Левая коалиция создавалась с большим трудом и в условиях постоянных разногласий между двумя партиями. В октябре левые эсеры поддержали Октябрьский переворот, но отказались войти в новое правительство – Совет народных комиссаров. Хотя уже в конце 1917 года они пересмотрели свою точку зрения и получили семь министерских портфелей в СНК (в частности – юстиции и земледелия). Руководство партии левых социалистов-революционеров (интернационалистов) имело множество претензий к большевикам. Прежде всего, левые эсеры были категорически против мирного договора с Германией и выступали за «революционную войну». И когда Ленин добился заключения Брестского мира, то представители ПЛСР(и) вышли из СНК.

Выйти-то они вышли, но при этом остались в такой важной структуре, как Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК). Это дало им многие политические выгоды. Так, под контролем левых эсеров оказался отряд ВЧК во главе с Д. Поповым, который и сыграл важную роль в событиях 6 июля. А сотрудник ВЧК из левых эсеров Я. Блюмкин сумел организовать убийство немецкого посла В. Мирбаха, с помощью чего мятежники хотели спровоцировать войну с Германией.

Сам мятеж длился очень недолго и уже 7 июля окончился полным поражением левых эсеров. С этого момента их партия стала терять свою популярность. Казалось бы, все вполне понятно, очевидно и укладывается в простейшую логику межпартийной борьбы времен революции и Гражданской войны. Между тем выступление левых эсеров было донельзя странным. И это давно уже подметили некоторые исследователи.

Прежде всего, бросается в глаза тот факт, что мятежники не предприняли никаких активных боевых действий. Историк В. Шамбаров отмечает с некоторым недоумением: «Полк ВЧК под командованием Попова восстал довольно странно. К нему присоединилась часть полка им. Первого марта, силы составляли 1800 штыков, 80 сабель, 4 броневика и 8 орудий. У большевиков в Москве было 720 штыков, 4 броневика и 12 орудий. Но, вместо того чтобы атаковать и одержать победу, пользуясь внезапностью и почти троекратным перевесом, полк пассивно «бунтовал» в казармах. Все действия свелись к захвату небольшими группами здания ВЧК и телеграфа, откуда по всей стране разослали обращение, объявляющее левых эсеров правящей партией. Но никаких призывов свергать большевиков на местах или прийти на помощь восставшим – только лишь не принимать распоряжений за подписью Ленина и Троцкого» («Белогвардейщина»).

Левые эсеры действительно призвали к восстанию, но – не против большевиков, а против «германского империализма». Этот призыв был разослан ими по разным регионам в телеграммах.

В постановлении ЦК партии левых социалистов-революционеров, в котором принято решение о терактах против «представителей германского империализма», можно прочитать выражение лояльности большевикам как таковым: «Мы рассматриваем свои действия как борьбу против настоящей политики Совета народных комиссаров и ни в коем случае как борьбу против большевиков».

Так что же, никакого мятежа не было? Собственно говоря, многие историки так и рассуждают. По их словам, выходит, что «мятеж» был провокацией большевиков, которые хотели найти повод для установления однопартийной системы. Между тем такие выводы неверны. Они, по сути дела, игнорируют несомненный факт того, что именно ЦК левых эсеров принял решение о теракте в отношении немцев.

Вручая награду М. Петерсу, командиру латышских стрелков, которые и подавили мятеж, Троцкий сделал одну существенную оговорку. Он заметил, что Петерс сорвал некую важную политическую комбинацию. Какую же? И кто был в числе комбинаторов?

И тут нужно вспомнить о левых коммунистах (Держинском, Бухарине и др.), которые потерпели поражение в борьбе с Лениным и его «брестской политикой». Но смирились ли они с ним? Ведь от политических взглядов так просто и быстро не отказываются.

Факты показывают, что особого смирения не было. В Москве, ставшей столицей РСФСР, сторонники революционной войны противостояли Ленину отчаянно. «…Московский областной комитет партии был цитаделью левых коммунистов, – пишет А. Рабинович. – Вплоть до его роспуска в мае 1918 г. в автономном московском областном правительстве преобладали левые коммунисты и левые эсеры, которые оказывали твердое сопротивление правительству Ленина, порой успешно. В течение этого периода левые эсеры и левые коммунисты в Москве работали вместе, с тем чтобы подорвать Брестский мир, который Ленин еще считал коренным условием для выживания советской власти» («Самосожжение левых эсеров»).

Впрочем, союз группировок существовал не только в Москве. Историк В. Леонтьев пишет: «Ставропольские левые эсеры и левые коммунисты в ночь с 11 на 12 мая создали Временный революционный комитет, который взял под арест председателя губернского СНК (он же – комиссар внутренних дел), военкома и двух других комиссаров-большевиков» (цит. по кн. Миронов С. Гражданская война в России.).

