Великий, или Тихий, океан занимает почти третью часть нашей планеты. Его общая площадь с морями составляет 179,7 млн квадратных километров, а максимальная глубина— 11 022 метра.

"Тихий океан, — пишет известный этнограф М.В.Крюков, — никого не оставляет равнодушным. Он поражает воображение каждого, кто впервые сталкивается с ним лицом к лицу, и, устрашив слабого, внушает сильному духом неистребимое желание дерзать в поисках ответа на его загадки. Тайны океана скрыты не только в его глубинах… Большие и малые острова, разделенные многими сотнями и тысячами морских миль, тоже ставят перед учеными немало вопросов. Например, как попали на них люди, не владевшие современной навигационной техникой и решившие бросить вызов стихии, отправившись в неведомые дали на свой страх и риск?

Известный полинезийский этнограф Те Ранги Хироа называл этих людей, своих предков, "мореплавателями солнечного восхода". Их история складывалась во многом иначе, чем история народов, населявших другие земли, и опять-таки прежде всего потому, что обжитые ими острова были совершенно не похожи на иные земли. Объективные условия существования людей позволили истории произвести здесь гигантский по своим масштабам и совершенно уникальный эксперимент, которому можно присвоить кодовое название "Человек в океане"…".

В центральной и юго-западной частях Тихого океана расположено созвездие больших и малых островов — Океания. Исходя из культурно-географических особенностей того или иного региона, Океанию разделяют на три группы: Меланезию (юго-запад), Микронезию (северо-запад) и, наконец, Полинезию (центр и восток региона). Острова Полинезии раскинулись на огромных пространствах океана, на территории почти 8 тысяч километров с севера на юг и 6 тысяч километров с запада на восток, образуя как бы гигантский треугольник, восточной вершиной которого является остров Пасхи, а северной и южной — соответственно Гавайские острова и Новая Зеландия. Остров Пасхи расположен в 4 тысячах километров от побережья Перу и 2,5 тысячи километров от острова Питкерн.

В дальнейшем речь пойдет в основном только о Полинезии, поскольку ученые считают, что именно из этого района Океании осуществлялись трансокеанские связи с Южной Америкой за много веков до эпохальных открытий Колумба.

Наша земля — это море", — говорят полинезийцы. Каково же происхождение полинезийцев — носителей самой "морской" культуры во всей Океании? Откуда они пришли? Из Индокитая, двигаясь на восток? А может быть, с мифического континента Пацифида, который находился, как предполагают, в северной части Тихого океана, а затем затонул в результате ужасной природной катастрофы? И не потомки ли они белокурых и рыжих викингов, пришедших сначала в Америку, а уже оттуда добравшихся до западной части Великого океана?

Прежде всего некоторую информацию дают сами полинезийцы. "Своеобразие их физического типа заключается не в какой-то резко выраженной черте внешнего облика, а в оригинальном сочетании признаков, свойственных другим расовым группам. От негроидов их отличают более светлый цвет кожи, значительно выступающий нос, крупные размеры лица; от европеоидов — более темный цвет кожи и волос, слабое развитие волосяного покрова; от монголоидов — сравнительно сильное выступание носа".

Антрополог В.П.Алексеев считает, что полинезийцы появились в результате смещения ранних вариантов австралоидов и монголоидов. Это не только объясняет промежуточное положение полинезийцев по многим важным признакам, но и направляет поиск исходного комплекса полинезийского населения в сторону Юго-Восточной Азии. Следовательно, антропологические данные указывают на юго-восточноазиатские корни обитателей Полинезии.

Полинезийцы отличаются довольно высоким ростом: у мужчин он в среднем равен 169–173 сантиметрам. Европейские первооткрыватели Полинезии часто отмечали в своих трудах, что на этих островах много людей со светлой кожей и рыжими волосами. В то время и родилась версия о европеоидных (кавказских) элементах в океанийском расовом типе, хотя она никогда не была научно обоснована. Сейчас антропологи установили, что светлая кожа и рыжие (или светлые) волосы нередко встречаются не только у коренных жителей Полинезии, но и у австралоидов Австралии и Новой Гвинеи.

"В конце XVIII столетия — золотого века полинезийских исследований, — пишет П.Беллвуд, — преобладало мнение, что полинезийцы пришли с запада и были родственны народам Микронезии, Индонезии, Филиппин и Мадагаскара, то есть тем народам, которых мы теперь объединяем как носителей австронезийских языков. Серьезных отступлений от этой точки зрения за долгие годы было немного, и не случайно в конце концов она оказалась правильной. У первых исследователей не было предубеждений, и они имели счастье видеть Южные Моря во всей их первозданности до губительного воздействия колониализма".

Этому выводу полностью соответствуют и все имеющиеся на сегодняшний день археологические данные. Судя по ним, первые обитатели Полинезии появились там (на архипелаге Тонга) в середине I тысячелетия до н. э..^. Это были носители так называемой культуры Лапита, обладающие навыками земледелия и умеющие изготовлять керамику. За последующие две тысячи лет их потомки постепенно заселили остальные острова и обследовали буквально каждую пядь суши в огромном "полинезийском треугольнике".

Археологические раскопки показывают, что прародиной современных жителей Океании была Юго-Восточная Азия. Оттуда же происходят почти все их культурные растения (исключение — южноамериканский батат) и домашние животные. "С глубокой древности южная часть Индокитайского полуострова и Индонезия были населены негро-австралоидными племенами. Под давлением монголоидов, нахлынувших с севера, часть негро-австралоидов двинулась в Океанию и заселила острова Меланезии… За негро-австралоидами в Меланезию последовали и монголоиды… Из смещения этих элементов и образовался полинезийский антропологический тип. Расстояние между архипелагами Меланезии невелико. Поэтому заселение их выходцами из Индонезии не требовало совершенных судов и высокого навигационного искусства…

Итак, меланезийцы родственны жителям Полинезии и Микронезии по языку. Велико сходство (при всем различии уровней) и материальной культуры трех частей Океании… Советские ученые считают, что именно Меланезия была тем тиглем, где в результате смещения монголоидов и негро-австралоидов возник новый антропологический тип — полинезийцы".

