На следующий день мы отправились вверх по северному склону Мустаг-аты и пересекли мощный гребень морены на левом берегу Ики-бель-су. Подъем был очень крут, пока мы не добрались до волнистого нагорья. Почва была здесь покрыта песком, щебнем, гальками и небольшими валунами.

По ту сторону гребня морены мы снова попали в область бассейна озера Кара-куль; по неглубокой широкой долине протекал крошечный холодный ручеек, который, вытекая из долины Контой, впадает в озеро Кара-куль. Около этого ручейка раскинулся на высоте 4124 метра яйлак Кош-Кортюс, избранный нами исходным пунктом для странствований по ледникам.

Киргизы этого аула прибыли сюда три месяца тому назад и располагали пробыть еще три. Зимние же шесть месяцев они проводят в Контой-джилге. У киргизов каждая семья или род имеет свои традиционные кишлаки и яйлаки, и отступления от традиций допускаются лишь с общего согласия.

Обитатели этого местечка принадлежат, как и большинство киргизов, обитающих в долине Сары-кол, к роду кара-теит. Аксакал их, Тугул-бай, был 96-летний живой, симпатичный старик, владеющий всеми умственными способностями. Подвижная жизнь и постоянное пребывание на свежем воздухе укрепляют здоровье киргизов, так что они обыкновенно достигают глубокой старости.

И сегодня опять лил дождь, а в горах грохотал гром. Вскоре за тем со склона донесся сильный шум. Хозяева наши пояснили, что после сильного дождя всегда бывает такой шум, — потоки дождевой воды стремятся вниз по крутизнам.

Первым нашим делом здесь было уволить обоих киргизов Hyp-Магомета и Палевана, которые хоть и были хорошими слугами, но не знали ледников и не имели яков. Вместо них мы наняли двух местных киргизов и вечером занялись осмотром их яков, единственных животных, которые могут пробираться по этим крутизнам, загроможденным моренами.

Верхом на чудесном черном яке отправился я 27 июля в сопровождении двух киргизов, знающих все ходы и выходы в ледниках, на восток к первому леднику Горумды, который предстояло исследовать. Мы ехали себе потихоньку, благодушествуя, по горному склону, спускающемуся к северу и прорезанному тремя небольшими ледяными потоками. Направо осталась резко очерченная группа скал — отрог Мустаг-аты, а за нею виднелся небольшой ледник, имеющий в верхней своей части очень крутое падение; истоком служило незначительное фирновое поле.

Дальше на восток виднелось много подобных скалистых отрогов, гигантских диких горных массивов, между которыми прорезываются ледники, словно указывая на север пальцами. Самый большой из них называется Горумды-баши (Голова каменистого пути); питаемый им ручей, принимающий также воды из остальных ледников, протекает по резко очерченному руслу и соединяется дальше с Ики-бель-су.

Большой ледник Горумды так изобилует в нижнем своем течении щебнем и вообще продуктами выветриванья, что во многих местах его с трудом можно отличить от окружающих пород. Ледник Малый Горумды разветвляется, благодаря острову-скале, на два рукава; из них левый окаймлен параллельными боковыми моренами. Между крайней из последних, достигающей 10–15 метров высоты, и мягким поросшим травой увалом, по которому мы ехали, бежал ручей, протекающий выше через небольшое треугольное озерко, приютившееся между увалом, моренами и ближайшими скалами Мустаг-аты.

На обратном пути нас во многих местах поражало богатство красок альпийской флоры. Цветы, произраставшие зачастую между бесплодными моренами, отличались почти кричащей роскошью красок. Чем выше мы подымались, тем ярче они становились; нет сомнения, что малое поглощение атмосферой световых лучей на этой значительной высоте имеет непосредственное благотворное влияние на растительное царство.

