Из лагеря № XIX, где мы отдыхали день, виден был величественный горный пик, на две трети своей высоты окутанный сверкающим снегом. Пик этот, господствовавший надо всей окрестностью и видимый издалека, словно маяк, я назвал «Скалой короля Оскара».

К востоку от лагеря расстилалось большое озеро, по северному берегу которого мы следовали. Вода была очень горька на вкус, но зато отливала прекраснейшими тонами, и на волнах качались стаи чаек. По берегу вилась тропа, с виду проложенная людьми верхом или скотом. Но таглыки утверждали, что тропу проложили яки и куланы, о чем и свидетельствовал оставленный животными помет. Меня удивляло, что нам до сих пор не попалось на пути ни одного скелета яка, между тем как местность изобиловала яками. Лишь здесь на берегу нашли мы в первый раз два черепа и пористые, побелевшие кости. Быть может, животные, чуя приближение смерти, уходят в недосягаемые пустынные области на высотах или на берега озер, где волны и смывают их трупы.

9 сентября сделали длинный и трудный путь через низ-кий перевал. Форсированный переход этот стоил нам лошади и осла. Частенько отсутствие подножного корма заставляло нас делать обширные переходы, пока наконец мы не находили травы, на этот же раз, сколько мы ни шли, местность оставалась бесплодной. Маису у нас оставалось только на десять дней, и мы позаботились главным образом о лучших наших лошадях. Из остальных многие готовы были пасть.

10 сентября мы шли по бесконечной равнине, прорезанной ручьем, который, дробясь на бесчисленное множество рукавов, направлялся к востоку, в озеро. На берегу последнего мы отдыхали целый день, так как на окаймлявших озеро холмах росла реденькая травка. Отдых в этот день явился тем более кстати, что нас захватила настоящая зима. Весь день шел снег и град, а леденящий ветер налетал со всех сторон. Окрестность буквально тонула в сплошном тумане.

Осмотрели ящики с продовольствием, и в результате оказалось, что впредь надо быть побережливее. Муки, хлеба и чаю могло хватить еще на месяц, но нас было ведь одиннадцать человек, и неизвестно, сколько времени оставалось еще нам брести до первого селения. Из взятого нами с собой стада уцелела всего одна овца. В худшем случае мы могли питаться мясом диких яков. Прошло полтора месяца, как мы покинули населенные области, так не диво, что все мы сильно соскучились по людям и горели желанием встретить человека, кто бы он ни был.

В течение дня нельзя было приняться ни за какие наблюдения, и я просидел весь день, закутавшись в шубы и занимаясь черчением карты или чтением. Пальцы от холода посинели и закоченели; славно было погреть их над чайником, когда подали горячий чай. Только поев или напившись горяченького, мы и оттаивали на некоторое время, пока вечный ветер опять не замораживал нас.

12 сентября. В 6 часов утра, когда мы стали строить караван, вся окрестность до самого озера была покрыта белой пеленой. Среди этой общей белизны ландшафта снежные вершины южного хребта выдавались уже не так резко, как прежде. В течение всего дня мы держались береговой линии. К востоку открывалась величественная панорама; по обоим берегам высились горные великаны Северного Тибета. Белая оторочка пены окаймляла все контуры береговой линии. Волны со своеобразным металлическим плеском, вероятно вследствие разреженности воздуха и высокого удельного веса, ударялись о прибрежный щебень.

Подножный корм попадался все реже и худшего качества, чем в первую половину нашей тибетской экспедиции. Кроме того, мы теперь убедились, что лошади и ослы не пригодны для таких высот. Верблюды держались еще стойко, хотя и сильно исхудали. Люди полагали, что подножный корм сам по себе вреден для животных. Против этого, однако, говорило то обстоятельство, что он вполне удовлетворял куланов и диких яков.

13 сентября, пересекши равнину, прорезанную довольно значительной, впадавшей в озеро горной речкой, мы по лабиринту холмов стали подыматься к перевалу, который должен был явиться новым водоразделом. Ни единый звук не нарушал тишины.

Наконец мы достигли перевала; по ту сторону его воды стекали в совсем крохотное озерко, вроде лужи. Когда я прибыл сюда, наши палатки были уже разбиты на берегу этого озерка. Пресеченная поверхность подавала мне надежду, что мы приближаемся к периферической области и скоро достигнем какого-нибудь из истоков Янцзы.

Лагерная стоянка № XXVI (высота 5043 метра) явилась одной из самых неблагоприятных. Подножного корма почти никакого не было. Чтобы вскипятить воды для чаю, нам пришлось пожертвовать двумя кольями от палатки. Было уже темно, когда усталые верблюды и пять последних наших ослов дотащились до лагеря.

