В Китае эта книга есть в любом книжном магазине и в каждой лавке букиниста. Вы найдете ее на любом книжном развале и на каждом уличном лотке. Ее можно увидеть в руках у людей разных возрастов, профессий и уровня образования. С восторгом и умилением ее читает и утонченный интеллигент, и студент, и простой труженик. Что-то неведомое заставляет перечитывать эту книгу вновь и вновь. Речь идет о «Рассказах Ляо Чжая о необычайном» («Ляо Чжай чжи и»). Под псевдонимом Ляо Чжай выступал Пу Сунлин (1640–1715) — гордость Китая, один из признанных гениев китайской литературы. В переводе на русский Ляо Чжай означает «Кабинет празднословия» или «Кабинет Говоруна (Празднослова)». В тогдашнем Китае было принято подшучивать над собой.

Писатель родился на севере провинции Шаньдун и практически всю жизнь прожил в ее пределах. Вышел он из обедневшей семьи шэньши. Его отец — мелкий землевладелец и интеллигент-неудачник, чтобы прокормить семью, занялся торговлей. Однако и это занятие не принесло семье благосостояния, и ей пришлось расстаться с последним участком собственной земли. Скромный достаток не позволил отцу Пу Сунлина устроить сына в частную школу, а тем более нанять учителя. С одаренным мальчиком занимался сам отец — он-то и ввел будущего писателя в храм классической конфуцианской науки, научил его ценить «аромат книг». С детства Пу Сунлин начал готовиться к сдаче государственных экзаменов, надеясь получить ученую степень, войти в сословие шэньши, а затем обрести чиновную должность — словом, сделать блестящую карьеру. Пу Сунлин успешно выдержал оба тура экзаменов на звание туншэна (ученика, студента), которое давало возможность сдавать экзамены на получение первой, то есть низшей, ученой степени (шэнъюань, сюцай).

Для ее обретения надо было пройти цикл экзаменов, проводившихся два раза в три года. Его выдерживали один-два человека из ста. Остальные должны были пробовать свои силы вновь и вновь. Экзамены сводились к написанию сочинений. Происходило это в крохотных, изолированных друг от друга душных каморках, похожих на тюремные камеры-одиночки. Покидать их до сдачи готового сочинения строго запрещалось. Длительное пребывание взаперти отражалось на здоровье соискателей. Были случаи, когда самые слабые и истощенные во время экзаменов умирали. Кандидатам из знатных и сановных семей заранее был уготован успех, они шли как бы вне конкурса. Богатые семьи либо давали крупные взятки экзаменаторам, либо вместо своего чада посылали на экзамен подставное лицо — начетчика высшей марки. Иногда такой профессионал, написав сочинение, через подкупленных стражников или надзирателей тайно передавал его в каморку состоятельному соискателю. В итоге побеждал не самый достойный, а самый богатый. Подавляющая масса неудачников становилась вечными студентами. В большинстве случаев эти бедолаги продолжали участвовать в гонке за степенью всю жизнь — вплоть до глубокой старости. Иногда звание сюцая они получали в возрасте восьмидесяти лет и старше.

Так и Пу Сунлин неустанно готовился к экзаменам, участвовал в них и всякий раз терпел неудачу, оставаясь вечным студентом-неудачником. Между тем средства к жизни писатель добывал, как правило, уроками. Он натаскивал тех, кто готовился к сдаче экзаменов на получение ученой степени. Связей с сильными мира сего и денег для подкупа экзаменаторов у бедного интеллигента не было. Пу Сунлин смолоду остро переживал свои неудачи. Жалкое положение вечного студента, тяжелое материальное положение и поиск хлеба насущного отравляли жизнь писателя. Ко времени его рождения Северный Китай был разорен Крестьянской войной. Затем страну захлестнуло маньчжурское завоевание. Завершилось оно, когда Пу Сунлину исполнилось сорок три года. После этого страна и его родная провинция Шаньдун оказались в трясине послевоенной разрухи. Все это усугубило и без того несладкую жизнь писателя.

Бедность заставила его жить и работать в богатых семьях на положении то домашнего учителя, то личного секретаря. Если хозяин дома был чиновником, то приходилось быть ко всему прочему и секретарем-писцом, вести личную переписку хозяина, составлять его служебные бумаги, послания и поздравления начальству, делать копии с документов. Во всех этих ролях в глазах окружающих он был «нахлебником» (мэнькэ).

Пу Сунлин даже написал «Жертвенную речь духу бедности в канун Нового года», умоляя духа покинуть его дом, где нет ни монетки, ни зерна, ни одежды. В ответном «послании» дух советовал Пу Сунлину бросить науку, стать жадным, думать только о своей пользе, забыв о других. Более сорока лет он провел вне родного крова. Свое небольшое жалованье писатель отсылал семье и родным. Побывать дома он мог только в редкие праздники — обычно на Новый год. Тогда вся страна отдыхала от трудов без малого месяц. Если он работал недалеко от семейного очага, то приезжал на несколько дней на праздник «лодок-драконов» и на праздник Луны.

