Книга: Иван Грозный и Стефан Баторий: схватка за Ливонию
Назад: II. Ливонский поход Ивана (1577)
Дальше: IV. Полоцк

III. Приготовления к войне

 

 

И он желал поддерживать — во всяком случае, пока — мир с Москвой, но, конечно, под тем условием, что Иван откажется от Ливонии.
Мы знаем, что к царю снаряжено было великое посольство с мазовецким воеводой Станиславом Крыским во главе. На как раз тогда, когда припозднившиеся послы отправились в путь, Иван вторгся в Ливонию; посольство остановилось в Вильне и, во-первых, обратилось за инструкциями к королю, а во-вторых, по совету литовского сената, вошло в сношения с Иваном. Иван заявил, что он никогда не откажется от Ливонии, угрожал вторжением в другие области Речи Посполитой и выражал свое неудовольствие тем, что Стефан Баторий не хочет признать за ним царского титула, прибавляя, что, если последует новый отказ в этом титуле, королевское посольство рискует подвергнуться опасности. После такого обмена любезностями Крыский посоветовал Баторию заключить с Иваном договор, но Ливонию в него не включать; тогда, мол, ее можно будет возвратить силой оружия подобно тому, как силой оружия взял ее неприятель.
Но Стефан Баторий не согласился принять этот совет. Он считал, что нельзя дать Ивану время укрепиться в Ливонии. Отсюда он будет угрожать Литве и по истечении перемирия легко может захватить литовскую столицу Вильну. К тому же не включать Ливонию в перемирный договор показалось Баторию делом опасным, ибо таким образом можно было самим толкнуть ливонцев в объятия другого государства. Впрочем, воевать с Москвой исключительно из-за Ливонии Баторий не собирался — он в это время думал о походе на Полоцк или Смоленск.
Ввиду всего этого король наказал послам двигаться чем медленнее, тем лучше, и всячески затягивать переговоры, чтобы протянуть время до сейма, который, как надеялся Баторий, должен был дать ему средства на ведение войны с Москвой.
Послы остановились на несколько месяцев в Орше и завязали неспешную переписку с московскими боярами по поводу признания за Иваном царского титула. Между тем Баторий отправил к Ивану гонца Мартына Полуяна объяснить причину задержки в пути великого посольства и узнать, желает ли царь вести переговоры о мире. Все это опять-таки были уловки: в действительности посылка гонца имела целью еще более затянуть переговоры.
В результате приложенных усилий дорога у посольства заняла почти год. Оно прибыло в Москву только в начале 1578 года. Иван принял послов пренебрежительно, отзываясь оскорбительно о поляках, литовцах и самом короле и давая посольству дурное содержание. Во время переговоров о мире он заявил, что Корона Польская и Великое княжество Литовское — его вотчины, ибо род Гедимина, владевший Литвой и Польшей, прекратился, а потому его наследие должно перейти к московским государям, как к ближайшим родственникам Гедиминовичей. Царь обосновывал это родство на происхождении своем от Пруса, брата римского императора Августа и родоначальника литовских князей, а права Анны Ягеллонки, жены Стефана Батория, на польско-литовское наследие устранял замечанием: «Королевская сестра государству не отчич». К королю Стефану он относился свысока, как к владетелю какого-то Седмиградского государства, о котором «никогда не слыхали», а потому полагал, что Стефану в равном братстве быть с ними «непригоже».
Примирить желания договаривающихся сторон было невозможно. Послы Батория получили инструкцию заключать мир только на условии возвращения всего, что было отнято у Великого княжества Литовского, и прежде всего возвращения Ливонии. Если царь поведет речь только о временном перемирии, то и тут включить непременно Ливонию в договор и в договоре не называть Ивана царем и не давать ему титулов Смоленского, Полоцкого и Ливонского.
Со своей стороны, Иван о мире на девять лет или о перемирии на восемь месяцев, как того желал Баторий, и слышать не хотел. Он соглашался на трехлетнее перемирие, начиная от Благовещения 1578 года, но исключал из условий договора Ливонию, называя ее своей вотчиной и причисляя к ней Ригу и Курляндию. «Тебе, соседу нашему, — так говорилось в перемирной грамоте Ивана, — Стефану королю в нашей отчине Лифляндской и Курляндской земле, в наши города, мызы, пристанища морские, острова и во всякие угодья не вступаться, не воевать, городов не заседать, новых городов не ставить и ничем зацепки всякой и шкоды в Лифляндской и Курляндской земли не делать и из Лифляндской и Курляндской земли людей и городов к себе не принимать».
