Одним из основных направлений хазарской экспансии во второй половине VII века, по сообщению византийских источников, были Причерноморские степи от Дона (включая левобережье) до Днестра и Дуная. Археологи подтверждают это, хотя и с определенными оговорками.

В степях Южной Украины и в кубанском Приазовье в конце VI и VII веке стали появляться воинские захоронения, которые получили в науке название «сивашевские». Оставившие их кочевники не утруждали себя сооружением нового кургана и подзахоранивали усопших сородичей в курганы, которые уже стояли в степях. «Сивашевцев» хоронили в простых ямах, обычно в сопровождении коня (или его чучела) с седлом и сбруей; рядом с воинами лежало оружие: луки, колчаны со стрелами, боевые ножи, иногда мечи. На них были надеты традиционные пояса со множеством серебряных или бронзовых накладок, каждая из которых могла быть произведением ювелирного искусства. В могилу ставился горшок с похлебкой или деревянное блюдо с частью бараньей туши. Кроме этих, основных, особенностей, «сивашевским» погребениям присуще еще множество черт, по которым археологи их узнают. Более сложным является вопрос, кто оставил эти погребения, — понятно лишь, что кочевники, причем принадлежащие к тюркскому кругу, то есть либо наследники племен гуннской «степной империи», либо собственно тюрки.

Погребения «сивашевцев» появлялись в степях в течение примерно столетия и с какого-то времени достаточно резко исчезают. Некоторые ученые считают, что произошло это к концу VII века и что «сивашевцы» были болгарами, которых хазары вытеснили из Причерноморских степей. Существует и мнение, что большинство «сивашевских» могил следует датировать последней четвертью VII — началом VIII века, и принадлежали они уже хазарам, которые сменили болгар и обосновались в этих местах. Во всяком случае, во второй половине VII века в степях происходили серьезные катаклизмы, которые не с чем связать, кроме как с приходом хазар.

Косвенные свидетельства хазарского нашествия сохранились и севернее, в украинской лесостепи. Здесь было зарыто множество кладов, которые получили название «антских». Анты были народом, об этнической принадлежности которого ведутся споры (некоторые ученые считают их славянами). Но сейчас нас мало волнует, кем были анты, важно другое: во второй половине VII века они стали массово прятать свои сокровища в землю, и это значит, что на границе степи и лесостепи появились воинственные пришельцы, которыми могли быть только хазары.

В этих же местах было найдено известное «глодосское» захоронение — неглубокая яма, в которой лежали пережженные человеческие и овечьи кости. Сверху были положены: сбруи двух коней с золотыми бляхами, золотые серьги, три ожерелья с византийскими медальонами, браслеты, перстни, оплавленные серебряные сосуды, меч и кинжал в золотых ножнах и копье. Некоторые исследователи считают, что в этой могиле был похоронен знатный тюрк, — по конструкции и по обряду похорон она напоминает погребальные комплексы тюркютов, описанные в китайских хрониках. Отметим, что к этому времени рядовые тюрки, которые, скитаясь по свету, переняли немало обрядов у своих соседей, уже перестали кремировать покойников. Но высшая знать хранила традиции предков.

Впрочем, есть и другая точка зрения: что в яме были найдены следы не погребального, а поминального обряда и человек, чьи обгорелые кости лежали на дне, был такой же жертвой, как и сожженная здесь овца. Это тем более похоже на правду, что на человеческих костях видны следы ударов рубящим оружием. Но и в этом случае обряд совпадает с тюркским поминальным обрядом. Кем бы ни был умерший, знатным воином или принесенным в жертву пленником, скорее всего, он оказался «участником» тюркского ритуала, совершенного на рубеже VII и VIII веков. И это дает весомые основания считать, что его совершили именно хазары, а если точнее, тотюркюты, стоявшие во главе хазарского каганата.

Еще одним поминальным сооружением, которое могло быть оставлено хазарами-тюрками, считают знаменитый Вознесенский комплекс на высоком плато на левом берегу Днепра. Это — прямоугольная площадка, окруженная валом из земли, перемешанной с камнями. На ней было расположено каменное кольцо площадью 29 квадратных метров, а в нем — две ямы. В одной археологи нашли обгорелые лошадиные кости, стрелы и осколки посуды. Во второй лежали вещи, тоже побывавшие в огне. Здесь было множество предметов конской сбруи: одних стремян нашли 58 штук, а бронзовых позолоченных бляшек, украшавших сбруйные ремни, оказалось около полутора тысяч. Здесь же лежали обломки византийских серебряных сосудов и блюд, золотые и серебряные обломки ножен, великолепной работы серебряные фигурки льва и орла — возможно, навершия византийских военных штандартов. Сверху в яму были воткнуты три палаша.

