Собственно говоря, в середине 1920-х годов конфликт между «профессионалами» и «дилетантами» разворачивался не только касаемо Экстернштайна. Под прицелом академических кругов оказался Герман Вирт с переводом и трактовками «Хроники Ура-Линда», а также Герман Вилле, изложивший свой взгляд на немецкие мегалиты в работе «Германские храмы между Везером и Эмсом». Однако в рамках данной книги нас интересует прежде всего конфликт, развернувшийся вокруг Экстернштайна. Его начало уходит в 1926 год, то есть ко времени, когда «Немецкий союз» и «Объединение друзей германской праистории» взяли на вооружение идеи Вильгельма Тойдта. Именно в этот момент стало очевидно, что в окрестностях Экстернштайна было необходимо провести археологические раскопки. Противники Тойдта позже заявляли, что распространению его «дилетантских воззрений» способствовала болезнь тогдашнего директора липпского музея и главного смотрителя наземных памятников Отто Веерта, который на протяжении многих лет вместе с известным немецким археологом Карлом Шухгардтом занимался изучением Вестфалии. Дескать, после болезни Веерта в этих краях не нашлось ни одного археолога, который был бы в состоянии поставить крест на «бредовых идеях» Вильгельма Тойдта. Вряд ли можно сомневаться, что проблемы охраны исторических памятников в Вестфалии в то время переживали лучшие времена. Однако просачивание идей Тойдта в сферу исследований древнегерманской истории едва ли можно считать результатом болезни одного человека. Теория Тойдта очень быстро перестала быть региональным явлением. А благодаря прессе спор об Экстернштайне приобрел едва ли не общенациональный характер. Справедливости ради оговоримся, что средства массовой информации отнюдь не гнались за дешевыми сенсациями, а потому предоставляли слово обоим сторонам.

В 1927 году в специализированной исторической прессе Германии появилась заметка, которая на первый взгляд была посвящена очередному заседанию «Археологического союза Северо-запада Германии», который проходил в Хильдесхайме. Но сразу же обращало на себя внимание ее название: «Предостерегаем от утверждений директора „Кеплеровского союза“ в Детмольде господина Тойдта».

Собственно сама история началась годом раньше, когда летом 1926 года «Маннус», журнал, издававшийся Густавом Коссиной, опубликовал материал Вильгельма Тойдта, называвшийся «Разрушительная работа в Экстернштайне». Несмотря на то что Коссина дал историку-любителю шанс изложить свою теорию, академические круги встретили «дилетанта» в штыки. Наиболее враждебно повел себя Шухгардт. Однако к мнению «академиста» прислушались отнюдь не все. Статья Тойдта была почти сразу же перепечатана в «Народном листке», «Липпской земельной газете» и «Липпской ежедневной газете». Тойдт стал своего рода открытием для Липпе и Вестфалии. После этого о нем заговорили в общегерманской прессе, что, вне всякого сомнения, весьма способствовало распространению идей Вильгельма Тойдта.

О чем же собственно сообщал Тойдт? Он говорил о том, что после прочтения ряда монографий об этой группе скал, а также на основе собственных наблюдений сделал вывод о том, что практиковавшийся некогда в Экстернштайне солярный культ был всего лишь крошечным осколком от махины жизни древних германцев, которые практиковали астрономические культы. Тойдт восторженно сообщал правительству: «Я открыл германский Стоунхендж!» Уже одно это утверждение наглядно показывает, что Тойдт был хорошо осведомлен о предполагаемом астрономическом использовании мегалитов Стоунхенджа, а потому переносил эту трактовку и на группу скал в Вестфалии. По его мнению, на вершине второй скалы, в так называемом «сакеллуме», находилось культовое место древних германцев, а именно «святилище Солнца, которое указывало на высочайшую культуру наших предков в мрачное доисторическое время». При этом Тойдт считал, что все следы разрушений, которые можно было обнаружить в Экстернштайне, приходились на время принятия христианства, и их можно было датировать эпохой Карла Франкского.

В качестве подтверждения данного тезиса Тойдт приводил свои соображения о том, что для подобных разрушительных работ требовались очень большие силы, множество рабочих и времени. При этом мысль о предполагаемом разрушении Карлом Великим германской святыни выдвигалась на первый план, так как этот франкский император изображался как губитель истинной германской культуры. Не исключено, что французы изображались Тойдтом как разрушители германских устоев и обычаев в силу личных воспоминаний — он никак не мог забыть, что покинул оккупированный Францией Рейнланд и перебрался в Детмольд.

По большому счету вся теория Вильгельма Тойдта была не так уж нова. Он просто-напросто увязал воедино два высказанных много ранее тезиса. Идею о дохристианской святыне, которая была разрушена Карлом Великим, можно было прочитать еще в 1564 году у Германа Хамельмана. Экстернштайн как возможное место астрономических наблюдений для определения наступления природных циклов описывался в 1823 году Отто фон Беннингсеном («светлое служение»). Утверждение о том, что священный столб — Ирминсул — в свою бытность стоял именно в Экстернштайне, еще не встречается в первой публикации Тойдта. Хотя подобная теория была впервые выдвинута еще в XVIII веке и активно обсуждалась столетие спустя в работе Августа Ширенберга «Экстернштайн во времена язычества в Вестфалии» (1879). Проблему нахождения Ирминсула в Экстернштайне Вильгельм Тойдт впервые затронул лишь в 1929 году в частных беседах.

