Кули — жемчужина Индии

Итак, флотилия Чжэн Хэ в конце 1405 или в самом начале 1406 года тронулась в путь. Свежий северовосточный ветер надувал паруса шестидесяти двух кораблей, и постепенно исчезали в пасмурной зимней полумгле гористые берега Фуцзяни. Стояла ненастная погода, холодный муссон гнал к югу стада темных туч, которые скрывали от кормчих солнце и путеводные звезды. Поэтому большей частью шли по югоуказуюгцей игле. Трасса этого пути была издавна хорошо известна китайским мореплавателям. То была дорога Фа Сяня и И Цзина, маршрут, расписанный по дням Цзя Данем и проходивший вдоль берегов земель, о которых много и подробно писали Чжу И, Чжоу Гу-фэй, Чжоу Чжу-гуа и Вань Да-юань.

Да-Вьет — Тьямпа — Ява — Суматра — Никобарские острова — Цейлон были промежуточными звеньями на пути в Каликут.

Но почему из великого множества гаваней южных морей выбор императора Чэн-цзу пал именно на Каликут?

Ответ на этот вопрос дают путешественники XV века.

«Гули [Каликут] (в южнокитайском произношении Кули) — сосредоточение торговли для всех стран Западного океана», — говорит Ма Хуань. «Здесь есть, — дополняет его Фэй Синь, — перец, розовое масло, жемчуг, ладан, амбра, кораллы, пучук, цветные хлопчатые ткани и все это вывозится из других стран [на продажу]… и покупают здесь золото, серебро, хлопчатые ткани, голубой и белый фарфор, бусы, ртуть, камфару, мускус, и есть тут большие склады, где хранятся товары… и сюда привозят чудесных коней из западных стран, и стоят они сотни и тысячи золотых монет».

Откроем книгу Афанасия Никитина «Хожение за три моря», написанную спустя несколько десятилетий после плавания Чжэн Хэ.

«А Каликут же есть пристань всего Индийского моря, и пройти его не дай бог никакому судну». Так писал наш знаменитый соотечественник-землепроходец, также говорил и итальянец Николо Конти, и самаркандец Абд-ар-Разак, и агент португальского короля Жуана II Перу Ковильян, благодаря тайным донесениям которого Васко да Гама избрал Каликут конечным пунктом своего индийского маршрута.

Каликут — жемчужина Малабара, стоял в солнечном сплетении главных морских путей Южной Азии. Малабар — узкая полоса на западном побережье Индостана протяжением двести с лишним километров. Эта полоска берега, зажатая между невысокой цепью Западных Гат и морем, была густо усеяна торговыми городами. Почти все они были центрами мелких, «карманных», княжеств, которые яростно враждовали друг с другом, оспаривая первенство в морской торговле. Самой сильной и самой крупной державой (территория ее была чуть больше Москвы) было Каликутское княжество; правитель его носил гордый титул «царя моря» (самудрараджа, саморин португальских авторов) и в какой-то степени он имел на это основание.

Вряд ли была в южноазиатских морях гавань оживленнее каликутской и вряд ли во всех приморских царствах и княжествах Индии был властитель, чьи доходы от всевозможных сборов и пошлин могли бы сравниться с доходами каликутского «царя моря». В Каликуте Запад ветре" чался с Востоком, здесь сходились пути из стран Малайского архипелага, Китая, Индокитая и Коромандельского берега с морскими же трассами, идущими из Мозамбика, Египта, Аравии и Ирана. На рынках Каликута было все, говорит автор замечательной книги «Морской путь в Индию» Г. Харт: «китайский шелк, тонкая хлопчатобумажная ткань местного производства, знаменитая по всему Востоку и Европе, ткань коленкор (ее название произошло от английского слова саНсо — каликутская), гвоздика, мускатные орехи, их сушеная шелуха, камфара из Индии, корица с Цейлона, перец с Малабарского побережья, с Зондских островов и Борнео, лекарственные растения, слоновая кость из внутренних областей Индии и Африки, связки кассии, мешки кардамона, кучи копры, веревки из кокосового волокна, груды сандалового, красного и желтого дерева. Эти товары продавались здесь же или грузились на суда, отправлявшиеся на запад, на север и на юг, к арабам, неграм, египтянам, персам и франкам» .

