Страшен был лик Джунгарии 1756–1758 годов. Страна западных монголов (ойраты, джунгары) стала зоной смерти. Джунгарские степи были усеяны трупами, реки, ручьи и речушки покраснели от человеческой крови, а воздух был насыщен дымом от горевших улусов, лесов и трав. Враг угонял табуны лошадей и гурты скота. В бессильной ярости заходились лаем обезумевшие от своеволия чужаков сторожевые псы. Целый народ губили под корень. Все ложились под мечи, копья и стрелы завоевателей — князья (тайджи, нойоны), дворяне (зайсаны) и крепостные араты (албату), мужчины и женщины, старики и дети — вплоть до грудных младенцев.

Неумолимый враг — войска Цинской империи уничтожали все население некогда могущественного Ойратского ханства. Поголовное истребление целого народа осуществлялось по приказу Хунли — пекинского императора, богдохана и Сына Неба. Сначала с лица земли было стерто Ойратское ханство, затем очередь дошла до его населения. Уничтожались стойбища, горели юрты, кибитки и нехитрый скарб. Горела сухая трава, степной пал бежал от одного улуса к другому, как бы разнося по степи знак беды. Ойраты прятались под камнями, в ямах и вырытых норах, но их вытаскивали и истребляли на месте. Шла настоящая охота на людей. Человечьей мертвечины было в изобилии, и на земле погибшего ханства справляли свой пир степные волки, шакалы, лисицы, одичавшие собаки и хищные птицы. Единственным спасением оставалось добраться до крепостей «белой императрицы» — Елизаветы Петровны. Все, что имело ноги и могло двигаться, бросилось на север — в Сибирь, под защиту русских штыков, главным образом к Усть-Каменогорской и Семипалатинской крепостям.

Брели из последних сил, умирая по дороге от голода, питались травами, падалью и человеческими трупами. Днем прятались от погони и облав, а ночью продолжали идти на север — в российские пределы. Падали, ползли на четвереньках, вставали и снова брели. За ними гнался еще один неумолимый враг — эпидемия оспы, собирая свою дань с гибнущего народа. Некоторые падали от истощения вблизи желанной цели — на виду у русских крепостей. Тогда специальные команды выходили им навстречу, подбирали павших и спасали от голодной смерти. Так сошли с лица земли Ойратское государство и почти весь его народ. «Вселенная издревле не знала таких великих подвигов!» — в упоении победой писал цинский историк.

Император Хунли с особым нетерпением ждал вестей из Джунгарии — главной территории Ойратского ханства. С первых же дней восшествия на «драконовый трон» богдохан был вынужден постоянно заниматься «джунгарским вопросом». Для династии Цин тогда не было противника более грозного, чем Ойратское, или Джунгарское, ханство. В состав ханства входили Джунгария, Кашгария (Восточный Туркестан), восточные районы Тянь-Шаня, значительная часть казахских жузов (орд). Ойратская конница доходила до Сыр-дарьи и района нынешнего Ташкента. Ойратские ханы (хунтайджи) стремились присоединить к своим владениям Халху (Северная Монголия) и Чахар (Южная Монголия), то есть объединить под своей властью всех монголов (западных, северных и южных), создав Великое Монгольское государство по примеру империи Чингисхана. Один лишь призрак возрождения этой степной державы приводил цинских императоров в страх и ярость. Борьба прежде всего шла за Халху — ее захват был первым и главным шагом на пути к построению Великого Всемонгольского ханства. Если оно не будет создано, то всем монголам грозила одна участь — стать подданными Цинской империи. Именно потому маньчжурские повелители Китая с 1636 года носили свой второй, монгольский титул — богдохан (священный, или великий, то есть всемонгольский хан). Решался вопрос: в чьих руках будет халхаская и джунгарская конница — под эгидой маньчжурского Сына Неба в Пекине или ойратского хана в Или, где располагалась его ставка (урга).