Клейма на фигурке орла позволяют датировать его второй половиной VII века. А конская сбруя такого вида была распространена в начале века VIII. Это сооружение очень похоже на поминальный комплекс, построенный в Монголии в 732 году в честь Кюль-Тегина — богатыря и полководца, второго лица во Втором Тюркском каганате (наследнике Восточно-Тюркского каганата). Поэтому есть основания считать, что именно тюрки (то есть, вероятно, хазары) поминали своих усопших властителей на берегах Днепра на рубеже VII и VIII веков.

В лесостепной зоне, недалеко от Полтавы, был обнаружен так называемый «Перещепинский клад» — невероятно богатая и интересная находка. В неглубокой яме, на глубине от 18 сантиметров до метра, сохранились остатки деревянного ящика, обтянутого коричневым шелком с золотыми нитями; кроме того, ящик был обит тонкими золотыми пластинами. В него было сложено несколько сотен драгоценных предметов: золотые и серебряные кувшины, кубки, блюда, ковши, чаши; меч в роскошных золотых ножнах, браслеты и перстни с драгоценными камнями, подвески, разнообразные бляшки на воинский пояс и сбрую коня, золотые монеты… Общий вес одних только золотых вещей превышал 21 килограмм.

Особый интерес вызывают три золотых перстня с греческими монограммами. Правда, исследование показало, что две монограммы оказались неумелыми подражаниями, но одна — действительно сделана византийским мастером, и некоторые специалисты расшифровывают переплетение букв как «Куврат Патрикий». Все это навело историков на мысль, что вещи из клада принадлежали Куврату, — недаром Никифор писал о том, что Ираклий посылал из Византии подарки своему другу и удостоил его сана патрикия. По мнению ряда ученых, все вещи из «Перещепинского клада» датируются серединой VII века, а «младшие» монеты (солиды Константа II) были выпущены в 642–646 годах. В таком случае клад, в котором хранился личный перстень болгарского правителя, действительно мог принадлежать ему и попасть в землю вскоре после его смерти, последовавшей примерно в 650 году.

Но существует и противоположная точка зрения. Некоторые исследователи считают, что, хотя многие входящие в состав клада предметы, прежде всего монеты, датируются началом и серединой VII века, некоторые веши были сделаны уже в начале VIII века. И это значит, что хотя часть сокровищ, возможно, и принадлежала Куврату, но полностью клад был сформирован все-таки позднее. Болгары его «доукомплектовать» не могли, потому что вскоре после 641 года — года смерти Ираклия — византийское золото к ним поступать перестало.

Дело в том, что, когда император умер, между его наследниками разгорелась борьба за власть. Куврат поддерживал вторую жену своего друга, Мартину. Но победу одержала партия первой жены. Победители возвели на престол внука Ираклия, Константа II, и жестоко расправились с Марти-ной и ее детьми. После этого во взаимоотношениях Византии и Великой Болгарии произошло заметное охлаждение, и о дорогих подарках речь уже, во всяком случае, идти не могла. А еще через несколько лет государство болгар распалось. И значит, владельцем сокровищ, который во второй половине VII века пополнял их уже из своих источников, был не болгарин, а, вероятно, знатный хазарин.

Отсутствие в яме костей исключает мысль о том, что это была могила. А вот поминальным комплексом она могла быть, причем комплексом тюркским, то есть, вероятно, хазарским. Тот факт, что зарыт он был севернее, чем обитали в те времена хазары, только подтверждает предположения о его хазарском происхождении. Дело в том, что исследователи реконструировали тюркско-монгольскую погребальную традицию, и она, по их мнению, выглядела приблизительно так.

Тело хоронили сразу же после смерти, причем никаких дорогих вещей с ним не укладывали — это спасало могилу от разграбления. А потом небольшая доверенная группа из ближайших друзей и родственников покойного упаковывала для него ценные предметы и отправлялась на север, то есть поближе к местам, где был расположен загробный мир. Всадники скакали семь дней, после чего сжигали веши, убивали коней умершего и совершали тризну. Тем временем душа покойного, привлеченная дымом жертвенных костров, налегке прибывала сюда же, чтобы забрать свое имущество если не в непосредственной близости от загробного мира (до которого ей оставалось еще 33 дня пути), то все-таки поближе к нему.

Учитывая, что кони степных пород могли за семь дней проделать около 400–500 километров, можно предположить, что хазары на рубеже VII–VIII веков похоронили своего кагана или кого-то из его приближенных в Причерноморских степях или в Крыму. Кстати, эти расчеты вполне соответствуют сообщениям византийских авторов, из которых можно сделать вывод о том, что ставка кагана в начале VIII века находилась достаточно недалеко от Херсона.