Книга: Средневековые замок, город, деревня и их обитатели
Назад: История Гельмбрехта
Дальше: Фландрский граф и крестьянин (Средневековая легенда)

Деревенские праздники

Самым веселым из всех деревенских праздников был праздник весны. В глубокой древности весна в глазах народа была богиней и называлась у германцев именем Ostara. Самое имя ее заключает в себе представление о востоке (Ost), о свете, приходящем с востока, о заре и солнце.
В глубокой древности хор скальдов обращался к богине весны Остаре с такой молитвой:
Остара, Остара,
Матерь земли,
Сделай, чтоб эти
Пашни цвели,
Чтоб зеленели,
Плод принесли,
Мир им пошли!

Древние верования в богиню весны запечатлены в различных сагах. Остановимся на одной из них. В Гарце, в развалинах древнего замка, покоится завороженная, дивно прекрасная дева весны. Она выходит из своей темницы лишь только раз в году — в Христово Воскресенье. В белоснежном своем одеянии она покидает развалины незадолго до солнечного восхода и тихой поступью направляется к ближнему источнику. Здесь она купается, здесь она ждет своего освободителя. Многих она видела, многих она одаряла, но никто из них не мог проникнуть вместе с ней за железную дверь ее тесной темницы с низкими сводами.
Раз возвращался домой, накануне самого праздника Пасхи, один бедный ткач; ему пришлось проходить близ этих развалин. Он продал в городе свой запас полотна и возвращался с вырученными за него деньгами. Ночь застигла его как раз в этом месте, и он решился заночевать в долине, под открытым небом. Он проснулся рано утром, перед восходом солнца, и увидел возле источника деву ослепительной красоты, в белоснежном одеянии, со связкой ключей у пояса. Ошеломленный стоял он пред этим неожиданным и чудным видением. Дева подошла к нему. Он почтительно снял пред ней шляпу и приветствовал ее. Она поблагодарила его, чем вселила в него некоторую смелость. «Зачем ты так рано встала, — осмелился спросить он, — и купалась в этой воде?» — «Я делаю это всегда в пасхальное утро, перед самым восходом солнца, благодаря этому я так прекрасна и всегда молода». — «Где же живешь ты, прекрасная?» — «Недалеко отсюда; если хочешь, пойдем, — покажу». Ткач согласился, и дева повела его к руинам, стоявшим на горе.
Видел ткач раньше и эту гору, и эти руины, но совершенно не узнал их: все изменилось, как будто под влиянием волшебства. Они дошли до железной двери. Около нее на зеленой траве росли три лилии, и все они были в цвету. Дева сорвала одну из них, подарила ткачу, велела ему снести ее домой и беречь. Ткач поблагодарил ее и заткнул прекрасный цветок за шляпу. Когда после этого он снова поднял глаза, то не видал уже более ни девы, ни железной двери, ни двух оставшихся лилий: пред ним стояли одни руины, печальные, как всегда. Вернулся ткач домой, положил на стол серебряные монеты, вырученные за проданное полотно, положил на него и шляпу с лилией. Когда жена спросила у него, откуда взял он эту лилию, ткач подробно рассказал ей все с ним приключившееся. Жена же объяснила ему, что это была не простая дева, а дева весны — пасхальная дева. Смотрит тут ткач и видит: лилия не простой цветок, а вся из золота и серебра.
Обрадовался он, отправился в город к золотых дел мастеру: тот подивился лилии, но отказался купить ее, так как у него не хватило бы для этого денег. Ткач обратился к ратманам, и те не могли купить лилию, но дали бедному ткачу бумагу, с которой тот явился к герцогу. Герцог взял себе лилию и обязался платить за нее ежегодно сам, а после своей смерти наказал делать это своим детям. Герцогиня украшала себя этой лилией в праздничные, торжественные дни, а герцог включил ее изображение в свой герб.
У Шиллера есть превосходное стихотворение, навеянное средневековыми сагами о деве весны. Вот оно:
В одном пастушеском селеньи,
Где жили дети нищеты,
При первом жаворонков пеньи
Являлась дева красоты.
   И край неведомым остался,
   Где эта дева рождена,
   И самый след ее терялся,
   Лишь удалялася она.
Она блаженство сообщала,
Стремились все навстречу к ней,
Но неприступность отдаляла
Сближенья ищущих людей.
   Она с собою приносила
   Цветы, что были взрошены
   Огнем не нашего светила,
   Природой лучшей стороны.
И ручки девы всем делили:
Плоды одним, цветы другим.
И стар, и молод уходили
С дарами, выданными им.
   С приветом всех она дарила,
   Но для возлюбленной четы
   Дары прекрасней приносила
   И ароматнее цветы.

