О том, существовали ли в Америке до прихода туда европейцев воинственные женщины, мы знаем преимущественно от самих европейцев. Поэтому прежде чем говорить о Новом Свете, поговорим сначала о Свете Старом.

В Европе эпохи Великих географических открытий избытка «амазонок» не наблюдалось. Как раз в те годы, когда Христофор Колумб плыл по Атлантике, надеясь достигнуть берегов Индии, во Франции неизвестный автор сочинял знаменитый трактат «Пятнадцать радостей брака». Каждая из описанных остроумным французом «радостей» приводит к тому, что несчастный муж «в горестях окончит свои дни» — этим рефреном заканчиваются все до единой главы трактата. Но отнюдь не воинственный нрав современных ему женщин навел автора на столь печальные мысли. Напротив, жена с его точки зрения похожа на курицу:

«…Поглядите-ка на эту последнюю: она знай себе только жиреет, неся яйца каждый Божий день; это ведь глупому петуху забота — с утра до ночи искать для курицы корм да совать ей в клюв, а той и делать больше нечего, кроме как есть, да кудахтать, да довольною быть. Таково же поступают и все добрые почтенные женатые люди, и за то они похвалы достойны».

Впрочем, далеко не все европейцы сравнивали женщин с курами. В те годы еще были сильны традиции куртуазного взгляда на прекрасный пол. Но и эта точка зрения полностью отказывала дамам в воинственности. Поэт и философ Франческо да Барберини писал, ссылаясь на некую графиню де Диа:

«…Мужчина сотворен или создан из глины и грязной земли, а женщина создана из благороднейшего человеческого ребра, уже очищенного попечением Господа… Вот почему мужчина, словно наемный слуга, который должен услужать женщине, был создан отважным и сильным; женщина, однако, поскольку ей должно господствовать и стремиться лишь к благородному и прелестному, была создана нежной и прекрасной, и Бог позаботился вложить в нее только то, что способствует ее красоте. Вот почему… жены пребывают у себя дома, тогда как их мужья сражаются и предаются трудам».

В общем, европейские дамы той эпохи воинственностью не отличались. С тем большим энтузиазмом авторы путевых заметок и географических трактатов населяли «амазонками» окраины цивилизованного мира, где, с точки зрения европейцев, было самое место разнообразным диковинам.

Христофор Колумб, попав на острова Карибского моря, хотя и посчитал их частью известной всему миру Индии, тоже не удержался от рассказов о чудесах. В своих докладах испанским монархам Изабелле и Фердинанду он уверяет высочайших адресатов, что нашел местонахождение земного рая (не в переносном, а самом прямом с точки зрения благочестивого христианина смысле). Находясь, судя по всему, в море, напротив устья реки Ориноко, он сообщает в Испанию:

«Мне еще никогда не приходилось ни читать, ни слышать, чтобы такие огромные потоки пресной воды находились в соленой воде и текли вместе с ней. Равно и мягчайший климат подкрепляет мои соображения. Если же не из Рая вытекает эта пресная вода, то это представляется мне еще большим чудом… В глубине души я вполне убежден, что именно в тех местах находится земной Рай…

Я не направляюсь туда не потому, что невозможно было бы добраться до наиболее возвышенного места на Земле, не потому, что здесь непроходимы моря, а поскольку я верю — именно там находится Рай земной, и никому не дано попасть туда без Божьего соизволения».

Несмотря на близость рая, великий мореплаватель охотно верит, что эти же земли населены разнообразными «людьми-чудовищами». Он сообщает: «…есть там на западе еще две провинции, которые я не посетил, одну из них называют Ауау, и там люди рождаются с хвостами».

Не забыл Христофор Колумб упомянуть и о традиционной диковинке, которая с точки зрения европейцев должна была находиться в экзотических морях, — острове воинственных женщин. Мореплаватель называет его Матинино и считает первым островом на пути из Испании в Индию. Сам Колумб на нем так и не побывал. Тем не менее он описывает остров, «где нет ни одного мужчины». Населяющие его женщины «не признают обычных женских занятий, вооружаются луками и стрелами, как мужчины — тростниковыми копьями, а заместо доспехов у них пластины из меди, каковой там много».

Великий мореплаватель не сообщает, от кого рожали детей жительницы замечательного острова и куда они девали мальчиков, но на это в его письме есть косвенные намеки. «Амазонки» Колумба имели сообщение с жителями соседнего острова, «населенного людьми, которые на всех прочих островах слывут весьма жестокими, и говорят, они едят человечину. У них имеется множество каноэ, на коих они объезжают все острова Индий, грабя и забирая все, что могут. Люди эти с виду не безобразнее других, разве что у них в обычае ходить с длинными, как у женщины, волосами, они вооружены луками и стрелами, тоже из тростника, с деревянным наконечником, ибо железа у них нет. Они отличаются свирепостью от прочих племен, которые сверх меры боязливы, я, однако же, нисколько не склонен ценить их выше прочих. Они общаются с женщинами с Матинино».

Современные исследователи не знают, какой именно остров имел в виду великий генуэзец; можно лишь уверенно предполагать, что он относился к группе Малых Антильских. Впрочем, другие первооткрыватели размещали «амазонок» Нового Света по всей Южной Америке. В тридцатых годах шестнадцатого века испанские королевские чиновники Хуан де Сан Мартин и Антонио де Лебриха отправились в поход по территории нынешней Колумбии (тогда этой местности еще только предстояло получить название Новая Гранада) под предводительством конкистадора Гон-сало Хименеса де Кесада. Добросовестные испанцы сообщали в Мадрид:

«Когда лагерь находился в долине Боготы, мы получили известия об одном народе женщин, живущих самостоятельно, без проживания у них индейцев [мужчин]; посему мы назвали их амазонками. Эти, как говорят те, кто нам о них сообщил, от некоторых рабов, ими купленных, они зачинают детей, и если рожают сына, то отправляют его к его отцу, а если это дочь, то растят ее для увеличения этой их республики. Сказывают, что они используют рабов только для зачатия от них, коих сразу же отправляют обратно, и потому в подходящий момент их отсылают, и точно так же они в нужный момент у них имеются».