Но дальнейший путь в просторы безбрежного океана требовал особых навыков и подготовки. О том, как медленно и трудно шло первоначальное заселение Полинезии, наглядно свидетельствуют хронологические даты, полученные с помощью радиокарбонных анализов. Маркизские острова были освоены человеком около 130 года до н. э., Гавайи — с 300 года н. э.,а на острове Пасхи — восточном форпосте Полинезии и всей Океании — древнейшие следы обитания относятся к 400 году н. э. На острове Таити, расположенном в самом центре Полинезии, самый ранний памятник датирован только 1010 годом н. э..

Так постепенно, по мере освоения все более дальних островов в океане, полинезийцы превратились в народ истинных мореплавателей.

"Медленно, но верно Великий океан входил в их плоть и кровь. Плавая как рыбы, эти люди перестали бояться воды. Повседневное общение с морем выработало у них способность ориентироваться даже вдали от берегов. Это не мистическое "шестое чувство", якобы свойственное одним людям и народам и отсутствующее у других, а сумма наблюдений и навыков, которые передаются из поколения в поколение…"

Плавания древних полинезийцев были столь рискованными, что некоторые ученые даже сомневались в их достоверности. Чтобы как-то объяснить расселение полинезийцев на островах, удаленных друг от друга на многие сотни и даже тысячи миль, появилась легенда об обжитых землях посреди Тихого океана, якобы существовавших с незапамятной древности (Пацифида, Му и т. д.). Но легенда осталась легендой, а за полинезийцами закрепилась слава первооткрывателей и несравненных мореплавателей. На своих быстроходных ладьях они открыли все большие и малые острова в огромном треугольнике между Новой Зеландией, Гавайями и островом Пасхи.

Известный новозеландский ученый и мореплаватель Э.Бишоп выделял три различные цели, которые ставили перед собой полинезийцы, выходя в море:

1) плавания с целью разведки и открытия новых земель;

2) плавания с целью колонизации новых земель при добровольной миграции;

3) плавания с целью колонизации новых земель при вынужденной миграции.

Причин для таких плаваний было у островитян всегда более чем достаточно. Недостаток пресной воды, засуха, перенаселенность, войны (побежденные племена вынуждены были вместе со своими вождями искать убежища на других землях), кровная месть и т. д. Наилучшей иллюстрацией к вышесказанному служит история острова Мангарева.

Одной из главных причин эмиграции отсюда было поражение в войне. Побежденных преследовали и уничтожали, словно диких зверей. У смельчаков, выходивших в открытое море, был один шанс из ста на спасение, но на острове их ждала верная смерть, и они всегда предпочитали рискнуть и попытать счастья.

Расселение полинезийцев по многочисленным островам Тихого океана было явлением настолько необычным, что его трудно объяснить, ведь отважным мореходам приходилось зачастую преодолевать огромные расстояния. Имелись ли у полинезийцев соответствующие суда и необходимые навыки навигации?

Различие между мореходами и мореплавателями применительно к эпохе древности Э.Бишоп проводит такое: "Я называю мореходом того, кто пользуется лодкой, чтобы добраться по воде до хорошо известного ему и вполне достижимого места. Ему недостает главного качества истинного моряка — стремления уйти в открытое море навстречу опасностям и манящей неизвестности. Народом мореходов я бы назвал египтян, а народом мореплавателей — полинезийцев".

Полинезийцы — единственный в мире народ, который сумел создать ладью, пригодную для длительных океанских плаваний.

Истоки кораблестроения полинезийцев нужно искать в островной части Юго-Восточной Азии и в Меланезии, где еще в глубокой древности был изобретен балансир (аутриггер), в результате чего узкие, выдолбленные из целых древесных стволов рыбацкие челны приобрели необходимую остойчивость и стали пригодны для выхода в открытое море.

У нас нет никаких сведений о типах судов, которыми пользовались в начале эпохи расселения по островам Океании предки полинезийцев. Однако вряд ли можно сомневаться в том, что известные нам из источников XVIII–XIX веков ладьи строились по наиболее совершенным и удачным образцам предшествующего времени, заимствованным из разных районов Океании.

Мы знаем, например, что самые совершенные лодки с балансиром строились жителями Микронезии. "Высокий асимметричный клиновидный корпус ослаблял дрейф в подветренную сторону. Треугольный парус наклоняли то в одну сторону лодки, то в другую в зависимости от курса. У этих микронезийских лодок нос не отличался от кормы. Суда можно было направить вперед или назад, повернув парус вокруг мачты. В середине лодки и у подветренного борта находились места для пассажиров и груза. По скорости и маневренности микронезийские лодки не имели себе равных".

Крупнейшим достижением океанийских корабелов было создание на острове Фиджи судна типа друа: это модификация двойной лодки, в которой второй сигарообразный корпус играет роль балансира.

Надо сказать, что полинезийцы быстро восприняли и творчески применили все лучшее, что было накоплено в области кораблестроения их ближними и дальними соседями. Для защиты от ударов морских волн на борта лодок нашивалось несколько ярусов досок. Большой вклад в искусство мореплавания внесли полинезийцы изобретением ладьи с двойным корпусом. Такие суда, состоящие из двух больших лодок, соединенных дощатым настилом (на нем обычно устраивали каюту), несколько уступали ладьям с балансиром в скорости, но значительно превосходили их в грузоподъемности. На островах Общества они достигали 30 метров в длину и имели резную корму до 8 метров высотой. В одной такой ладье помещалось до 114 гребцов. В 1774 году капитан Джеймс Кук видел полинезийский флот, состоявший из 160 двойных гребных военных судов и сопровождавших их 170 небольших грузовых лодок под парусами. Всего, по его подсчетам, на них находилось 7760 человек. Этот флот готовился к нападению на остров Муреа.

