Неподалеку от города Цюаньчжоу, в провинции Фуцзянь, среди живописных зеленых холмов есть небольшое святилище — несколько могил мусульманских святых, относимых молвой к VIII—IX векам. В пояснительных надписях сообщается, что здесь бывал Чжэн Хэ — знаменитый китайский флотоводец начала XV века. Но какое отношение мог иметь человек с китайским именем к этому месту, почитаемому приверженцами ислама? Оказывается, имел, и самое непосредственное.

Мальчик, которого нарекли Хэ, родился в 1371 году в городе Куньян провинции Юньнань, в семье по фамилии Ма. И отец и дед его имели звание хаджи, которое дается тем, кто посетил священную для мусульман Мекку. Иначе говоря, род Ма исповедовал ислам, По предположениям, предки отца и деда Хэ были выходцами из Западного Края, как китайцы называли раньше Центральную Азию. О том, чем они занимались, точных сведений нет, но, похоже, это были люди, известные в местных кругах. Об этом свидетельствуют и возможность совершить путешествие в далекую Мекку, и достаточно пространная эпитафия на могиле отца Хэ. В семье родились четыре дочери и два сына, из которых Хэ был младшим. Ко времени его появления на свет власть в провинции Юньнань находилась в руках чиновников и полководцев, преданных недавно свергнутой монголо-китайской династии Юань. Воцарившаяся в Нанкине в 1368 году новая династия Мин постепенно подчиняла себе всю империю. В 1382 году дошла очередь и до Юньнани, которой с боями овладели минские войска. В том же году умер отец будущего флотоводца. Такое совпадение наводит на мысль, что он оставался верен прежним хозяевам и погиб. Если так, то становится ясным дальнейший поворот в судьбе одиннадцатилетнего Хэ. Победители взяли его в плен и распорядились «трофеем» по своему усмотрению — оскопили мальчика, собираясь отправить его на службу в один из богатых и знатных домов.

Надо сказать, что евнухи в старом Китае отнюдь не всегда оказывались на положении обычных гаремных слуг. Они нередко распоряжались домашними делами своего господина, и часто именно им он давал самые рискованные или деликатные поручения. Евнухи порой приобретали немалую власть и влияние, например, становились всесильными временщиками при императорском дворе. Вот почему многие, даже богатые семьи намеренно калечили своих детей, готовя им столь «завидный» удел.

Конечно, моральный и физический ущерб, нанесенный малолетнему Хэ, был невосполним. Но на открывшемся против воли мальчика пути ему повезло. В 1385 году войска, захватившие Хэ, были переброшены на север и увезли его с собой. Здесь он попал в услужение к одному из сыновей основателя династии Мин — Чжу Ди, человеку незаурядному, славившемуся своим полководческим талантом. Император доверил ему оборону северо-западных рубежей страны от монголов. В 90-х годах XIV века Чжу Ди стал брать с собой в походы и молодого евнуха, который также оказался способным воином.

Однако после смерти императора в 1398 году разразилась междоусобная война, которая закончилась в 1402 году воцарением Чжу Ди. Хэ участвовал в борьбе на стороне своего господина, причем участвовал успешно, ибо его имя фигурирует среди тех, кто по завершении войны получил от нового императора награды. Именно в порядке поощрения ему наряду с другими отличившимися иноверцами в феврале 1404 года была пожалована фамилия Чжэн, под которой он и вошел в историю. Кроме того, он получил звание «высшего евнуха» (тайц-зянь) в Управлении дворцовых евнухов. Судя по всему, заслуги Чжэн Хэ действительно были немалыми, ибо вскоре ему оказали особое доверие: приказали возглавить грандиозные, небывалые в истории страны экспедиции в заморские края.

Какие цели при этом преследовало китайское правительство? Вопрос отнюдь не простой, и дать на него однозначный ответ трудно. В официальной «Истории династии Мин» записано: «После того как Чэн-цзу (Чжу Ди. — Авт.) с помощью оружия утвердился в Поднебесной, он вознамерился подчинить своему авторитету десять тысяч стран (синоним множества. — Авт.) и разослал послов по всем четырем сторонам света для привлечения их ко двору». Для разъяснения этой цитаты нужен краткий экскурс в историю внешних отношений Китая.

В этой стране благодаря более раннему, чем у соседей, появлению государственности издревле сложилось представление о том, что китайские порядки единственно правильные, а китайский император — это Сын Неба, персона, волею божеств призванная повелевать всеми, кто населяет земную твердь. На деле же покорность китайскому владыке зачастую выражалась не в прямой зависимости (хотя случалось и такое), а в соблюдении необходимых ритуалов, среди которых главное место отводилось регулярному посещению китайского двора дипломатическими миссиями. Сам факт прибытия посольства считался проявлением смирения пославшего его монарха, а доставленные подарки — обычной данью. Подобная модель отношений с иноземцами отвечала и внутренним интересам, ибо служила всемерному возвышению китайского монарха у себя в стране. Поощрение притока зарубежных посланников силовыми, дипломатическими и меркантильными методами практиковалось в Китае задолго до династии Мин. Прибегнул к этому и сын ее основателя.

