II
Впрочем, с началом царствования Екатерины положение Тайной канцелярии остается прежним; это заметно прежде всего потому, что дела в ней то принимаются, то опять не принимаются с ссылкой на указ 1724 года; подметить в этом какой-либо принцип трудно.
В 1725 году новгородский воевода пишет о неправильностях, которые были допущены при присяге купеческими людьми Новгорода. Тайная канцелярия начинает дело, пишет запрос в главный магистрат, который ей подробно отвечает, доказывая, что никаких нарушений не произошло. Рассмотрев объяснение магистрата, Тайная канцелярия решает, что присяга была принесена правильно, и делает замечание воеводе, что он поступил неосмотрительно и только доставил Тайной канцелярии напрасное «утруждение». Немного спустя Синод присылает доношение из Астрахани об одном попе, который будто радовался смерти Петра Великого. Тайная канцелярия протокольным постановлением решает отправить указ астраханскому губернатору, чтобы тот все это дело исследовал и прислал ей результаты следствия. Мы знаем, как подобный порядок производства дел был несвойствен Тайной канцелярии при жизни Петра. Астраханский губернатор поступает, как ему велят: осуществляет следствие и присылает весь следственный материал со своей предположительной резолюцией о наказании попа, Тайная канцелярия в протокольной форме утверждает эту резолюцию и шлет указ в Астрахань об исполнении наказания.
Таким образом, несомненно, Тайная канцелярия иногда принимает обычные дела так, как это было до указа 1724 года; однако, с другой стороны, иногда такого же рода дела ею отвергаются. Когда в ноябре 1725 года были присланы из Старорусской ратуши колодники «по тайным делам», то Тайная канцелярия отказалась их принять с мотивировкой: «…понеже в прошлом 1722 году апреля в 28 числе по именному указа блаж. веч.-дост. пам. Его Императорского Величества хотя и поведено злодеев и прочих по делам их колодников из городов присылать, не расспрашивая, в Тайную Канцелярию или в Преображенский приказ за крепким караулом, но потом в 1724 году января 15 дня Его же Императорское Величество именным указом в Тайную Канцелярию колодников и дел присылаемых из губерний принимать не велено, а отсылать бы их в Преображенскую Канцелярию». Когда в 1726 году Артемий Волынский присылает из Пензы солдата-изветчика, Тайная канцелярия тоже отказывает в приеме этого дела, ссылаясь на царский указ от 25 января 1724 года и на указ Сената от 27 апреля того же года.
Но если дело поступало по личному желанию и повелению императрицы, то тут Тайная канцелярия принимала и «следовала», конечно, беспрекословно. Так, в 1725 году расследовалось дело о полковнике Ергольском. Началось все с маленькой записки, присланной кабинет-секретарем Макаровым, в которой говорилось, что Ергольский в Москве при двух сенаторах осмелился сказать: «…С чего де мне то взять, как писать титул Ее Императорского Величества» Следование об этих словах Макаров «указом Ее Величества» поручал Тайной канцелярии. Ергольского заключили под стражу, и Тайная канцелярия повела допросы свидетелей, уделяя главное внимание сенаторам гр. Матвееву и Дмитриеву-Мамонову, присутствовавшим при крамольных высказываниях; показания сложились для Ергольского очень благоприятно, и Тайная канцелярия определением обычной формы, за подписями Толстого и Ушакова, признала его невиновным.