Русский мореплаватель Ф.П.Литке во время пребывания на островах Океании отмечал, что местные ладьи "лавируют с удивительной выгодой", то есть легкостью.

Еще в XVIII веке корабли полинезийцев по основным показателям мало в чем уступали европейским. Английский фрегат "Индевор", на котором Джеймс Кук совершил свое первое плавание в Океанию, был около 32 метров в длину, а на острове Таити те же англичане видели двойные ладьи полинезийцев даже большей величины. На борту фрегата находились 98 человек команды и пассажиров, а некоторые суда океанийцев вмещали до 300 человек и до 50 тонн груза.

Полинезийские ладьи приводились в движение и силой ветра, и силой мускулов (специально натренированные гребцы). На лодках не было уключин, а гребцы сидели лицом вперед, как на байдарке. Парус всегда ставился один. Его сшивали из плетеных циновок. В Центральной Полинезии применяли шпринтовый парус, закрепленный на вертикальной мачте, в Западной — "латинский", который растягивался между двумя реями, подвижно соединенными под острым углом и подвешенными к мачте так, что вершина острого угла находилась у носа лодки. Высота мачты порой превышала 20 метров. На некоторых типах судов мачта ставилась таким образом, что судно могло идти вперед под парусом даже против ветра.

Скорость судов полинезийцев всегда поражала первых европейских мореплавателей. Так, капитан Кук отмечал, что все без исключения лодки жителей островов Тонга обгоняли его корабль. Американец Уилки даже в первой половине XIX века говорил о том, что ладьи туземцев ходят с невероятной скоростью — до 12–14 узлов. Отдельные же типы наиболее скоростных и маневренных лодок делали по 18 и даже по 22 мили в час.

Первые достоверные сообщения о полинезийском мореходстве появились лишь в конце XVIII века. Вот что писал об искусстве мореплавания этого народа испанец Андиа-и-Варела, который побывал на Таити в 1774–1775 годах:

"Он (мореход. — В.Г.) выходит из гавани, обладая запасом знаний об условиях плавания; он ведет судно в соответствии с собственными расчетами, учитывая состояние моря и направление ветра и делая все, чтобы не сбиться с курса. В облачный день он не может установить стороны света по солнцу. Если и ночь оказывается облачной, он определяет курс по тем же признакам.

Так как ветер меняет направление чаше, чем волны, мореход наблюдает за его изменениями с помощью вымпелов из перьев и пальмовой коры и управляет парусом, держа курс в соответствии с данными, полученными при наблюдении за морем. В ясную ночь он правит судном по звездам, и это для него гораздо проще, так как благодаря многочисленности звезд он определяет по ним местоположение не только нужных островов, но и бухт этих островов, куда он может направить лодку, ориентируясь на звезду, которая поднимается или заходит над бухтой. И приводит судно туда так же точно, как самый искусный штурман цивилизованных народов".

Кроме того, при каботажном плавании океанийцы ориентировались по запахам, цвету воды, отблескам на небе, облакам над островами, лежащими еще за горизонтом, и т. д. Сроднившиеся с безбрежным океаном полинезийцы были опытными метеорологами и поистине обладали морским нюхом.

В доколониальную эпоху у полинезийцев были и различные навигационные приборы. К сожалению, в источниках сохранилось упоминание лишь об одном из них — "священной тыкве".

"Это была обыкновенная тыква, край которой обрезали. На образовавшейся полукруглой поверхности на точном расстоянии одно от другого проделывали отверстия. Затем из тыквы вынимали мякоть и вливали в нее до уровня отверстий воду. Как же полинезийцы пользовались этим прибором? Весьма просто. Они брали курс на север. Пройдя экватор, отыскивали Полярную звезду, которая с каждым днем поднималась все выше над горизонтом. Жрецы знали, что, когда Полярная звезда достигнет определенной высоты, лодки будут находиться на траверзе Гавайских островов. Плывя дальше с попутным ветром, они безошибочно отыскивали Гавайский архипелаг. В этот момент священная тыква принимала строго горизонтальное положение, что позволяло ориентироваться по Полярной звезде (наблюдение за Полярной звездой велось через одно из отверстий в тыкве)".

В июле 1769 года в бухте Матаваи (о. Таити) произошла знаменательная встреча Дж. Кука с неким Тупиа, потомком прославленных полинезийских мореплавателей с острова Раиатеа. Ему еще в очень юном возрасте пришлось из-за вторжения врагов покинуть свою родину и обосноваться на таитянской земле. После первого же знакомства Тупиа попросил капитана взять его с собой в Англию. Кук согласился и никогда не жалел об этом.

Тупиа составил для Кука специальную карту Океании, на которую нанес 74 острова с указанием румбов и расстояний по отношению к острову Таити. О точности ее можно судить лишь по одному факту: буквально через пару дней после выхода "Индевора" с Таити англичане, руководствуясь картой Тупиа, нашли в архипелаге Общества четыре неизвестных им острова. Затем Тупиа привел корабль Кука к острову Ру-руту (Хитироа), лежащему в 350 милях к юго-западу от Таити.

Из европейских источников XVIII–XIX веков известны имена и других мореплавателей Полинезии — Тумаи, Калу и Рома-Тане. Известно также, что около 1000 года целый флот больших мореходных лодок вышел из Восточной Полинезии, благополучно преодолел 2000 миль океана и достиг берегов Новой Зеландии. Это было началом колонизации острова полинезийцами.

И все же многие не верят в большие потенциальные возможности древнего мореплавания жителей Океании. Делая упор на преобладание "случайных открытий" в процессе освоения древними полинезийцами островов в южной части Тихого океана, некоторые ученые усомнились в способности местных моряков совершать длительные плавания в океанских просторах. Наиболее полно эти взгляды были представлены в книге новозеландского ученого Э.Шарпа "Древние путешественники в Тихом океане".