Еще один день был посвящен Большому Горумды. С поросшего травой увала мы пустились верхом на яках вверх по бугристым моренам, по ужасно тяжелой дороге: глыбы громоздились одна возле другой, и яки то и дело оступались в ямы, но все-таки не падали. На каждом шагу представлялся случай удивляться умению этих животных прокладывать себе путь. Надобно иметь, однако, некоторую привычку, чтобы чувствовать себя вполне спокойно в седле. Тяжеловесное животное то балансирует по острому краю какой-нибудь глыбы, то ловко перепрыгивает через черную зияющую яму, тотчас же твердо упираясь ногами в следующую глыбу, то съезжает, оседая на задних ногах, с крутого щебневого увала, откуда двуногое существо непременно полетело бы кувырком.

Единственное, что испытывает ваше терпение при езде на яках, это флегматичность и лень животного, слишком часто находящего излишним продолжать путь; тогда приходится напоминать ему об его обязанностях палкой. К кнуту як совершенно нечувствителен, принимая удары им за ласку, на которую отвечает дружелюбным сопением. Только основательная затрещина палкой в состоянии убедить яка, что мы выехали не для забавы, и заставить его с глухим хрюканьем потрусить дальше.

Оказалось, что пояс морен с левой стороны большого ледника был гораздо шире, чем мы полагали; мы ехали, поднимаясь с одного гребня морены на другой, часа два. Наконец мы достигли небольшого моренного озера с мутно-зеленой водой; в него впадала делящаяся на несколько рукавов, весело пенящаяся речка, которая перепрыгивала по камням поверх одной из крайних морен; из нанесенного ею ила образовался целый конус, который и разделял течение речки на рукава.

От озерка мы направились к югу между двумя колоссальными грядами морен. Долина между ними расширилась мало-помалу в поросшую редкими кочками, диким ревенем и другими злаками равнину, которую справедливо называют Гульча-яйлак (Пастбище диких баранов), так как и здесь и дальше по леднику мы находили помет диких баранов.

Так как дальше морены становились все непроходимее, представляя циклопические стены, сложенные из глыб, то мы слезли с яков и пешком отправились по леднику. Миновав последнюю боковую морену, которая находится еще в периоде образования, мы вступили в область компактного твердого льда, который, однако, в начале почти всюду покрыт валунами и щебнем и лишь кое-где выступает прозрачными ледяными пирамидами. Боковая морена ледника имеет здесь в ширину 450 метров и круто обрывается, открывая белый лед края ледника.

Лед на этом краю представляет здесь настоящий хаос пирамид и конусов, не имеющих, однако, острых очертаний, а скорее округленные; верхний слой образующего их льда — пористый, влажный лед, цветом напоминающий мел и похожий в общем на снег. Происходит это, разумеется, от разъедающего влияния на лед атмосферы и тепла; всюду слышится журчанье вод, получающихся при таянии льда и снега, пробирающихся струйками между камнями и валунами и стекающих в трещины или маленькие лужи на поверхности льда. В леднике слышится треск и грохот, то тут, то там с шумом скатываются в зияющие провалы гальки и щебень, а издали слышится грохот падения ручья, который, пока греет солнце, получает обильное питание со всех сторон.

29 июля мы решили перенести лагерь на новое место, откуда ближе было к ледникам, идущим на запад, которые нам предстояло исследовать. Погода стояла холодная, туманная; временами подымалась вьюга. Мы достигли перевала Сарымеха (Желтый самострел), который играет важную роль в рельефе местности, образуя проход через мощный гребень отрога, идущего от Мустаг-аты на северо-запад и отделяющего ледники и ручьи северных склонов от западных.

Если бросить с перевала взгляд на мощную группу Мустаг-аты, то перед вами развертываются справа налево следующие картины. На первом плане скалистые отроги с небольшим, покрытым снегом ледником; затем идет между двумя, частью покрытыми снегом, отрогами гор еще меньший ледник, который в верхней своей части очень чист, но в нижней запружен темно-серым, мелким щебнем, так что голубой лед проглядывает только в изломах трещин. В среднем течении преобладают поперечные трещины, в нижнем — продольные. Язык ледника опоясан колоссальными моренами с множеством гребней. Между третьим отрогом скал и той областью Мустаг-аты, по которой мы странствовали в апреле, врезывается глубокая, резко очерченная впадина. По ней движутся ледники Сарымех и Кемпир-кишлак, разделяющиеся мощной одетой снегом стеной скал. Первый из названных ледников загроможден моренами, второй чист. Наконец, на юге виднеется перевал Улуг-рабат, а на западе хребет Сары-кол с редкими снежными полями и пятнами, частью окутанный красивыми, белыми облаками, резко выступающими на фоне сине-стального холодного неба Памира.

