Среди распространенных еврейских фамилий заметное место занимает Шустер — со всеми ее разновидностями: Шустерман, Шустерович, Шустерзон. Ну, шустер и пр. — дело понятное: сапожник — он сапожник и есть. Потому никого не удивляет и русифицированная форма той же фамилии: Сапожник и Сапожников. Менее понятны Башмакчи и Скапат (и та, и другая встречались в Крыму среди тамошних евреев-крымчаков: башмакчи — башмачник, а скапат — от арамейского слова, обозначающего сапожника; встречалось оно прежде всего в Испании, но привычка евреев к недобровольным странствиям принесла его и в Крым, и в Турцию, и даже дальше). Надо, однако, разбираться в иврите, чтобы понять, что Сандлар на этом языке тоже значит «сапожник». А уж фамилия Сандлер (тот же самый Сандлар) звучит просто по-германски, не хуже, чем Зильберман или Сапирштейн.

Причина тому в распространенности сапожного ремесла среди евреев, особенно в Восточной Европе и на Востоке.

Сказано в Сангедрине: «семь лет продолжается голод, а в дом ремесленника он не заглядывает». Многие учителя Талмуда зарабатывали на жизнь ремеслом, а рабби Йоханан ха-Сандлар, как и следует из его прозвища, был сапожником, и никому из людей в голову не приходило сомневаться в его словах из-за простого этого занятия.

Как мы знаем, круг занятий в средневековом гетто был ограничен, желающих прокормиться было куда больше, чем возможностей, а христианские цеха к себе евреев не принимали. Но гордостью цехов было производство новой обуви, ремонтом они, как правило, не занимались, и так уж вышло, что ремонтом обуви стали заниматься евреи. (То же было и с портняжным ремеслом, как мы уже писали.)

Но как-то вышло, что ремесло это не получило такого развития в Польше, Литве, Белоруссии и на Украине, как портняжное искусство. Как правило, не шили евреи новых сапог и туфель, а чинили пришедшие в негодность. И сапожников, что сидели на улице на ящике, а перед ними стоял другой ящик для инструментов и всякой дратвы, обычно презрительно называли «а латутник», то есть мастер ставить заплаты. Сам голодранец и такую же голо-ту обслуживает…

Поэтому в рассказе Шолом-Алейхема высоко мнящая о себе местечковая дама, увидев, что в ее дом пришел сапожник, отказывается туда зайти и возмущенно восклицает: «А бише! А шустер ин дер гейм!» — «Позор! Сапожник в доме!». Сапожник в доме благородной дамы, жены хозяина бакалейной лавки!

Множество евреев-сапожников ходили по Белоруссии и Украине и, остановившись в деревне на несколько дней, чинили крестьянам чеботы и сапоги. Человек, конечно, полезный и трудяга, но с чего, скажите, его уважать: кто отдает чинить рваную обувь? Бедняки. Так вот эти бедняки еще и его нанимают… (Правда, следует сказать, что домой без заработка он не возвращался — а что еще человеку надо?)

На мусульманском Востоке — к примеру, в Бухаре — мелкий ремонт обуви еще в середине прошлого века был чисто еврейским занятием. Так же, как и чистка обуви. Мусульмане этим не занимались: что они — евреи, что ли? (Не хотелось бы оправдывать свойственное многим мусульманам стремление напомнить живущему среди них иноверцу его невысокое место, но… Многие ли евреи в Москве или Санкт-Петербурге занялись бы чисткой обуви? Нет — это было делом ассирийцев-айсоров, совсем недавних неустроенных беженцев, начавших новую жизнь с самой нижней позиции социальной пирамиды.)

И если, перебравшись в Новый Свет, большинство евреев находили себе место в «шматес-бизнесе» — на крупных фабриках одежды: портными, закройщиками, грузчиками и т. д., то сапожное ремесло среди ставших американскими евреев популярностью не пользовалось. В сапожники там чаще всего шли немцы, а потом почему-то поляки: кто начинал как латутник, а кто шил добротные хорошие башмаки.

А фамилии Шустер, Шустерман, Сандлар и Сандлер, а также труднопроизносимая в Америке Сапожников оставались, показывая, сколько же предков промышляли шилом, молотком и дратвой.

Странно только, что при таком обилии в еврейском языке нет поговорки: «Шикер ви а шустер». (Если вы не знаете, «шикер» — «пьяница».)