По мнению этого автора, Полинезия заселялась в основном путем так называемых безвозвратных плаваний, то есть теми, кто не смог определить пройденный путь и вернуться назад. А уж намеренно или нет пускались они в дальнюю дорогу, не имеет особого значения. Изгнанники, мореплаватели, вынужденные дрейфовать, или добровольные эмигранты — все они могли совершать плавания только в одном направлении. Двусторонние плавания, конечно, тоже осуществлялись, но лишь между близлежащими островами, отстоящими друг от друга на расстоянии около 150 миль (позже Э. Шарп увеличил это расстояние до 350 миль). Э. Шарп утверждал также, что полинезийцы не умели определять долготу и высчитывать смещения, происходившие из-за подводных течений или ветров. Иными словами, ни один полинезийский моряк не мог сориентироваться после нескольких дней плавания в незнакомых водах. Новозеландца поддержал археолог Ч.Акерблом.

Следует добавить, что и Т.Хейердал, отстаивая гипотезу о заселении Полинезии не с запада, а с востока — из Америки, доказывал невозможность дальних плаваний в Полинезию с запада на восток из-за встречных ветров и течений.

Однако с этими взглядами никак нельзя согласиться. Во-первых, сам Тупиа рассказывал Дж. Куку, что местные жители хорошо знали, как использовать западные ветры, дующие иногда с ноября по декабрь. Во-вторых, следует помнить, что есть противотечение, идущее с запада на восток, хотя и в очень узкой полосе — между 4° и 10° северной широты. Таким образом, хотя природа и ставила свои невидимые барьеры на пути плаваний с запада на восток, Полинезию заселяли именно с запада, а не с востока. Дрейф в любую точку "полинезийского треугольника" с какого-либо острова, лежащего вне его, абсолютно исключен. Следовательно, отважные предки полинезийцев шли к своей будущей родине осознанно, плыли против течений и под углом 90° к преобладающим ветрам.

В песне полинезийского мореплавателя Каху-Кора говорится:

Именно так происходило и в реальной жизни: моряк-полинезиец, направляя нос своего каноэ к новым манящим землям, уповал не только на милость могущественных богов, но и на свои познания жизни моря и законов мореплавания. И вот однажды нос полинезийской лодки был направлен так далеко на восток от родины, что произошло непредвиденное: впервые на широте теплых южных краев встретились представители Старого и Нового Света.

В настоящее время ни один серьезный ученый не будет отрицать, что задолго до Колумба между жителями Полинезии и Южной Америки, несмотря на разделяющие их невообразимые океанские просторы, существовали реальные связи. Вывод этот основан, однако, лишь на одном-един-ственном факте: произрастании в Полинезии южноамериканского растения — сладкого картофеля, или батата, в I — начале II тысячелетия. Известно, что родиной батата были горные районы Анд, точнее — Боливия и Перу. Держаться сколько-нибудь долго на поверхности воды клубни сладкого картофеля не могут, они просто тонут. Следовательно, батат занесен в Полинезию людьми, которые пересекли Тихий океан в самой широкой и пустынной его части, чуть южнее экватора. Но кто же были эти отважные мореплаватели? Полинезийцы или жители прибрежных районов Южной Америки?

Учитывая высокое мореходное искусство полинезийцев, большинство ученых считают, что именно они пересекли Тихий океан.

"О многих полинезийских мореплавателях, — пишет историк В. Голант, — сложены сказания и легенды, память о них жила и живет в веках. Однако самый выдающийся из них остался неизвестным. Мы не знаем, как его звали, когда он жил. Но великий подвиг полинезийского Колумба нельзя подвергнуть сомнению. Чтобы убедиться в этом, не надо изучать фольклор, исследовать метеорологические и гидрологические условия: достаточно на одном из островов Полинезии отведать вкусного питательного батата, за которым, по преданию, отправлялись на старую родину потомки мореходов, переселившихся на Гавайи и в Новую Зеландию".

Поддерживает эту точку зрения и Ю.В.Кнорозов.

"Полинезийские экспедиции, — пишет он, — должны были, конечно, попасть и на побережье Америки, базируясь скорее всего на островах Маркизского архипелага. В Полинезии бывают сезоны, когда дуют достаточно сильные западные ветры. Кроме того, экспедиции и следовало предпочесть идти против обычно господствующих восточных пассатов, чтобы в случае истощения съестных припасов можно было с попутным ветром быстро вернуться назад.

Берега Америки, сравнительно густонаселенные, вряд ли подходили для основания там колоний. Возможно, контакты ограничивались только разведочными экспедициями. Запасаясь на американском берегу съестными припасами, полинезийцы вывезли оттуда местные культурные растения. Перуанский сладкий картофель — кумар — попал в Полинезию под тем же названием, что свидетельствует о прямых контактах полинезийцев с местными жителями…

Наиболее благоприятный маршрут на восток для полинезийцев пролегал в непосредственной близости к экватору, между встречными Северным и Южным Экваториальными течениями, где возникает восточное противоэкваториальное течение, хотя и ненадежное. Однако, возвращаясь на свои острова, полинезийцы могли проплыть на юг вдоль американского берега примерно до широты города Лимы, чтобы воспользоваться попутным Южным Экваториальным течением, хорошо им известным".

Те Ранги Хироа (Питер Бак) — прямой потомок полинезийских мореплавателей — предполагает, что морская экспедиция (за бататом) скорее всего отправилась к берегам Америки с Маркизских островов. Расстояние от этого архипелага до северного побережья Перу составляет около 4000 миль. Ладья полинезийцев при попутном ветре развивала скорость в среднем до 7 миль в час. В этом случае, чтобы достичь перуанского берега, ей потребовалось бы около трех недель или чуть больше.

Как пишет Т.Р.Хироа, на перуанском берегу полинезийцы встретили очень странных, во многом не похожих на них

людей. Пришельцы уступали аборигенам и в вооружении, и в численности. Поэтому, не вступая в открытую схватку, полинезийцы очень скоро сели на свои корабли и отплыли на запад, на родину. Откуда бы ни отправилась эта экспедиция, возвратилась она наверняка на Маркизские острова, привезя с собой как приз за предприимчивость и отвагу южноамериканский батат. Некоторое время спустя сладкий картофель распространился по всей Полинезии, в том числе и на острове Пасхи.