Чжу Ди действительно остро нуждался в упрочении своего положения, ибо пришел к власти незаконным путем, свергнув своего племянника — сына умершего наследника престола. Но сводить все только к внутриполитическим побуждениям тоже было бы неверно. Как сказано в уже упомянутой «Истории династии Мин», новый император, замышляя экспедиции, «стремился показать иноземным странам силу своих войск, богатство и мощь Китая». Подобное намерение объясняется во многом тем, что именно к 1405 году крайне обостряются противоречия между Поднебесной и державой Тимура, даже выступившего в поход на Китай. Поэтому некоторые ученые высказывали мнение, что Чжэн Хэ должен был найти за морем союзников для совместной борьбы против Тимура. Отсутствие документальных свидетельств не позволяет ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение. Но совпадение упомянутых событий во времени весьма показательно, и потому вполне возможно, что дальнее плавание наряду с другими целями должно было и прояснить обстановку в Южной Азии.

В той же «Истории династии Мин» сказано еще об одной, несколько экстравагантной причине экспедиций: якобы Чжу Ди не был уверен в смерти низложенного им племянника, подозревая, что тот бежал за море, и намеревался его отыскать.

Наконец, надо учитывать и то, что вольно или невольно морское путешествие Чжэн Хэ должно было способствовать укреплению, развитию и расширению торговых связей Китая.

Как видим, в перечисленных, подлинных и возможных, причинах и целях морских экспедиций нет ничего особенного — они вполне отвечали традициям китайской внешней политики и вписывались в контекст отношений с заморскими странами, заметно оживившихся с первых лет воцарения Чжу Ди: только в 1403 году им было направлено четыре посольства в Сиам (Таиланд), три — на Яву, два — в государство Тямпу (южный сосед Дайвьета — Вьетнама). Скорее, необычен масштаб этих походов и то обстоятельство, что ни раньше, ни долгие годы спустя китайское правительство не предпринимало столь активных действий на море. Его интересы никогда не простирались столь далеко — до тех пределов, которых достигли корабли ЧжэнХэ. Все это делает китайские морские экспедиции начала XV века уникальным явлением. Почему выбор их руководителя пал именно на Чжэн Хэ? Это, конечно, не случайность. Дело в том, что в 1404 году он уже получил предписание возглавить посольство в Японию. Очевидно, Чжэн Хэ хорошо справился с заданием и приобрел необходимый опыт флотоводца. Кроме того, он был мусульманином и почитателем буддизма — имел даже буддийское прозвище Три Драгоценности (Саньбао), что, как справедливо полагали власти, помогло бы ему в установлении более тесных контактов с правителями и населением стран, где исповедовались названные религии. Надо также учитывать, что командовал кораблями не один ЧжэнХэ. Среди командиров называют также Ван Цзинхуна, Ли Сина, Чжу Ляна, Чжоу Маня и др.

После соответствующего указа в апреле 1405 года началась подготовка к экспедициям: формирование флота, комплектование команд и т.д. Суда «посольского типа» создавались во множестве заранее, еще с 1403 года. Но сооружались и новые — на Лунцзянской верфи под Нанкином. Китайское кораблестроение достигло тогда достаточно высокого уровня. Еще в XII–XIII веках здесь умели строить большие трехмачтовые суда с многопалубной кормой, водонепроницаемыми внутренними переборками и с пропитанным особой предохранительной смазкой корпусом. А еще — широкие грузовые корабли с мелкой осадкой, малые джонки, суда самых различных типов и назначения. Они ходили под парусами, а при безветрии — на веслах. Ориентировались при помощи лоций и «югоуказующей иглы» — компаса, ночью — по звездам. Учитывалось и направление муссонов.

Флот Чжэн Хэ, формировавшийся в нижнем течении Янцзы, составляли 62 больших, длиной до 40–50 метров, корабля, число остальных в летописях не указывается. Под началом Чжэн Хэ и других «главных послов» и их «помощников» находилось около 27 800 человек: чиновники и офицеры (более 570), переводчики, писцы, счетоводы, врачи, лоцманы, купцы, солдаты и матросы, грузчики и т.д. Суда, снабженные всем необходимым за счет казны, везли много ценностей (золота, серебра, денег) и различных товаров.