Любопытный Кесада немедленно отрядил на поиски амазонок своего брата «с кое-какими людьми, пешими и конными, чтобы посмотреть, было ли оно так, как сказывали индейцы». Отряд испанцев двинулся в глубь континента, причем по мере приближения к загадочным незнакомкам их интерес подогревался слухами о том, что они «очень богаты на золото и что от них приносится то самое золото, что есть в этом краю». Однако «из-за множества густопоросших гор, встречавшихся на пути», испанцы так и не добрались до места назначения. Они утверждали, что им оставалось проделать всего три или четыре дневных перехода, но это последнее расстояние они не преодолели. Правда, по пути конкистадоры открыли «долины с большими поселениями», но там жили обычные индейцы, а любительницы рабов так и остались существовать лишь в отчетах и в пылкой воображении испанцев.

Несколькими годами позже конкистадор Гонсало Писарро (брат Франциско Писарро, завоевателя Перу, и троюродный брат не менее знаменитого Эрнандо Кортеса) решил отправиться из Кито на поиски местности, изобилующей, по слухам, корицей. К его экспедиции присоединился и его дальний родственник, Франциско де Орельяна. Перевалив со страшными потерями через Анды и оказавшись в заболоченных джунглях, испанцы построили небольшую «бригантину», а вернее сказать, большую лодку для спуска по реке Напо. Писарро остался в лагере, а Орельяна с командой из пятидесяти семи человек отправился вниз по течению за продовольствием, которое рассчитывал найти в нескольких днях пути. Но он ничего не обнаружил и вместо того, чтобы вернуться обратно, решил продолжать путь на свой страх и риск в надежде добраться до испанских колоний на атлантическом побережье.

12 февраля 1542 года испанцы выплыли к месту слияния трех рек, одной из которых еще только предстояло получить название Амазонка. Ширина ее здесь такова, что противоположный берег не был виден. Бурное течение и водовороты делали плавание опасным. Позднее, в устье, конкистадоры познакомились с редким явлением, которое индейцы называли «поророка», — стремительное течение самой реки, столкнувшись с приливным океанским течением, вызывало волны высотой до пяти метров, сметавшие все на своем пути.

Испанцам пришлось построить более надежное судно; на нем они и продолжили путь по реке, которой поначалу дали имя Орельяны, руководителя экспедиции. Меньше всего в этом походе конкистадоров интересовали женщины, тем более воинственные. Они предпочитали золото, которое, судя по словам индейцев, в изобилии имелось ниже по течению реки. Но выяснилось, что путь к золоту охраняется народом местных амазонок, называемых «конья-пуяра», или «великие сеньоры». По крайней мере именно так рассказали им индейцы, а случившийся в экспедиции доминиканский монах, брат Гаспар де Карвахаль, выполнявший роль летописца, подробно описал как слухи и россказни о «великих сеньорах», так и их самих.

Брата Гаспара, как монаха, амазонки, конечно, интересовать не могли. Золото тоже не должно было его интересовать: орден доминиканцев был основан как нищенствующий, его членам вменялось в обязанность отказаться от имущества и жить подаянием (обязанность эту, правда, отменили лет за двадцать до экспедиции). Если говорить о миссионерской деятельности, то, судя по оставленному братом Гаспаром трактату, она сводилась преимущественно к вымениванию у индейцев продовольствия и непрерывным перестрелкам. Гонсало Писарро, в окружении которого состоял монах до того, как волею судеб оказался в отряде Орельяны, прославился массовым уничтожением индейцев, превзойдя в этом едва ли не всех своих собратьев по Конкисте. И сам брат Гаспар без всякого смущения писал: «…после Бога только арбалеты поддерживали в ту пору наше бренное существование». Но каковы бы ни были мотивы, заставившие скромного служителя Церкви отправиться в экспедицию, поместившую Бога и арбалет в одном смысловом ряду, к своей задаче летописца он отнесся с полной добросовестностью. Много внимания уделил он и поиску амазонок.

«Индейцы с превеликим вниманием выслушали то, что им сказал капитан, и сказали нам, что если мы желаем увидеть амазонок… то прежде должны взять в толк, на что отваживаемся, ибо нас мало, а их много, и они нас перебьют. Лучше всего, по их мнению, нам остаться на их, индейцев, земле, а они, мол, позаботятся обо всем, в чем мы испытываем нужду».

Однако амазонки, а точнее, принадлежавшее им золото продолжали манить испанцев. И после долгих поисков они оказались в индейском селении, которое, по словам его жителей, входило во владения воинственных женщин.

«В тот день мы пристали к селению средних размеров, обитатели которого вышли нам навстречу. В этом селении была очень большая площадь, а посреди нее большущий щит со сторонами, равными десяти пье (примерно 280 см) каждая, и на нем рельефно был вырезан город, обнесенный стеною с воротами. У ворот стояли две очень высокие островерхие башни с окнами, и в каждой башне было по воротам, приходившимся друг против друга, и у каждых ворот стояло по две колонны, и вся эта диковина покоилась на двух страшно свирепых львах, которые поддерживали ее своими лапами и когтями, оборотив головы назад, как бы подстерегая один другого, а в самой середине щита была круглая площадка, и в центре ее зияло отверстие, через которое индейцы вливали „чичу“ и приносили ее в дар солнцу; „чича“ — это вино, которое они пьют, а солнце — это то, чему они поклоняются и что почитают своим богом, и в заключение могу лишь сказать — все это сооружение было истинным загляденьем, и сия удивительная штука всех нас так поразила, в том числе и капитана, что он осведомился у одного из индейцев о том, что на ней изображено, что это такое или хотя бы в ознаменование чего это у них поставлено на площади. Индеец отвечал, что они подданные и данники амазонок, что служат амазонкам не чем иным, как только украшая крыши своих домов-капищ перьями попугаев… что все селения, которые амазонкам подвластны, устроены точно так же, и это сооружение установлено у них в их честь, и они поклоняются ему, как памятному знаку своей владычицы, повелительницы всей страны упомянутых жен».