Даже Т.Хейердал, отстаивающий совершенно иную версию о заселении Полинезии, признает возможность того, что островитяне побывали на побережье Перу в эпоху наивысшего расцвета своего навигационного искусства — примерно в XIII веке. Ведь их суда, как уже отмечалось, покрывали расстояния свыше 2000 миль (Гавайи — Таити и обратно, Восточная Полинезия — Новая Зеландия и т. д.). Правда, норвежский путешественник считает, что полинезийский Колумб отправился в Америку с острова Пасхи, от которого до берегов Нового Света самое короткое расстояние — около 2030 миль. "Не только возможно, но и весьма вероятно, — говорит он, — что отдельные парусные суда полинезийцев смогли пробиться к берегам Южной Америки".

Кстати, один новозеландский ученый попытался вычислить примерную дату этого путешествия. Он выяснил, что в районе Пунта-Гранде (Перу) батат возделывался около 2500 года до н. э. Примерно в начале II тысячелетия до н. э. здесь уже появилась малоурожайная и примитивная разновидность кукурузы. В середине VIII века древние перуанцы стали выращивать новые, высокоурожайные сорта гибридной кукурузы. Логически рассуждая, трудно допустить, чтобы полинезийцы, прибыв к перуанским берегам, заимствовали у местных индейцев только картофель и не обратили никакого внимания на крупные золотые початки "американского хлеба" — маиса. Значит, их плавание осуществилось еще до VIII века и уж никак не в XIII веке. Этот новозеландец утверждает также, что экспедиция в Америку отправлялась не с Маркизских островов, а из Западной Полинезии, поскольку заселение Восточной началось лишь в 950 году.

Французский ученый и путешественник Э.Бишоп многие годы своей жизни посвятил изучению тайн Тихого океана с помощью разного рода смелых экспериментов. Он даже умер в открытом море на плоту "Таити-Нуи II" на обратном пути из Перу. Ему было тогда без малого 70 лет.

Начиная с 1932 года он неоднократно выходил в океан на своих необычных судах — самодельных джонках, пирогах, катамаранах. После каждого нового кораблекрушения — а отважный мореплаватель перенес их немало — Бишоп неизменно чинил и латал свои потрепанные ладьи, готовя их в очередной поход. За эти годы он и его соратники наслушались стольких советов и критических замечаний, что на своих импровизированных верфях они обычно прибивали плакат: "Знаем, что нас считают безумцами. Просим не пытаться нам это доказать".

Э.Бишоп поставил перед собой задачу исследовать малоизученные прежде экваториальные течения в Тихом океане, чтобы воссоздать условия плаваний древних полинезийцев. Его эксперименты, хотя о них и мало писали, по смелости замысла и научной значимости ни в чем не уступают путешествию Т.Хейердала на плоту "Кон-Тики". В своей последней книге "К Нусантаре" Бишоп еще раз изложил и всесторонне обосновал гипотезу о том, что полинезийцы в процессе освоения Тихого океана добирались и до берегов Америки.

"Полинезийцы, — писал он, — превратились в своего рода людей-амфибий, и это явление — уникальное во всей истории человечества. Достаточно прочесть несколько легенд и мифов Полинезии, как сразу становится понятным, что их герои действуют в необычной географической среде. Они ведут борьбу не со сказочными земными чудовищами, а с гигантскими акулами и морскими черепахами, с кровожадными угрями и огромной тридакной, которая проглатывала целые суда со всем экипажем".

Э.Бишоп завершил свои многолетние эксперименты в Тихом океане смелым и удачным плаванием на бамбуковом плоту с острова Таити до берегов Чили. Отплыв с Таити, плот Бишопа, увлекаемый попутным течением, двинулся вдоль 35° южной широты к востоку. путешественник намеревался воспользоваться течением Гумбольдта и добраться до берегов Перу. На обратном пути ему должно было помочь субэкваториальное течение.

Одиссея Эрика Бишопа длилась более года, и за это время он дважды терпел кораблекрушения. На пути к побережью Америки его бамбуковый плот так пропитался водой, что начал тонуть, и Бишопа с его товарищами удалось спасти в 600 милях от побережья Чили. То же самое произошло с плотом из бальзового дерева при возвращении из Америки, но Бишоп все же смог доплыть до островов Полинезии.

Несмотря на все свои приключения и неудачи, Бишоп не только продемонстрировал возможности судна, на котором древние полинезийцы совершали дальние морские походы, но и обозначил наиболее вероятные маршруты их плаваний.

"Они спускались к югу примерно на 40°, в район, где обычно дуют сильные западные ветры, и когда они находились уже в непосредственной близости от Южной Америки, их подхватывало течение Гумбольдта и несло прямо к берегам Перу. Отсюда они легко могли вернуться морем в Полинезию. Их верными помощниками были пассаты и быстрые восточные течения".

Можно привести и другие интересные сведения о контактах полинезийцев с жителями Южной Америки. Сведения эти двух типов: мифологические (устные народные предания) и археологические.

Так, на Маркизских островах есть легенда об огромной двойной лодке "Кахуа", которую построили люди племени наики с острова Хива-Оа. Лодка была гак велика, что вычерпывающие воду моряки не могли дотянуться со своими черпаками даже до прорезей в бортах. Две секции ладьи (в виде отдельных лодок) соединялись дощатой платформой, на которой стоял навес из пальмовых листьев. Под ним хранились запасы пиши (кислое тесто из плодов хлебного дерева). Согласно преданию, этот большой корабль отплыл сначала на северо-запад, чтобы посетить остров Нуку-Хива, а затем судно поплыло строго на восток, пока не пристало к берегу страны, названной полинезийцами Те-Фити. Поскольку единственной сушей к востоку от Маркизских островов могут быть только Эквадор или Перу, то, следовательно, речь идет здесь о посещении полинезийцами Южной Америки.