Густав Коссина, который дал Тойдту возможность высказаться на страницах журнала «Маннус», в 1927 году опубликовал на страницах того же издания свою статью «Заселение окрестностей Тевтобургского леса около 1850 года до нашей эры». В ней он пытался показать «несостоятельность теорий Тойдта с точки зрения поселковой археологии». Сам Коссина полагал, что после этой статьи, равно как и публикаций астрономов Хопмана, Альтфельда, Шульца, Рима и Нойгебауэра (опять же на страницах «Маннуса»), идеи Тойдта были опровергнуты, и на них можно было поставить крест.

По крайней мере Коссина в частной переписке сообщал, что эти «вещи будут выкорчеваны раз и навсегда». Но, несмотря на недоброжелательное отношение именитого историка, количество приверженцев идей Вильгельма Тойдта росло от года к году все больше и больше. Умозрительные построения «дилетанта» завладели публикой. Показательно, что сами активисты «Общества друзей германской праистории» оценивали себя как учеников Коссины, а самого берлинского профессора назвали не иначе как «первопроходцем германской праистории».

На тот момент академические представители других наук, например астрономии, также полагали, что их возражений было вполне достаточно, чтобы «похоронить» Тойдта. «Академисты» были убеждены, что дискуссия закончена. Хопман даже заявил, что Тойдт не успокоится, но его идеи уже никого не впечатлят. Астроном очень глубоко заблуждался. Интерес общественности к теории Вильгельма Тойдта постоянно возрастал. Пресса непрерывно следила за разворачивавшимся в Вестфалии конфликтом, не полагая его исчерпанным. Многих из противников Тойдта ожидало удивление сродни шоку. Так, например, к Карлу Шухгардту пришло несколько писем с газетными вырезками, в которых говорилось о Тойдте. Ученого наивно вопрошали, что он думает «об этой интересной теории». Масла в огонь подлил и находившийся в голландской эмиграции бывший кайзер Вильгельм II, который заявил газетчикам, что с нескрываемым интересом следит за «деятельностью исследователя из Детмольда». Проблема Экстернштайна явно вышла за пределы Германии. Об этом говорил хотя бы тот факт, что в 1933 году, во время поездки по Балканам, Вернера Буттлера не раз спрашивали об Экстернштайне и Вильгельме Тойдте. В итоге для противодействия Тойдту было решено подключить не только историков, но и ключевые фигуры «Естественно-научного и исторического союза Липпе»: Карла Веерта, Эмиля Альтфельда и архивариуса Ганса Кивнинга. Все они пытались «взывать к голосу разума», приводя некие логические доводы. Но все было безуспешно. После длительной болезни Карла Веерта археология в Липпе фактически была обезглавлена. Из-за наступившего экономического кризиса республиканское правительство Германии, дабы сэкономить деньги, решило вообще не назначать никого на пост смотрителя наземных памятников в Липпе. В это время архивариус Кивнинг начинает переговоры с археологами из Мюнстера и Ганновера. В переписке он не без возмущения сообщал, что «дилетантство в Липпе расцвело странными цветами на почве археологии», что «Липпе можно рассматривать как место пребывания безработных пожилых господ». Но все попытки, предпринятые «Естественно-научным и историческим союзом», ни к чему не привели.

Между тем Вильгельм Тойдт усиливал свои позиции. Невзирая на критику «академистов», он с подачи руководства «Немецкого союза» создает в 1928 году «Общество друзей германской праистории». Кроме этого, он завершает обобщение своих идей относительно Экстернштайна как культового места, излагая их в более-менее связанном виде на страницах книги «Германские святыни» (1929). Теперь Тойдта уже не устраивает простая просветительная деятельность, он стремится в политику. Впервые свою силу он попытался показать, когда решил назначить руководителя раскопок, которые должны были проводиться в Экстернштайне (с этим были согласны и сторонники, и противники Тойдта). Однако Тойдт обращается не к Карлу Шухгардту и не к Густаву Коссине (что было бы удивительным, принимая во внимание их научную позицию). Тойдт обращается к знатоку древностей швейцарцу Отто Хаузеру. Выбор был просто объясним — Хаузер разделял идеи Вильгельма Тойдта. Швейцарец появляется вместе с Тойдтом у Экстернштайна 11 февраля 1927 года. После предварительного осмотра местности Хаузер заявляет, что скалы явно являются одним из крупнейших культовых центров древнего мира. После этого Тойдт предлагает правительству Липпе начать раскопки под руководством Хаузера.

В этот момент в ситуацию вмешивается архивариус Кивнинг, который убеждает чиновников не принимать это предложение. Инцидент получил широкую огласку. После этого многочисленные сторонники Тойдта стали выражать протест. Они были не только возмущены тем, что правительство скрывает «германские святыни», но и угрожали сорвать раскопки, которые бы велись под началом одного из «академистов» (дабы не произошло фальсификации). Только после этого социал-демократическое правительство Липпе поняло, что в отношении Тойдта и приверженцев его идей надо было принимать какие-то меры. Для начала было решено убедить вышестоящее начальство из Вестфалии поставить хоть кого-нибудь на пост смотрителя наземных памятников. Так в Детмольде появился Август Штирен. Сам Штирен, который сохранил за собой также пост руководителя отделения древней и ранней истории в музее Мюнстера, приветствовал данное решение, так как полагал, что «доисторическое прошлое Вестфалии и Липпе были немыслимы друг без друга». На время накал страстей спал. Кому-то могло даже показаться, что конфликт был разрешен.