Это условие послы Батория принять не могли. Таким образом, договор не состоялся: царь скрепил присягой только свою договорную грамоту, а послы лишь свою. Следовательно, столкновение в самом скором времени было неизбежно.
В конце 1577 года Баторий окончил войну с Данцигом и таким образом мог теперь отдать все силы подготовке к войне с восточным врагом. Средства на ее ведение приходилось искать у шляхты. Чтобы побудить ее раскошелиться, король и его помощник в подобных делах Замойский постарались изобразить грозную опасность, надвигающуюся с севера и востока на Речь Посполитую, самыми мрачными красками. В руках царя уже почти вся Ливония, откуда ему нетрудно будет проникнуть в Литву, овладеть ее столицей, а затем и всей страной. Если допустить, что замыслы царя направлены не на Литву, то и в таком случае опасность одинаково велика. Царю легко теперь добыть Курляндию, вторгнуться в Пруссию и сделаться владыкой Балтийского моря. Решается судьба не только Литвы, но всей Речи Посполитой. Как видим, значение борьбы из-за Ливонии тогдашние руководители польско-литовского государства Баторий и Замойский понимали ясно.
Ввиду грозной опасности, говорили они, нужны деньги на содержание войска. Между тем государственная казна истощена, а королевской едва хватает на удовлетворение насущных потребностей. Вследствие этого установление новых налогов — дело неизбежное.
Королевское воззвание произвело желанное действие. Сейм, открывший свои совещания 20 января 1578 года в Варшаве, решил вести войну с московским царем «в пределах неприятельских, так как прежний способ держать войска внутри собственных границ и только обороняться от врага был осужден на основании… примера прошлого года». План военных действий был подсказан сейму — в этом нельзя сомневаться — самим королем. Вскоре по окончании сейма Баторий заявил папскому нунцию Лаурео, что, начиная войну с царем, он думает не о возвращении Ливонии, но о завоевании самой Москвы, и что это предприятие не так трудно, как может сначала показаться: стоит только взять Полоцк и Смоленск, и Москва будет в его руках. Чтобы обсудить вопрос, какие нужно сделать приготовления для войны, была выбрана комиссия из сенаторов, которая представила соответствующий доклад сейму. На основании этого доклада сейм установил налоги столь значительные, что никто о подобных не помнил — поземельную подать в размере одного злотого и акцизную пошлину в размере одной восьмой с продажной цены каждой бочки пива. Сейм обставил налоги условием, что король лично будет вести войну и принимать участие в походах. Это показывало, что сейм относится к королю с некоторым недоверием.
Король не был до конца доволен сеймом, так как послы не всех воеводств выразили согласие на установление новых налогов. Пришлось тратить драгоценное время и созывать сеймики в упорствующих воеводствах, чтобы убедить шляхту в необходимости расходов. И все равно сеймики краковского и сандомирского воеводств разрешили королю взимать налоги только в размерах, установленных в 1565 году, то есть поземельную подать по 20 грошей с лана и акцизный сбор с освобождением от него городов и шляхетских деревень. При этом шляхта заявляла, что, соглашаясь на эти налоги, она производит насилие над собой и крестьянами. Это не могло понравиться королю, ибо подавался заразительный пример другим воеводствам. Тем не менее он готов был идти на уступки, и дело уладилось компромиссом. Краковскому и сандомирскому воеводствам сделаны были незначительные послабления; при этом король обязался употребить налоги с этих воеводств исключительно на издержки московской войны, а кроме того, добавить денег из своей казны на артиллерию и покупку амуниции.
На сбор налогов ушло немало времени; в казне деньги оказались только к началу 1579 года. Но отсутствие средств было не единственной причиной, мешавшей начать войну с Москвой в 1578 году. Прежде чем объявить войну на севере, необходимо было обезопасить предварительно южные области страны от татар и турок.
Стефан Баторий тотчас по вступлении своем на престол постарался заключить мир с турецким султаном, имея в виду интересы не только Речи Посполитой, но и Трансильвании, которой угрожали турки. С этою целью в Константинополь был отправлен галицкий каштелян Ян Сененьский, которому удалось склонить Турцию к союзу с Речью Посполитой. Султан обещал не только удерживать крымских татар от набегов на польские земли, но и оказывать военную помощь Баторию.
Но тут произошли события, которые едва не уничтожили дружественного соглашения с Портой. Среди запорожских казаков объявился атаман Иван Подкова, прозванный так за свою необыкновенную физическую силу, поскольку легко ломал руками подковы. Валах по происхождению, он заявил, что имеет право на престол Валахии, и при содействии польских панов низложил господаря Петра.
