Глава 19
Интерлюдия
— Подумать только, что сегодня мой двадцатый день рождения и что я навсегда расстаюсь со своим вторым десятком, — сказала Аня, уютно устроившаяся на коврике перед камином с Паленым на коленях, обращаясь к тете Джеймсине, которая читала, сидя в своем любимом кресле. В гостиной они были одни. Стелла и Присилла ушли на собрание какого-то комитета, а Фил была наверху — наряжалась, собираясь на вечеринку.
— Да, я думаю, тебе грустно, — кивнула тетя Джеймсина. — Второй десяток — такая приятная пора жизни. Я очень рада, что так никогда и не вышла из этого возраста.
Аня засмеялась:
— И никогда не выйдете, тетечка. Вам будет восемнадцать и тогда, когда по всем правилам должно будет исполниться сто. Да, мне грустно, и к тому же я ощущаю некоторую неудовлетворенность. Когда-то давно мисс Стейси говорила мне, что к двадцати годам мой характер сформируется окончательно и — хорошо это или плохо — навсегда. Но я не чувствую, что произошло так, как должно было произойти. В моем характере все еще полно ущербных мест.
— Так же, как и в любом другом, — ободряюще заверила тетя Джеймсина. — В моем их около сотни. Твоя мисс Стейси, вероятно, имела в виду, что, когда тебе будет двадцать, твой характер приобретет то или иное направление, в котором и будет продолжать развиваться. Не беспокойся, Аня. Исполняй свой долг перед Богом, ближними и собою и живи весело. Это моя философия, и она всегда работала неплохo… Куда это Фил сегодня отправляется?
— На танцы, и у нее прелестнейшее новое бальное платье: кремово-желтый шелк и кружева паутинкой. Оно так идет к ее темным глазам и волосам.
— Есть какая-то магия в словах «шелк» и «кружева», правда? — сказала тетя Джеймсина. — Один звук этих слов уже вызывает у меня такое чувство, словно я отправляюсь на бал. К тому же желтый шелк. На ум приходит сравнение с платьем из солнечного света. Мне всегда хотелось иметь желтое шелковое, платье, но сначала моя мать, а потом муж и слышать не желали об этом. Самое первое, что я намерена сделать, попав на небеса, это обзавестись желтым шелковым платьем.
Под звуки Аниного смеха вниз сошла Фил во всем блеске бального великолепия и внимательно оглядела себя в висевшем на стене высоком овальном зеркале.
— Зеркало, которое льстит, настраивает благожелательно, — заметила она. — То, что висит в моей комнате, явно делает меня зеленой. Неплохо я выгляжу, Аня?
— Да знаешь ли ты, Фил, до чего ты хороша? — воскликнула Аня с искренним восхищением.
— Конечно, знаю. На что же зеркала и мужчины? Я не это имела в виду. Ничего нигде не торчит? Юбка лежит ровно? И не будет ли эта роза выглядеть лучше, если приколоть ее пониже? Боюсь, она слишком высоко, и я буду казаться кривобокой. Но я терпеть не могу, когда что-нибудь приколото так, что щекочет ухо.
— Все в полном порядке, а эта твоя юго-западная ямочка — просто прелесть!
— Есть в тебе, Аня, одно качество, которое мне особенно нравится, — ты такая щедрая на похвалы. В тебе нет ни капли зависти.
— А почему она должна завидовать? — спросила тетя Джеймсина. — Она, быть может, не такая хорошенькая, как ты, но ее нос гораздо красивее твоего.
— Я это знаю, — согласилась Фил.
— Мой нос всегда был для меня большим утешением, — призналась Аня.
— И еще мне очень нравится, как у тебя, Аня, растут волосы надо лбом. Особенно этот крошечный локон, который, кажется, вот-вот упадет, но никогда не падает; он просто восхитителен! Но что касается носов, то мой меня ужасно тревожит. Я знаю, что когда мне исполнится сорок, он будет совсем берновский. Как ты думаешь, Аня, на кого я буду похожа в сорок лет?
— На почтенную и солидную замужнюю женщину, — поддразнивая ее, ответила Аня.
— Не хочу, — заявила Фил, усаживаясь поудобнее в ожидании своего кавалера. — Джозеф, ты, пестрая зверюга, не смей прыгать ко мне на колени! Я не хочу отправиться на танцы вся в кошачьей шерсти. Нет, Аня, я не буду иметь почтенный вид. Но замуж я, несомненно, выйду.
— За Алека или за Алонзо? — уточнила Аня.
— За одного из них, полагаю, — вздохнула Фил, — если когда-нибудь сумею выбрать.
— Такой выбор не должен быть трудным, — с укоризной сказала тетя Джеймсина.
— Я родилась маятником, тетя, и ничто никогда не сможет остановить моих колебаний.
— Тебе следует стать более рассудительной, Филиппа.
— Конечно, быть рассудительной — это замечательно, — согласилась Фил, — но тогда лишаешься массы удовольствий. А что до Алека и Алонзо, то если бы вы их знали, поняли бы, почему так трудно выбрать одного. Они оба одинаково милые.
— Тогда возьми кого-нибудь, кто еще милее, — предложила тетя Джеймсина. — Вот хотя бы этого четверокурсника, который так предан тебе, — Уилла Лесли. У него такие милые, большие, кроткие глаза.
— Слишком, пожалуй, большие и слишком кроткие… как у коровы, — заявила безжалостная Фил.
— А что ты скажешь о Джордже Паркере?
— О нем нечего сказать, кроме того, что он всегда выглядит так, будто его только что накрахмалили и отутюжили.
— Тогда Марр Холворси. Уж в нем ты не можешь найти изъяна.
— Да, он подошел бы, если бы не был беден. Я должна выйти замуж за богатого человека, тетя Джеймсина. Богатство и приятная внешность — вот необходимые условия. Я вышла бы за Гилберта Блайта, если бы он был богат.
— О, вот как? — воскликнула Аня довольно сердито.
— Нам не очень нравится такая идея, хотя нам самим и не нужен Гилберт, о нет! — с насмешкой сказала Фил. — Но не будем о неприятном. Когда-нибудь мне, я полагаю, все-таки придется выйти замуж, но я постараюсь откладывать этот недобрый час как можно дольше.
— Как хочешь, но ты не должна выходить замуж без любви, — заявила тетя Джеймсина.
Сердца, любившие на старый, добрый лад,
Из моды вышли много лет назад, —
залилась насмешливой трелью Фил. — Вот и экипаж. Лечу! Ну пока, две вы мои старомодные душечки!
Когда Фил выпорхнула за дверь, тетя Джеймсина серьезно взглянула на Аню.
— Эта девушка красива, мила и добросердечна, но не кажется ли тебе, Аня, что временами у нее что-то не в порядке с головой?
— О нет, я думаю, с головой у Фил все в порядке, — ответила Аня, пряча улыбку. — Просто у нее такая манера выражаться.
Тетя Джеймсина с сомнением покачала головой.
— Что ж, будем надеяться, что это так. Я надеюсь, Аня, потому что люблю ее. Но понять ее я не могу — она для меня непостижима. Она не похожа ни на одну из девушек, которых я знала, и ни на одну из тех, какими я была сама.
— А сколькими девушками вы были, тетя?
— Примерно полудюжиной, моя дорогая.