Многочисленные послевоенные утверждения о том, что национал-социалисты сразу же увидели в Экстернштайне «германскую святыню», не только беспочвенны, но и во многом ложны. Это наглядно показывают события, которые происходили в Липпе и Вестфалии во время выборов в ландтаг в 1932–1933 годах. На тот момент между местными националистическими группами и НСДАП существовала сильная организационная связь. Многие из активистов «национального лагеря» в те годы уже числились в Национал-социалистической партии. Если посмотреть на реалии тех выборов, то можно заметить, что в предвыборной агитации НСДАП все-таки использовало образ Экстернштайна, но лишь отчасти. Сами выборы в ландтаг, которые проходили в конце 1932 — начале 1933 года, руководство Национал-социалистической партии рассматривало как «генеральную репетицию выборов в рейхстаг, которая будет прогоняться на самом низовом уровне». Главная проблема этих выборов заключалась в том, что почти все видные деятели НСДАП, которые должны были выступать в качестве ораторов и пропагандистов, не были знакомы с местными особенностями и реалиями. В итоге национал-социалистическая пропаганда решила использовать в качестве символа этих выборов битву при Варусе. Как результат, в своих речах Ганс Франк (позже генерал-губернатор Польши) и Вильгельм Кубе (позже гауляйтер «Восточной марки») охотно поминали Германа из племени херусков. В данном случае как бы проводилась параллель между вождем германских племен, которые разгромили римлян, и НСДАП с «вождем Адольфом Гитлером», который должен помочь расправиться со всеми противниками Германии. Впрочем, Йозеф Геббельс и Альфред Розенберг почти никогда не обращались в своих выступлениях к сюжету битвы при Варусе.

Однако это не значит, что данный символ не использовался национал-социалистической пропагандой. На битву должен был намекать предвыборный плакат, на котором на фоне свастики был изображен памятник Герману (Арминию), установленный на краю Тевтобургского леса. Сам же Экстернштайн едва ли использовался в качестве пропагандистского символа. Эта группа скал мелькнула в национал-социалистической пропаганде только однажды. Речь идет о статье, которую в самый разгар предвыборной борьбы (4 января 1933 года) опубликовал «Липпский курьер». В ней, в частности, говорилось: «Экстернштайн, где было принесено множество жертв, приветствует нас. Каждый год многочисленные немцы, бывающие здесь, задаются вопросом: будет ли их сегодня приветствовать вождь грядущей Германии? Эти скалы стояли еще тогда, когда Герман из племени херусков освобождал страну от римского ига. Они будут стоять и тогда, когда исполнится заветная мечта Адольфа Гитлера, и Германия вновь станет свободной».

Этот небольшой отрывок отчетливо показывает, что к 1933 году теории Вильгельма Тойдта все-таки проникли в среду национал-социалистов. Однако Экстернштайн здесь преподносился как «жертвенник», а отнюдь не как «германская святыня». То есть можно говорить о том, что построения Тойдта не были полностью восприняты национал-социалистической пропагандой. Одновременно с этим обращает на себя внимание то обстоятельство, что национал-социалисты непосредственно увязывали Экстернштайн с битвой при Варусе. Хотя слова статьи как бы намекали, что от исходов предвыборной борьбы, в которой принимал участие Гитлер, засела дальнейшая судьба комплекса скал, визит Гитлера к Экстернштайну никогда не планировался, да собственно и не осуществлялся. Самым важным выводом из данного сюжета является то, что национал-социалисты во время выборов 1932–1933 годов в ландтаг еще не были втянуты в конфликт вокруг «германской святыни». А это значит, что за три недели до прихода к власти они не вынашивали никаких конкретных планов относительно будущности Экстернштайна. В свете данных выводов сам собой возникает вопрос: как могло получиться, что уже несколько месяцев спустя конфликт вокруг утесов стал разгораться на самом высшем уровне? Ответ на него может дать анализ событий, которые происходили с период между февралем 1933 года и апрелем 1934 года.

В то время «академисты» и некоторые вестфальские историки проявляли повышенную обеспокоенность распространением идей Вильгельма Тойдта, многие из их коллег вступали в НСДАП. У ученых, которые присоединялись к национал-социалистической партии, могли быть самые разные мотивы. Но можно предположить, что большинство из них были недовольны Версальской системой. В качестве примера можно привести отрывок из воспоминаний Александра Лангсдорфа, специалиста по Древнему миру и этрусской культуре. Лангсдорф, который в мае 1919 года, после двухгодичного пребывания во французском плену, вернулся в Кобленц, писал: «Я смотрел на немецкую землю, на величественный Рейн и поклялся себе, что осознанно останусь немцем, что буду иметь в себе силу, дабы никогда не забыть наш позор». Это высказывание облегчает понять причины того, почему талантливый ученый несколько лет спустя принял участие в «пивном путче» и маршировал по Мюнхену в колонне восставших национал-социалистов, а в 1932 году вступил в СС, став референтом Гиммлера по вопросам истории.

Другим примером может быть Вернер Буттлер, который в студенческие годы входил в молодежные националистические организации. На него произвела огромное впечатление речь Гитлера, которого он впервые услышал в 1927 году. Некоторое время спустя он вступил в НСДАП, а в 1930 году оказался в рядах штурмовых отрядов — СА. Подобные отзывы о воздействии речей Гитлера на академическую среду не были редкостью. Даже «идол» германской исторической науки Густав Коссина во второй половине 1920-х годов вступил в руководимый Розенбергом «Союз борьбы за немецкую культуру». Известный ученый до самой своей смерти чувствовал связь с НСДАП. Показательно, что буквально за несколько дней до своей кончины он подписал призыв «Союза борьбы» создавать «новую культурную жизнь». Тогда многие из ученых и исследователей услышали этот призыв.