Следы древних праздников в честь богини весны сохранились повсюду в Германии до настоящего времени. В Гессене возвышается скала в 80 футов высоты; внизу ее — пещера. Здесь праздновали встречу весны в древности. И до сих пор на второй день Пасхи приходят сюда парни и девушки из соседних деревень с венками, сплетенными из весенних цветов, пьют воду из соседнего источника и уносят ее с собою в кувшинах домой.
Постепенно языческий праздник весны слился с христианским праздником Христова Воскресенья. Во время Пасхи стали праздновать не только победу Спасителя над смертью, но и победу весны над зимою, победу света над сумраком, тепла над холодом. Именно этот смысл и следует искать в тех обычаях, которые господствовали в Средние века. Так, например, праздник Пасхи ознаменовывался, между прочим, зажиганием ярких огней на холмах и горах, особенно в тех местностях, где жили саксы, долее других германских племен остававшиеся верными язычеству. Местные крестьяне делали, кроме того, факелы из молодых буков, расщепляли их в верхней части и закладывали туда стружки; с этими факелами в руках они совершали целые процессии. Занимались также прыганием через костры, скатывали с возвышенностей зажженные обручи, а по окончании торжества старались унести с собою остатки факелов, так как считалось, что они приносят всякое счастье и благополучие.
Из других обычаев, имевших место в ту же пору, обращают на себя особенное внимание сжигание зимы, танцы с мечами, борьба между летом и зимой. Первый обычай состоял в том, что сделанную из соломы куклу, которая изображала зиму, сжигали на костре при всеобщем ликовании. Танцы с мечами представляли эффектное зрелище. Танцоры в количестве 16–20 человек, вооруженные мечами, являлись в условленное место в белых шляпах и белых же рубахах; шляпы и руки украшали пестрыми лентами, а на ноги, над коленями, навешивали бубенчики, которые беспрестанно звенели. Эти танцы были опасны и не всегда кончались благополучно. Борьба между летом и зимой производилась следующим образом: выступали друг против друга два парня, из которых один наряжался летом, а другой — зимой; лето покрывало себя плющом или барвинком, зима — мхом и соломой. В этой схватке всегда побеждало лето, после чего его чествовали всем миром.
Своеобразно праздник весны происходил в Нюрнберге. Туда являлись из окрестных деревень крестьянские девушки, разряженные в свои лучшие одежды. Каждая приносила с собой небольшой открытый гробик с куклой, изображавшей смерть или, что означало то же самое, зиму. Девушки ходили по улицам города и монотонно распевали песни. Горожане же одаривали их деньгами и разными вкусностями.
Празднуя весну, почти целиком выходило в поле население пфальцских и швабских деревень. Одни парни обвешивали себя соломою, другие — зеленью; во главе первых стоял зимний король с соломенной короной на голове и деревянным мечом в руках, во главе вторых — летний король, украшенный свежими листьями. Свита зимнего короля прославляла в своих песнях зиму. «Мы мостим пруды и ручьи, — пела она, — мы увешиваем крыши ледяными сосульками и прячем под снегом пыль и грязь…» Сопровождавшие летнего короля несли изображение весны и прославляли лето: «Лето приносит с собой фиалки и другие цветы; лето ничего не боится, оно сбросит зиму в грязь, лето сбросит зиму в ручей; лету с березками свежими, с цветами различными все мы рады, рады, рады!» После этого две толпы вступали в борьбу, которая заканчивалась так же, как и борьба между парнями, изображающими зиму и лето. В заключение празднества на холмах зажигали костры, затевали вокруг них хороводы, пели веселые песни; костры обязательно зажигались без помощи железа — огонь вызывался трением деревянных кусков.