Положение наше становилось до некоторой степени критическим вследствие переутомления животных. Оно начинало напоминать нам о злосчастной экспедиции в Такла-макан. В самом деле, караван наш таял, как и тогда. Как и тогда, мы с нетерпением обращали наши взоры к востоку, ища признаков изменения рельефа поверхности. Зато теперь у нас не было недостатка в воде, и в случае, если бы даже все животные наши пали, мы сами могли бы дотащиться до человеческих жилищ.

14 сентября. К списку павших прибавились еще лошадь и осел. Пролетела к северо-западу, по направлению к Лоб-нору, стая гусей — явление замечательное в это время года. Весь день мы шли прямо к востоку, между гребнями гор средней величины, по широкой долине, по которой протекал прозрачный ручей. То обстоятельство, что путь подымался в гору очень отлого, не приносило нам значительного облегчения, так как почва была рыхлая, пропитанная влагой и вязкая, как ил. Вечером люди стали просить меня дать им день отдыха. Два верблюда и два осла были плохи, и, если выступать завтра же, приходилось их бросить.

18 сентября. Выпавший вчера густой снег сильно затруднил животным отыскивание подножного корма. Одного осла и пришлось бросить; две лошади также не годились больше. Пришлось пустить их идти вместе с четырьмя последними ослами, из которых лишь один был в состоянии нести легкий вьюк. Теперь у нас оставалось только восемь годных для дела лошадей, исхудалых и отощавших. Верхом ехали лишь я, Ислам-бай и Парпи-бай; остальные люди все шли пешком. Из верблюдов двое тоже были плохи. Собаки чувствовали себя отлично, вволю угощаясь мясом павших животных.

20 сентября. После нескольких часов пути по округленным холмам мы достигли перевала. Мы тщательно обозрели с высоты перевала всю местность, чтобы решить, какое направление избрать. На северо-востоке Арка-таг казался ниже, чем до сих пор, но мы не решились перевалить через хребет с нашим жалким караваном. Таглыки полагали, что в таком случае мы потеряли бы по дороге всех животных.

На востоке виднелось озеро, новый бассейн, не имевший стока! Что же, конца не будет этим озерам? С нашего небольшого перевала восточный склон казался, однако, гораздо круче, нежели западный, и мы предчувствовали уже, что приближаемся к местностям, находящимся на меньшей высоте над уровнем моря, нежели те, по которым мы странствовали до сих пор. Стали попадаться и новые роды растений, обогащавшие мой гербарий. Пал еще один из ослов, да и конец остальных трех, видимо, был недалек.

21 сентября. Мы шли по течению речки, стекавшей с вершин южных гор, одетых снегом. Под конец воронкообразное устье реки расширялось и образовывало обширную илистую дельту. И это озеро казалось по величине морем. На востоке земли не было видно. Вдали склоны гор протягивали друг к другу точно пару горизонтальных игл, но между ними оставался просвет, в котором вода сливалась с небом. Береговая линия влево уклонялась к северо-западу, а вправо шла к югу, так что озеро преграждало нам путь.

Мы остановились на берегу, где рос сносный подножный корм. Озеро казалось глубоким, так как вода была темно-синего цвета, и холмы западного берега круто обрывались в воду. Вода в нем была горько-соленая. Значит, еще один бассейн, не имеющий стока, и еще один перевал дальше к востоку! Это озеро оказалось самым большим из всех встреченных нами на пути. Ни один след не изобличал, что в эту местность заходят люди.

22 сентября мы прошли 23¹/₂ километра. Дорога в этот день выпала труднейшая; половину пути пришлось сделать по крайне неровным, изрезанным провалами и оврагами холмам.

Порядочный конец мы следовали по тропе, проложенной яками; тропа эта держалась большей частью на одной абсолютной высоте, но шла зигзагами и извилинами. Яки предпочитают делать обходы, нежели беспрестанно спускаться и подыматься. Эти холмы примыкали к берегу и образовывали северные склоны довольно мощного хребта, ограничивавшего озеро с юга и до сих пор скрывавшего последнее от наших глаз.

Затем мы час за часом ехали почти прямо на восток, но озеру все не было конца. Мы каялись, что не предпочли следовать по южному его берегу, но продолжали путь, все надеясь, не откроется ли у западного края озера какая-нибудь долина, которая вела бы к удобному перевалу через Арка-таг.

Около 11 часов утра к неудобствам пути присоединилась еще дурная погода. Небо потемнело, и над озером разразился сильнейший град. Черные тучи надвигались на нас с востока, точно стены, и до ушей наших доносился пронзительный свист и шипенье, словно от выпускаемого из паровика пара. Озеро приняло темно-серую окраску, прибрежные горы исчезли в тумане.