Склон перевала очень крут, и мы ехали по руслу ручья, питаемого ледником Сарымех и весело прыгающего, образуя водопады, по своему каменистому ложу. Затем мы перешли через пять ручейков, питаемых тающим снегом, между которыми шли к долине Сары-кол длинные, низкие увалы, продолжение горных отрогов, расходящихся подобно радиусам и разделяющих русла ледников. Двое из людей, отправившихся вперед с караваном, уже разбили новый лагерь, несколько пониже того места, где мы стояли в апреле, на сочном, хорошо орошенном лугу, представлявшем отличное пастбище для наших яков.

Вечером пошел сильный снег, и на следующее утро горы были одеты тонким снежным покровом. Киргизы сказали, что зима уже вступила в горы и что теперь со дня на день будет холоднее. 30 июля и настала настоящая зима. Весь день шел снег; время от времени вьюга окутывала всю окрестность густыми облаками мелкой снежной пыли, так что не видно было и признака гор или лежащей в глубине долины. Было темно холодно и неприятно, словом, у Ямбулака-баши природа встретила нас так же негостеприимно, как и в апреле Нечего было и думать предпринимать в этот день какие-либо экскурсии — в нескольких шагах все уже было застлано снежной мглой. Пришлось прибегнуть к зимнему облачению, достать из тюков тулупы, меховые куртки, шапки и валенки.

Чтобы избавиться от лишней возни, мы захватили с собой лишь маленькую юрту, где я и провел весь день за черчением и писаньем, согреваясь время от времени стаканом чаю; люди же, укутавшись в тулупы, сидели на корточках, в защите от ветра, около ближайшей гнейсовой глыбы и слушали Моллу Ислама, читавшего вслух из старой книжки со сказками. Когда вьюга усилилась, я впустил их в юрту, и чтение продолжалось.

31 июля погода была сносная, и мы могли предпринять экскурсию на ледник Ямбулак. Поверхность его теперь вся белела от покрывавшего ее рыхлого влажного снега. Нам попались два ледниковых стола и широкая и глубокая поперечная трещина; она чуть было не преградила нам дальнейшего пути, да, к счастью, местами была достаточно узка, так что можно было перейти через нее. В боках трещины лед отливал чистейшей лазурью, а на дне ее сугробами лежал снег.

Когда мы прошли по леднику 400 метров, что по нашим определениям составляло третью часть всей его ширины, нам преградило путь непроходимое место, настоящий хаос ледяных конусов, пирамид, трещин и ручейков, которые размывали себе глубокие русла под коварными ледяными сводами.

Если взглянуть с этого пункта вверх на ворота, образуемые отвесными стенами скал, т.е. на восток, то окажется, что ледник замкнут с трех сторон, а именно с севера, с юга и запада, — спереди и с обоих боков. По выходе из ущелья он спускается со значительной высоты, затем ползет по выпуклой поверхности и поэтому в нижнем своем течении весь перекороблен и изрезан бесчисленными поперечными трещинами.

Вид ледника был на этот раз совершенно иной, нежели в апреле месяце. Трещины казались не так глубоки, так как отчасти были наполнены обрушившимися продуктами выветриванья, края их не так остры, а линии изломов в общем более мягки и округленны. Словом, ясно было, что ледник находится в периоде усиленной деятельности, причем обычные факторы — атмосфера и вода стремились сгладить резкие формы и заполнить углубления. Мы направились вдоль правой береговой морены к мысу ледника, но не успели дойти туда, как поднялся сильный ветер с юга и разразился хлеставший нам прямо в лицо град, который принудил нас искать убежища под нависшей глыбой. Град, как обыкновенно, сопровождался ливнем, и только спустя час удалось нам продолжать путь.

