскую мечту о Москве. Тем временем голод чувствовался все сильнее: «Иные полки три недели не получали хлеба, и в фураже был величайший недостаток».
Шведская армия отошла к Кричеву и расположилась лагерем в ожидании корпуса генерала Левенгаупта – он должен был из Риги доставить обоз с продовольствием и всем необходимым для войны. И тут Карла XII ожидал сильнейший удар. 28 сентября в битве при Лесной корпус Левенгаупта был разбит русскими. Генералу пришлось бросить весь обоз в несколько тысяч повозок и артиллерию; в лагерь короля он привел 6700 солдат – из 12 500, вышедших из Риги.
Самое время было оставить план покорения России до лучших времен и убраться в Швецию, но гордость не позволяла Карлу XII уйти побежденным. Он принял предложение гетмана-изменника Мазепы и перебрался на Украину. А дальше его ожидало злосчастное сражение под Полтавой (27 июня 1709 года), гибель и пленение всей армии.
Карл XII скрывается во владениях турецкого султана и живет там до 1714 года – поразительно долго для человека энергичного, не представлявшего свою жизнь без сражений и войны, наконец, для короля государства, находившегося в состоянии войны с половиной Европы. «Теперь так долго волновавший современников в Европе загадочный для них вопрос о долгом пребывании в Турции бежавшего из Переволочной в Бендеры шведского короля уже ничего таинственного в себе не заключает, – приходит к выводу Тарле. – Объяснять это одним только мучительным стыдом Карла, не желавшего показаться на родине после гибели армии и бегства с поля боя, нельзя, хотя и это сентиментальное объяснение некогда давалось. Этого одного мотива было бы недостаточно… Мы документально знаем теперь, что у Карла очень скоро после прибытия в Бендеры возник план склонить султана, визиря и весь Диван к объявлению войны России и стать во главе большой турецкой армии, которую и повести против ненавистного полтавского победителя». Что ж… король, конечно же, пытался уговорить султана напасть на Россию, но… пять лет?! Тем более что речь идет о человеке, который привык не просить, а брать силой, который еще недавно чувствовал себя хозяином Европы, менял королей и границы государств.
Он вернулся в конце 1714 года из Турции в свои владения; но не в Швецию, а туда, где горячее и опаснее всего, – на север Германии, где еще сопротивлялись союзной коалиции города Висмар и Штральзунд. И лишь когда они пали, в конце 1715 года, король наконец‐то отправился в Швецию. В 1716 году он успешно отражает нападение датчан, а в 1718 году во главе шведской армии отправляется в Норвегию, которая в то время принадлежала Дании. 30 ноября 1718 года Карл XII во время осады крепости Фредриксхаль с тремя провожатыми отправился осмотреть фортификационные сооружения, и тут ему изменила удача. «Он был убит наповал шальной пулей, – пишет Тарле, – и до сих пор не выяснено в точности, пущенной ли неприятелем или изменником, когда исключительно для лихости и молодечества, чтобы удивить и ужаснуть провожатых, высунулся из‐за бруствера».
Великое княжество Литовское потеряло в Северной войне почти треть своего населения – такова была плата за политическую слабость, за нежелание содержать собственное войско.
Тотчас после битвы под Полтавой 9 августа 1709 года Август II объявил недействительным свое отречение и после встречи с Петром I снова занял трон Речи Посполитой. Станислав Лещинский сложил корону, как пишет польский историк, «с равнодушием, каковым он отличался во всех переворотах своей жизни».
В 1721 году мирный договор в Ништадте поставил точку в тяжелейшей для многих народов Северной войне. Союзники, оторвавшие добрый кусок шведских земель, начали с аппетитом поглядывать на пока еще огромную, но слабую Речь Посполитую.
Поводом для вмешательства в польские дела стал религиозный вопрос. В январе 1722 года в Москву приехал белорусский епископ Сильвестр (князь Четвертинский) с длинным списком обид и притеснений, которые терпит православное духовенство от шляхты. И Петр I, который у себя в стране уничтожил патриаршество, высшее духовенство низвел до ранга обычных чиновников, ограбил монастыри, сразу же устремился на защиту западного православия. Он немедленно потребовал от Августа создания комиссии для разбора «жалоб духовных и мирских людей греческого исповедания, для освидетельствования обид и для получения за них удовлетворения». Более того, Петр желал, чтобы в комиссии присутствовали представители России. Не дожидаясь разрешения Августа на подобное мероприятие, он назначил в еще не созданные комиссии переводчика при посольстве в Варшаве Игнатия Рудаковского и с ним монаха из Заиконоспасского монастыря Иустина Рудинского, которым было велено «жить в Могилеве, сделать подробное исследование об обидах людям греческого исповедания и представить ко двору вашего королевского величества с требованием исправления по силе договора о Вечном мире 1686 года и по их правам и привилегиям».
Рудаковский с бешеной энергией принялся защищать православных в Речи Посполитой. По жалобе пинских монахов на обращение православных монастырей и церквей в униатские состоялся суд; согласно приговору отнятые церкви и монастыри вернули православным, несмотря на яростное сопротивление католического духовенства. Польский король терпел Рудаковского, не желая злить «друга» Петра, поскольку в это время 60 000 солдат были готовы войти на территорию Речи Посполитой для защиты православных братьев и для решения иных задач.
«Но в то время как Рудаковский предлагал эти меры против гонителей восточной церкви, он сам и вместе с епископом белорусским подверглись страшному оскорблению от своих православных монахов. Епископ князь Четвертинский пригласил Рудаковского ехать вместе в Кутеинский монастырь близ Орши для освидетельствования жизни тамошних монахов, о которых донесено было много нехорошего. Но монахи встретили епископа тем, что начали бить людей его, и когда он велел отдать зачинщиков бунта под стражу, то игумен вскочил на лошадь, прискакал в город Оршу, велел бить в набат и всполошил множество шляхты и черни, крича, что воры и разбойники напали на монастырь. Толпа с криками “Бей, руби москалей и попа-схизматика!” бросилась на епископа и Рудаковского, избила их, ограбила и держала под стражею, пока не вступилось в дело местное начальство».
Со смертью Петра в 1725 году давление на Речь Посполитую уменьшилось, и она продолжила свое жалкое существование – до появления нового сильного правителя в России, точнее, правительницы.
Подводя итог правления Августа, скончавшегося в 1733 году, польский историк Г. Бандке сетует:
«Было время, что Польша славилась храбростью своих воинов и мужеством народа; наконец и воинское сословие утратило воинственный дух, а чернь предалась гнусному пороку пьянства. Иностранцы, смотря на обычаи польские не с надлежащей точки зрения, все бедствия государства приписывали разным обстоятельствам, между тем как настоящей причиною упадка славы предков была утрата древней польской доблести, искренности, гостеприимства и простоты славянских нравов».
Назад: Свободою была погублена
Дальше: Путь в никуда