От своего отца Иньчжэня (правил с 1722 по 1735 год) Хунли унаследовал не оконченную им войну. Цинская империя и Ойратское ханство были измотаны до предела и желали мира, и в 1738 году после территориального размежевания он был заключен. Однако кровавый спор не был окончен. Хун-ли как бы залег в засаду, не отрывая глаз от ненавистного врага. А тот все еще был силен. Во главе Ойратского ханства с 1729 года стоял Галдан-Церен. Будучи сильным правителем, он железной рукой смирил своеволие князей (тайджи). Как талантливый полководец, он не дал себя победить на поле боя, а как искусный дипломат — обмануть в ходе переговоров. Развязав себе руки с Пекином, он бросил своих воинов на казахские жузы, ибо их султаны, пользуясь его войной с Китаем, грабили ойратские улусы. Но, даже захватив у казахских султанов Семиречье, ойраты не смогли до конца преодолеть «земельную тесноту» и нехватку пастбищ.

Подавляя нетерпение, Хунли ждал, когда невзгоды у соседей возьмут верх. И дождался! Беда вползла в ургу, как змея, — медленно и неслышно. То, чего не смогло добиться цинское оружие, сделала болезнь хана. Приглашенный из Тибета искусный лекарь оказался бессильным. Изможденный злым недугом, Галдан-Церен в 1745 году навсегда покинул грешную землю. Трон достался тринадцатилетнему подростку, чьим любимым развлечением было мучить собак и рубить им головы. Их жалобный визг и дикий предсмертный вой стояли над илийской ургой. Затем свои жестокость и самодурство юный хан перенес на окружающих его людей, в том числе князей и зайсанов. Государственные дела за несовершеннолетнего выродка сначала вела его старшая сестра, но в 1749 году он бросил ее в темницу, а затем казнил, заявив, что будет править сам. Долго, однако, это не продлилось: муж сестры вместе с побочным сыном Галдан-Церена убили дегенерата. Второй в нарушение всех правил узурпировал престол. В урге разгорелась яростная борьба за власть. Победители безжалостно расправлялись с соперниками. Убийства, отравления, казни, ссылки и иные кары заставляли оставшихся в живых бежать к соседям — в российские владения, в Халху, в казахские жузы.

Хунли понял — это начало конца! Злорадство расправило его и плечи, пришел его «звездный час» — долгожданное время низвержения врага. Больного можно и придушить! Еще в 1748 году он приказал не пропускать ойратских купцов в Пекин и ограничил их торговлю соседней с ханством провинцией Ганьсу. Это сразу ухудшило и без того тяжелое экономическое положение в Джунгарии. Теперь, в 1751 году, Хунли запретил любую приграничную торговлю. Петля, наброшенная на Ойратию, стала еще теснее — ее жители лишились китайского чая и ремесленных изделий, необходимых в кочевом быту. А тем временем междоусобица разгоралась все сильнее. Два закадычных друга — племянник старого хана — Дабачи (Давачи) и хойтский князь Амурсана (Амарсанан) — взялись за оружие. Общая опасность и честолюбивые замыслы свели этих людей вместе, хотя трудно найти два столь несхожих характера. Дабачи — самодовольная посредственность голубых кровей, ленивый увалень и безвольный трус, заносчивый и ограниченный. Амурсана — степной хищник, высокий и стройный тридцатилетний витязь, отважный и воинственный, подвижный и стремительный. Он был рассудительным, коварным и хитрым честолюбцем, способным на все ради достижения цели, переменчивым в привязанностях перекати-полем. В этом дуэте Амурсана был заводилой. Друзья стремились посадить на престол законного наследника — младшего сына Галдан-Церена. Но узурпатор поспешил убить его и разбил их войско, вынудив их бежать к султану Аблаю — повелителю Среднего казахского жуза. Для их поимки было послано 30-тысячное войско, но беглецы сумели избежать плена, вернуться на родину, собрать своих единомышленников и привлечь к себе бывших сторонников узурпатора.

Хунли не ошибся — в Ойратской державе наступила смута, «ханская чехарда». Князья один за другим брались за оружие для защиты или свержения все новых и новых претендентов на ханский трон в Или. Кончилось единство земли ойратской, начался самораспад еще вчера могучей степной державы.