Но капище, украшенное перьями попугая, оказалось единственным свидетельством наличия в этих землях загадочных амазонок. Самих женщин испанцы так и не обнаружили и продолжили свое путешествие вниз по реке, которая еще не была обозначена на картах и которой Орельяна без ложной скромности присвоил свое имя.

«Вот так мы и плыли и начали себе приискивать подходящее для стоянки место, где можно было бы тихо-мирно отпраздновать праздник достославного и блаженного святого Иоанна Крестителя, и, по соизволению Всевышнего, обогнув выступ берега, вдающийся в реку, мы увидели на суше впереди себя много больших селений, белевших издали. Так мы неожиданно набрели на благодатную землю и владение амазонок».

Празднование святого дня, однако, не прошло так «тихо-мирно», как мечталось ученому доминиканцу. Индейцы при виде плывущего корабля высыпали навстречу незваным гостям. Правда, Орельяна, по словам брата Гаспара, «надеялся уладить дело миром и стал кричать им, убеждая их в нашем миролюбии». Но индейцы в миролюбии испанцев не были убеждены в достаточной мере. Они разрешили им пройти через свои земли, но предупредили, что впереди их уже поджидают, захватят в плен, а затем «препроводят к амазонкам». «Мы, однако же, не убоялись, — сообщает доминиканец, — и направились к селениям… И вышло так, что, когда мы высаживались, индейцы стали на защиту своих жилищ…»

Служитель Церкви, несмотря на свое намерение «тихо-мирно» отметить святой праздник, принял участие в набеге и даже пострадал: был ранен стрелою в бок. Но складки сутаны ослабили удар, и рана оказалась неопасной. Он пишет:

«Битва, здесь происшедшая, была не на жизнь, а на смерть, ибо индейцы перемешались с испанцами и оборонялись на диво мужественно, и сражались мы более часа, но индейцев не покидал боевой дух, скорее наоборот — казалось, что в бою их смелость удваивается. Хотя немало тел устилало берег, их соплеменники шли прямо по трупам, и если уж отступали, так только затем, чтобы снова ринуться в драку».

В этот день испанцам наконец «посчастливилось» увидеть тех, кого они так долго и безуспешно искали в джунглях будущей Амазонки. Доминиканец пишет:

«Я хочу, чтобы всем ведома была причина, по которой индейцы так защищались. Пусть все знают, что тамошние индейцы подданные и данники амазонок и что, узнав о нашем приближении, они отправились к ним за помощью, и десять или двенадцать явились к ним на подмогу. Мы видели воочию, что в бою амазонки сражаются впереди всех индейцев и являются для оных чем-то вроде предводителей. Они сражались так вдохновенно, что индейцы не осмеливались показать нам свои спины. Того же, кто все-таки показывал врагу свою спину, они убивали на месте прямо у нас на глазах своими палицами. Именно по этой причине индейцы стойко оборонялись».

Ни горячка боя, ни свежая рана не помешали любознательному монаху рассмотреть своих противниц:

«Сии жены весьма высокого роста и белокожи, волосы у них очень длинные, заплетенные и обернутые вокруг головы. Они весьма сильны, ходят же совсем нагишом — в чем мать родила, и только стыд прикрывают. В руках у них луки и стрелы, и в бою они не уступают доброму десятку индейцев, и многие из них — я видел это воочию — выпустили по одной из наших бригантин целую охапку стрел, а другие — может быть, немногим меньше, так что к концу боя бригантины наши походили на дикобразов».

Однако в конце концов индейцы, несмотря на помощь женщин, потерпели сокрушительное поражение от рук испанцев.

«Господь наш смилостивился над нами, приумножив наши силы и мужество, и нашим товарищам удалось убить семерых или восьмерых из тех амазонок, и мы сами были очевидцами этого, и индейцы, видя их гибель, совсем пали духом и были разбиты и рассеяны».

Конкистадоры, опасаясь многочисленности индейцев, предпочли покинуть разоренное ими селение. Но их интерес к амазонкам удовлетворен не был. И когда они вскоре после этого захватили в плен индейца, Орельяна стал расспрашивать его о тех, с которыми ему только что довелось сразиться.

«Индеец сказал, что это были женщины, которые живут внутри страны в четырех или пяти днях пути от побережья реки, и что они пришли ради местного сеньора, их вассала, чтобы защитить от нас побережье. Еще капитан спросил его, были ли они замужними и есть ли у них мужья сейчас, и индеец сказал, что мужей у них нет».

Индеец также сообщил, что женщины эти очень многочисленны — он смог перечислить по памяти названия семидесяти их селений, в некоторых из которых бывал сам. «Капитан спросил, не из соломы ли строят они свои жилища, и индеец ответил, что нет — не из соломы, а из камня и устраивают в них ворота и что из одного селения в другое ведут дороги, огороженные как с одной, так и с другой стороны, и на тех дорогах в некотором удалении друг от друга устроены заставы, где размещается стража, коя взимает пошлины с тех, кто дорогами пользуется. Капитан спросил его, очень ли велики их селения, и индеец ответствовал, что да — очень велики».