Около того же времени приехавший в Россию капуцин Хризолог возбудил какие-то подозрения в Екатерине, и Ягужинский запиской объявляет Тайной канцелярии указ императрицы арестовать Хризолога со спутниками, учинить обыск и следствие над ними. Вся эта история, кажется, началась с доноса некоего архимандрита Афанасия, который обвинил католических монахов в желании тайно видеться с великим князем Петром Алексеевичем, будущим императором. Совершенно понятно, что подобного рода происшествие должно было взволновать Екатерину. Тайная канцелярия немедленно приступает к следованию, но лишь только выясняется, что ничего «важного» в деле нет, как Толстой тут же спешит под благовидным предлогом передать его в Синод архиепископу Феофилакту. Но Феофилакту и Синоду это, видимо, совсем не понравилось, и по докладу Феофилакта дело новым указом Екатерины было велено отослать обратно в Тайную канцелярию. Пришлось Толстому принять дело вновь. Выждав приличествующее время, Тайная канцелярия (вернее, Толстой) опять определила отправить дело в Синод, но тот вскоре возвратил его. Тогда Тайная канцелярия (вероятно, это был единственный способ покончить с надоедливым делом) сделала определение о высылке капуцинов «за рубеж немедленно» и тем самым поставила точку. Из всего этого можно заключить, что, даже имея прямой указ императрицы, Толстой настойчиво искал благовидный предлог, чтобы не заниматься мелким, по его мнению, делом.
Правда, у нас есть одно дело, которое Тайная канцелярия приняла по указу Сената в марте 1725 года без всяких препирательств и «следовала» с большим усердием. Это «важное дело» по поводу непристойных слов, сказанных неким Выморковым. Он называл Петра антихристом и в письме, у него найденном, с бранью его проклинал. Дело запутывалось многочисленными оговорами Выморкова, которые приводили к бесчисленным допросам, очным ставкам и пыткам.
Остается не совсем ясным, что побудило Толстого в данном случае столь ревностно взяться за «следование»; начато дело было не по прямому указу императрицы, а по указу Сената, с которым можно было бы при желании поспорить; на худой конец можно было попытаться передать дело куда-нибудь в другое место, как это было при расследовании дела капуцинов. Но нет: Тайная канцелярия без каких-либо оговорок тщательно занималась Выморковым. В результате из дела была сделана «выписка» и представлена Ушаковым императрице для постановления приговора. К сожалению, причины столь исключительного отношения к этому делу неясны.
Общее число дел, поступивших в Тайную канцелярию, в царствование императрицы Екатерины I ничтожно — их не более четырех. Важно отметить, что они попадали сюда не обычным порядком, по указу 1722 года, а каждое особенным путем — словно опять исчезли те зачатки организации работы, которые начали определенно проглядывать в деятельности Тайной канцелярии к концу царствования Петра I; вновь поручение начало выступать на первый план взамен четко установленного порядка.
В общем делопроизводство Тайной канцелярии в царствование Екатерины в существе своем мало изменилось, но некоторые важные перемены все-таки произошли. Императрица сама не присутствовала никогда в Тайной канцелярии — теперь уже верховная власть не входила в дела этого учреждения так близко и непосредственно, как то делал Петр. Того личного контроля, который постоянно осуществлял Петр по отношению к деятельности министров, теперь не существовало, и, конечно, министры от этого почувствовали себя же полными хозяевами и вершителями дел в Тайной канцелярии. При Екатерине устанавливается порядок доклада ей дел посредством «экстрактов», иногда доклад делал лично один из министров; по-видимому, это был единственный способ взаимоотношения императрицы и Тайной канцелярии. До нас дошло несколько таких экстрактов; на одном из них мы имеем указ за подписью Толстого; очевидно, в этом случае Толстой экстракт докладывал лично.
Результаты докладов записывались в таком виде: «1725 году июля в 30 день Ее Величество… изволила слушать три экстракта, сочиненные в тайной розыскных дел канцелярии: 1) по делу ростриги Степана Выморкова… (подробности дела); 2) о письме неизвестному… (подробности дела); 3) по делу же Выморкова (подробности дела)… и из оных по первому Ее Императорское Величество указало учинить: Выморкова казнить; Антипу Щеглова, Захария Игнатьева по наказанью с выниманием ноздрей послать в вечную каторжную работу в Рогервик, Ивана Щеглова — в старцы и в крепкий монастырь; по второму пункту экстракт оставлен в Кабинете Ее Величества; по третьему — следовать». Под всем этим стоит подпись: «от гвардии майор Ушаков».
