«Украйна глухо волновалась», — писал Пушкин в «Полтаве». Эти слова можно отнести ко всему полувековому периоду украинской истории, получившему название Гетманщины. Чтобы оценить «неспокойное хозяйство», которое приняла под свою руку Россия в 1654 году, и понять последующие действия гетмана Мазепы, полезно обратиться не только к документам и исследованиям, но и к классической литературе, передающей не столько «букву», сколько «дух». Вот характерный эпизод из «Тараса Бульбы» Н. В. Гоголя.

Старый козак Тарас Бульба с сыновьями приехал в Запорожскую Сечь, когда был заключен мир, когда «время отдавалось гульбе — признаку широкого размета душевной воли. Ему не по душе была такая праздная жизнь — настоящего дела хотел он. Он все придумывал, как бы поднять Сечь на отважное предприятие, где бы можно было разгуляться как следует рыцарю. Наконец в один день он пришел к кошевому и сказал ему прямо:

— Что, кошевой, пора погулять запорожцам?».

Кошевой атаман Сечи Запорожской — это высшая выборная должность всего войска, то же, что позднее гетман всей Украины. И вот кошевой атаман объясняет Бульбе, словно оправдывается: «Не имеем права. Если б не клялись еще нашею верою, то, может быть, и можно было бы; а теперь нет, не можно».

«„Постой же ты, чертов кулак! — подумал Бульба про себя, — ты у меня будешь знать!“ И положил тут же отомстить кошевому. Сговорившись с тем и с другим, задал он всем попойку, и хмельные казаки, в числе нескольких человек, повалили прямо на площадь, где стояли привязанные к столбу литавры, в которые били сбор на раду… Литавры грянули — и скоро на площадь, как шмели, стали собираться черные тучи запорожцев. Все собрались в кружок, и после третьего боя показались наконец старшины: кошевой с палицей в руке — знаком своего достоинства, судья с войсковою печатью, писарь с чернильницею и есаул с жезлом. Кошевой и старшины сняли шапки и раскланялись на все стороны козакам, которые гордо стояли, подпершись руками в бока».

Понятно, что прежний атаман был смещен и выбран новый, более сговорчивый. «А на другой день Тарас Бульба уже совещался с новым кошевым, как поднять запорожцев на какое-нибудь дело. Кошевой был умный и хитрый козак, знал вдоль и поперек запорожцев и сначала сказал: „Не можно клятвы преступить, никак не можно“. А потом, помолчавши, прибавил: „Ничего, можно; клятвы мы не преступим, а так кое-что придумаем. Пусть только соберется народ, да не то что по моему приказу, а просто своею охотою. Вы уж знаете, как это сделать. А мы со старшинами тотчас и прибежим на площадь, будто бы ничего не знаем“».

Конечно, Гоголь — не историк (хотя и начинал писать «Историю Малороссии», и, может быть, это была бы самая правдивая история Украины, изложенная природным украинцем). Конечно, и Запорожская Сечь — это особая вольница. Конечно, и описываемые события происходили почти за сто лет до гетманства Мазепы. Но поразительно, насколько верно изображена «майданная демократия», методы манипулирования настроениями толпы, своеобразное отношение к священной клятве, к договорам и к законам.

Власть атаманов сменилась властью гетманов. Немецкое слово «Hauptmann» — начальник превратилось в польское «hetman» — в значении «командующий войском», а на Украине гетман стал верховным правителем всех украинцев, военных и гражданских. Во второй половине XVII века всю Левобережную Украину начали неофициально именовать Гетманщиной. В мягком южном произношении — Гетьманщина. И в этом «геть!» заключалась одна из главных опасностей для власти: старшина, полковники и значные козаки (то есть назначенные или выбранные на командные должности) всегда могли сместить гетмана. Так действовал и Мазепа со старшиною, погубив Самойловича. За тридцать лет после смерти Богдана Хмельницкого и до избрания Мазепы сменилось пять гетманов. И трое из них оказались предателями. Частые измены были продиктованы все тем же недовольством старшины, вечно колебавшейся между Москвой и Польшей.

Ну а крестьяне и прочие «тяглые» люди должны были содержать козачье войско. В период Гетманщины началось активное присвоение земель и закрепощение свободных крестьян старшиной и значными козаками. Эти прежде вольные рыцари Украины становились подобием польской шляхты. В правление Мазепы закрепощение посполитых (крестьян) приняло особенно широкий размах. Сам гетман был, пожалуй, самым крупным крепостником на Украине, да и в России он владел дарованными поместьями с тысячами душ. Мало того что он одаривал маетностями (поместьями) угодных ему старшин и значных, он щедрою рукой отписывал деревеньки и послушным ему православным иерархам, словно католическим «князьям церкви».

Только в Запорожье не знали крепостной неволи. Оттуда часто звучали призывы идти громить Гетманщину. В обличительных листах запорожцы писали: «Мы думали, что после Богдана Хмельницкого народ христианский не будет уже в подданстве; видим, что напротив, теперь бедным людям хуже стало, чем при ляхах было».

В таких условиях у простого люда и рядовых козаков оставалась одна надежда — на русские власти, одна защита — московские воеводы в нескольких городах и крепостях Украины. И хотя гарнизоны содержались, а крепости строились на счет царской казны, старшина решительно противилась размещению российских войск и возведению укреплений на Украине, так как привыкла творить произвол без стеснения. На Раде в Глухове в 1668 году, в ответ на очередные просьбы о выводе воевод из украинских городов, московский боярин Григорий Ромодановский прямо спросил:

— Какую вы дадите поруку в том, что измены никакой не будет?

Козаки молчали, и он продолжал:

— И прежде были договоры, перед святым Евангелием душами своими их крепили, и что ж? Соблюли их Ивашка Выговский, Юраська Хмельницкий, Ивашка Брюховецкий? Вы беретесь все города оборонять своими людьми, но это дело несбыточное. Сперва отберите от Дорошенки Полтаву, Миргород и другие; а если бы в остальных городах царских людей не было, то и они были бы за Дорошенком.

В словах Ромодановского была горькая правда не только об изменах, но и о неспособности козачьего войска защищать Украину. Бывали прежде удачные походы и славные победы, но теперь козачьи полки воевали успешно только в составе регулярных войск. Дошло до того, что и в мирное время для охраны границ гетманы принуждены были набирать охотницкие (наемные) полки, а деньги на их содержание выпрашивали у Москвы. Приходилось напоминать, что «всякие доходы в Малороссии за гетманом, старшиною и полковниками, и бить еще челом о деньгах стыдно». Позднее и Петр I подтверждал: «…ни единого пенезя в казну нашу во всем малороссийском краю с них брать мы не повелеваем».

Гетманщина как форма правления сохранила архаические черты военной демократии, вечевой республики, давно изжитые повсюду. Военная демократия средневекового образца годилась для племенного союза или княжества, но не для формирующейся нации, обширной автономии в составе империи. Однако старшина и знатное козачество упорно цеплялись за свои «вольности», которые были не правами, а привилегиями олигархов. Гетманщина уже давно нуждалась в реформировании — и в военной области, и в гражданской жизни, но гетманы даже не ставили перед собой таких задач, все помыслы и силы были направлены на сохранение власти. А попытки Москвы что-то изменить встречали явное или скрытое сопротивление старшины — этого «козачьего панства».

…Принимая от генеральной Рады гетманские «клейноты» — булаву и бунчук, — Иван Степанович Мазепа понимал все опасности, которые постоянно угрожают его власти.