Вечером сильный град принялся хлестать горные склоны; град так барабанил по кровле юрты, что принудил нас заткнуть дымовое отверстие и загасить костер. Джолдаш, неусыпно стороживший вход в юрту, жалобно выл на морозе. Непогода не унималась и весь следующий день 1 августа, но большую часть дня шел дождь, и снежный покров исчез; выйти, однако, так и не удалось, и я целый день просидел дома, работая над картами.

2 августа посвятили ледникам Кемпир-кишлак. Предстояло взобраться на большой ледник Кемпир-кишлак. Мы направились по моренам, идущим вдоль левого его берега.

Подъем был так крут, что пришлось сойти с яков и продолжать путь пешком; так мы достигли скалы из кристаллического сланца, находящейся у левого края ледниковых ворот. Небо было все затянуто облаками; опять пошел град, но ему не удалось выбелить почву, так как градины с треском скатывались в бесчисленные трещины и впадины в морене; когда же град прекратился, мокрые камни быстро высохли в сухом воздухе.

Мыс ледника, вдающийся в долину, напоминает формой длинную, узкую, плоскую ложку, повернутую ручкой книзу и всюду окаймленную моренами. Поверхность ледника на всем его протяжении в общем довольно ровная, плоско-волнистая. Здесь не видно было поперечных трещин, но, напротив, несколько очень длинных и узких продольных, тянувшихся посредине мыса, весь же левый берег ледника был точно в зазубринах от краевых трещин. Сойдя на лед, мы могли воочию убедиться в том, как образуются боковые морены. Стоило сделать один шаг, чтобы скатиться на двадцать по рыхлым продуктам выветриванья, которые образуют здесь оползни. Как только мы миновали краевые трещины, открылся удобный путь по льду, покрытому толстым слоем снега. Последний зато скрывал продольные трещины, которых мы и остерегались, ощупывая путь палками.

3 августа мы снова отправились на ледник Ямбулак, чтобы поставить измерительные шесты, по которым мы, спустя известный срок, могли определить скорость поступательного движения ледникам Нелегко было добыть шесты, годные для такой цели. Во всей Сарыкольской долине не было других деревьев, кроме купы кривых чахлых березок, около Каинды-мазара, которых к тому же, разумеется, нельзя было трогать, так как они осеняли могилу святого. Наконец Иехим-баю удалось добыть связку жердей, какие употребляются для остова кровли юрты.

Обычный град разразился около 4 часов дня. Сначала гонимые северным ветром легкие облачка неслись, словно пар, над долиной, глубоко под нашими ногами, затем они быстро поднялись по склонам гор и сразу окутали нас густой пеленой. Стало холодно и темно, град хлестал о лед; оставалось только искать защиты от ветра за высокой ледяной пирамидой и пережидать. Поздно, усталые и замерзшие, вернулись мы в лагерь.

Следующий день, для разнообразия, подарил нас прекрасной погодой, и мы совершили чудесную экскурсию на ледник Кемпир-кишлак — нам осталось еще исследовать его правый берег. Оказалось, что от ледника отделяется мощный рукав, который образует высокий (30 метров), почти отвесный ледяной утес, отличающийся чистотой и прозрачностью.

Около устья ледника зиял черный грот в 4 метра высотой и 3 метра глубиной; происхождением он был, вероятно, обязан более быстрому нагреванию здесь поверхности. С края ледника низвергались четыре ручейка из растаявшего снега и множество мелких струек, рассыпавшихся прелестными каскадами. Самый крупный из них имел 20 метров высоты, причем так врезался в лед, что падал не с самой вершины мыса. Другой врезался в лед на целых 6 метров, и так как русло его во льду было уже затянуто сверху тонкой ледяной корой, то похоже было, что струя бьет из отверстия в ровной стене.

Мы обогнули ледниковый мыс и стали подыматься по правому его берегу. Недалеко от места, где один из каскадов с шумом ниспадал в лужу, образованную им же самим около подошвы ледника, Кемпир-кишлак подходит так близко к морене своего соседа, Сарымеха, что еле можно пробраться сквозь отделяющий их друг от друга узкий проход.