Историю сближения Ганса Рейнерта и национал-социалистов надо рассматривать отдельно. Еще в 20-е годы он характеризовался своими знакомыми как человек, «совершенно не интересующийся политикой». Вопреки послевоенным заявлениям, Рейнерт никогда не был активистом молодежных националистических организаций и студенческих корпораций, его интересовала только наука. Он не проявлял интереса к политике даже тогда, когда его коллеги по университету в Тюбингене стали примыкать к национал-социалистам. По большому счету первые контакты с НСДАП у Рейнерта произошли по линии его профессиональной деятельности, а отнюдь не на почве политических симпатий.

В январе 1928 года Альфред Розенберг лично попросил молодого ученого неофициально принять участие в работе «Союза борьбы». Судя по всему, Рейнерт не сразу принял это предложение. По крайней мере, не сохранилось никаких указаний, что исследователь до осени 1931 года принимал сколь-либо активное участие в делах «Союза борьбы». К тому же в конце 1931 года его присоединение к национал-социалистам было во многом продиктовано очередной личной неудачей и конфликтом с директором Римско-греческой комиссии Герхардтом Берсу.

Ганс Рейнерт вступил в НСДАП в декабре 1931 года. Он принадлежал к числу «прогрессивных молодых специалистов», которые ориентировались прежде всего не на идеологию национал-социализма, а на возможность стремительной карьеры, которую давала гитлеровская партия в случае прихода к власти. Действуя в рамках «Союза борьбы за немецкую культуру», Рейнерт в 1932 году составил план, который предусматривал создание научно-исследовательского института по вопросам древней истории. Показательно, что данная структура должна была, по мысли Рейнерта, возникнуть по образцу институтов, входивших в состав общества кайзера Вильгельма, то есть с поддержкой со стороны государства, со множеством кафедр и обильным финансированием исследовательских проектов. В планы Рейнерта входило изучение всех исторических и культурных памятников, начиная от палеолита и заканчивая ранним Средневековьем. Уже в этом плане было отражено, что ученые и исследователи должны были противодействовать попыткам чуждых расовых элементов оказывать влияние на изучение древней истории Германии.

Как видим, уже в 1932 году Рейнерт стал осваивать расистскую терминологию национал-социализма. Розенберг посчитал, что данный план был слишком перспективен, чтобы его осуществлять в рамках партийной структуры. После этого Рейнерт начал агитацию среди своих коллег-историков, призывая их вступать в «Союз борьбы за немецкую культуру». Примечательно, что в данной агитации он постоянно делал акцент на внепартийность «Союза борьбы». Действительно, «Союз» формально не являлся структурой НСДАП — это должно было привлечь в его ряды деятелей культуры, по каким-либо причинам не желавших вступать в партию. Однако фактически «Союз борьбы» был «дочерней структурой» национал-социалистической партии, на что указывает хотя бы тот факт, что им руководил главный идеолог НСДАП Альфред Розенберг. Так появилась на свет «Имперская секция праистории». Руководивший ею Ганс Рейнерт делал все возможное, чтобы предотвратить сближение НСДАП и «дилетантов», под которыми он в первую очередь подразумевал Германа Вирта и Вильгельма Тойдта.

Назначение 30 января 1933 года Гитлера рейхсканцлером Германии привело к очередному витку противоречий между различными группировками исследователей, занимавшихся проблемами древней истории. В первую очередь обозначился «фронт борьбы» между «академистами» и «дилетантами». Каждая из этих группировок, представленная соответственно «Имперской секцией праистории» «Союза борьбы за немецкую культуру» (Ганс Рейнерт) и «Объединением друзей германской праистории» (Вильгельм Тойдт), намеревалась заручиться поддержкой новых властителей.

Несмотря на то что «Имперская секция праистории» в первые месяцы пребывания Гитлера у власти имела множество самых различных проблем, Рейнерт был весьма озадачен одним вопросом: «Кто же будет заниматься борьбой против этих мечтателей и шарлатанов?» (Опять же подразумевались Вирт и Тойдт.) Сделанное в одном из писем это замечание наглядно показывает, что даже национал-социалистические ученые исходили из того, что предпринятые в 1932 году незначительные раскопки Экстернштайна отнюдь не могли опровергнуть теории «дилетантов». Собственно, и сам Вильгельм Тойдт не собирался бездействовать. Как отмечалось в исследовательской литературе, «он принял национал-социализм с распростертыми объятиями». И это не было преувеличением. Тойдт почувствовал удачный момент, когда надо было настаивать на политизации Экстернштайна.

«Объединение друзей германской праистории» пыталось использовать приход Гитлера к власти и общее изменение политической ситуации в Германии для собственных интересов (в этом они не были оригинальными — подобные действия предпринимали многие союзы и группировки). Как следует из источников, уже в феврале 1933 года представители «Объединения друзей» пытались проложить путь в Прусское министерство по делам образования и религии (позднее Бернхардт Руст стал Имперским министром воспитания) либо непосредственно в канцелярию Гитлера. Для этого предполагалось задействовать самые различные средства. Члены правления «Объединения друзей» даже выработали специальную тактику. Об этом свидетельствует переписка, которую вел Вильгельм Тойдт.

В марте 1933 года он писал «брату Зуфферту»: «Ваше предложение заложить наши идеи в сознание нынешних властителей должна осуществиться при первой же возможности. При этом мы должны избегать назойливости. То, что касается липпских дел, то тут мы можем быть спокойны. Еще в воскресенье у меня был бр(ат) Шпельге и мы с ним всё обсудили».