Какое-то время полинезийские моряки пробыли на новой земле, а потом, оставив часть своих людей у туземцев, вернулись на остров Хива-Оа.

Есть похожее предание у жителей острова Раротонга, которое гласит, что с острова Раиатеа (о-ва Общества) отправилась на восток большая морская экспедиция во главе с вождем Мауи Марумамао. Ладьи полинезийцев прошли мимо острова Пасхи и долго плыли в восточном направлении, пока не добрались до "страны горных хребтов". Вероятно, речь идет здесь об Андах, тянущихся вдоль побережья Перу. Вскоре Мауи умер, и тогда его сын Киу, возглавив экспедицию, смело устремился в просторы Великого океана на запад, к родным островам Полинезии. Можно предположить, что кому-то из путешественников удалось вернуться домой и они рассказали о своих приключениях соплеменникам.

Существуют археологические (хотя и сомнительные) материалы, подтверждающие существование связей полинезийцев с населением Южной Америки в доколумбову эпоху. Например, когда в Перу были разрушены две древние могилы, в них среди перуанских вещей были обнаружены две боевые палицы-пату явно океанийского происхождения.

Найденные на южноамериканском побережье полинезийские предметы также требуют к себе пристального внимания исследователей. Наиболее интересны здесь обсидиановые наконечники копий. Правда, по поводу надежности такого рода находок ученые высказывают большие сомнения. Дело в том, что за последние полвека многие люди, посещавшие остров Пасхи, привозили оттуда обсидиановые наконечники-мата в качестве сувениров. Поразительное сходство имеют каменные тесла, найденные в Полинезии, Чили и Аргентине. Известный аргентинский этнограф X.Имбельони пишет, что у аборигенов Южной Америки такие тесла используются во время ритуалов и называются "токи". Но ведь и в Океании каменные тесла имеют сходные названия: токи — на Маркизских островах, то-и — на Таити и ко-и — на Гавайях.

Таким образом, вряд ли приходится сомневаться в том, что задолго до открытий Колумба отважные полинезийские мореплаватели неоднократно пересекали восточную часть величайшего океана планеты и высаживались на южноамериканском побережье. О результатах подобных "визитов" можно только гадать, хотя маловероятно, что они оказали сколько-нибудь заметное влияние на развитие культуры как индейцев, так и жителей Полинезии.

За последние десятилетия, к удивлению многих экспертов, выяснилось, что жители прибрежных районов Эквадора, Чили и Перу тоже были достаточно искусными мореплавателями. В архивах нашли свидетельства первых испанских завоевателей, видевших у местных индейцев огромные бальзовые плоты, предназначенные для далеких океанских путешествий, с парусами и сложной рулевой системой — гуар. Есть и прямые указания на то, что древние перуанцы неоднократно предпринимали разведывательные плавания в поисках новых земель как вдоль американского побережья, так и в западном направлении — в открытый океан. Испанский летописец X. де Акоста, ссылаясь на информацию, полученную от индейцев города Арики, сообщает о плавании "на западные острова". Но из рассказов неясно, кто плавал, когда и с какими целями. Речь, видимо, идет об одном из разведывательных плаваний эпохи инков. Тем не менее некоторые специалисты предполагают, что здесь имеются в виду вполне конкретные острова в Тихом океане — Сала-и-Гомес, Пасхи и Мангарева.

В конце XV века инка Тупак Юпанки организовал небывалую по масштабам поисковую экспедицию в районы океана к западу от Перу. Он отправился в плавание из Манты (Эквадор) на морских плотах с 20 тысячами моряков и солдат. Флотом командовал брат верховного инки — Тилька Юпанки. Экспедиция продолжалась целый год. Судя по сведениям испанских хроник, мореплаватели добрались до островов, названных инками Ава-чумби, Хагуа-чумби и Нина-чумбе. Острова оказались обитаемыми, но ничего интересного для себя пришельцы там не нашли. Захватив с собой несколько "чернокожих" местных жителей, перуанцы вернулись к родным берегам. П. Риве и Т.Хейердал считают, что Ава-чумби — это остров Мангарева, а Нина-чумбе — остров Пасхи.

После этого случая экспедиций в Полинезию больше, по-видимому, не предпринималось.

Существуют и материальные доказательства таких океанских плаваний. Они были получены норвежской археологической экспедицией во главе с Т.Хейердалом на Галапагосских островах, расположенных почти в 1000 км к западу от побережья Эквадора. Выяснилось, что эти острова — дикие и необитаемые — неоднократно посещались индейскими мореплавателями, начиная с VIII–IX веков и вплоть до европейской колонизации. Среди найденных там черепков древней керамики представлены почти все основные типы эквадорских и перуанских сосудов, изготовлявшихся в течение указанного (800—1530 годы) периода. В то же время здесь не оказалось ни одной вещи, свидетельствующей о присутствии на островах пришельцев с запада — из Полинезии.

Еще 180 лет назад испанский священник X. М. де Суньига выпустил в свет книгу о филиппинцах, где высказал идею о том, что и филиппинцы, и жители всей Полинезии происходят не из Азии, а из Америки. В качестве доказательства священник привел несколько похожих слов из лексикона полинезийцев и американских индейцев. Однако главным доводом Суньиги явились все же "силы небесные и морские": он подчеркивал тот факт, что плыть из Америки на запад, к островам Океании, необычайно легко благодаря мощному экваториальному течению и постоянным пассатам. В то же время плыть из Азии прямо на восток через середину Тихого океана по этой причине практически невозможно. В 1827 году испанца поддержал английский миссионер У. Эллис.

Были и другие выступления в поддержку взглядов о южноамериканском происхождении полинезийцев. Но уже к концу XIX века от данной версии отказалось большинство ученых. По мере накопления фактов по археологии, этнографии и лингвистике было неопровержимо доказано, что заселение Океании шло не из Америки, а из Юго-Восточной Азии.