Естественно, что испанцев весьма интересовал вопрос о том, рожают ли эти женщины. «…Индеец сказал, что рожают, и тогда капитан удивился: как же это возможно, могут ли они родить, если живут незамужними и среди них нет мужчин. Индеец ответил, что они вступают в общение с мужчинами в определенную пору и когда им на то приходит охота. Мужчины же происходят из некой провинции одного очень важного сеньора, которая сопредельна с землею оных женщин; они — белые, только что нет у них бороды, они и приходят к тем женщинам, чтобы с ними общаться. Капитан не мог взять в толк, приходят ли они по доброй воле, или их приводят силою, и живут ли они у них только некоторое время и затем уходят. Говорят, если эти женщины, забеременев, рожают мальчика, то его убивают или отсылают к отцу; если же у них рождается дочь, то ее пестуют и холят с превеликой радостью; и говорят, что у этих женщин есть главная сеньора, которой все остальные повинуются, и зовут ее Корони».

Но информация, которую индеец, а за ним и доминиканец приберегли на конец своего рассказа, затмила подробности о демографической политике амазонок Нового Света. «Индеец сказал также, что там полным-полно золота и других богатств и что все важные сеньоры и знатные женщины пьют и едят на золоте, и у каждой в доме огромные сосуды тоже из золота… Он сказал, что в городе… имеется пять „домов солнца“, где они держат идолов из золота и серебра в образе женских фигур, а также много всякой посуды для этих идолов, и что сии дома со всех сторон, от самого своего основания и до половины человеческого роста в высоту, выложены серебряными плитами, и что сиденья в этих домах из такого же серебра, и поставлены они перед серебряными же столами, за которыми амазонки сидят в часы своих возлияний… Сии женщины носят одежду из шерсти, так как, по словам индейца, у них много овец, таких же, как в Перу; все они также носят на себе много золотых украшений…»

Вдохновленный то ли образами прекрасных воительниц, то ли мыслями о золоте, которым они владели, Орельяна переименовал открытую им реку в Амазонку. Он прошел по реке от истоков до устья — чем и вписал свое имя в список великих путешественников, — а вернувшись в Испанию, добился права завоевания и колонизации открытой им страны и звания ее правителя. Но вторая экспедиция с самого начала «не задалась». Не хватало людей, снаряжения, провизии… Из трех кораблей один затонул на переходе через Атлантику. Два других, достигнув устья великой реки, отправились вверх по течению. Испанцы страдали от тропических болезней, нехватки продовольствия и постоянных стычек с индейцами. Вскоре умер и сам Орельяна. Но он не был последним искателем амазонок, а главное, их золота.

В 1596 году в Англии вышла книга «Открытие богатой, обширной и прекрасной Гвианской империи», автором которой был Уолтер Рэли — английский джентльмен, путешественник, пират и поэт. Совершив несколько исследовательских (и, попутно, пиратских) плаваний к берегам Северной Америки, в 1592 году он угодил в опалу, какое-то время даже просидел в Тауэре, а выйдя оттуда, организовал очередную полупиратскую экспедицию — на сей раз в Америку Южную. Теперь флот Рэли действовал у побережья современной Венесуэлы и на реке Ориноко. Якобы открытая им «Гвианская империя» была разукрашена фантазией Рэли так, что скромная реальность была за ней почти неразличима, но, как отмечают современные исследователи, кроме рекламных вымыслов, в его книге содержится и множество верных наблюдений. На этом сверкающем золотом фоне рассказ об амазонках выглядит достаточно скромно. Рэли пишет:

«…На южном берегу главного устья Ориноко живут арваки, за ними каннибалы, а южнее их — амазонки… Я расспросил самых старых и более всего путешествовавших индейцев оренокепони и получил сведения о всех реках между Ориноко и Амазонкой и весьма стремился узнать истину об этих воинственных женщинах-амазонках, потому что некоторые в них верят, другие же нет. И хотя я отклоняюсь от цели, но все же изложу то, что мне рассказали об этих женщинах (а я говорил с касиком, или властителем, орено-кепони, сказавшим мне, что он был на этой реке, а также и за нею). Племена этих женщин живут на южном берегу реки в провинциях Топаго (возможно, департамент Бояка в современной Колумбии. — О. И.), а главные их укрепленные места и убежища — на островах, расположенных южнее входа в нее, примерно в шестидесяти лигах к югу от устья… Те, что живут неподалеку от Гвианы, соединяются с мужчинами один раз в год, на протяжении месяца, который, как я понял из объяснений индейцев, соответствует апрелю. В это время собираются все короли приграничных стран и королевы амазонок, и после того как королевы сделают свой выбор, остальные мечут жребий на своих Валентинов. Этот один только месяц они веселятся, танцуют и пьют свои вина в изобилии, а когда месяц кончается, все они уходят в свои провинции. Если амазонки понесут и родится сын, они отдают его отцу, если же дочь, то выкармливают ее и оставляют у себя, и сколько родится у них дочерей, столько они посылают отцам подарков, ибо все хотят, чтобы их пол и род увеличивались в числе. Однако я не нашел подтверждения тому, что они отрезают правый сосок на груди. Мне рассказывали затем, что если они во время войны берут пленных, то имеют обыкновение соединяться с ними когда бы то ни было, но потом обязательно убивают их, потому что амазонки, как говорят, очень кровожадны и жестоки, особенно к тем, кто пытается проникнуть в их земли. У амазонок также много этих дисков из золота, которые они добывают в обмен главным образом на некую разновидность зеленых камней, которые испанцы называют пьедрас ихадас. Мы применяем их при болезнях селезенки, при каменной болезни их ценность также велика. Я видел много таких камней в Гвиане, и обычно у каждого короля или касика есть один камень, который, по большей части, носят его жены, и они считают эти камни великой драгоценностью».