Уже из этого письма видно, что истинным инициатором выхода на верхушку Национал-социалистической партии был отнюдь не Вильгельм Тойдт, а Оскар Зуфферт. Что же подразумевалось под «липпскими делами»? Дело в том, что за несколько дней до того, Тойдт обратился с предложением к местным властям. Он попросил обеспечить ему долгосрочное финансирование для того, чтобы в окрестностях Экстернштайна создать «священную рощу». Можно предположить, что речь шла о восстановлении «священной рощи», которая вместе с Ирминсулом была некогда уничтожена Карлом Великим.

После того как Тойдт обратился со своим предложением к местным властям и местным партийным функционерам, в дело вступили другие члены «Немецкого союза». Они попытались обратить внимание на данную инициативу уже ключевых фигур НСДАП, то есть вышли на имперский уровень. Тойдт и Зуфферт уполномочили их разослать имперским министрам и гауляйтерам экземпляр книги «Германские святыни», к которой надо было приложить сопроводительное письмо и один из выпусков журнала «Германия». При этом в своем письме Оскар Зуфферт отмечал: «Крайне необходимо, чтобы министр по делам образования и религии Руст, а также министр пропаганды Геббельс имели их на руках в срок до 20 апреля». Очевидно, расчет был сделан на то, что в день рождения Гитлеру кто-нибудь из верхушки рейха мог сообщить об идеях Вильгельма Тойдта. При этом подчеркивалось, что данное поручение было «сугубо конфиденциальным». Относительно текста сопроводительных писем Зуфферт подчеркивал, что в случае с Рустом акцент надо было делать на преподавании немецкой истории в школе, а в случае с Геббельсом — на значимости древней истории для народного просвещения. При этом надо было подчеркнуть совпадение интересов «Объединения друзей» и НСДАП.

Кроме этого, ключевым фигурам рейха было разослано приглашение на ежегодное собрание «Объединения друзей», которое, в отличие от прочих годов, должно было проводиться не в Детмольде, а в Бад-Пирмонте. Чтобы достичь самых высших инстанций, Тойдт направился в Берлин, чтобы лично побеседовать с Генрихом Гласмайером, который был не только одним из главных сотрудников «Союза борьбы», но и сопровождал Гитлера во время его визита в Вестфалию (выборы в ландтаг 1932/33 года). Интересным покажется в этой связи один момент. Именно Гласмайер порекомендовал Гиммлеру использовать замок Вевельсбург в качестве «мировоззренческого центра СС». Позже именно тот же самый Гласмайер порекомендует рейхсфюреру СС в качестве специалиста по реконструкции замков Германа Бартельса, который на протяжении многих лет будет отвечать за реставрацию и перестройку замка.

Попытки Зуфферта и Тойдта не были совсем тщетными. В мае 1933 года стало известно, что министр Бернхардт Руст с интересом ознакомился с книгой «Германские святыни» и на словах выразил готовность поддержать деятельность «Объединения друзей германской праистории». Однако при этом он заметил в ответном письме, что ни он сам, ни кто-либо из персонала в силу предельной занятости не смогут присутствовать на ежегодном собрании «Объединения друзей».

Как видим, для Вильгельма Тойдта было очень важным обратить внимание новых властей на деятельность «Объединения друзей». Кроме этого, Тойдт явно спешил. Можно предположить, что, хотел опередить в самопрезентации «Общество германской праистории и древней истории», которое возглавлялось Германом Виртом («Общество Германа Вирта»). Дело в том, что один из ближайших сподвижников Вирта, Иоганн фон Леере, занимался приблизительно такой же «рекламной» деятельностью. К слову сказать, данные опасения были отнюдь не беспочвенными, так как именно фон Леере познакомил Генриха Гиммлера и Германа Вирта, после чего было решено создать исследовательское общество «Наследие предков» (более подробно об этом позже). Кроме всего прочего, Тойдт полагал, что Иоганн фон Леере был представителем направления в среде фёлькише-группировок, которое не совсем совпадало с деятельностью «Объединения друзей», более того, могло даже дискредитировать саму тему изучения древней истории в стиле фелькише. Дело в том, что Леере в издаваемом им журнале «Нордический мир» публиковал множество агиток на потребу дня. Страницы журнала пестрили грубыми антисемитскими лозунгами. В итоге «Объединение друзей» хотело во что бы то ни стало опередить своих конкурентов.

Чтобы закрепить свои позиции, Тойдт и его окружение начали форменную акцию протеста против намерения властей Детмольда провозгласить памятник Герману «местом паломничества для немецкой нации». Но в данном случае надо было действовать очень осторожно. Памятник уже появлялся в партийной пропаганде, а потому надо было всего лишь «объяснить», что пропагандистский символ не мог быть «национальной святыней». Естественно, Тойдт опасался, что памятник лишит Экстернштайн статуса «германской святыни».

Таким образом «Объединение друзей» попало в поле зрения национал-социалистических властей не само по себе, а лишь после активной презентационной деятельности. В этой связи возникла новая линия конфликта. «Объединение друзей» не только окончательно ополчило против себя «академистов», но выступило в качестве агрессивного конкурента «Общества Германа Вирта», Пангерманского союза и даже властей Детмольда. Однако подобная агрессивность принесла ожидаемые плоды. Национал-социалисты стали прислушиваться к «Объединению друзей» и Вильгельму Тойдту. До сих пор не найдено никаких убедительных доказательств, что именно связь с новыми властями стала причиной репрессий в отношении наиболее рьяных противников Тойдта. Хотя подобный вывод напрашивается сам собой. Судя по всему, это было итогом деятельности депутата ландтага, национал-социалиста и сторонника Тойдта Шпельге (именно он упоминался в переписке между «братьями» Тойдтом и Зуффертом).