Празднование Рождества Христова совпадало с языческим праздником зимнего солнцеворота — поворота, как говорят, зимы на лето. Это был первый народный праздник в новом году. Он посвящался богу солнца и его супруге, богине Фрейе, и назывался у германцев Йоль, что означает «праздник колеса». Здесь разумелось, конечно, солнечное колесо, солнечный диск. Этим и объясняется обычай скатывать с отлогостей горящие колеса в праздники, посвященные солнцу. Он до сих пор сохранился во многих странах.
На Рождестве зажигали по деревням костры совсем также, как в Пасху или в Иванову ночь. Весело трещал огонь в просторной печи крестьянского дома, перед ним собиралась вся семья; пелись рождественские песни, сказывались рождественские рассказы. В Германии укоренился обычай зажигать елку, предварительно украсив ее яблоками и орехами, бывшими в древнейшие времена предметами языческих жертвоприношений; сам обычай золочения орехов указывает на глубокую древность, на языческую пору, когда быкам, приносившимся в жертву, золотились рога.
Самым распространенным из рождественских обычаев было хождение со звездой. Три мальчика наряжались царями; один из них вымазывал при этом свое лицо сажей, так как должен был изображать царя мавританского. Они ходили из дома в дом со звездою, укрепленной на конце длинной палки или на верху особого устройства, состоявшего из нескольких, скрепленных друг с другом шарнирами продолговатых дощечек: К концу устройства, кроме звезды, приделывалось еще иногда изображение замка, вокруг которого разыгрывалась целая сцена. В одно из замковых окон смотрел на дорогу Ирод; по дороге шли три маленьких царя; они направлялись к яслям, в которых лежал Младенец Иисус; рядом с Ним изображались Иосиф и Дева Мария, а также маленькие вол и осленок. Иногда все эти изображения вырезались и прилаживались таким образом, что могли двигаться. Они служили как бы иллюстрацией для рождественских песен, распевавшихся мальчиками. Вот одна из таких песен:
Не для потехи мы пришли.
Господь вам добрый день пошли,
Пошли вам радостей, утех,
Что уготовал он про всех!
   Грозили беды нам, когда
   Мы шли дорогою сюда;
   Мы проходили по горам,
   Звезда в пути сияла нам.
Пришли мы к Ироду.
Сейчас Он из окна увидел нас,
И вопросил он нас тогда:
«Откуда путь ваш и куда?»
   Мы отвечали на вопрос:
   «Мы в Вифлеем идем; Христос
  От Непорочной Девы в нем
   Родился, мы к нему идем,
И нас ведет туда звезда».
Нам Ирод говорит тогда:
«Остановитесь у меня,
Всего-то вдоволь дам вам я!»
   «Ах нет, ах нет, мы так спешим,
   Чтоб помолиться перед Ним:
   Ребенок чудный, нежный тот
   Нам радость, счастье принесет».
«Когда увидите его,
Вы мне поведайте про то:
Хочу туда пойти я сам
С молитвами, подобно вам».
   Остановились мы, когда
   Остановилася звезда,
   Мы ясли видели в углу
   И пели Господу хвалу.