Как и Орельяна, Рэли совершил и вторую экспедицию в открытые им земли. Но между первой и второй экспедициями в Англии произошли большие перемены — умерла королева Елизавета, ее преемник Яков I, сын казненной Елизаветой Марии Стюарт, ревностный католик, был сторонником мира и дружбы с Испанией, Испания же претендовала на владение всем Новым Светом. Рэли получил королевскую инструкцию: действовать лишь на землях, не контролируемых испанцами. Разумеется, столкновение было неизбежным, но опальный флибустьер рассчитывал на успех — «победителей не судят». Увы, на этот раз победителем он не стал — его атаки на испанские укрепления были отбиты. Посол Мадрида в Лондоне заявил протест и потребовал покарать преступника, что Яков I с удовольствием и исполнил — по возвращении в Англию Рэли был обезглавлен.

С тех пор никто не встречал в тропических лесах Амазонки ни высоких светлокожих воительниц, ни их многочисленных городов, изобилующих золотом. О них напоминает в Новом Свете только название величайшей водной артерии мира.

В Северной Америке с амазонками дело обстояло значительно скромнее, чем в Южной. Колонизаторы не писали ни о государствах воинственных женщин, ни об их городах, полных золота. Здесь никто не сталкивался в бою с нагими белокожими красавицами. Правда, около 1550 года португальский писатель Васко де Лобейра «населил» Калифорнию грифонами и амазонками — но его амазонки были черными, а книга — не географическим трудом, но рыцарским романом. Те немногие индианки, которых бледнолицые встречали на тропе войны, имели такой же цвет кожи, что и их соплеменники, одеты были сообразно боевым традициям своего племени, и золота на них висело не больше, чем на прочих. И именно поэтому сведения о них воспринимаются со значительно большим доверием.

Впрочем, таких женщин было немного. У большинства племен, живших на территории нынешних Соединенных Штатов и Канады, женщины непосредственного участия в боях старались не принимать. Но поскольку индейцы непрерывно воевали между собой, а потом и с бледнолицыми, индианки волей-неволей оказывались втянуты в боевые действия. Войны велись с исключительной жестокостью, мужчин в плен вообще не брали, а если и брали, то только для того, чтобы подвергнуть пыткам и в конце концов убить. Что же касается женщин, нравственные законы индейцев отнюдь не предписывали галантного отношения к пленницам, а значит, и самим женщинам поневоле приходилось брать в руки оружие.

Один из вождей пиеганов высказывал в конце восемнадцатого века предположение, что эпидемия оспы, поразившая его племя, была наказанием за то, что его соплеменники слишком часто убивали вражеских женщин.

Эдвин Дениг, всю жизнь проживший в тесном общении с индейцами и дважды женатый на индианках, писал в середине девятнадцатого века в своих заметках об индейцах кроу: «…B битве они по возможности берут в плен женщин и детей вместо того, чтобы размозжить их головы, как это делают представители других племен. Они и их друзья и братья хидатсы — единственные из известных нам племен, проявляющие подобный гуманизм». Тот же Дениг писал, что «черноногие, сиу, кри и ассинибойны убивают женщин и детей и пляшут над их скальпами точно так же, как над мужскими».

Конечно, пленниц убивали не всегда. Иногда они могли стать и законными женами, все зависело от обстоятельств. Но чаще их насиловали, скальпировали, превращали в бесправных наложниц, дарили друзьям…

Джон Данн Хантер, проведший девятнадцать лет в плену у индейцев Запада, был свидетелем того, как вождь племени омахов, попавший в плен к канзам, похвалялся перед их вождем: «Это я захватил твою жену прошлой осенью. Мы ослепили ее, вырвали язык и обращались с ней как с собакой. Сорок наших молодых воинов…» С точки зрения индейцев, это был весьма достойный монолог. Но закончить рассказ вождю не дали — в самом патетическом месте раздался выстрел.

В целом индианки не имели особых оснований проявлять гуманность по отношению к представителям враждебных племен. Поэтому, даже и не участвуя в военных действиях, женщины тавакони, тавехаши, канзов, осейджей, пауни, кроу и многих других племен постоянно обагряли свои руки кровью — им было принято отдавать на расправу пленников.

Очень часто в индейских селениях стоял специальный столб, который в дни войны красили в черный цвет. После того как мужчины приводили пленников, женщины и дети выстраивались возле столба с дубинками и камнями в руках, образуя живой коридор. Жертвы должны были бежать по этому коридору, осыпаемые градом ударов, причем многих забивали до смерти.

В начале девятнадцатого века Энтони Гласс, торговец, бывший полуофициальным представителем правительства Соединенных Штатов среди индейцев Техаса, писал об индейцах тавехаши:

«Метрах в двухстах от деревни в землю врыт столб. Пленников раздевают догола и привязывают к нему. Они остаются там некоторое время, и все люди приходят посмотреть на них. После этого женщины и дети забивают их палками до смерти. Затем они срезают с костей мясо и развешивают его в двух разных концах деревни».

Вообще о том, как индейцы, в том числе женщины, обращались с пленниками, можно было бы писать долго и эмоционально, а читать с большим и не вполне здоровым интересом. Но авторы настоящей книги вполне согласны с неким евроамериканцем, которого (не называя его имени) цитирует Юрий Стукалин в своей «Энциклопедии военного искусства индейцев Дикого Запада»:

«Зверства, которым они подвергают пленников, так велики, что даже рассказ о них вызовет ужас и сделает рассказчика причастным к ним».

Поэтому, дабы не сделаться причастными к пыткам, которым подвергали своих врагов прекрасные скво, перейдем к значительно менее кровавому рассказу об индианках, которые просто брали томагавк и выходили на тропу войны вместе со своими мужьями и братьями.