Дома или среди друзей писатель становился веселым, подшучивал над собой и своей судьбой. Как каждый китайский интеллигент, Пу Сунлин имел склонность к самоуничижению, что, впрочем, являлось обратной стороной духовной гордости всякого конфуцианца. Характер Пу Сунлина раскрывается в его коротких авторских послесловиях к новеллам. И здесь он поистине многолик. Перед нами обличитель зла и веселый балагур, конфуцианский моралист и озорной насмешник, глубокий мыслитель и легкомысленный говорун, вдумчивый собеседник и любитель всяческих розыгрышей. То он прикидывается простачком, то предстает ученым мужем, то невинным празднословом, то грустным регистратором людских пороков, то любителем посмеяться над человеческими слабостями. Мы видим человека, обделенного судьбой, и искрометного весельчака, злого сатирика и безобидного насмешника, кабинетного ученого и умудренного жизненным опытом простолюдина. Воистину это был «человек с тысячью лиц».

Литературные критики и почитатели таланта Пу Сунли-на называли «Рассказы Ляо Чжая о необычайном» «книгой сиротливой досады». В ней явно звучит крик исстрадавшейся души автора — бедного человека, бессильного перед злой судьбой. Вот что написано о Пу Сунлине в предисловии к одному из первых изданий его новелл: «Он сознавал в себе недюжинные силы и оставался всю жизнь рядовым студентом без высшей степени и вне путей к государственной должности. Ему негде было высказаться и дать волю обуревавшим его порывам, и он прибегает к книге фантазий, невероятных, немыслимых, чуждых конфуцианским установлениям… Поневоле пришлось нашему автору обратить свои мысли к миру фантазии и считать, что химеры тоже живут и чувствуют… Да, ум Ляо Чжая пришел в брожение, и душа его скорбела».

Пу Сунлин превосходно знал и любил древнюю и средневековую китайскую классику. Писал он и стихи, создав со своими друзьями поэтическое содружество, и пьесы для простонародья — как серьезного, так и комического содержания. Занимался Пу Сунлин и просветительством. Им написаны популярные наставления по сельскому хозяйству и медицине, размышления о ремеслах и искусстве и своего рода учебник для обучения грамоте. Пу Сунлин писал произведения не только на литературном, но и на разговорном языке — сказы, исполнявшиеся под барабан (гуцы), и напевные многочастные сказы (лицюй). Однако лишь в его пленительных новеллах и коротеньких «рассказах о странном и необычайном» заблистал великий талант автора.

Как рождались эти шедевры? Пу Сунлин записывал все услышанные им случаи, байки, легенды и сказы. Искал их в старых книгах, дополнял, перерабатывал и, наконец, придумывал их сам либо развивал сюжет из нескольких услышанных фраз о чудесах. По преданию, он любил ставить у дороги столик с чашками чая и набитыми трубками. Останавливая прохожих и приглашая их присесть, Пу Сунлин просил рассказать ему что-нибудь интересное и удивительное. По его просьбе друзья и знакомые с почтовой оказией присылали ему такого рода записи. Каждая из новелл Пу Сунлина представляет собой мастерски воспроизведенный удивительный случай. Среди них есть состоящие всего из нескольких строк, но рядом с миниатюрами в одну-две, а то и в полстраницы он пишет и большие новеллы. Среди них: «Пока варилась каша», «Царевна Заоблачных Плющей», «Остров блаженных людей», «Вещая сваха Фэн Третья», «Дева-рыцарь» и «Нежный красавец Хуан Девятый». Его новеллы посвящены сверхъестественному — лисам-оборотням, духам, монахам-волшебникам и странным происшествиям.

Странным человеком был и сам Пу Сунлин. Этот правоверный конфуцианец всю жизнь тянулся к миру фантастическому и заботливо собирал народные байки и рассказы о нечистой силе. Его, человека строгой морали и чистоты духа, неумолимо тянуло к лицам сомнительной репутации. Как истинный ученый-конфуцианец, Пу Сунлин считал себя «благородным мужем» (цзюньцзы). В его новеллах судьба испытывает таких людей на прочность, но никогда не губит окончательно. Если такого человека не ценят на земле, то его по достоинству оценят в потустороннем мире добрых духов и блаженных избранников. Там нет людских законов, условностей и злой воли. Там царят избавление от бед и высшая справедливость. Если земные экзаменаторы не могут «отличить яшму от черепицы», достойного от недостойного, то это делают сверхъестественные силы. Подлинным судьей становится мир духов, как добрых, так и злых. Именно они призваны награждать счастьем достойного, скромного, честного и просветленного человека. Эти же неземные силы карают профана, стяжателя, предателя, труса и шантажиста. Мир духов и сонм неземных сил призваны восполнить отсутствие земной справедливости, выступить обличителями и карателями недостойных. Тем самым обиженный на земле призывал незримые стихии и обращался к ним в поисках справедливости.

