Японские власти неоднократно пытались определить свое отношение к сюнга с самого их появления на свет. При всей демократичности традиционного взгляда на секс и его отображение в искусстве было ясно, что какие-то нормы при-линия все же должны соблюдаться. Однако извечная дискуссия с цензурой на тему «что есть эротика, а что есть порнография», как сегодня, так и в XVIII веке, не могла привести к сколько-нибудь четкому ответу. Поэтому сюнга периодически запрещали, но обычно — частично, как в случае с Сукэнобу. Перелом произошел после «открытия» Японии европейцами в середине XIX века, когда вместе с новыми технологиями в Страну солнечного корня пришли нормы христианской морали. Строго говоря, христианство в Японии существовало с XVI века, но сначала влияние его было крайне незначительным, а как только оно начало расти, то и вовсе попало под запрет. Теперь же все изменилось — Япония встала на западный путь развития и оптом поглощала ценности западной цивилизации, в том числе культуру стыда.

Отношение к сюнга как к части укиё-э, прославивших Японию за рубежом, еще некоторое время оставалось сложным, но к началу XX века западная мораль победила в японской столице: в 1900 году на Токийской осенней художественной выставке полиция закрыла тканью изображения совокупляющихся фигур — инцидент, получивший название «Дела с набедренными повязками». Изображение наготы во всех видах стало запрещенным, и, несмотря на позднейшие послабления, позволившие подарить миру высокие шедевры эротического мастерства японских художников и фотографов, сюнга до сих пор остается «персоной нон грата» в японском изобразительном мире. За что же так преследовали сюнга?

Рассказывать об изобразительном искусстве — дело неблагодарное. Здесь лучше сто раз увидеть, чем один раз услышать. Хотя в случае с сюнга, возможно, ста раз и не понадобится. Многочисленные альбомы, посвященные этому жанру на Западе, обладают одним и тем же эффектом: если взять такой альбом в руки за корешок и быстро-быстро перелистать одной рукой, создается полное впечатление движущихся фигур — анимации, первоначального варианта порнографического мультика, где герои выполняют несложные движения, а их непропорциональные части тела не выглядят такими уж уродскими, как при статичном разглядывании, — скорее, это кажется смешным.

Техника выполнения подлинников таких гравюр не позволяла перелистывать их в быстром темпе, но японцы находили прелестным и возбуждающим и неторопливое разглядывание сложных картинок, во многом льстящих мужскому самолюбию — ведь основными покупателями были мужчины. Сцены брутальных половых актов особенно нравились военным, которым запрещалось посещение лавок с сюнга, но которые тайно были постоянными клиентами этих злачных мест. Домохозяйки, ремесленники, купцы находили в сюнга отражение своих представлений о красоте секса. Говорят, большинству из них не нравились только гравюры Сяраку, в которых их отталкивали непропорционально большие, как у кукол Братц, головы персонажей, неестественно изогнувшиеся в ходе драматического действия тела, крайне непристойные даже для японского общества сцены с участием актеров-гомосексуалистов, исполнявших женские роли в мужском японском театре. Массы предпочитали более традиционные вещи: классические половые акты в классическом же изображении Харунобу, Утамаро, Моро-нобу и многих других.

Но даже классика не была зарисовкой с натуры в европейском понимании. Большинство сюнга отображает сексуальные контакты полуодетых партнеров, чьи анатомические особенности далеки от реальностей. Полураспахнутые полы кимоно открывают нам огромные половые органы — самую характерную черту сюнга, вызвавшую на Западе насмешливое прозвище «несбывшаяся мечта японского мужчины», непонятно откуда растущие веером лобковые волосы (хотя есть сюнга, где запечатлены моменты эпиляции в лобковой области), резиново вывернутые руки, ноги, позвоночники, искаженные судорогой оргазма лица, потоки спермы, наконец, сцены, явно относящиеся к сексуальным перверсиям по европейской классификации. Это не картина с натуры — это скорее стилизованное в рамках своего жанра изображение мечты или гипертрофированные воспоминания о прошлом, знаки, а не портреты.

В этом смысле «Осьминог» Хокусаи по праву считается символом всего жанра сюнга. Спрут фигурирует во многих японских легендах, особенно в тех, чьи сюжеты связаны с жизнью ныряльщиц-ама. Для женщин, нередко живущих без мужа, чей промысел напрямую связан с «поголовьем» этих умнейших, загадочных и удивительных морских существ, то есть с «плодородием моря», осьминог с его огромными глазами, мягкой, фаллообразной головой и непрерывно извивающимися щупальцами не мог не быть предметом фаллического культа. Спрут — морской секс-символ Японии. Мечта рыбачки или ныряльщицы — неутомимый, восьмичленный монстр с умными глазами, которого, покончив с удовольствиями сексуальными, можно еще и съесть.