У некоторых индейцев было принято, чтобы женщины сопровождали мужчин в набегах. С воинами племени омахов обычно шли несколько скво, которых называли «сестрами». «Сестры» готовили для мужчин и заботились об их одежде. Им причиталась доля из общей добычи… Ходили на войну и женщины племени понков. Им дозволялось участвовать в воинских плясках и надевать на себя соответствующие регалии. Например, те, кто угонял вражеских лошадей, танцевали с кнутом в руках… Жены хадитасов, ходившие в походы со своими мужьями, получали право по возвращении нанести на свое лицо черную краску-знак победы… В племени манданов женщины, отличившиеся в бою, носили те же знаки отличия, что и воины-мужчины. Во время Пляски Скальпов индейские «амазонки» похвалялись своими подвигами наравне с мужчинами. Многие индианки гордились тем, что им доводилось в бою «посчитать ку». Это означало дотронуться до врага рукой или любым предметом, например, специальным шестом для подсчета ку. Убивать врага было при этом не обязательно, подсчитанное ку подразумевало опасность, которой подверг себя посчитавший, и служило показателем его храбрости.

Часто принимали участие в битвах индианки племени шайенов — обычно вместе со своими мужьями или братьями. Индеец по имени Бизоний Горб рассказывал: «Храбрая женщина из южных шайенов поехала на битву вместе с братом. Под ним подстрелили лошадь, и он не мог подняться с земли. Женщина осталась рядом с ним и отбивалась от врагов, пока не прискакал другой воин, который взвалил ее брата на своего коня и вывез с поля боя».

Шайенки участвовали в дележе добычи и образовывали свои сообщества, нечто вроде союзов «амазонок», в которые не допускали посторонних. Воинственные скво настолько свято хранили свои секреты, что этнографы до сих пор толком не знают, чем же они там занимались. Членом одного из таких союзов была шайенка Эхиофста, что в переводе означает Женщина с Желтыми Волосами, или попросту Блондинка. Откуда взялась блондинка среди шайенов, теперь понять трудно. Отцом ее был индеец по имени Стоящий в Лесу, дядей — другой индеец, зовущийся Бык с Плохим Лицом. Но от кого бы ни унаследовала Блондинка золотые волосы, характером она пошла в своих самых воинственных индейских предков.

Сохранились воспоминания о битвах, в которых участвовала Блондинка. Она начала свою военную карьеру в 1868 году, в битве на Бичер-Айленд, когда шайены и сиу восемь дней осаждали отряд войск США под командой полковника Форсайта. Но такого «боевого крещения» было недостаточно для вступления в женский военный союз. В него Блондинка была принята после своей первой битвы с шошонами (всего она сражалась с шошонами по крайней мере дважды). Это случилось вскоре после битвы на Бичер-Айленд. Однажды мужчины-шайены ушли на охоту. Женщины и дети, оставшиеся в лагере, могли стать легкой добычей ненавистных шошонов, поэтому для их защиты была оставлена группа воинов, в числе которых была и Блондинка. Воины спрятались в засаде, и когда шошоны, прельстившись мнимой беззащитностью врагов, напали на лагерь, шайены ринулись из укрытия. Блондинка сражалась верхом, спешиваясь лишь для того, чтобы снять скальп с поверженного ею врага. Битва закончилась полной победой шайенов, но вскоре выяснилось, что несколько шошонов бежали и прячутся среди скал. Опасности для лагеря они уже не представляли, но добить их все же требовалось, и златокудрая скво выговорила себе право на одного из беглецов. Пленника притащили к Блондинке, и она, подняв его руку, нанесла ему смертельный удар в подмышку, а потом оскальпировала.

В знаменитой битве на Роузбад 17 июня 1876 года с одной стороны сражались сиу и шайены, а с другой — войска Соединенных Штатов и индейцы кроу и шошоны. Эта битва прославила двух женщин из числа принявших в ней участие. Шайен по имени Вождь Появляется в разгар боя приблизился к шеренге вражеских солдат, и лошадь под ним была убита. Смельчаку грозила гибель, но его сестра Тропа Бизонихи поскакала за ним под шквальным огнем и вынесла брата из-под обстрела. С тех пор шайены так и называли это сражение — «Битва, в которой девушка спасла брата». А сама героиня получила второе имя — Смелая Женщина. В том же году она сражалась рядом со своим мужем Черным Койотом в битве на Литтл-Бигхорн, в которой войска США потерпели самое серьезное поражение за все время войн с индейцами. Шайены не сомневаются, что именно Тропа Бизонихи выбила из седла командовавшего американскими войсками генерала Джорджа Кастера, убитого в этом сражении.

В уже упомянутой битве на Роузбад, но на стороне кроу приняла участие девушка по имени Другая Сорока. В отличие от своих соплеменников она отправилась в бой без винтовки, вооруженная лишь ножом и шестом для счета ку. Ее сопровождала подруга, чье имя — Находит Их и Убивает Их — говорило само за себя. Другая женщина-кроу, чье имя, Красивый Щит, тоже было достаточно выразительным, рассказывала о сражавшихся в этой битве соплеменниках: «Я видела двух женщин, Находит Их и Убивает Их и Другая Сорока, скачущих и поющих вместе с ними… У Другой Сороки был длинный шест для счета ку, с пером на тонком конце». Женщины увидели, что один из кроу, по имени Бычья Змея, был сбит с коня и попал в окружение. Они кинулись ему на выручку, и Другая Сорока посчитала ку на воине сиу, убила его и скальпировала. Добытый ею скальп был одним из одиннадцати, которые воины кроу взяли в этой битве. Она разрезала его на куски и раздала соплеменникам, чтобы они привязали их к шестам во время Пляски Скальпов. Красивый Щит поведала, что Другая Сорока имела весьма воинственный вид: лоб ее покрывала желтая боевая раскраска, а на голове было закреплено чучело дятла.