Осенью 1752 года Дабачи с помощью Амурсаны и других хойтских князей занял престол, свергнув узурпатора. В том же году объявил себя ханом один из дэрбетских князей, но был побежден объединенными силами двух друзей и Аблая. Казалось, что победители наконец принесут мир и единство родной стране. Однако, став хунтайджи Ойратской державы, Дабачи увидел в своем друге и спасителе опасного соперника, заявив: «В одной земле два самодержца не живут!» Начавшийся разлад, а затем вражда зимой 1753 года подтолкнули Амурсану к борьбе за верховную власть. Новая междоусобица по своей остроте превзошла предыдущие, усилив самовластие князей и развал некогда единого государства. Словно злые духи джунгарской степи решили погубить ойратов, наложив на них свое проклятие. Забыв о сильном и опасном враге — Цинской империи, князья сцепились, как голодные степные волки из-за добычи. Давние обиды, ущемленное самолюбие, честолюбивые замыслы, затаенная вражда, слепая корысть и жажда мести затмили их разум, заслонили ощущение надвигающейся беды.

Наступил роковой этап самораспада степной державы — бегство в стан врага. В Халху, то есть на территорию Цинской империи, стали переходить князья и зайсаны со своими семьями, слугами, зависимыми аратами (албату) и стадами. От смуты и мести в первую очередь бежали дэрбетские феодалы. Переходя на сторону маньчжуров и принимая цинское подданство, они получали в Халхе титулы, пастбища и скот. Таких перебежчиков Сын Неба принимал с радостью и почетом, ибо они были предвестниками крушения ненавистной степной державы. С тех пор как началась вражда между Дабачи и Амурсаной, последний стал в глазах Хунли той фигурой, с чьей помощью можно было свергнуть чоросскую династию и покончить с Ойратским ханством. В Пекине все внимание переключили на мятежного нойона.

В новой междоусобице победителем вышел Дабачи, и побежденный Амурсана с семьей и 20 тысяч албату в августе 1754 года перешел на халхаскую территорию под эгиду династии Цин. С ним из Джунгарии бежали еще два князя и несколько зайсанов. Весть об этом вызвала ликование в Пекине — она свидетельствовала о глубине распада ханства. Хунли дал Амурсане и его князьям-союзникам пастбища и скот. В ноябре 1754 года Сын Неба принял Амурсану в своей летней резиденции Мулань (в Жэхэ), присвоил ему высший цинский титул — князь первой степени (циньван) и всячески обласкал его. Беглец же обратился к богдохану с просьбой помочь ему в свержении Дабачи и овладении ойратским престолом. Он просил дать ему войско для вторжения в ханство и «усмирения смуты». Хунли обещал, решив использовать знатного перебежчика как удобное орудие для сокрушения противника.

«Усмирять варваров руками варваров» — таков был извечный девиз Срединной империи. Перед решительным ударом враг должен быть предельно ослаблен мирными, то есть политическими и экономическими, средствами. Хунли оказался достойным последователем этих старых доктрин. Именно древнее как мир искусство интриг, коварства, подкупа, лицемерия, обмана и запугивания стало на время основной страстью богдохана. Именно здесь раскрылся его главный талант — умение максимально воспользоваться слабостью противника и победить его мирными, невоенными средствами еще до открытой схватки. Не в этом ли величие и высшая мудрость правителя!? Надо разжечь междоусобицу, разложить вражеский лагерь, свергнуть чоросскую династию, рассыпать единое ханство на четыре изначальных княжества — чоросов, хойтов, дэрбетов и хошоутов. А вот тогда-то и продиктовать им волю Сына Неба! Ход событий в Ойратском ханстве создавал для этого все условия. Главное — не упустить благоприятный момент! Наступил звездный час Хунли.

В своих указах он писал: «Они (ойраты. — Авт.) до крайности истощили свои силы, и добиться успеха весьма не трудно… Теперь же складывается подходящая обстановка, которой нельзя не воспользоваться для решения вопроса силой оружия». Вместо былых затяжных войн с ойратами богдохан приказал провести молниеносную кампанию. Громоздкие обозы, пехота и артиллерия оставались на месте. В дело вводилась только конница — по преимуществу монгольская (чахарская и халхаская) и лишь частично маньчжурская. Каждому всаднику давалось по три лошади с походным запасом продовольствия. Главной целью остались стремительный бросок, парализация врага на его мирных пастбищах и недопущение концентрации ойратской конницы для возможного отпора силам вторжения. Данный замысел точно соответствовал крайней степени самораспада Ойратского ханства. Правда, за подготовку этого блицкрига расплачиваться пришлось монголам Халхи и Чахара. У них было отобрано 150 тысяч лошадей, множество верблюдов и продовольствия. Чтобы завоевать Джунгарию, пришлось разорить Халху.