Ко времени царствования Екатерины относится небезынтересный эпизод из сношений Тайной канцелярии с Сенатом, в котором заметна тенденция, уже через каких-либо десять — пятнадцать лет сделавшая из Тайной канцелярии чуть не самое могущественное, в известном смысле, учреждение правительственного механизма России. В конце 1724 года генерал-фискал вошел в Сенате представлением, чтобы ему было разрешено требовать к себе на рассмотрение дела «по фискальским и доносительным доношениям», пусть даже эти дела уже были «вершены». Следуя этому представлению, Сенат дал соответствующий указ Тайной канцелярии, которая, как мы уже имели случай видеть, находилась в положении явного подчинения. Однако Тайная канцелярия решает (мы уже частично приводили эту протокольную запись): «…Понеже в канцелярии тайных розыскных дел имеются, кроме интересных дел по доношениям фискальским и доносителевым, государственные важные секретные вершеные дела, приличные к первым двум пунктам; и таковых вершеных и невершеных дел к генералу фискалу Тайная Канцелярия отдавать не смеет, понеже о секрете и о важности оных многим ведать не подлежит, отчего, по мнению оной канцелярии, может не без вредности государственной быть, и о том из Сенату требовать указа; а интересные вершеные дела, какие имеются, по требованию его, генерала-фискала, к нему отдавать, и о том в Правительствующий Сенат подать репорт».
Таким образом, Тайная канцелярия считала важным и никому не могущим быть поверенным — даже такому высокому чиновнику, как генерал-фискал, — секрет производства по делам о государственных преступлениях. Эти дела вполне определенно стали облекаться особой таинственностью; так к концу деятельности петровской Тайной канцелярии выкристаллизовалась тенденция, которая в течение XVIII века лежала в основе всякого учреждения, ведающего государственные преступления, ставя это учреждение до некоторой степени выше и вне всего общего строя других учреждений.
В мае 1726 года Толстому, чье влияние при дворе сильно возросло, наконец удалось сбросить с себя эту «тягость» Тайной канцелярии — указом императрицы от 28-го числа она была присоединена к Преображенской канцелярии.
«Указ тайному действительному советнику господину графу Толстому.
Понеже Тайная Канцелярия блаженная и высокославная памяти при Его Императорском Величестве нашем вселюбезнейшем супруге и государе в прошлом 1718 году учинена была на время для случившихся тогда чрезвычайных тайных розыскных дел и хотя тому подобные дела и ныне случаются, однако не такие важные, и больше бывают такие дела у тайного действительного советника господина князя Ромодановского, того для по получении сего нашего указа вышеупомянутую тайную канцелярию, которая и ныне еще в вашем ведении, с делами и с приказными служителями отдайте в ведение помянутому тайному действительному советнику князю Ромодановскому. У подлинного Ее Императорского Величества Именного указа подписано собственною Ее Величества рукою так: “Екатерина”».
Такая запись появилась в указной книге Тайной канцелярии с припиской внизу: «…подан 30-го дня мая 1726 году». Протокол же последнего до нас дошедшего дела по Тайной канцелярии помечен 29 мая. Следовательно, можно утверждать, что в первых числах июня 1726 года деятельность Тайной канцелярии заканчивается. Если же принять во внимание, что доклад о полной, окончательной ликвидации всех оставшихся дел был уже 17 июня утвержден императрицей, то можно полагать, что к 1 июля 1726 года Тайная канцелярия и фактически, и юридически перестала существовать.
Остановимся немного подробнее на указе от 28 мая. Он дан был на имя Толстого, могущество которого в это время как раз было в зените; поэтому, кажется, возможно допустить, что этот указ был сочинен самим Толстым. Если принять эту возможность, то отсюда можно сделать некоторые выводы: во-первых, что Тайная канцелярия учреждалась «на время», как далее в указе объяснено, «для случившихся тогда чрезвычайных тайных розыскных дел»; во-вторых, если теперь Тайная канцелярия теряет свой raison d'être, то именно в силу того, что «хотя тому подобные дела и ныне случаются, однако не так важные». Таким образом, в понимании человека, стоявшего во главе Тайной канцелярии с самого ее основания и до ее уничтожения, учреждение это возникло и существовало как временная мера — и не более. То есть Толстому Тайная канцелярия еще не казалась нормальным государственным (и необходимым!) учреждением с неограниченными в известном отношении полномочиями, каким немного лет спустя стала Канцелярия тайных розыскных дел в руках старого сотрудника Толстого — «от гвардии майора» Ушакова.