Шум становился все сильнее. И видно и слышно было, как от ударов градин о поверхность озера летели во все стороны брызги. Град сменился снегом и дождем. Затем ветер переменился; поднялся ужасающий западный ветер, дувший нам прямо навстречу и леденивший нас. Лошади напрягали все силы, точно взбираясь на гору. Белые зайчики так и прыгали по волнам озера, разбиваясь о берега. Наслаждались этой картиной, по-видимому, одни чайки, преспокойно качавшиеся на гребнях волн.

Наконец озеро сузилось на западе в острый клин. За ним начиналась широкая долина. На северном берегу возвышался мощный хребет, покрытый вечным снегом, продолжение Арка-тага. Этот хребет мы видели целый день; его отроги тянулись рядами, словно дома на колоссальной площади.

От оконечности озера лошадиный караван направился прямо к северу, к подошве этого хребта, — там вдали, в ущелье, белели наши палатки. Место для лагеря выбрано было неудачно — посреди сухого русла горной речки, полного камней и щебня. Зато мы были защищены здесь от ветра отвесными скалами.

23 сентября. Прошли 22 километра до лагеря № XXXIII, лежавшего почти как раз против лагеря № XXXI. Таким образом, два дня пути не подвинули нас ни на шаг к востоку. Весь день продолжалась непогода: сначала непроглядная вьюга, налетевшая с востока, а затем северный ветер, дувший с северных гор. Там и сям нам пришлось перебираться через совсем отвесные холмы. Около одного из них отказалась служить моя славная верховая лошадь, служившая мне с последней экспедиции в Памир. Эмин-Мирза тихонько повел ее под уздцы, а я пересел на его лошадь и теперь уже в одиночестве поехал за караваном. Но и эта лошадь свалилась подо мной, и я пешком довел ее до лагеря.

Славно было попасть под крышу палатки, но мои окоченевшие руки отошли только спустя час. Весь вечер свирепствовал настоящий северный ураган. Палатку мою, хотя она и была укреплена основательно и загнутые внутрь края ее пол придерживались ягданами, свалило и, наверное, унесло бы в озеро, если б я вовремя не ухватился за одну из подпорок. Прибежавшие на мой зов люди укрепили ее с наветренной стороны канатами.

До этого лагеря добрели лишь пять из наших верблюдов. Обутый в чулки верблюд свалился на пути; люди зарезали его и вырезали лучшие куски, которые послужили отличным подкреплением к нашему провианту. Все животные были так изнурены, что пришлось остановиться и здесь надень.

Выйдя утром из палатки, я нашел, к своему горю, мою верховую лошадь издохшей. В течение шестнадцати месяцев она носила меня и в дождь и в град и никогда не спотыкалась, не падала, что было очень важно для моих съемочных работ. В Хотане она отдыхала четыре месяца, стоя в конюшне Л ю-дарина, и после этого отдыха могла поспорить видом с настоящей чистокровной английской лошадью. В последнее же время она исхудала, смотрела такой жалкой, лохматой, изнуренной. С этих пор я ехал на небольшой вороной лошадке, купленной в Курле и побывавшей с нами на Лобноре.

Около лагеря шмыгало много зайцев, и некоторые из них послужили к оживлению нашего меню.

25 сентября. Прошли 24 километра до лагеря № XXXIV. Весь день шли по берегу. Вдали на юго-востоке различалась мощная цепь гор со снежными полями. Небольшие отроги мешали определить, насколько она соприкасалась с хребтом, бывшим у нас до сих пор по правую руку или на юге.

На следующий день разразился буран, и мы не трогались с места. Караван насчитывал теперь пять верблюдов, девять лошадей и трех ослов; людей же было одиннадцать человек. Большинство животных были близки к концу. Таглык Искандер был болен и поэтому пользовался привилегией ехать на осле. Напротив, Эмину-Мирзе приходилось теперь идти пешком, так как его лошадь отказалась служить. Еще в лагере № XXX лошадям была выдана последняя порция маиса. С тех пор им приходилось довольствоваться небольшой порцией черствого хлеба и попадавшимся жалким подножным кормом. Для меня и людей пекли свежий хлеб два раза в день; в топливе недостатка не было: яковый помет попадался теперь в изобилии.

27 сентября. Сегодня нам предстоял интересный переход, так как мы должны были снова перевалить через Арка-таг и вместе с тем покинуть нагорья Северного Тибета. В день отдыха я посылал разведчиков, которые и вернулись с сообщением, что на северо-востоке имеется удобный перевал.

Через два часа пути по отлого подымавшейся долине мы и достигли этого относительно низкого перевала. Северный склон его также не был крут. Тут пришлось ехать по долине, расширившейся мало-помалу в большую, открытую площадь, заключенную между горами. Покрытый льдинками ручей играл роль путеводителя, а также ножной ванны для людей, которым то и дело приходилось перепрыгивать через него, что в широких местах и не удавалось. Ноги у людей были обвернуты войлоком и лоскутьями шкуры кулана, и на каждой стоянке первой их заботой было просушить обувь.