Индеец племени бладов, по имени Хвост Ласки, рассказывал американскому этнографу Джону Юэрсу о том, как в молодые годы, пришедшиеся на середину девятнадцатого века, он участвовал в набегах, чтобы угонять лошадей. Его жена, которую звали Бросающая Вниз, обычно отправлялась вместе с ним, пока не родился их первый ребенок. Хвост Ласки говорил: «Она сказала, что любит меня, и, если мне суждено быть убитым, она хотела бы, чтобы ее убили вместе со мной. Моя жена была со мной в пяти битвах. Она носила шестизарядный револьвер и умела с ним обращаться. Однажды она угнала у врагов лошадь с седельной сумкой, полной боеприпасов, и боевой дубинкой». Хвост Ласки говорил, что его жене не приходилось заниматься в этих походах женской работой. Она была воином, а для приготовления пиши и прочих хозяйственных дел вождь брал с собой юношей от четырнадцати до двадцати лет.

Жена верховного вождя бладов Красная Ворона, участвуя вместе с мужем в военном походе, отобрала ружье у вражеского воина — это считалось величайшим военным подвигом.

В 1776 году войска генерала Резерфорда вели бои с индейцами чероки в Северной Каролине. Война шла на уничтожение, бледнолицые сожгли тридцать шесть индейских поселений. После одного из сражений солдаты обнаружили в числе убитых индейцев женщину, одетую как воин, в полной боевой раскраске, с луком и стрелами.

В то время как одни бледнолицые уничтожали индейцев, другие столь же активно обращали в христианство тех, кто остался в живых. Монах-иезуит Николас Пойнт приехал в Северную Америку в тридцатые годы девятнадцатого века. Отец Николас принес индейцам не только крест, но и карандаш: он любил рисовать, а его паства охотно позировала. Рисунки монаха сохранились по сей день и были опубликованы. На них среди прочих можно увидеть изображение женщины на коне, в боевом вооружении и с томагавком в руках. Считается, что это — портрет воительницы по имени Куиликс. Монах оставил не только альбомы с рисунками, но и путевые записки, в которых рассказал о своих путешествиях по Скалистым горам и о знакомстве с «молодой женщиной из племени пан д’орей, известной за неустрашимость в битвах». Она возглавляла группу воинов своего племени в войне с черноногими. И хотя художественно одаренный монах изобразил воительницу не в самой удобной для сражения одежде (возможно, из соображений благопристойности), но томагавк, которым потрясает Куиликс, не оставляет сомнений в серьезности ее намерений.

Воинственные женщины вдохновляли на творчество не только святого отца. Рисовал их и известный индейский художник Амос, сын Быка Злое Сердце. В своей «Пиктографической истории оглалов-сиу» он изобразил группу воинов-сиу, отправляющуюся в военный поход. Из восьми членов группы двое — женщины. Идут они, правда, сзади, как и подобает скромным скво, но ведь бой еще не начался…

Еще один художник, Рудольф Курц из Швеции, в середине девятнадцатого века провел пять лет на Миссисипи и в верховьях Миссури. Курц оставил множество зарисовок из быта индейцев. К сожалению, амазонок на этих рисунках нет. Но зато Курцу довелось познакомиться со знаменитой Женщиной Вождем, которая в течение многих лет возглавляла военные экспедиции кроу. Швед встретил ее в фактории Форт-Юнион. Он писал в своем дневнике: «В полдень появилась знаменитая амазонка кроу. М-р Дениг позвал меня в свой офис, чтобы дать мне возможность взглянуть на нее. Она не выглядела ни дикой, ни воинственной. Напротив, когда я вошел в комнату, она сидела, сложив руки на коленях, как делают при молитве. Ей около 46 лет; она кажется скорее скромной и добросердечной, чем скорой на ссору».

Амазонка не вдохновила художника на создание портрета, вместо этого он выпросил на память скальп, снятый ею с врага. И в этом Курц ошибся, потому что скальпов до наших дней и без него дошло немало, а вот портретов знаменитой амазонки не сохранилось ни одного. И теперь можно только гадать, в какой мере Женщина Вождь действительно была женщиной. Эдвин Дениг, оставивший краткую биографию воительницы, писал, что в молодости «она довольно неплохо выглядела». Но поскольку сам Дениг знал свою героиню лишь последние двенадцать лет ее жизни, его комплимент остается весьма сомнительным. В то же время Дениг признавал, что Женщина Вождь в юности не вызывала нежных чувств у молодых воинов. Можно было бы сказать, что она осталась старой девой, но это заявление не вполне корректно, ибо, прославившись и разбогатев, воительница взяла в жены девушку. Официальной целью этой женитьбы было освободить Женщину Вождя от хозяйственных хлопот. Но, видимо, молодая супруга плохо справлялась с хозяйством, потому что через некоторое время воительница обзавелась гаремом, взяв еще трех жен. Но как бы ни складывалась семейная жизнь знаменитой амазонки, ни слова «Женщина», ни слова «Вождь» в ее имени никто не оспаривал.

Женщина Вождь была родом из племени гровантров. В десятилетнем возрасте она попала в плен к индейцам кроу и стала приемной дочерью в одной из семей. Уже тогда она мало интересовалась домашним хозяйством, зато прекрасно скакала на коне, стреляла из лука и увлекалась охотой на птиц. Позднее она научилась стрелять из ружья и стала равной, если не первой охотницей среди молодых мужчин-кроу. Повзрослев, девушка превосходила своих сверстниц ростом и силой. Она могла за один раз убить четыре-пять бизонов, разделать их без посторонней помощи и погрузить на коней. Но одевалась она всегда как женщина.