Приказ о выходе в море был дан 11 июля 1405 года, после чего эскадра прошла к устью реки Минь в провинции Фуцзянь и остановилась в бухте Тайпин, заканчивая подготовку к экспедиции и дожидаясь зимних северо-восточных муссонов. Отплытие в дальние края сопровождалось пышными ритуалами. Из Фуцзяни флот направился к берегам Тямпы, далее — к Восточной Яве, а оттуда — к Северо-Западной Суматре, через Малаккский пролив на Цейлон и затем, обогнув южную оконечность Индостана, к торговым городам Малабарского побережья Индии, до самого крупного из них — Каликута (Кожикоде).

Возвратились в Китай осенью 1407 года и почти сразу же были посланы в новый поход (1407–1409), а затем — в следующий (1409–1411). Маршруты их приблизительно совпадали с направлением первой экспедиции. Позже эскадра добралась до города Ормуз в Персидском заливе (1413–1415), а в 1417–1419 годах — даже до берегов Красного моря и Северо-Восточной Африки. Спускаясь вдоль нее на юг, корабли Чжэн Хэ достигли острова Килва несколько южнее Занзибара. Шестая экспедиция (1421–1422) вновь посетила Африку, а седьмая (1431–1433) — Ормуз, отдельные же суда побывали в Джидде, что рядом с Меккой.

Участники походов Ма Хуань, Фэй Синь и Гун Чжэнь оставили описания заморских государств (всего упомянуто 56 стран) и городов, сложившихся там политических порядков, климата, местных обычаев, легенд, всяких удивительных вещей, а также товаров, которые здесь имелись. Вот как, например, рассказано о Могадишо (в современном Сомали): «К горам прилегают обширные земли, каменистые и желтого цвета. Не растет там ни травы, ни деревьев. Земля бесплодная, и урожаи скудные. Дождей не бывает по нескольку лет. Выдалбливают колодцы… воду хранят в мешках из бараньих шкур… Мужчины и женщины стягивают волосы в пучок, вокруг талии носят небольшие повязки из ткани. Женщины… мажут голову желтым лаком. В ушах у них висят по нескольку серег. Ноги обувают в кожаные ботинки. Жители упражняются во владении оружием и стрельбе из лука. Богачи отправляются на кораблях торговать в далекие страны. Бедный люд ловит в море рыбу сетями».

Как правило, Чжэн Хэ и его спутники встречали хороший прием. Они одаривали местных властителей и знать и добивались их согласия отправить своих послов в Поднебесную. Но иногда Чжэн Хэ прибегал и к военной силе. Такие столкновения произошли в Палембанге (Восточная Суматра) в 1407 году, на Цейлоне в 1411 году и в стране Самудра (Северо-Западная Суматра) в 1415 году. Во всех случаях китайские войска побеждали. Находившиеся на борту чиновники и купцы вели торговлю, собирали образцы редкостных товаров и вещей, а очень удивившего их африканского жирафа доставили в Китай к великому удовольствию императорского двора, увидевшего в нем предзнаменование счастья.

Вскоре по возвращении из своего седьмого плавания, в 1435 году, Чжэн Хэ умер в Нанкине. Могила его не сохранилась, и этому можно найти объяснение. В 1424 году, сразу же после кончины императора Чжу Ди, в придворных кругах начались споры: нужны ли столь дорогие затеи, которые к тому же ощутимых результатов не приносили. Противникам планов почившего государя были чужды как державные устремления трона, так и коммерческие интересы китайского купечества. Угроза же со стороны Тимура давно миновала. Это-то мнение и возобладало. Попытка возродить активные связи с заморскими странами была предпринята в начале 1430-х годов, но она оказалась кратковременной и умерла вместе со знаменитым флотоводцем, чью славу не намеревались поддерживать долее.

Но дело, которому Чжэн Хэ посвятил половину своей жизни, не пропало даром. Укрепилось влияние Китая в Южных морях, росли китайские переселенческие колонии, был дан толчок дальнейшему развитию частной торговли с чужедальними государствами, расширился географический кругозор китайцев, окрепли культурные связи, совершенствовалась техника мореплавания. Остались эти путешествия и в памяти потомков. Недаром в «Истории династии Мин» есть такие слова: «В летописях говорится, что походы тайцзяня Саньбао в Западные моря были самым замечательным событием в начале династии Мин». Сами же участники так оценивали результаты походов: «Страны за горизонтом от края и до края земли стали доступны, и в их числе самые западные и самые северные, как бы далеки они ни были. Все дороги к ним пройдены, и все пути сочтены». Они верили, что им покровительствует сама небесная Супруга — морская богиня: «Случалось, что, когда мы попадали в бушующие волны, вздымаемые сокрушительным ветром, на мачтах вдруг вспыхивали огни богини. И сразу же как появлялся этот волшебный свет, умерялась опасность и не было больше причины страшиться». Это зеленое сияние, которое европейцы называли «огнями святого Эльма», дарило морякам Чжэн Хэ надежду в трудную минуту, вело к спасению, удаче и дальше через века — к бессмертию…