Чье же это государство?
В последние годы в некоторых исторических работах и средствах массовой информации настойчиво проводится мысль, что Великое княжество Литовское было белорусским государством. В связи с этим попытаемся выяснить, что стояло за термином «Белая Русь» во времена Великого княжества Литовского. Существенно облегчает нашу задачу картографический материал в работе Е. Е. Ширяева «Беларусь: Русь Белая, Русь Черная и Литва в картах». Как отмечает автор, «помещенные в книге этнографические и лингвистические карты составлены преимущественно в странах, не граничащих с Белоруссией и поэтому не имеющих территориальных притязаний. Такие страны, как Голландия, Германия, Австрия, Англия, карты которых здесь представлены, являются странами с традиционно высокой картографической культурой. Их карты отличаются научной обоснованностью и математической точностью отображения информации».
На карте 3, датируемой 1539 годом, Белая Русь находится на севере Новгородской земли. На карте, датируемой 1540 годом, она находится уже южнее Московского княжества. Надпись на карте 5 (1575 год) гласит, что Москва относится к Белой Руси. На картах 6, 10, 14 этот термин появляется в разных местах на территории нынешней Беларуси. Таким образом, этот термин блуждающий и не является названием какой‐либо конкретной территории.
Далее Е. Е. Ширяев пишет: «На карте 26… надпись “Белая Русь”… полностью размещается на территории современной этнической Белоруссии. Она охватывает восточную часть Великого княжества Литовского и западную часть Московского княжества».
Что же мы видим на этой карте? Надпись «Weiss» лежит между городами Рогачев и Смоленск, покрывая Могилев (то есть самую восточную часть современной Беларуси), а относящееся к этому словосочетанию «Russland» на карте расположено на северо-запад от Смоленска, полностью на территории Московского княжества. Карта датирована 1572 годом, а тремя годами ранее была заключена Люблинская уния, провозгласившая образование Речи Посполитой – то есть Великое княжество Литовское и Польша объединились в одно государство. Таким образом, вряд ли правомерно называть Великое княжество Литовское белорусским государством, если даже ко времени Люблинской унии к Белой Руси отнесена только восточная часть (причем малая часть) собственно белорусских земель.
Эти несоответствия можно было бы списать на небрежность или неполноту знаний средневекового картографа, но обратимся к летописным источникам. Французский капитан Жак Маржерет в качестве наемника служил в Московии с 1600 года. Маржерет умело владел не только шпагой, но и пером; в начале XVII века вышла его книга «Состояние Российской империи и великого княжества Московии». Он относит Москву к Белой Руси, и даже больше ― Белая Русь, по Маржерету, не имеет никакого отношения к Великому княжеству Литовскому:
«Нужно также знать, что есть две России, именно: та, что носит титул империи, которую поляки называют Белая Русь, и другая ― Черная Русь, которой владеет Польское королевство и которая примыкает к Подолии. Господином этой Черной Руси называет себя польский король в своих титулах, когда говорит: великий князь литовский, русский, прусский и т. д.».
Что же касается языка, то утверждение, что белорусский язык являлся государственным языком Великого княжества Литовского, весьма сомнительно. Важнейший документ государства Статут Великого княжества Литовского 1588 года написан отнюдь не белорусским языком, как утверждают некоторые исследователи и журналисты. Даже не посвященному в лингвистические тонкости ясно, что текст документа представляет собой смесь польского и русского языков.
Впрочем, современные белорусские языковеды не оставили без внимания нашествие полонизмов в язык Великого княжества Литовского. «Среди заимствований, характерных для старобелорусского литературно-письменного языка конца XV – начала XVI в., по количеству единиц первое место занимали слова польского происхождения. Причины такого перевеса польской лексики в памятниках письменности довольно выразительны. Они возникают из той исторической ситуации, которая сложилась на белорусской территории в процессе усиления контактов между Великим княжеством Литовским и Польшей, существования между ними прочной дипломатической переписки и все большего расширения на восток полонизации» (Чамярыцкi i iнш., «Скарына i яго эпоха»).
Е. Е. Ширяев пишет: «Выдающимся памятником белорусского делового языка, общественно-политической и правовой мысли, которым пользовались на протяжении нескольких столетий белорусы и литовцы, был Статут Великого княжества Литовского». Однако чуть ниже, на этой же странице, он именует «белорусский деловой язык» уже «старобелорусским». С тем же успехом, и не без оснований, язык Статута можно было назвать староукраинским. В нем можно найти много слов, характерных для украинского языка. Однако повторяем, язык документа прежде всего является смесью русского и польского. Именно сближение Великого княжества Литовского с Польшей явилось толчком для возникновения белорусского языка. Вторым фактором, способствовавшим возникновению нового славянского языка, явилась оторванность западнорусских земель от восточно– русских.
Белорусский язык явился синтезом русского и польского, при участии в меньшей степени литовского, немецкого и некоторых других языков. Однако заметим, ко времени образования Великого княжества Литовского язык полочанина и витеблянина отличался от языка жителя Москвы не больше, чем речь псковича или новгородца от речи того же подданного Московского княжества.
Великое княжество Литовское было крупнейшим государственным объединением в Европе. В его состав, помимо земель нынешних Литвы и Беларуси, входили почти вся территория современной Украины и ряд собственно русских земель. С таким же успехом княжество можно назвать и украинским государством, так как украинские земли во второй половине XIV – XV веке преобладали в пространственном отношении над белорусскими, литовскими и русскими.
Однако вопрос в многолетней дискуссии стоит так: белорусским или литовским было Великое княжество Литовское? Видимо, украинцы удовлетворены тем, что на их территории образовалась Киевская Русь. Да и следует ли вступать в полемику, у которой есть начало, но конца не видно? Вопрос, казалось бы, чисто исторический становится политическим, и это отнюдь не способствует росту взаимопонимания, добрососедства между белорусами, литовцами, поляками, украинцами, русскими.