Такие песни заканчивались пожеланиями долгой жизни хозяевам, приютившим славящих Христа. Иногда строфы песни были многочисленны, так как славящие обращались к каждому члену семьи в отдельности.
В романских странах было принято устраивать в церквях ясли, куда клалось изображение Христа Младенца, ставились изображения Девы Марии и Иосифа, а также неизбежные фигуры домашних животных. Можно легко представить, с каким чувством посещали крестьяне храм Божий в рождественские праздники, как благоговейно смотрели они на ясли, освещенные множеством свечей, какое светлое впечатление уносили они домой! Так ярко представляла им церковь обстановку, в которой родился Спаситель мира и которая была так похожа на обстановку, окружавшую их самих! Это изображение отпечатывалось в их памяти, запоминалось надолго.
Обычай делать подарки на Рождество имеет древнейшее происхождение: начало его коренится, может быть, еще в языческой поре. По старым, языческим верованиям германцев в ту пору, на которую приблизительно падает праздник Рождества, разъезжал по земле в сопровождении своей супруги бог Один и всюду изливал различные благодеяния. Это верование впоследствии изменилось под могучим влиянием христианской религии, но не исчезло совсем, преобразовавшись в поверье о святителе Николае и его слуге Рупрехте, которые разъезжают с корзиной, полной подарков для детей и добрых людей. Это поверье имеет много вариаций: иногда, если принять их во внимание, разъезжает не сам святитель, а только слуга его.
В иностранных деревнях, как и в наших, как сейчас, так и в Средние века (но тогда в большей степени) были распространены гадания, в которых участвовали преимущественно молодые люди. Деревенские девушки, собравшись в тесный кружок, при колеблющемся пламени печи топили олово и, погрузив его в холодную воду, следили за тем, какую форму оно примет; сообразуясь с получившейся фигурой, они делали выводы о своей судьбе. Чтобы узнать, кто из них первая выйдет замуж, они притаскивали в комнату гуся, завязывали ему глаза и ставили его посреди комнаты, а сами становились кругом, ожидая, к которой из них подойдет гусь раньше. Она и должна была раньше остальных выйти замуж.
Но гадали не только о любви и браке — гадали о продолжительности жизни, о богатстве. С этой целью брали три горшка; одним покрывали горстку земли, другим — ломтик хлеба, третьим — лохмотья. Загадывающий о своей судьбе должен был выбрать один из трех горшочков: если под выбранным горшочком обнаруживались лохмотья, это обозначало грядущую бедность; если там лежал хлеб, это сулило богатство и довольство; если же горшочек прикрывал землю, это пророчило скорую смерть. Впрочем, вопросом о богатстве задавались, конечно, не молодые девушки, а уже пожившие хозяйки. Они старались узнать о своей судьбе и таким образом: наливали воду по самые края в блюдо и бросали туда монету. После этого женщина должна была вытащить монету из воды языком. Если ей удавалось сделать это, не проливая воды, это предвещало прибыль; если же воды проливалось много, гаданье сулило нужду — вылившаяся из блюда вода означала ушедшие из дома деньги.
Много поверий было связано с рождественскою ночью. Народная молва утверждала, что в самую полночь на миг всякая вода в колодцах и в реках становится вином. Но не всякому удавалось зачерпнуть такой воды, а только человеку, угодному Богу. Тот же, кому выпадало такое счастье, должен был молчать об этом; в противном случае ему грозила слепота. Кроме того, в рождественскую ночь, перед полуночью, может говорить скот, стоящий в стойлах, и не только говорить, но и предсказывать. Но горе тому, кто услышит это, так как ему грозит скорая смерть. Детям, родившимся в рождественскую ночь, было обещано счастье — праведная жизнь гарантировала им со временем найти клад.
Чтобы обеспечить себе благополучие на весь предстоящий год, следовало накануне Рождества есть определенные блюда, а скатерть с остатками от них вытряхнуть на плодовые деревья, что должно было обеспечить хороший урожай плодов. Есть предположение, что этот обычай пришел из далекой древности, когда приносились языческие жертвы. Чтобы хлеб водился в течение всего года, необходимо было оставлять кусок его на столе на всю рождественскую ночь. В эту ночь нельзя было тушить огонь в печи, а все сосуды, предназначенные для воды, следовало наполнять до краев. Все земледельческие орудия должны были быть спрятаны на все время рождественских праздников, но отнюдь не оставляться под открытым небом; в противном случае их могли повредить огненные драконы, невидимые человеческому глазу. Во время Святок в деревнях не работали. До сих пор сохранилось поверье, которое предсказывает смерть одному из членов семьи, в которой во время Святок затеют стирку.

 

Назад: История Гельмбрехта
Дальше: Фландрский граф и крестьянин (Средневековая легенда)