Миновав выдающийся выступ горы, мы увидели мало ободряющее зрелище: новое небольшое озерко, в которое впадали воды нашей области. Видимо, мы попали еще в одну не имеющую стока область. Перевал, через который мы перешли, не был, таким образом, настоящим; тот еще ждал нас впереди, и переход через него мог оказаться гораздо труднее.

Вправо от нашего маршрута паслось у подошвы горы чрезвычайно большое стадо яков. Ислам поехал туда и выстрелил в них; стадо разделилось: большая часть бросилась в горы, остальные сомкнутым строем кинулись в сторону ко мне и Эмину-Мирзе. Мы были не вооружены и чувствовали себя поэтому довольно скверно. Всех животных было 47 голов; впереди бежал красивый бык, за ним теленок и пять старых быков. Позади всех галопировал Ислам-бай. Стадо было окутано облаками пыли. Стук их копыт слышался все ближе; казалось, вот-вот вся эта масса обрушится на нас, словно лавина.

Оказалось, однако, что яки еще не заметили нас. Только в расстоянии ста шагов вожак увидал нас и увлек остальных в сторону. Ислам успел тем временем слезть с лошади и залечь в засаду, откуда выпустил наудачу пулю в середину кучки. Пуля ранила одного быка в переднюю ногу.

Животное в ярости кинулось прямо на стрелка. Ислам вскочил на лошадь и пустил ее в такой карьер, на какой только было способно изнуренное животное. Несмотря на то что як прыгал только на трех ногах, он догнал врага через несколько минут. Но как раз когда он готовился поднять на рога и лошадь и всадника, Ислам обернулся и выстрелил, не успев даже впопыхах хорошенько прицелиться. Но як находился так близко, что промахнуться нельзя было, и пуля, попав в область сердца, разом прекратила эту опасную игру.

Это был як лет восьми. Язык его и мясо пригодилось нам, как нельзя более, так как и мука, и рис были у нас на исходе. Если бы последняя пуля не попала в цель, Ислам погиб бы. Охота на диких яков не всегда бывает счастливой.

Приключение это заставило нас расположиться лагерем, хотя местность и не располагала к этому — до воды было далеко. Но делать нечего, чтобы извлечь из яка всю пользу, которую можно было, пришлось простоять тут весь следующий день. Собак привязали, чтобы они не испортили нам мяса.

На ужин меня угостили крепким и очень вкусным бульоном из якового мяса. И с этих пор на некоторое время блюдо это стало ежедневным. На десерт меня ожидало, однако, нечто еще лучшее. Я только что закурил после еды трубку, как в палатку вошли все люди с Исламом во главе, крича: «Бис, нишан тапдык!» («Мы нашли знак!»)

С этими словами они положили передо мной четыре сланцевые плитки, покрытые вырезанными на камне тибетскими письменами. Плитки были целы, и каждая, видимо, имела значение сама по себе. Две из них были стары, и надпись на них частью стерлась.

Что гласили надписи, зачем были так тщательно вырезаны? Может быть, тут рассказывалось о каком-нибудь замечательном событии или давалось какое-нибудь важное указание паломникам, отправлявшимся в Лхасу, так как, согласно картам, главный путь в столицу далай-ламы как раз в этой области сворачивал к юго-западу. Людей моих, при виде этих плиток, обрадовала мысль, что, значит, в эту область все-таки заходили люди.

29 сентября перед тем, как выступить в путь, я и поспешил на то место, на берегу ручейка, где люди, ходившие туда за водой, нашли плитки. На берегу ясно виднелись следы двух стоявших здесь некогда палаток. Здесь же виднелись расположенные квадратом булыжники средней величины, и это само собой наводило на мысль, что тут располагались со своими яковыми стадами монголы-номады. Поблизости мы нашли еще 8 таких же плиток с надписями. Забрать их с собой все было невозможно. Я и выбрал две покрасивее и полегче весом. Остальные мы зарыли в землю, чтобы спрятать их: если бы находка оказалась важной, можно было в другой раз вернуться за остальными.

Затем мы продолжали путь к северо-востоку, пока не достигли значительной реки, струившейся к востоку. Кое-где можно было различить тропу, но проложили ли ее люди или животные, решить было трудно. Зато небольшая куча камней, сложенная на вершине перевала, была несомненно делом рук человеческих.

С перевала мы спустились в обширную котловину, богатую подножным кормом и прорезанную ручейками. Вскоре мы увидели следы одинокого путника, шедшего в противоположную сторону. Таглыки говорили, что следам этим не более шести дней. Во всяком случае, мы были недалеко от людских селений. Все мы оживились, люди высматривали новые следы, и мы с минуты на минуту ожидали встречи с монголами или пастухами.