"Параллели между островом Пасхи и цивилизацией Южной Америки так фантастичны и наивны… что они не заслуживают внимания…", — писал в 1940 году французский исследователь А. Метро.

Но спустя два десятилетия эту проблему пришлось вновь обсуждать в научных кругах. Возмутителем спокойствия выступил на этот раз молодой и никому тогда не известный норвежец Тур Хейердал. Он осаждал научные издательства и редакции с просьбой опубликовать его труд, посвященный проблеме южноамериканского происхождения полинезийцев. Норвежца никто не хотел слушать. Тогда этот потомок викингов решил совершить на плоту из бальзового дерева 2000-мильный переход от берегов Перу до островов Восточной Полинезии и доказать тем самым правоту своих идей.

Эта безумная затея была осуждена буквально всеми специалистами, так как опыты показали, что сухая и легкая древесина бальзового дерева быстро впитывает морскую воду и разбухает. По всем расчетам, бальзовый плот должен был развалиться после нескольких дней плавания.

Все, что произошло затем, похоже на чудо. 8 апреля 1947 года портовый буксир вытянул бальзовый плот из девяти бревен из бухты Кальяо в открытый океан, и путешествие началось. Три месяца и девять дней носило по крутым океанским волнам хрупкий плот с горсткой храбрецов, пока не прибило наконец к коралловым рифам одного из островков архипелага Туамоту. Перед началом этого беспримерного плавания Хейердал говорил:

"Мы надеялись испытать возможности и свойства плота инков, его пригодность к плаванию в море и грузоподъемность и выяснить, удастся ли ему — с нами на борту — благополучно переплыть по воле стихий океан и добраться до Полинезии".

Теперь цель путешествия можно было считать достигнутой. Получили реабилитацию не только бальзовые плоты древних перуанцев, но и океанский маршрут от южноамериканского побережья на запад, к островам Океании. Это был триумф молодого этнографа-дилетанта, а также еще одно подтверждение осуществления далеких морских плаваний индейцами Эквадора и Перу на бальзовых плотах и о возможном их контакте с жителями Полинезийских островов.

Однако специалисты не спешили соглашаться с норвежским путешественником. В печати появились критические статьи, в которых говорилось, что эксперимент на плоту "Кон-Тики" показал лишь то, каким образом могли осуществляться культурные контакты в древности, но отнюдь не доказал, что подобные связи имели место на самом деле. Здесь нужны более веские аргументы. Но Хейердал не сдавался.

В 1952 году на прилавках книжных магазинов сразу нескольких стран появилась его монография "Американские индейцы в Тихом океане". По мнению Хейердала, впервые Полинезия была заселена белокожими европеоидами, пришедшими из Южной Америки, где-то около 800 года. Эти пришельцы, происходившие, вероятно, из Северной Африки, переселились позднее в Америку и основали несколько высоких цивилизаций в Мексике и Перу. Затем они осели в Боливии, в районе Тиауанако — родине одной из городских культур I тысячелетия н. э. Но оттуда их вытеснили враждебные племена, и они со своим легендарным вождем Кон-Тики Виракочей ушли на плотах в Тихий океан. Именно эти европеоиды, по словам норвежского ученого, заселили большинство островов Полинезии.

Вторая, более поздняя волна колонистов пришла в Полинезию (точнее, на Гавайские острова) в XII–XIII веках из Северной Америки, с северо-западного побережья, и состояла из индейцев-квакиутлей.

Для обоснования своих взглядов Хейердал ссылается на данные ботаники, подтверждающие произрастание и в Полинезии, и в Новом Свете помимо батата таких растений, как хлопчатник, тыква-горлянка, ямсовые бобы, кокосовая пальма и др. Он собрал также огромное число сходных элементов культуры, присущих как древним полинезийцам, так и обитателям доколумбовой Америки. Наиболее важные из них — сооружения с каменной циклопической кладкой и каменные статуи. Хейердал заявил далее, что язык европеоидов Тиауанако исчез, а инки, жившие в более позднее время (язык которых был абсолютно не похож на полинезийский), в Полинезию большими группами не переселялись.

Особое место в теоретических построениях норвежского ученого занимают материалы острова Пасхи. Будучи человеком весьма решительным и упорным, он сумел организовать в 50-х годах археологическую экспедицию на этот крохотный клочок суши, затерявшийся в безбрежных просторах океана. Результаты исследований оказались очень интересными. Прежде всего удалось составить первую более или менее достоверную периодизацию истории острова, состоявшую из трех периодов: раннего (IV–XI века), среднего (XII–XVII века) и позднего (1680–1868 годы). Знаменитые каменные колоссы острова Пасхи возводились, как оказалось, лишь в течение среднего периода. Были найдены совершенно неизвестные ранее каменные сооружения — платформы, дома, а также новые типы каменных статуй. В кратере потухшего вулкана, в образовавшемся там озере, удалось обнаружить тростник тотора, родиной которого считается Южная Америка. И, конечно, здесь рос батат.

На острове было найдено до 600 больших каменных статуй, 150 из которых остались незаконченными. Самая большая из них имеет 11,5 метра в высоту и весит около 100 тонн. По расчетам ученых, 30 человек в течение года трудились над ее созданием, 90 человек два месяца перемещали колосс на расстояние 6 километров от карьера на склоне вулкана и еще 90 человек в течение трех месяцев приводили статую в вертикальное положение.

Каменные изваяния изображают, как правило, длинноухих людей, и лишь у нескольких уши нормальной величины. По мнению ученых, великаны острова Пасхи — это "портреты" умерших обожествленных вождей.