Здесь начинался великий «перечный путь», ведущий из Индии в Хорзум и Египет, а оттуда в Венецию, дорога, по которой шли в Европу пряности — гвоздика, корица, перец, ревень, имбирь, мускатные орехи, одним словом, все острые и пахучие специи, которые так ценились «франками» и так обогащали венецианских купцов.

«Сам город, — пишет Г. Харт, — не производил большого впечатления на человека, видевшего его впервые. На протяжении около мили дома тесно лепились друг к другу, затем миль на шесть вдоль берега дома становились реже. Стены были «высотой с конного», как выразился один итальянский путешественник в эпоху Гамы, а дома покрыты по большей части пальмовыми листьями». Почти все дома были одноэтажные — дело в том, что стоит «лишь копнуть землю на четыре-пять пядей, чтобы обнаружить воду», так что заложить прочный фундамент, необходимый для возведения крупных зданий, было невозможно. Часть домов более богатых горожан строились из кирпича-сырца, некоторые были каменные, но все были построены хорошо, что свидетельствовало о благосостоянии жителей.

Улицы Каликута, узкие и нередко извилистые, меняли свое направление в зависимости от протоков и каналов. С высоких кокосовых пальм и лоз черного перца, росших повсюду, прыгали обезьяны; по крышам и ветвям деревьев, оглашая воздух хриплыми криками, величественно разгуливали длиннохвостые попугаи. Павлины и голуби, не обращая ни на кого внимания, невозмутимо искали пищу в пыли дорог.

Ночью лисицы и другие мелкие животные делали набеги на сады, поедая плоды и овощи. Хотя все эти грабители причиняли большой урон, религиозные верования страны запрещали убивать их; жители не истребляли даже ядовитых змей, от укусов которых гибло много людей (как гибнет и теперь).

Внизу, у самого моря, набитые ящиками, тюками и мешками, стояли большие склады, специально приспособленные для того, чтобы в них не проникала сырость… Базары находились в центре города; лавки от палящего солнца были защищены навесами. На базарах и на узких улицах с рассвета до темноты, когда было чуть-чуть прохладнее, толпились люди. Индусы, наиры, арабы, персы, сирийцы, турки, высокие стройные сомалийские негры в белых одеждах, с жирными волосами, заплетенными в тонкие косички, китайцы, люди из Аннама [Да-Вьета] и Кохинхины, малайцы… хаджи из Мекки в развевающихся одеждах и в зеленых тюрбанах, дикари-горцы, высокомерные брахманы с тройными шнурками (знак высшей касты), местные христиане и евреи с побережья, негры, рабы и свободные, иной раз какой-нибудь смуглый итальянец — все они встречались на базарах и улицах Каликута.

Хотя в городе слышны были разговоры на двух десятках языков, на сотне диалектов, все же в нем всегда царил мир и порядок.

Лотки и корзины торговцев ломились от товаров. Ка-ликут был богат, а жители его расточительны. На фруктовом рынке грудами лежали горные сливы и красные брин-ды, желтые кораболы величиной с куриное яйцо, зеленые и большие, как орехи, карандели, огурцы, громоздились битком набитые мешки с рисом, с орехами, корзины с семенами кардамона, в которые были подмешаны стручки бетеля, соблазнительные сердцевины пальмы, идущие для прохладительных салатов, корица в палочках и порошке и темно-красные мангостаны, наиболее сладкие из всех плодов.