Каковы же были первые последствия сотрудничества сторонников Тойдта с новыми властями? Со своих постов были уволены Кивнинг (директор земельного архива) и Майер (директор земельного музея в Детмольде). Был смещен с поста директора гимназии Альтфельд. Аналогичные меры в отношении тех, кто критиковал Тойдта, предпринимались и в Мюнстере. Назначенный в 1929 году смотрителем наземных памятников Август Штирен в один из дней получил письмо следующего содержания: «Мы намереваемся назначить Вас экспертом по раскопкам и охраной культурно-исторических памятников, а потому просим Вас рассматривать Вашу деятельность в Липпе в качестве законченной». То есть Штирена в мягкой форме тоже «изгоняли» из окрестностей Экстернштайна, который он безуспешно пытался раскапывать в 1932 году. Обоснование, приведенное в письме, указывает на то, что охрана исторических памятников в Липпе (читай Экстернштайн) должна была быть передана какому-то другому лицу. Из источников следовало, что на эту должность в «Союзе борьбы за немецкую культуру» даже рассматривали Вильгельма Тойдта. Однако данная должность долгое время оставалась вакантной. Впрочем, в случае с «мягкой отставкой» Августа Штирена нельзя исключать возможности, что она была следствием конфликта этого ученого с Юлиусом Андрее. Но в любом случае она была на руку Тойдту, который не один год вел войну против «академистов» и Штирена в том числе.

«Объединение друзей» выбрало, наверное, самый короткий путь для того, чтобы добиться успеха. Оно быстро снискало негласное почтение у национал-социалистов. В итоге Тойдту и его сторонникам как бы давалась возможность реализовать их идеи на практике. При этом само руководство гау Север-Вестфалия и уж тем более имперские чины не вмешивались в конфликт между различными группами.

Хотя уже подобная позиция указывает на то, что теории Вильгельма Тойдта во многом были согласованы с новыми властями.

Одним из важнейших итогов первых месяцев 1933 года стало то, что Экстернштайном заинтересовались различные имперские структуры. Но в данном случае Тойдт рисковал стать заложником новой линии конфликта, который разворачивался на фоне «борьбы компетенций», которую вели между собой бонзы Третьего рейха. В данном случае ему предстояло сделать правильную ставку и выбрать «нужного» покровителя. Среди них были: Генрих Гиммлер и Альфред Розенберг. Принимая во внимание тот факт, что при дележе данного куска пирога ему явно ничего не доставалось, Йозеф Геббельс поначалу вообще намеревался запретить журнал «Германия», как издание неподконтрольное ему. Впрочем, до этого не дошло.

Важной вехой в продвижении идей Тойдта стали события 2 июня 1933 года. Тогда в Бремене в торжественной обстановке состоялся так называемый первый «Нордический тинг». Одним из его организаторов был сенатор Розелуис, который до этого неоднократно оказывал помощь Герману Вирту. На мероприятие среди прочих был приглашен Оскар Зуфферт. Именно в Бремене он лично познакомился с Юлиусом Андрее. Последний делал на «тинге» доклад «Заселение Северо-Западной Германии в поворотный момент ледниковой эры». К этому моменту Андрее уже не являлся яростным противником Тойдта, так как полагал, что надо было применять осторожную тактику искоренения «цветастых фантазий». По этой причине он считал необходимым установить связи и наладить сотрудничество с «Объединением друзей».

Еще в мае 1933 года Андрее проинформировал Ганса Рейнерта о своих намерениях, но тот не проявил никакого интереса к полученным сведениям. И вот на «Нордическом тинге» ему выпала возможность лично пообщаться с Оскаром Зуффертом, правой рукой Вильгельма Тойдта. Состоялась непринужденная беседа, из которой каждая из сторон попыталась извлечь максимум выгоды. В итоге Зуфферт, не консультируясь со своим шефом, пригласил Юлиуса Андрее на ежегодное собрание «Объединения друзей», которое должно было проходить в Бад-Пирмонте. Сам же Андрее был очень доволен тем, что ему без особых усилий удалось наладить общение с одной из крупнейших группировок «дилетантов». В качестве ответной услуги Андрее передал Зуфферту информацию, которая могла быть интересна для всех членов «Объединения друзей»: под руководством Ганса Рейнерта планировалось сформировать группу историков, преимущественно из числа национал-социалистов.

Членам «Объединения» предлагалось войти в эту группу. При этом Андрее подчеркивал, что после формирования группы Рейнерта все организации, занимающиеся в Германии проблемами древней истории, будут запрещены.

Это сообщение вызвало у сторонников Тойдта разную реакцию. Так, например, Йозеф Плассман видел всё отнюдь не в мрачном свете. Он полагал, что это был вполне предсказуемый и ожидаемый шаг. Но в любом случае он полагал, что надо было отстаивать интересы «Объединения друзей». Плассман предлагал прибегнуть к традиционной тактике, а именно направить полугодовую подшивку журналов «Германия» гауляйтеру Франконии Юлиусу Штрейхеру, который являлся не только издателем «Штюрмера», но и одной из весомых фигур в НСДАП. Вильгельм Тойдт предпочел направиться к липпскому государственному министру Гансу-Иоахиму Рике, которому в личной беседе сообщил, что «Объединение друзей» готово к активному сотрудничеству с властями и выполнению различных заданий. После этого Тойдт пригласил Рике к «святым местам», что должно было еще усилить впечатление от состоявшейся беседы.