Но властвовать в Валахии пришлось ему недолго. Изгнанный валашским воеводой при помощи турок, он удалился в пределы Речи Посполитой, в Подолию, в окрестности города Немирова. Опасаясь нарушить мир с Турцией, Баторий приказал арестовать Подкову Брацлавскому воеводе князю Янушу Збаражскому, угрожая тому судом, если он не пожелает подчиниться приказу: король подозревал, что воевода — сторонник авантюриста. Подкова был задержан каменецким каштеляном Николаем Сенявским и передан затем Збаражскому, который доставил его в Варшаву и сам явился туда, чтоб оправдаться перед королем в возведенном на него обвинении, будто он помогал Подкове.
Казаки после этой неудачи не успокоились. Брат Ивана Подковы, Александр, предпринял с запорожцами новый поход на Молдавию, захватил ее столицу Сучаву и провозгласил себя господарем. Тогда Баторий, опасаясь, что султан присоединит Молдавию к своим владениям и отправит туда управлять какого-нибудь пашу, посоветовал своему брату Христофору, трансильванскому воеводе, отправить отряд на помощь молдавскому господарю, которого пытался сместить Александр. Подкова был пленен и посажен на кол, а его казаки отчасти рассеяны, а отчасти захвачены и отправлены в цепях в Стамбул.
Действия братьев Подков сильно раздражили султана: он грозил Баторию разрывом союза и войной, если король не накажет примерно казаков, не казнит вслед за Александром Ивана Подкову или не выдаст его живьем туркам.
Баторий вынужден был извиняться перед султаном, заявляя через своего посла Христофора Дзержка, что нет возможности ни истребить казаков, ни удержать их от набегов на турецкие владения. В угоду султану он приказал обезглавить Ивана Подкову; сделано это было в присутствии турецкого посланника; таким образом, доверие Турции было возвращено.
Одновременно происходили переговоры с крымским ханом. Баторий соглашался соблюдать мир на тех условиях, какие существовали при прежних королях, но хан хотел изменить эти условия. Он требовал, чтобы король присылал ему дары даже в том случае, если татары не будут служить польскому правительству и вступят в союз с Москвой. Кроме того, он требовал, чтобы Орде были уступлены оба берега Днепра, а казаки изгнаны совсем из Запорожья.
Однако после продолжительных торгов со стороны татарских послов, при посредничестве турецкого посланника, не без богатых подарков мир с ханом был заключен на прежних условиях: татары обязались за получаемые дары вести войну с Московским государством. Над заключением договора Баторию пришлось немало потрудиться. Пока шли переговоры с татарами, он не мог рассчитывать на безопасность южных областей государства, а потому полагал, что его присутствие во Львове, поблизости к этим областям, необходимо. Он уехал из Львова только во второй половине сентября.
Все это заставило отложить объявление войны Ивану Грозному до 1579 года. Чтобы удержать царя от новых враждебных действий, король прибегал к дипломатическим уловкам. Получив из Москвы извещение от послов о том, что Ливония исключена из перемирного договора, он послал к Ивану дворянина Петра Гарабурду просить, чтобы Иван и в Ливонии сохранял мир до тех пор, пока перемирный договор не будет им, королем, ратифицирован. Вместе с тем король отдал приказ не впускать московских послов в пределы Речи Посполитой, пока не вернется из Москвы Гарабурда.
Между тем Иван отправил к Баторию для ратификации договоров великое посольство, во главе которого стоял дворянин Михаил Далматович Карпов. Согласно королевскому приказу, московских послов задержали сначала на границе Литвы, а потом задерживали нарочно уже в самой Польше. Баторий хотел затянуть время до осени и дождаться момента, удобного для начала военных действий. Аудиенция послам у короля назначена была сначала в Люблине, потом во Львове и состоялась, наконец, в Кракове 5 декабря по возвращении сюда короля из Львова. Этого дня глава посольства Карпов не дождался; он умер в дороге.
Послы не захотели вести переговоры, так как король нарушил установленный церемониал. Желая высказать к ним, а вместе с тем и к Ивану, свое пренебрежение, Баторий не встал при приеме посольства и не осведомился, стоя с открытой головой, о здоровья царя. Послы заявили, что им под страхом смертной казни запрещено править посольство, если требования этикета, обычного при приеме посольств, не будут исполнены. Аудиенция на этом была прервана, и 11 декабря посольство покинуло Краков. При этом король приказал литовскому подскарбию Лаврентию Войне задержать его в литовском городке Мсцибове. Это было сделано в отместку за то, что Иван задержал гонца Петра Гарабурду. Таким образом, происходили переговоры о мире, противники делали вид, что хотят установить дружественные отношения, но, по сути, шли навстречу войне.