Для покорения Джунгарии Хунли сконцентрировал в западных районах Халхи «Великую армию умиротворения» из 200 тысяч всадников, разделенных на северную и южную колонны. Ранней весной 1755 года это войско вторглось в пределы Ойратского ханства под лозунгами «установления спокойствия», «защиты желтой веры» (ламаизма. — Авт.), наказания «узурпатора» и «насильника», то есть Дабачи. Авангардом северной колонны командовал Амурсана.

Облаченный в парадную одежду маньчжурского князя первой степени — шелковый халат, расшитый золотыми драконами, круглую конусом шапку с павлиньими перьями и желтый пояс, он мчался вперед, погоняя коня. Хитрый нойон полагал, что провел за нос Сына Неба, получив от него воинскую силу. Теперь главное — свергнуть Дабачи и захватить верховную власть. А став хунтайджи, нетрудно будет объединить всех ойратов и мирным путем удалить из Джунгарии цинские войска. Молодой князь уже видел себя в роли единоличного правителя возрожденной Ойратии и кислую мину обведенного вокруг пальца еджэхана (цинского императора).

Между тем самораспад Ойратского ханства был столь глубок, а вторжение столь неожиданным и стремительным, что цинская конница не встретила никакого сопротивления. Некогда могучее государство ойратов рухнуло как карточный домик. Князья и зайсаны предпочли не браться за оружие и покориться еджэхану. Дабачи не смог собрать значительного войска, ибо большинство из них перешло на сторону Амурсаны. Бессильный хунтайджи бежал в Кашгарию, где был схвачен и увезен в Китай. Казалось бы, первая половина замысла Амурсаны осуществилась — ханский престол освободился. Когда же разгоряченный удачей нойон попробовал овладеть верховной властью, оказалось, что она находится в чужих, но очень твердых руках. Хунли и не думал упускать столь дорогую добычу — он и его наместник — маньчжурский военачальник Баньди хозяйничали в завоеванной ими стране. По приказу императора единое Ойратское ханство уничтожалось, а вместо него создавались четыре малых племенных ханства — чоросов, дэрбетов, хойтов и хошоутов. Амурсана оказался всего лишь одним из четырех ханов — главой хойтов, во всем зависимым от воли богдохана. Всем в крае заправлял Баньди по директивам Хунли. Поняв, что им воспользовались как слепым орудием и обманули, Амурсана, скрывая гнев, стал постепенно выходить из-под власти еджэхана. Нойон повел себя как хунтайджи — сбросил цинскую одежду циньвана, пользовался печатью всеойратского хана, не подчинялся Баньди, через его голову вел переговоры с ойратски-ми князьями, зайсанами и казахскими султанами, уничтожал сторонников Дабачи и своих врагов. Видя, что власть уходит из его рук, Баньди добился от Хунли права арестовать и казнить дерзкого наглеца. Почувствовав опасность, Амурсана вспомнил старый приказ богдохана прибыть к нему в Жэхэ и выехал под этим предлогом в Халху, тем самым избежав смерти.

Между тем Хунли упивался «триумфальным окончанием западного похода». Началась подготовка к торжественной церемонии официального включения Джунгарии в состав Цинской империи. Император решил оформить это на новом съезде монгольских ханов и князей в Долонноре, как это сделал его дед Сюанье 64 года тому назад при подчинении Халхи. В разгар подготовки к торжествам в Пекин пришла тревожная весть: на границе Халхи Амурсана вошел в сговор с халхаскими военачальниками, напал на маньчжурский отряд, разбил его и бежал в Джунгарию. При дворе начался сильнейший переполох, Хунли пришел в бешенство. В Халху полетели приказы собрать уже распущенное по домам войско, идти в Джунгарию и любой ценой поймать мятежника.