Несколько иначе себя повел Оскар Зуфферт. Он полагал, что «борьба за Экстернштайн должна была вестись не в Липпе, а на уровне рейха». По этой причине он решил сосредоточить свое внимание на Юлиусе Андрее. Он точно знал, что Андрее принадлежит к группе национал-социалистических историков, которые задумали осуществить меры, направленные против «Объединения друзей». По этой причине на протяжении нескольких недель после прохождения «Нордического тинга» Зуфферт поддерживал постоянный контакт с Андрее, исподволь агитируя его. Было решено вовлечь его в состав «Объединения друзей». Для подобного решения существовало несколько причин. Во-первых, он был одним из немногих активистов «Имперской секции праистории», кто достаточно сдержанно, но не негативно относился к Вильгельму Тойдту. Во-вторых, Андрее был специалистом в своей области. В-третьих, он был членом НСДАП.

Когда Андрее получил приглашение посетить ежегодное собрание «Объединения друзей», он в мягкой форме отказался, направив на него свою супругу. После мероприятия его жена вернулась полная восторгов. Судя по всему, она попала под харизматическое обаяние Вильгельма Тойдта. При этом Андрее не намеревался афишировать свои отношения с «Объединением друзей», в июне они еще держались в тайне. Но этот секрет нельзя было хранить очень долго. В одной из статей, посвященных ежегодному собранию, промелькнула фраза о том, что заседание закрывалось выступлением руководителя «секции немецкой праистории» при «Союзе борьбы за немецкую культуру». Судя по всему, автор заметки перепутал структуры, подразумевая все-таки «Объединение друзей». Разразился скандал. В любом случае к тому моменту Юлиус Андрее уже отказался поддерживать официальную линию «Союза борьбы». Именно с этого момента можно было говорить о том, что интересы Юлиуса Андрее и «Объединения друзей» во многом совпадали. Зуфферт был чуток к различного рода «намекам» и «сигналам», а потому в одном из писем, адресованных Андрее, он сообщал, что деятельность «Имперской секции праистории» могла легко кооперироваться с работой «Объединения друзей». В качестве некой приманки Андрее намекали, что он мог бы «как специалист» начать раскопки в Экстернштайне, где могли быть найдены следы стоянок эпохи палеолита и мезолита. Лучшей приманки для археолога нельзя было и придумать.

В самой «Имперской секции праистории» данные известия восприняли весьма возмущенно. Курт Такенберг призвал Рейнерта устроить Юлиусу Андрее «взбучку», чтобы «впредь подобного более не повторялось». Но возможность сотрудничества с «Объединением друзей» повергла в форменную панику «академистов» из Ганновера. Курт Такенберг, Якоб-Фризен, Шроллер и другие, еще некоторое время назад полагавшие, что медленно, но уверенно отвоевывают позиции у Тойдта, оказались поставлены перед неутешительным фактом — это было не так. Еще больше их добили сведения, пришедшие из Берлина. Оказывается, стараниями приверженцев Тойдта, которые протоптали себе дорожку в министерство образования, рассматривался вариант о предоставлении «престарелому дилетанту» профессорской кафедры в Лейпцигском университете. Сам Андрее не мог не видеть, что ведет достаточно опасную двойную игру. Впрочем, он не мог не видеть, что «Имперская секция праистории» трещала по всем швам. С одной стороны были ганноверцы, которые после многолетней борьбы наотрез отказывались сотрудничать с Тойдтом.

На другой стороне находилась группа Штампфусса, из которой раздавались голоса, что надо было налаживать продуктивное сотрудничество со всеми, даже «дилетантами».

К лету 1933 года Тойдт и его сторонники смогли достигнуть немалых успехов, что было оценено Юлиусом Андрее. Впрочем, это была тактическая, а отнюдь не стратегическая победа. Осенью 1933 года Вильгельм Тойдт вновь встретился с министром Рике. Перед этим издательство «Дидерихс» направило Рике экземпляр «Германских святынь». Во время встречи Тойдт завел разговор о назревшей необходимости превращения Экстернштайна в «национальную святыню». Поскольку для этого требовались определенные земляные работы, то было бы логично, отмечал Тойдт, сначала провести археологические раскопки у скал. Когда возник вопрос, кто мог бы стать руководителем раскопок, Тойдт, не раздумывая, назвал Юлиуса Андрее. Эта фигура устраивала всех, тем более что некоторое время назад Герман Бартельс (он еще не стал архитектором Гиммлера и куратором Вевельсбурга) сделал запрос относительно Андрее, который был предпочтителен для выполнения данного задания.

После этого Тойдт сделал еще один выгодный с тактической точки зрения шаг. На осмотр Экстернштайна и обсуждение последующего (после окончания раскопок) благоустройства он пригласил не только министра Рике, но и архитектора Шульце-Наумбурга. Присутствие этого немолодого зодчего не только должно было гарантировать подобающее «фелькише» оформление «германской святыни», но и являлось залогом повышенного интереса к Экстернштайну со стороны высокопоставленных чинов рейха. Шульце-Наумбург еще с 1920-х годов был известен своими симпатиями к национал-социалистам. Кроме этого (что в данной ситуации, наверное, было самым главным), он считался любимым архитектором Гитлера. В разговорах с фюрером Шульце-Наумбург вел себя как равный, что не позволялось никому в Германии.