Гигантское по европейским меркам государство нельзя отдать в наследие одному народу, как нельзя единолично объявить итальянцев единственными наследниками Римской империи. На необъятных просторах Великого княжества Литовского мирно жили литовцы и русские, татары и евреи, поляки и беженцы-пруссы. Их равенство закреплялось законодательными актами и всей политикой великих князей. В частности, в Статуте Великого княжества Литовского 1588 года в разделе первом, артикуле первом записано:
«Все жители Великого княжества Литовского этим одним правом писаным и от нас изданным должны быть судимы.
Прежде всего мы, государь, обещаем и обязуемся под той же присягою, которую учинили всем жителям всех земель государства нашего Великого княжества Литовского, что всех княжат, панов рад духовных и светских, панов хоруговных, шляхту, города и всех подданных наших, и всех сословий в этом государстве нашем Великом княжестве Литовском, и иных всех земель издавна тому государству принадлежащих, начиная от высшего чина и звания до низшего, этими правами и артикулами, в этом статуте ниже писаными и от нас данными, будем судить и действовать. Также чужеземцы и заграничники Великого княжества Литовского, приезжие и каким‐либо обычаем прибывшие люди, тем же правом должны быть судимы и в тех в рядах, где кто провинится».
Религиозная политика Великого княжества Литовского нашла отражение в разделе третьем, артикуле третьем Статута, который гласит:
«О сохранении в мире всех подданных наших жителей этого государства со стороны разного понимания и употребления христианского богослужения.
А также привилеем и присягой нашей решено мир между разными религиями оберегать… А так как в Речи Посполитой существует немалая рознь в отношении веры христианской, предупреждая то, чтобы по этой причине между людьми столкновения какие‐либо вредные не начались, которые в иных королевствах ясно видим, обещаем то себе совместно за нас и за потомков наших на вечные времена под обязанностью присяги, под верою, честью и совестью нашей, что мы, которые являемся разными в вере, мир между собой сохранять, а в связи с разностью веры и отличия в церквах крови не проливать и не наказывать отчуждением имущества, лишением чести, тюремным заключением и изгнанием, и ни какому верховенству, ни вряду, к таковому поступку никаким способом не помогать, и наоборот, где бы ее кто проливать хотел по той причине, будем защищаться, о том все будем обязаны хотя бы также под страхом осуждения либо за каким судебным действием кто бы то хотел учинить».
Хорошие привычки западной соседки пыталась перенять и Московская Русь, но получалось у нее гораздо хуже. Сохранилось любопытное свидетельство француза Жака Маржерета: «Император (царь) дарует каждому свободу совести при отправлении обрядов и верований, за исключением римских католиков». Это исключение постоянно расширялось и множилось, как следует из дальнейшего текста: «Они не допускают у себя ни одного еврея с тех пор, как Иван Васильевич, прозванный Грозным, приказал собрать всех их, сколько было в стране, и, связав им руки и ноги, привести на мост, велел им отречься от своей веры и заставил сказать, что они хотят окреститься и веровать в Бога Отца, Сына и Святого Духа, и в тот же момент приказал всех их побросать в воду. Ливонцы, которые были взяты в плен тридцать восемь или сорок лет назад, когда упомянутый Иван Васильевич захватил большую часть Ливонии и вывел всех жителей Дерпта и Нарвы в Московию, сказанные ливонцы, исповедующие лютеранскую веру, получив два храма внутри города Москвы, отправляли там публичную службу; но, в конце концов, из‐за их гордости и тщеславия сказанные храмы по приказанию… Ивана Васильевича были разрушены и все их дома были разорены без внимания к возрасту и к полу».
Великое княжество Литовское избежало костров инквизиции, полыхавших в странах средневековой Европы, избежало Варфоломеевской ночи и межнациональных войн, столь характерных для государств с огромной территорией и этнически неоднородным населением.
«Все жители Великого княжества Литовского», «все подданные наши», «жители всех земель государства нашего» – такие обращения к населению Великого княжества Литовского характерны в Статуте. Население княжества разделено на сословия, но в этом поистине великом документе мы не найдем различий по национальному признаку. Нет здесь белорусов, русских, литовцев – все «подданные наши».
На белорусов и литовцев население Великого княжества Литовского начали делить в XX веке. Причем не просто делить, а выяснять, чей народ был главенствующим в государстве, переставшем существовать сотни лет назад. Не лучше ли взглянуть на Великое княжество Литовское глазами наших далеких предков, считавших огромное государство своим общим домом. Ведь как гласит знаменитый афоризм немецкого историка XIX века Леопольда фон Ранке: история – это лишь то, что «было на самом деле».
В 1772 году Пруссия, Россия и Австрия провели первый насильственный раздел Речи Посполитой. Часть владений Великого княжества Литовского оказалась под властью России. Русская императрица Екатерина II пожелала лично осмотреть свои новые владения. В книге В. Орлова приводится письмо императрицы к своему сыну Павлу, в котором она делится первыми впечатлениями: «Вчера приехала я из Острова в Опочку; а оттуда выехала сего утра и на 18‐й версте въехала в Белоруссию; с самого Острова тянутся все холмы да холмики, между которыми множество озер, что очень красиво; здесь население самое разнородное, сплошь да рядом обитают православные, католики, униаты, евреи, русские, чухонцы, немцы, курляндцы, словом, не увидишь двух крестьян одинаково одетых и говорящих правильно на одном наречии; смешение племен и наречий напоминает Вавилонское столпотворение».