После исследований на острове Пасхи Т. Хейердал несколько изменил свою точку зрения. Теперь он утверждал, что остров был заселен впервые в раннем периоде (IV–XI века) кавказоидами (европеоидами) из Тиауанако, поклонявшимися солнцу и богу Маке-маке. В конце этого периода жизнь на острове замерла, и он был, по-видимому, покинут жителями. Затем, в начале среднего периода, сюда прибыли новые переселенцы из Перу, принесшие с собой культ человека-птицы и культ предков (отсюда возведение гигантских статуй вождей на каменных платформах). Чуть позже, но в том же среднем периоде, на острове Пасхи появились и собственно полинезийцы, вероятнее всего, с Маркизских островов. Обе группы долго сосуществовали друг с другом, пока наконец в позднем периоде полинезийцам не удалось уничтожить всех потомков южноамериканских индейцев.

Однако даже замечательные итоги первых крупных научных исследований на острове Пасхи не смогли сдержать волну критики, поднявшуюся против гипотезы норвежского ученого. Вкратце я хочу изложить основные доводы оппонентов капитана "Кон-Тики".

"В 40-х годах Хейердал, — пишет этнограф Д.Д.Тумаркин, — мог с известным основанием противопоставлять себя "кабинетным" ученым. Но в дальнейшем он утратил свое "особое" положение. На острова Океании отправились десятки археологических, этнографических и других экспедиций, проведено множество экспериментальных плаваний на судах, построенных по полинезийским образцам, значительно развилось математическое моделирование различных аспектов процесса заселения Полинезии. Результаты этих исследований опровергают основные положения концепции Хейердала".

Особенно резко выступают наши специалисты против хейердаловской "теории белой расы". В книге "Аку-аку" Хейердал говорит о белых, рыжеволосых и голубоглазых людях с острова Пасхи. Но здесь и речи не может быть о каком-то массовом переселении кавказоидов-европеоидов.

"Светлая пигментация кожи, если она попадается среди полинезийцев, должна быть отнесена за счет альбинизма и ни в коем случае не свидетельствует о наличии признаков европеоидности", — отмечает антрополог В.В.Бунак. И далее подчеркивает: "В типе несмешанных полинезийцев нет никаких специфических признаков европеоидности".

В более мягкой форме, но столь же решительно по сути возражает против концепции норвежского ученого и новозеландец П.Беллвуд.

"У Т.Хейердала, — отмечает он, — несомненно, есть ценные наблюдения. И все же, отправляясь на остров Пасхи, он, кажется, был заранее настроен на то, чтобы доказать существование европеоидного субстрата в Полинезии, — и, к своей радости, доказал. Дело в том, что археология и этнография Южной Америки и Восточной Полинезии располагают таким количеством фактов (нередко противоречивых, различных по значимости и достоверности), что любой мало-мальски начитанный человек может довольно убедительно доказать наличие американо-рапануйских связей и полностью опровергнуть его аргументы никому не удастся. Едва ли следует считать, что Хейердал ошибается во всем, но то, что удалось выяснить после 1956 года, делает его гипотезу все менее и менее вероятной…

Мы коснемся лишь нескольких аспектов проблем, представляющих наибольший интерес.

• Во-первых, жители о. Пасхи говорят на полинезийском языке и говорят, по-видимому, давно — по крайней мере с 500 года н. э. Ни одного слова южноамериканского происхождения в рапануйском языке нет.

• Во-вторых, анализ скелетов, обнаруженных в погребениях острова (все они, правда, относятся к позднему периоду), однозначно указывает на их полинезийское, но никак не перуанское происхождение.

• В-третьих, все изделия острова Пасхи либо типично полинезийские, либо могут быть отнесены к последним и представляют собой их логическое развитие… На острове нет и не было орудий южноамериканского типа.

• В-четвертых, гипотеза Хейердала о культе солнца, якобы практиковавшемся в ранний период, основана, видимо, на неоправданно романтической интерпретации каких-то не слишком надежных археологических данных.

Далее, статуи острова Пасхи не больше похожи на произведения из Тиауанако, чем на полинезийские статуи. Примитивная техника изготовления монолитных скульптур ограничивает вариации форм. Что же касается положений, в которых изображены каменные люди, то одни и те же позы повторяются повсеместно в скульптуре Юго-Восточной Азии, Океании и Америки.

Некоторые черты рапануйской культуры (двухлопастные весла, изображения плачущих глаз, типы каменных жилищ, символические изображения "человека-птицы", обсидиановые наконечники мата) являются скорее всего результатом местного внутреннего развития. Какие-то случайные совпадения с южноамериканской культурой вполне возможны, но столь же легко обнаруживаются совпадения с полинезийской культурой".

Безусловно, это не означает, что буквально все положения гипотезы Т. Хейердала неверны. Я полагаю, что если учесть наличие на острове Пасхи батата, тростника тотора и ряда других южноамериканских растений, то можно вполне допустить посещение острова какой-то одной или несколькими разведывательными экспедициями перуанских индейцев на парусных плотах. Происходить такие визиты, вероятнее всего, могли в XIII–XV веках.

И завершая эту главу, мне бы хотелось в виде своеобразного итога всему вышесказанному вновь привести слова ученого-океаниста П.Беллвуда:

"Конечно… история о. Пасхи может показаться довольно тривиальной — никаких флотилий Виракочи или инков, никаких затонувших континентов… Но, может быть, поиски подобной экзотики — следствие современных заблуждений и превратного представления о древности как таковой?

Почему вызывают интерес только одни миграции? Разве не менее удивительно, что кучке полинезийцев удалось добиться столь многого своими собственными силами, что, отрезанные от всего мира и вооруженные только собственным умом и энергией, отвагой и жаждой созидания, они создали такую замечательную культуру? Немало ученых прошлого придерживались мнения, что все хорошее и заслуживающее внимания может происходить лишь из нескольких культурных ареалов, причем большинство этих предполагаемых ареалов было населено европеоидами. Археологов никогда не увлекали подобные предвзятые идеи, но теперь, видимо, настало время широко заявить об этом. Культура Океании — достижение самих океанийцев, а не продукт трансплантации на острова какой-нибудь высокоразвитой средиземноморской цивилизации".