После того как между «Объединением друзей» и правительством Липпе были улажены все вопросы, стало ясно, что значительные работы по преобразованию Экстернштайна требовали существенных финансовых затрат. Для того чтобы решить проблему финансирования, а также снять некоторые юридические вопросы, 1 апреля 1934 года был учрежден Фонд «Экстернштайн». С формальной точки зрения интересы всех партийных функционеров, представителей местных властей и организаций были учтены в уставе Фонда. Гауляйтер Майер являлся Почетным председателем Фонда. Интересы липпского правительства представлял советник Опперман, являвшийся председателем правления. В состав правления были также введены бургомистр Хёрн и Вильгельм Тойдт. Показательно, что при учреждении Фонда «Экстернштайн» никак не были учтены интересы Альфреда Розенберга и Ганса Рейнерта. Вдвойне показательным является тот факт, что в состав правления Фонда был приглашен рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.

Сейчас очень сложно сказать, когда глава СС проявил интерес к Экстернштайну. Не исключено, что именно тогда, когда занимался поисками подходящего замка на территории Вестфалии. Нередко высказывается мысль о том, что Гиммлер оказался в правлении Фонда уже в качестве «высочайшего покровителя» Тойдта. Хотя в настоящее время не найдено никаких источников, что Тойдт или один из его сторонников обращались к Гиммлеру, чтобы пожаловаться на «академистов». В данном случае напрашивается вопрос: если Гиммлер не был покровителем Тойдта, то качестве кого он был представлен в правлении Фонда, чьи интересы выражал? В архивах сохранился машинописный вариант устава Фонда «Экстернштайн», который был датирован 31 марта 1934 года. На этом варианте устава рукой министра Рике внесена поправка в дату, а также сделана подпись о введении в список учредителей рейхсфюрера СС Гиммлера.

Можно предположить, что местные партийные чиновники захотели пригласить Гиммлера в состав правления в качестве «свадебного генерала», то есть как фигуру общеимперского уровня, что должно было придать значимости Фонду. Однако в апреле 1934 года Гиммлер не был столь значимой личностью, какой стал позже, — тогда он воспринимался всего лишь как глава одного из вспомогательных подразделений НСДАП, по сути, начальник личной охраны Гитлера. Да, конечно, он имел непосредственный доступ к фюреру. Но в данном случае ситуация была несколько иной.

Сохранившиеся документы позволяют воссоздать события тех дней. Весной 1934 года Гиммлер прибыл в Детмольд.

Программа визита предполагала посещение Экстернштайна. По большому счету это было пожеланием Тойдта. Во время осмотра утесов и сооружений, расположенных поблизости, рейхсфюрер СС проявил повышенный интерес к Экстернштайну. Именно тогда он выразил заинтересованность в осуществлении задуманного проекта по превращению скал в «германскую святыню». Только после этого Гиммлер был введен в состав правления Фонда «Экстернштайн». Уже из этого сюжета следует, что ни липпские чиновники, ни руководство «Объединения друзей» не планировали такого поворота событий. Впрочем, в самом «Объединении друзей» моментально прореагировали на появление Гиммлера в правлении Фонда. Тут же в Личный штаб рейхсфюрера СС было выслано несколько номеров журнала «Германия», которые приятно удивили главу «охранных отрядов». Гиммлер отнюдь не был инициатором создания Фонда, а внезапность принятого решения позволила ему ускользнуть от «зоркого ока ревнивого Розенберга». Как видим, все было продиктовано личной волей главы СС. Однако получить контроль над раскопками ему оказалось не столь просто, как очутиться в составе правления Фонда. В данном случае предположение о том, что Гиммлер вошел в состав правления, чтобы помешать унификации «Объединения друзей» и Фонда, которые планировалось влить в состав организации Рейнерта, не совсем верно. На самом деле Рейнерт предпринял такую попытку лишь несколько недель спустя. Если Гиммлер не был прорицателем, то он едва ли стал бы предпринимать столь хитрые меры предосторожности, которые могли помочь в борьбе с презираемым им Розенбергом. Однако нельзя отрицать тот факт, что, будучи членом правления Фонда, Гиммлер мог оказывать непосредственное влияние на его дела, в том числе, оказывать некую защиту от посягательств других партийных функционеров имперского уровня.

В любом случае создание Фонда «Экстернштайн» было инициативой отнюдь не Генриха Гиммлера, как утверждается в некоторых случаях, а задумкой самого Вильгельма Тойдта. Собственно, Гиммлер оказался у Экстернштайна только благодаря пожеланию Тойдта. Появление рейхсфюрера СС в Фонде существенно отличается от событий, которые произойдут полтора года спустя, когда именно по инициативе Гиммлера будет создано исследовательское общество «Аненэрбэ» (поначалу оно назвалось «Немецкое наследие предков»). Кроме этого, не стоило забывать, что на момент появления в Фонде Гиммлер не был столь могуществен, как это принято обычно считать. Только лишь неделей позже он получит от Геринга полномочия в качестве главы гестапо, что несколько укрепит его власть. Но еще больше усилению влияния Гиммлера содействовало участие СС в «ночи длинных ножей», которая произойдет через несколько месяцев после дня учреждения Фонда «Экстернштайн». Только после этого его станут воспринимать в правлении Фонда как нового национал-социалистического «властелина».

В заключение этого сюжета несколько слов о Рейнерте. После того как «Имперская секция праистории» фактически развалилась под воздействием центробежных сил многочисленных внутренних конфликтов, Розенберг принял решение создать в составе «Союза борьбы за немецкую культуру» новую организацию. Она получила название «Имперского союза древней истории», который опять же возглавлял Ганс Рейнерт. Уже в новом качестве он фактически поставил ультиматум перед руководством «Объединения друзей». Рейнерт требовал, чтобы «Объединение» незамедлительно влилось в состав «Имперского союза». Тойдт предпочел проигнорировать это требование — его интуиция подсказывала, что ставку надо было делать на Гиммлера.