Баторий готовился весьма деятельно. Считая шляхетское ополчение негодным для ведения войны, он торопился организовать наемное войско. Каспару Бекешу и Михаилу Вадашу было поручено нанять солдат в Венгрии, Христофору Розражевскому и Эрнесту Вейеру — в Германии; были выделены средства на собирание отрядов в самой Польше. Кавалеристы должны были являться в панцирях, шишаках, с копьями, саблями или мечами, на сильных и здоровых лошадях, пехотинцы — в платьях одинакового цвета и покроя, с ручницами, топорами, мечами или саблями. Командирам предписывалось поддерживать в отрядах строгую дисциплину и пресекать притеснения мирных жителей. Одновременно заготавливалась амуниция; что касается пушек, то в Вильне устроен был завод, который отливал их по чертежам, в составлении которых принимал участие сам Баторий.
Баторий также попытался создать крестьянское ополчение. По королевскому проекту, крестьяне обязаны были снаряжать с каждых 20 ланов одного вооруженного пехотинца; этот воин освобождался от всех крестьянских повинностей. Ополчение должно было собираться в определенных пунктах всякий раз, когда враг угрожал государству. Очевидно, этот проект имел в виду создать в Польше правильно организованную армию, но ему не суждено было осуществиться — во всяком случае, в том виде, в каком его задумал Баторий. К 1579 году крестьянское войско не было набрано.
Зато король сумел привлечь к участию в войне на своей стороне запорожских казаков. Был нанят отряд в 600 человек с ежегодной платой каждому по 6 литовских грошей и куску сукна на армяк. При этом запорожцы обязались не предпринимать походов против интересов Турции.
В приготовлениях к войне прошел весь 1578 год; воевать зимой из-за непроходимых дорог не решились, отложив объявление войны до весны или лета 1579 года. Кроме того, была и другая важная причина отсрочки. Короля, как всегда, беспокоил недостаток денежных средств. К началу 1579 года в казне собралось, правда, 540 000 злотых, но эти деньги предназначены были на уплату жалованья отрядам венгерских, немецких и польских наемников, оплату амуниции и продовольствия для войска. Король собрал в Кракове сенаторов, чтобы спросить их мнения относительно увеличения налогов, но сенаторы сказали твердое «нет», и Баторий отказался от этой идеи. В конце концов он решил вести войну на те средства, которые появятся в казне в 1579 году, а также на те, какие можно будет приобрести путем займа.
Еще будучи в Кракове, он подумал об избрании главнокомандующего армии и советовался с сенаторами о том, назначить пожизненного гетмана или временного. Большинство высказалось за назначение предводителя только на время войны. Гетманство в результате, только на время похода против московского царя, досталось подольскому воеводе Николаю Мелецкому. Мелецкий был одним из вождей той партии, на которую Баторий опирался в Польше, притом вождей деятельных, которые активно боролись против козней противников Батория.
Из Варшавы король отправился в Гродно, чтобы обсудить с литовскими вельможами план предстоящей войны с Москвой. Были высказаны различные мнения. Одни советовали ударить прежде всего на Великие Луки, другие на Псков, третьи на Полоцк. Ян Замойский, главный помощник Батория, советовал идти к Полоцку, повторяя поговорку: бери то, что ближе всего.
Результат совещания порадовал Батория: вельможи Литвы обещали ему взять на свое содержание 10 000 всадников. Такая щедрость обязывала короля отнестись к делам литовцев с большим вниманием, а они жаловались на то, что многие судебные дела у них не разрешены со времен Сигизмунда-Августа. Из-за этих дел Баторий задержался в Гродно до начала марта, а затем направился в Вильну. Тут, однако, в исполнении королевских намерений опять произошла проволочка. Войска собирались очень медленно. Король еще в начале января распределил пути, по которым должны были двигаться отряды, но срок, назначенный для их сбора, давно прошел. Наконец, первыми прибыли венгры, а о польских солдатах не было ни слуху ни духу. Ко всем этим затруднениям присоединились морозы, которые в 1579 году продолжались в Литве дольше, чем когда-нибудь.
Назад: II. Ливонский поход Ивана (1577)
Дальше: IV. Полоцк