Мы уже упомянули, что в середине июня 1726 года императрице был представлен доклад о распределении всех дел Тайной канцелярии — вершеных и невершеных. По резолюциям Екатерины на этом докладе дела были распределены следующим образом. Во-первых, дела примыкающие к делу царевича — дело суздальское и кикинское, уже, конечно, вершенные, — велено было «запечатать печатьми» всех министров, а также «нашей кабинетной печатью» и отдать «в архив в коллегию иностранную». Во-вторых, «секретные дела разные», которые уже исследованы и решены, отослать, «також запечатав… в архив в иностранную коллегию с реестром»; некое «особливо решенное дело» о синодском секретаре Герасиме Семенове велено было, «осмотря, сжечь».
В-третьих, дело ревельское адмиралтейское было приказано отправить в Адмиралтейство; дело же об астраханском обер-коменданте Чирикове приказано отослать в Военную коллегию.
Невершеных дел оставалось в Тайной канцелярии к тому моменту только одно — секретное дело о бывшем архимандрите Федосе; да еще, по-видимому, на подозрении находились сочинения архимандрита Кондоидия «о доходах церковных». Было поведено дело Федоса «отослать» к Ромодановскому, а «листы сочинения Кондоидиева прислать в Кабинет». Кроме всего этого не были завершены окончательно производством 12 дел «интересных и по прошениям», которые было велено передать частью в Сенат, частью в Ревизион-контору. Таким образом, нетрудно понять, что в наследство Преображенскому приказу от Тайной канцелярии остался только один обрывок одного дела о Федосе — и больше решительно ничего.
Этот факт, как и весь ход ликвидации дел Тайной канцелярии, свидетельствует, что фактически произошла не передача учреждения из ведения одного начальника, Толстого, в ведение другого начальника, Ромодановского, как то можно было ожидать согласно указу, а произошло полное упразднение Тайной канцелярии как учреждения. Это подтверждается и тем, как были решены имущественные дела. Наличные деньги, оставшиеся в Тайной канцелярии, было велено прислать в Кабинет; лавки Кикина в Москве, которые были в заведывании Тайной канцелярии, должны были быть проданы «с торгу охочим людям», а деньги, вырученные от продажи, также присланы в Кабинет. А 19 сентября 1726 года Кабинет распорядился, чтобы все движимое и денежное имущество Тайной канцелярии передать Соляной конторе, петербургской и московской, о чем и были посланы соответствующие указы. 12 сентября того же года рек-рутная канцелярия (о связи которой с Тайной канцелярией мы говорили ранее) была по указу императрицы «со служителями сообщена в военную коллегию». И оттого же 12 сентября находим в делах Кабинета «доношение» из Тайной канцелярии о том, что дела «положены обще в один сундук ради указного запечатания и для постановления в Архив Иностранной Коллегии и ныне имеются в том Архиве». Ликвидация, видимо, шла с достаточной быстротой.
Просмотр делопроизводства Преображенского приказа за время, непосредственно следующее после передачи (как мы видели, чрезвычайно условно понятой) дел Тайной канцелярии, убеждает в полной незаметности этой передачи для существования приказа. Сколько можно было проследить по делопроизводству, решительно нигде и никаких следов нельзя уловить, чтобы с конца 1726 года к Преображенскому приказу было присоединено какое-либо новое учреждение. Значит, и с этой стороны получается полное подкрепление уже высказанной мысли, что Тайная канцелярия была полностью упразднена; и если говорить о какой-либо передаче ее в ведение Ромодановского, то можно только говорить о передаче ее компетенции и правомочий.