Существует легенда о некой гейше Нарухико, которая во время шумных банкетов умудрялась давать своему возлюбленному знак о готовности к слиянию с ним, подавая ему блюдо из осьминога. Так или иначе, сырой или жареный спрут действительно стал обозначать нечто интимное в этикете японцев. Разумеется, только в том случае, если этому соответствовала обстановка. Например, гость общался с гейшей или во время любовного свидания возникала эротическая тема. Глупо было бы думать, что, поедая осьминога в ресторане или на улице, где полно небольших лотков, продающих спрутов в разных видах, вы намекаете окружающим на свое неуемное либидо. Кстати, даже принимая осьминога в соответствующем контексте, мужчина мог вежливо отказать женщине, если брал продукт руками, а не предложенными соискательницей палочками. Жив ли этот обычай сейчас? О нем знают, но пользуются очень редко.

При том что спрут на гравюре удовлетворяет женщину повсюду, ее фигура все же обнажена не полностью. Японские художники хорошо знали, что полуприкрытые образы возбуждают больше, чем открытые, тем более что для средневекового японского общества обнаженная женская грудь не считалась остросексуальным элементом, а одежда, как мундир, рассказывала о статусе модели. Гораздо важнее было то, что японка могла показать, будучи одета в кимоно: уши (чем более они оттопырены — тем более сексуальна их обладательница), шея (не случайно именно ее обнажает воротник кимоно гейши и сегодня), ступни (приличным женщинам полагалось носить носки-таби, а куртизанкам следовало выставлять свои ступни напоказ). Здесь сексуальность женщины подчеркивал оттопыренный большой палец — японки и сегодня, щеголяя в европейских босоножках, за большим пальцем ухаживают особенно тщательно, отращивая на нем ноготь до размеров гитарного медиатора. На сюнга пальцы ног нередко «ведут» себя отдельно от безучастных лиц любовников, сжимаются и наоборот — комично торчат веером, демонстрируя таким образом огонь страсти, пожирающий героев.

На многих сюнга различить — особенно европейцу, — где мужчина, а где женщина, нелегко: одежда очень похожа, и определить место расположения любовников относительно друг друга можно только по их гениталиям (иногда с удивлением обнаруживаешь, что любовники однополы).

Однако даже полураспущенное кимоно или халат с задранными полами должны были подробно и анатомически точно — со всеми сосудами, складками кожи, волосами и прочими физиологическими подробностями — показывать половые признаки главных персонажей сюнга, как правило, преувеличивая их размеры до грандиозных пропорций. Если изображалась финальная фаза свидания, на переднем плане мог возвышаться немного не доходящий до размеров своего обладателя фаллос, из которого мощным потоком изливалась сперма — чем больше, тем более мужественным был герой фрески. Тот же самый фактор могли подчеркивать многочисленные листки специальной впитывающей бумаги, во множестве разбросанные вокруг любовников.

Вообще внимание к второстепенным деталям — отличительная черта сюнга. На первый взгляд шокирующие картинки довольно скоро убеждают в небольшом выборе основных сюжетов, хотя есть и совсем необычные, любовно запечатлевающие, например, акт дефекации, а вот детали, фон происходящего, не знают себе равных по богатству выбора. Здесь и романтические пейзажи, которыми по традиции любуются печальные любовники в момент неспешного соития, и классические сцены из жизни Ёсивары — от обычного свидания до внезапной страсти во время пьяной драки, и многочисленные варианты вуайеризма, начиная с нескромного взора ребенка, обращенного на оттопыренный палец на ноге взрослой женщины, и заканчивая наблюдением оргазмирующих партнеров за соитием кошачьей пары прямо перед ними. Есть наполненные юмором сценки, когда, например, мужчина входит в лоно массажистки, делающей в это время прижигания на спине клиентки, или когда семья «фермеров» обсуждает происходящее на их глазах изнасилование. Вообще на гравюре обычно присутствуют несколько действующих лиц, хотя сцены группового секса крайне редки — как и в жизни, когда в и без того сложные отношения между партнерами приходится вмешивать еще и запутанные нюансы коллективной иерархии. Здесь снова можно вспомнить о сюрреалистичном осьминоге, в одиночку выполняющем работу, для которой в немецком порно потребовалась бы целая труппа актеров.

Среди сюжетов сюнга присутствуют картинки, показывающие связь японок с иностранцами, есть обучающие девушек почти медицинские пособия, изображающие развитие женского организма до самой старости — нередко в действии присутствует врач с соответствующим гинекологическим инструментом, наблюдающий пациентку и вступающий после наблюдения в связь с ней. Немало гравюр посвящено использованию девушками из Ёсивары заменителей мужчин — различных фаллоимитаторов — хари-гата, энги, включая сюда маску длинноносого и краснолицего тэнгу. Сюнга запечатлели для нас и скопированные с китайских оригиналов упражнения с харигата в одиночку, когда женщина управляет искусственным стволом, продев в дырочку у основания фаллоимитатора шнурок, один конец которого привязывается к ноге, а второй, как поводья, берется в руку, и тренировки с шариками рин-но тама, и многое другое, о чем лучше пока умолчать — дабы окончательно не шокировать читателей...