Писатель мечтал о появлении в Китае честных чиновников и справедливых правителей. Исходя из собственного опыта, он говорит, что все беды Китая происходят от несправедливого выбора правителей-чиновников через экзамены. Здесь бракуются настоящие таланты, государственные умы и люди высокой морали. Зато идущие по протекции, за взятку и натасканные зубрилы торжествуют. Наиболее резко Пу Сунлин выступил против несправедливости и несовершенства экзаменационной системы в новеллах «Удачливый вор» и «Святой Хэ». Некоторые его новеллы содержат сатиру на чиновничество, сидящее по разным канцеляриям — от уездной управы (ямэня) до резиденции губернатора. Писатель показывает суть этой бюрократии — продажность, стяжательство, произвол, бесчеловечность, интриганство. Особенно жестко автор обличает чиновничество в послесловиях к новеллам. Так, «Сон старого Бо» он завершает своим суровым приговором: «Повсюду в Поднебесной крупные чиновники — тигры, а их слуги — волки. Если крупный чиновник не тигр, то слуга его наверняка волк, даже более свирепый, чем тигр».

Пу Сунлин писал в обстановке жесточайших гонений на литераторов. Даже за намек, иносказание, понятое как вызов и протест против завоевателей-«варваров», писателю или поэту, а также его родне грозила казнь. Не потому ли он обращался к фантастике? Будучи правоверным конфуцианцем, Пу Сунлин все же пошел на нарушение запрета Конфуция, требовавшего не говорить о непостижимом и сверхъестественном. Именно этот фантастический жанр развязывал ему руки и давал гарантии самосохранения. Возможно, писатель встал на путь иносказаний и аллегорий, чтобы зашифровать истинный смысл произведений. Эзопов язык, позволяя Пу Сунлину не кривить душой и писать то, что он думал, спасал его от лап литературной, а по сути, политической инквизиции. В то же время язык аллегорий предполагал, что умный читатель все закодированное поймет и расшифрует.

Демократически настроенная публика зачитывалась «рассказами о необычайном». В тогдашней творческой среде воздавали должное редкому дару Пу Сунлина, его тонкому стилю, благородной простоте, глубине мысли и основательности суждений. В начале XVIII века литературная слава о нем гремела по всему Китаю. Видимо, поэтому в 1711 году на очередных экзаменах он наконец получил низшую ученую степень и был включен в число «привилегированных сюцаев» (суйгуншэн, суйгун). Таким образом, только на восьмом десятке жизни, всего за четыре года до смерти, вечный студент смог войти в сословие шэньши. В качестве суйгуна Пу Сунлин получил две привилегии. Во-первых, он мог теперь поступить на учебу в Академию Сынов Отечества — высшее учебное заведение. Само собой разумеется, что для семидесятилетнего старика это звучало насмешкой. Во-вторых, в виде особой милости писателю могли предоставить невысокую чиновничью должность. Однако этого благодеяния свыше так и не последовало. В 1715 году писатель отошел в мир иной, а по сути — в бессмертие.

Долгое время власть имущие не желали признавать этого гения китайской литературы. Для бюрократии он был человеком без связей, без протекции, незнатной фамилии, без денег и земли — всего лишь озлобленным неудачником. Ему не могли простить обличения власть имущих, скрытой, но злой сатиры на завоевателей-маньчжуров и чрезмерного увлечения миром нечистой силы. По этим причинам книга Пу Сунлина не попала в знаменитую библиотеку императора Хунли. Ей не нашлось места среди официальной придворной литературы. Она не была включена в библиотечные списки и каталоги за слишком вульгарную, по мнению эстетов, фантастику.

Прошло несколько десятилетий после смерти Пу Сунлина. Его новеллы обретали успех среди читающей публики. Более полувека «Рассказы Ляо Чжая о необычайном» расходились в рукописных копиях. Единственный сохранившийся сейчас в Китае полный список относится к 1752 году. И только в 1766 году вышло в свет первое печатное издание, выполненное ксилографическим способом. Из него были изъяты наиболее «рискованные» упоминания о завоевателях и творимых ими бесчинствах. По тем же соображениям некоторые новеллы вовсе не были опубликованы. С тех пор началось победное шествие волшебных историй Ляо Чжая по стране. Кто-то из императоров, горячий поклонник таланта Пу Сунлина, хотел даже поставить табличку с его именем в храме Конфуция, чтобы таким образом отметить соблюдение писателем конфуцианских принципов морали. Однако императорское окружение воспротивилось такому, по их мнению, непомерному восхвалению, и посмертная честь Пу Сунлину не была оказана.

Впрочем, на популярности писателя это никак не сказалось. Вышедшие из народного фольклора темы, образы и сюжеты, ставшие литературными шедеврами под кистью великого писателя, обеспечили Пу Сунлину любовь и признание китайского народа. Скоро будет триста лет со дня его смерти. За это время «литературная инквизиция» умерла, маньчжурское иго пало, династия Цин исчезла, а новеллы его остались, и притом навсегда. Как говорил Наполеон: «На свете есть лишь две могущественные силы: сабля и дух. В конечном счете дух побеждает саблю».