Когда ее приемный отец умер, девушка взяла на себя заботу о семье, заменив младшим детям и отца, и мать. Уже в первом своем бою она проявила себя не только как воин, но и как вождь. Палатки кроу, стоявшие возле торгового поста бледнолицых, были атакованы черноногими. Оставшиеся в живых кроу укрылись за стенами форта. Черноногие вызвали кроу на переговоры, но никто из воинов не решился пойти на риск, и только будущая Женщина Вождь рискнула выехать навстречу врагам. Черноногие недолго соблюдали дипломатический этикет: пятеро парламентеров открыли стрельбу. В ответ девушка сразила одного из них выстрелом из ружья, а двоих ранила из лука, после чего благополучно скрылась за стенами форта. С этих пор кроу стали слагать песни о ее необыкновенном мужестве.

Через год Женщина Вождь отправилась в свой первый военный набег на черноногих. Она убила одного врага, на втором посчитала ку и захватила трофейное ружье. Ее воины пригнали домой табун из семидесяти лошадей. Военная удача продолжала сопутствовать амазонке, и она была избрана в Совет племенных вождей, заняв там третье по статусу место из ста шестидесяти. С тех пор она и получила свое знаменитое имя Женщина Вождь.

Знаменитая амазонка продолжала водить отряды на черноногих и возвращалась с огромной добычей. Кроме того, она увлекалась охотой на гризли, причем предпочитала охотиться в одиночестве. Ее богатства и влияние росли, но Женщину Вождя влекла дипломатическая карьера. После двадцати лет боев и походов она решила заключить мир между кроу и своим родным племенем гровантров. В сопровождении четырех воинов она отправилась на север от Миссури и встретилась с группой гровантров, возвращавшихся домой после визита в Форт-Юнион. Знакомство прошло мирно и даже сопровождалось совместным курением трубки. Женщине Вождю и ее свите было предложено отправиться в главный лагерь гровантров. Но в пути враги вспомнили былые обиды, и делегация кроу во главе со знаменитой амазонкой была расстреляна.

Другая скво, которая прославилась тем, что возглавляла военные набеги индейцев, была в отличие от Женщины Вождя весьма женственна. Ее звали Бегущий Орел, и она происходила из племени черноногих. В юности Бегущий Орел вышла замуж, но ее муж пал от руки кроу. Безутешная вдова обратилась к Солнцу с мольбой о мести. Божество оказалось сговорчивым и пообещало сделать скво великим воином, но потребовало за это цену, которую слабая женщина в конце концов не смогла заплатить. Отныне она должна была под угрозой гибели воздерживаться от мужской любви. О любви женской Солнце вдову не предупредило, но с этой стороны у Бегущего Орла все было традиционно, по крайней мере в отличие от Женщины Вождя жен она не брала.

Поначалу все шло прекрасно. Великой славы Женщины Вождя Бегущий Орел не снискала и в Совет вождей не вошла, но ее воинские успехи вызывали уважение у соплеменников. Она совершала набеги на плоскоголовых во главе отрядов из нескольких десятков человек, и эти набеги всегда были успешны. Бегущий Орел в разговоре со своими подчиненными любила подчеркивать, что она — всего лишь слабая женщина. В походе она выполняла всю женскую работу. Ее воины пытались протестовать, уверяя, что предводителю отряда, идущего войной на плоскоголовых, неприлично готовить еду и чинить чужие мокасины. «Я женщина. Вы, мужчины, не умеете шить», — отвечала Бегущий Орел. Перед боем она молилась: «Солнце! Я не мужчина. Но ты дало мне эту силу делать то, о чем я мечтаю!» После этого она шла на врага и сражалась вполне по-мужски. Как в поведении, так и в одежде Бегущий Орел умело сочетала мужские и женские элементы, выбирая то, что ей было удобно. Но все-таки она оставалась прежде всего женщиной. И погибла она, как говорили, именно потому, что не смогла преодолеть голос пола. Она преступила табу, и один из молодых воинов стал ее возлюбленным. Гнев Солнца обрушился на нарушительницу.

Бегущий Орел, как ей и было предсказано, погибла от вражеской руки. Во время очередного набега она пробралась в лагерь плоскоголовых. Мужчина, увидев незнакомую женщину, заговорил с ней, но Бегущий Орел не знала языка своих врагов и была застрелена.

По мнению антрополога Беатрис Мэдисин, индианки по происхождению, родившейся в резервации в Южной Дакоте, индейцы Равнин не чинили препятствий женщинам, которые хотели идти путем воина. Это был путь, доступный для всех, и любая женщина могла его выбрать. Другое дело, что таких желающих находилось немного.

Авторам настоящей книги неизвестно, как в сегодняшней Америке обстоят дела с путем воина для скво. А вот с путем вождя все обстоит достаточно просто. Получив высшее образование, индианки все чаще претендуют на ведущие роли в своих племенах. Например, в 1985 году во главе племени чероки встала женщина-вождь Уилма Менкиллер. Ее фамилия переводится на русский язык как «убийца мужчины». Мужчин Уилма не убивала, а вот управлялась она с ними очень уверенно, пробыв на посту верховного вождя чероки целых десять лет.

4 марта 2010 года главой племенного Совета мохеганов (не путать с могиканами) была избрана женщина Линн Малерба. Занять эту должность ей предстоит в августе того же года, так что сейчас, когда вы читаете эту книгу, женщина-вождь уже исполняет свои новые обязанности, а заодно и носит новое имя, которое ей по этому случаю присвоили. Теперь пятидесятишестилетнюю мохагенку должно называть Мутави Мутахаш — «много сердец». Впрочем, если имеются в виду сердца ее подданных, то их не так уж и много — мохеганы племя немногочисленное. Но зато это одно из самых богатых племен Соединенных Штатов: ему принадлежит гостинично-игорный комплекс «Мохеган сан», в котором трудится почти десять тысяч человек, что в шесть раз превышает численность мохеганов. Сама Много Сердец, хотя и избрана вождем индейского племени, человек не воинственный. И профессия у нее до того, как она стала верховным вождем, была самая мирная: Линн Малерба — медсестра по образованию.