Осенью 1755 года Амурсана начал войну против завоевателей. В нем произошел крутой перелом: изменивший своему народу и перешедший на сторону врага хойтский нойон стал организатором и знаменем освободительной борьбы ойратов. Поскольку подавляющая масса цинских войск покинула Джунгарию и отошла в Халху, Амурсана со своими воинами беспрепятственно напал на ургу в Или и легко уничтожил оставленный здесь малый маньчжурский гарнизон, после чего Баньди покончил с собой. Захватив власть в урге, Амурсана стал собирать войско, призвав всех князей объединиться вокруг него, изгнать захватчиков и возродить единое Ойратское ханство. Однако на его призывы откликнулись немногие. Одни боялись маньчжуров, другие опасались мести нойона за их поддержку Дабачи, третьи помнили понесенные от него обиды, четвертые считали, что происхождение Амурсаны (хойт) не дает ему права на престол Чоросского дома. Когда же в конце 1755 — начале 1756 года хойтский нойон все же провозгласил себя всеойратским ханом, от него откололась группа князей и разбила войско нового хунтайджи.

К этому времени вновь собранная по приказу Хунли 400-тысячная армия вторглась в пределы ханства. Амурсана бежал и нашел убежище в Среднем казахском жузе у своего давнего союзника султана Аблая. Огромное вражеское войско вновь наводнило Джунгарию. Не встречая организованного сопротивления, оно без особого труда разбило разрозненные ойратские отряды и по приказу Хунли приступило к поголовному истреблению населения края.

Видя свою неминуемую гибель, в конце 1756 года и остальные князья, объединившиеся вокруг чоросского хана Гэддан Доржи (Галсандорж), выступили против захватчиков. Между ними и Амурсаной вспыхнуло соперничество за обладание ойратским престолом. Однако весной следующего года Гэлдан Доржи и его родня были убиты. Так и осталось тайной, чьих рук это дело — маньчжуров или Амурсаны. В конце 1756 года последний вернулся в Джунгарию, собрал верные ему отряды и продолжил борьбу с маньчжурами. Он наладил связь с восставшим против Хунли в Западной Халхе хотогойтским князем Чингунжавом, планируя совместные с ним действия. Кроме того, Амурсана направил посольство в Петербург, прося помощи у императрицы Елизаветы, но Россия не решилась ввязаться в войну с Цинской империей. Еще не зная об этом отказе и о гибели Чингунжава, Амурсана весной 1757 года двинулся с десятитысячным войском на соединение с ним.

К этому времени в Джунгарию вторглась новая цинская армия под командованием Чжаохуэя. В июне 1757 года в длившемся 17 дней генеральном сражении вблизи урочища Тарбагатай маньчжуры разгромили силы последнего ойратского хунтайджи. Сказались лучшее вооружение и пятикратное численное превосходство завоевателей. Амурсана стал отступать на север — в русские пределы, но по дороге был разбит казахами Аблая, переметнувшегося на сторону победителей. В Семипалатинскую крепость Амурсана прибыл всего с восьмью сопровождавшими. Русские предоставили беглецу убежище, вылечили его от оспы и поселили в окрестностях Тобольска, где он и умер от тифа в сентябре 1757 года. Затем один за другим маньчжурами были уничтожены отряды остальных князей. Восстание ойратов против завоевателей было потоплено в крови, пленных убивали на месте. Цинские эскадроны рыскали по Джунгарии, предавая все огню и мечу. Начавшаяся весной 1756 года истребительная война в Джунгарии закончилась лишь в 1759 году, когда цинским войскам удалось ликвидировать последний очаг сопротивления в горах Юлдуза.

Страшную цену заплатили ойратские феодалы за свою междоусобицу — погибнув сами, они погубили свою страну. Из-за их свар, амбиций, жадности, злобы и политической слепоты целый народ оказался безоружным перед врагом и сошел с исторической сцены. Из 600 тысяч ойратов в живых осталось 30–40 тысяч, спасшихся бегством в Россию.

Между тем Хунли настойчиво требовал от русских властей выдать ему мятежного нойона, а после его смерти отдать труп для публичной позорной казни — разрубить «ядовитую гадину» на куски. Твердый отказ России привел Сына Неба в ярость, и Пекин грозил Петербургу войной. Когда российский Сенат ответил, что труп несчастного давно уже разложился, император с пеной у рта стал требовать выдачи костей, дабы публично ломать и дробить их в Пекине. Из Петербурга последовал вежливый отказ, Сенат напомнил Сыну Неба, что мир между двумя соседними державами стоит несколько больше, нежели могильные кости. И после своей смерти хойтский князь избежал цепких рук богдохана.