На лотках высились пирамиды лимонов, апельсинов и манго, кучи бананов всех размеров и цветов. Бруски пальмового сахара были аккуратно разложены на прилавках рядом с кучками коричневого и белого тростникового сахара и длинными связками сладкого тростника. Для любителей крепких напитков стоял в больших кувшинах арак — водка из перебродившего пальмового сока. Здесь были плоды хлебного дерева, душистые розовые яблоки, пальцеобразные стручки тамаринда, сваренные в сахаре или соли. Там можно было купить имбирь зеленый, в виде варенья или глазированный, кокосовые орехи — и молодые полные молока, и спелые с мясистой сердцевиной, которую растирали теркой или резали на ломтики.

Неподалеку от фруктового рынка были расположены лавки рыботорговцев, доверху заваленные сегодняшним уловом, — рыбу привозили ежедневно за несколько миль. Рядом с ними стояли лавки продавцов лекарств и снадобий… Тут же лежали вечно пополняемые кучи ходовых товаров: орехов арековой пальмы и листья бетеля… там можно было найти сандал, который толкли на камнях и смешивали с маслом, а потом втирали в кожу… У кали-кутских аптекарей были и другие товары — бханг (гашиш) — маленькие зловещие пакетики, которые продавались в укромных местах и которые покупатели, таясь, быстро прятали в свои одежды… продавался тут и дурман, вызывающий временную потерю памяти и рассудка. На подносах были навалены коробочки мака, на которых выступали капли — слезы забвения… Желающий мог приобрести живых птиц и зверей — павлинов… ручных обезьян и мангуст, которых покупали с той же охотой, как и теперь, чтобы избавить дома жителей Каликута от полчищ крыс… продавцам драгоценных камней не было нужды расхваливать свои товары. Богачи сами приходили в их лавки, где они сидели на циновках, поставив перед собой весы и разложив крохотные пакетики камней. По первому слову ювелиры рассыпали алмазы, сапфиры, обыкновенные и звездные — с Цейлона, рубины, простые и шпинелевые, — из далекой Бирмы, изумруды и аметисты, гранаты, яшму, бериллы, бирюзу…» .

Каликут продавал все, что рождала земля в странах южных морей, он владел ключами к этим морям, он был истинным сосредоточием торговли, всеазиатским базаром. Не надо было совершать дальних, утомительных и опасных поездок в джунгли Бенгалии, в горы Гиндукуша и Памира, в пустыни Аравии; находясь в Каликуте, можно было купить и бенгальские ткани, и бадахшанскую ляпис-лазурь, и ароматические зелья из Йемена и Хадра-маута.

Не было на столбовой муссонной дороге места, столь удобного и выгодного для большой торговли, и не мудрено, что именно в это скрещение торговых путей послал свою первую заморскую экспедицию Чэн-цзу.

Это был ответ на визит каликутского посольства, которое в 1403 году посетило Китай, и ответ весьма убедительный.

Когда 92 года спустя длиннобородый посланец португальского короля Мануэла явился ко двору «саморина»— властителя Каликута, на трех не очень больших кораблях, когда он вручил сановникам «царя моря» четыре красные шапки, шесть шляп, двенадцать кусков полосатой материи и прочие жалкие дары, недостойные даже привратника саморинского дворца, весь Каликут преисполнился презрением к незваным «франкским» гостям.

И совсем иначе встретил город посла из могущественной восточной державы, явившегося на шестидесяти двух кораблях-левиафанах, кораблях, каждый из которых нес на борту больше людей, чем вся флотилия Васко да Гамы, и наводнившего рынки Каликута первостатейным китайским товаром.

«Царь моря» принял Чжэн Хэ с величайшим почетом; вероятно, иначе и не мог он принять китайского гостя, пришедшего в Каликут с тридцатитысячной свитой.

Каликутцы в порыве ярости и гнева уничтожили в 1498 году памятные столбы — «надраны», которыми Васко да Гама пытался увековечить свой первый визит в Индию.

Но ничего, кроме почтительного любопытства, не вызвала у них стела, которую с согласия «Повелителя моря» водрузил в Каликуте китайский гость Чжэн Хэ, — каменный китайский «надран» с символической надписью: