Глава 28
Июньский вечер
— Интересно, каково было бы жить в мире, где на дворе всегда стоит июнь, — сказала Аня, пройдя через пряный аромат цветущего, окутанного сумерками сада к ступеням парадного крыльца, где сидели Марилла и миссис Линд, обсуждая похороны миссис Атоссы Коутс, на которых они присутствовали в этот день. Дора сидела между ними, прилежно уча урок, но Дэви, устроившийся на траве в позе портного, выглядел таким мрачным и подавленным, каким только позволяла ему выглядеть его забавная ямочка на одной щеке.
— Ты устала бы от такого мира, — отозвалась Марилла со вздохом.
— Да, смею думать, что так. Но в эту минуту я чувствую, что мне потребовалось бы очень много времени, чтобы устать от него, если бы он весь был так прекрасен, как в этот день. Всё радо июню. Дэви, откуда такое по-ноябрьски печальное лицо в пору цветения?
— Мне до смерти надоело жить, — заявил юный пессимист.
— В десять лет? Подумать только! Как это грустно.
— Я не шучу, — с достоинством сказал Дэви. — Я обес… обескуражен, — с героическим усилием выговорил он трудное слово.
— Но отчего и почему? — спросила Аня, садясь рядом с ним.
— Поэтому что новая учительница, которая у нас вместо мистера Холмса, пока он болеет, задала мне на понедельник десять примеров. И завтра мне придется потратить на них целый день. Это нечестно — заставлять человека работать по субботам. Милти Бултер сказал, что не будет их решать, но Марилла говорит, что я должен сделать все. Эта мисс Карсон мне страшно не нравится.
— Не говори так о своей учительнице, Дэви, — сурово сказала миссис Линд. — Мисс Карсон — очень хорошая девушка и без всяких там глупостей.
— Не слишком привлекательная характеристика, — засмеялась Аня. — Мне нравятся люди, в которых есть чуточка глупости. Впрочем, я склоняюсь к более благоприятному мнению о мисс Карсон. Я видела ее вчера вечером на молитвенном собрании. У нее такие глаза, которые не могут вечно оставаться умными и серьезными. Не падай духом, Дэви. Завтра будет новый день, и я, насколько это в моих силах, помогу тебе с твоими примерами. Не теряй напрасно в тревогах из-за арифметики этот прекрасный час между светом и тьмой.
— Ладно, не буду, — сказал Дэви с прояснившимся лицом. — Если ты мне поможешь, то я успею завтра еще и сходить на рыбалку с Милти. Я хотел сходить на похороны, так как Милти сказал, что его мать сказала, что тетка Атосса непременно приподнимется в гробу и скажет что-нибудь колкое тем, кто придет ее хоронить. Но Марилла говорит, что ничего такого не случилось.
— Бедная Атосса вполне мирно лежала в своем гробу, — серьезно сказала миссис Линд. — Я никогда не видела ее прежде такой милой, скажу я вам. Да, немного слез было пролито над ней, бедной старой душой. У Илайши Райта были рады, что избавились от нее, и не могу сказать, чтобы я хоть сколько-нибудь осуждала их за это.
— Мне кажется, что это самое ужасное — уйти из мира и не оставить в нем ни одного человека, который сожалел бы о твоей кончине, — с содроганием заметила Аня.
— Никто, кроме родителей, никогда не любил бедную Атоссу, это точно, даже ее муж, — заявила миссис Линд. — Она была его четвертой женой. Женитьба стала для него чем-то вроде привычного дела. Прожил он всего несколько лет, после того как женился на ней. Доктор сказал тогда, что причиной смерти было несварение желудка, но я всегда буду стоять на том, что умер он от злого языка Атоссы, так-то вот. Бедная душа, она всегда знала все о своих соседях, но никогда не знала себя самой. Ну, так, или иначе, а ее больше нет. А следующим интересным событием будет свадьба Дианы.
— Почему-то и смешно, и страшно думать о том, что Диана выходит замуж, — вздохнула Аня, обхватив колени и глядя в просвет между деревьями Леса Призраков на огонек, горящий в окне Дианиной комнаты.
— Не понимаю, что тут страшного, когда она делает такую хорошую партию, — выразительно отозвалась миссис Линд. — У Фреда Райта отличная ферма, и он образцовый молодой человек.
— Конечно же, он не тот буйный, безнравственный гуляка, за какого Диана когда-то намеревалась выйти замуж с целью исправить его, — улыбнулась Аня. — Фред в высшей степени положителен.
— Именно таким он и должен быть. Неужели ты хотела бы, чтобы Диана вышла замуж за порочного человека? Или сама хотела бы выйти за такого?
— О нет! Я не хотела бы выйти за порочного, но, пожалуй, могла бы выйти за такого, который мог бы стать порочным, но не стал. Ну а Фред безнадежно положителен.
— Надеюсь, что когда-нибудь ты станешь более разумной, — заметила Марилла.
Марилла говорила не без горечи. Она была глубоко разочарована. Ей было известно, что Аня отказала Гилберту Блайту. Авонлея гудела сплетнями об этом событии, сведения о котором как-то просочились наружу, — никто не знал, как именно. Быть может, Чарли Слоан оказался догадлив и выдал свои догадки за реальный факт. Быть может, Диана выдала секрет Фреду, а Фред не проявил должной деликатности. Во всяком случае, все было известно. Миссис Блайт больше не спрашивала Аню — ни при посторонних, ни в личной беседе, — получает ли она в последнее время письма от Гилберта, но проходила мимо, холодно кивнув, и Аня, которой всегда нравилась веселая, юная сердцем мать Гилберта, втайне очень огорчалась. Марилла не сказала ничего, но от миссис Линд Ане пришлось выслушать немало сердитых и колких слов, пока до ушей этой почтенной леди не дошел через мать Муди Спурджена Макферсона новый слух: в университете у Ани есть другой поклонник — и богатый, и красивый, и положительный. После этого миссис Рейчел прикусила язык, хотя в глубине души по-прежнему жалела, что Аня не приняла предложение Гилберта. Богатство — это, конечно, очень хорошо, но даже миссис Линд, при всей своей практичности, не считала его столь уж необходимым для счастья. Если Прекрасный Незнакомец нравится Ане больше, чем Гилберт, то не о чем больше говорить, но миссис Линд ужасно боялась, как бы Аня не совершила роковой ошибки и не вышла замуж из-за денег. Марилла слишком хорошо знала Аню, чтобы опасаться этого, но чувствовала: что-то во всеобщем порядке вещей пошло удручающе неправильно.
— Чему быть, того не миновать, — мрачно заявила миссис Линд, — и то, чего не должно быть, иногда происходит. И я не могу отделаться от мысли, что именно это произойдет и случае с Аней, если не вмешается Провидение, так-то вот.
Миссис Рейчел вздохнула. Она очень боялась, что Провидение не вмешается, а сама она не осмеливалась.
Аня побрела к Ключу Дриад и уютно расположилась среди папоротников возле корней большой белой березы, где они с Гилбертом так часто сидели вместе в летние дни минувших лет. В этом году после окончания занятий в университете Гилберт снова остался работать в редакции газеты, и без него Авонлея казалась очень скучным местом. Он никогда не писал Ане, и ей не хватало его писем. Конечно, Рой писал ей дважды в неделю, и его письма были изысканнейшими сочинениями, как можно было бы с приятностью прочесть в чьих-нибудь мемуарах или жизнеописании. Читая эти письма, Аня чувствовала еще глубже, чем когда-либо, что влюблена в него. Но при виде писем Роя ее сердце ни разу не дрогнуло так странно и болезненно, как тогда, когда однажды миссис Слоан передала ей конверт, надписанный четким, прямым почерком Гилберта. Аня поспешила домой, в свой мезонин, и, дрожа от нетерпения, распечатала письмо… чтобы найти там отпечатанную на машинке копию годового отчета какого-то университетского общества — только это и ничего больше. Аня швырнула через всю комнату невинный, многословный и скучный документ и села писать особенно милое послание Рою.
Свадьба Дианы должна была состояться через пять дней. В доме Барри царила суматоха — там пекли, тушили, жарили и варили, поскольку гостей было приглашено великое множество, как в добрые старые времена. Ане, разумеется, предстояло быть подружкой невесты, как это было условлено еще тогда, когда обеим было двенадцать, а Гилберт приезжал из Кингспорта, чтобы быть шафером. Аня наслаждалась волнениями разнообразных приготовлений к празднеству, но за всей этой радостной суетой в сердце была и небольшая боль, ведь в некотором смысле она теряла свою дорогую верную подругу: новый дом Дианы отстоял на две мили от Зеленых Мезонинов и о прежнем ежедневном общении не могло быть и речи. Аня взглянула на свет в окошке Дианы и подумала о том, сколько лет он был для нее сигнальным огнем, но скоро он уже не будет сиять ей в летних сумерках. Две большие горькие слезы затуманили ее большие серые глаза.
"О, — подумала она, — как это ужасно, что люди должны вырастать… и выходить замуж… именяться !"