Любопытно в данном плане поведение Бухарина. В марте 1918 года, в разгар споров о Брестском мире, этот деятель предлагал левым эсерам арестовать Ленина – хотя бы на день, – с тем чтобы начать войну против Германии и показать мировому пролетариату – партия не согласна со своим вождем. И сам Бухарин, между прочим, не скрывал этого факта. Когда Сталин всерьез взялся за старых большевиков, то Бухарину было выдвинуто обвинение в том, что он планировал арест и убийство Ленина. Так вот Бухарин в ужасе открещивался от обвинения в замысле убийства, но обвинение в замысле ареста он тем не менее признал.

Историки-антисталинисты обычно трактуют это намерение как детскую шалость «Бухарчика». Дескать – убивать-то он не хотел, всего лишь думал об аресте.

Но если вдуматься, то что представляет собой намерение арестовать главу государства всего лишь по мотивам политических разногласий? Заговор, и ничто иное.

Еще больше вопросов вызывает позиция другого «левого коммуниста» – Дзержинского, который в ходе мятежа взял да и явился в штаб мятежников, в помещение отряда ВЧК, которым командовал левый эсер Попов. Неужели он действительно надеялся «образумить» путчистов, как это утверждали советские историки? Такой-то прожженный подпольщик? Что-то сомнительно.

Напротив, складывается впечатление, что Дзержинский захотел быть вместе с руководителями мятежа. И заодно заполучить алиби на случай провала операции.

Причем это было далеко не единственное алиби Дзержинского. Так, за две недели до мятежа он расформировал секретный контрразведывательный отдел, который возглавлял левый эсер Блюмкин – тот самый, который и начал мятеж, убив немецкого посла Мирбаха. Дзержинский обосновал свое решение тем, что Блюмкин повинен в серьезных должностных злоупотреблениях. При этом вопрос о самом Блюмкине остался открытым – его не подвергли никаким взысканиям. А ведь логичнее было бы поступить по-иному – наказать Блюмкина, а контрразведку, как подразделение, оставить. Но это в том случае, если бы Дзержинский думал об интересах ВЧК. Он же, судя по всему, заботился о том, как бы отвести от себя подозрения (дескать, меры против левых эсеров приняты), но оставить Блюмкина на свободе. (Западничество Дзержинского подчеркивает следующий факт. Однажды заместитель наркома иностранных дел М.М. Литвинов (к слову, тоже убежденный сторонник сближения с западными демократиями) обратил внимание «Железного Феликса» на то, что в тюрьмах «чрезвычайки» сидит слишком много иностранцев. Тогда руководитель всесильной тайной полиции дал Литвинову пропуск в лубянскую тюрьму, открыл для него все камеры, показал все дела на иностранцев и разрешил освободить (!) любого из них. И что же? Многих освободили. Как очевидно, Дзержинский, один из организаторов кровавого красного террора, вовсе не был так уж жесток там, где дело касалось иностранцев. Это русские люди – дворяне, чиновники, священники, а то и рабочие с крестьянами могли гнить в советских тюрьмах без всякой защиты. Другое дело – иностранцы! Их защищали высокопоставленные сотрудники НКИДа, присваивавшие, когда надо, функции правоохранительных органов.)

К слову сказать, в деле о контрразведке вполне заметен англо-французский след, что неудивительно – Антанта была крайне заинтересована в том, чтобы Россия вновь стала воевать с Германией.

В высшей степени любопытно, что убийца Мирбаха Блюмкин возглавлял в ВЧК секретный отдел, который занимался именно борьбой с немецким шпионажем. На этот пост он был назначен по инициативе Дзержинского, крайне обеспокоенного контрразведывательной деятельностью, но только и исключительно в отношении Германии. На этой почве «Железный Феликс» даже сошелся с антантовской агентурой. Так, весной 1918 года, во время поездки в Петроград, Дзержинский установил теснейший деловой контакт с М. Орлинским (настоящая фамилия – Орлов), руководителем Центральной уголовно-следственной комиссии Северной области. Этот деятель работал в следственных структурах еще до революции и уже тогда весьма активно разоблачал немецкий шпионаж, добираясь и до т. н. «распутинской партии». Сам он был монархистом, придерживавшимся ориентации на Англию и Францию. Пойдя на службу к большевикам, Орлов-Орлинский одновременно установил связи с английской и французской резидентурами, которые снабжались им первоклассной информацией. Например, знаменитый английский разведчик С. Рейли получал львиную часть своих данных именно от Орлинского.

Английская разведка вообще сыграла огромную роль в становлении спецслужб «молодой Советской республики». В этом признаются и сами агенты туманного Альбиона. Вот, например, отрывок из воспоминаний британского шпиона Э. Хилла: «Прежде всего, я помог военному штабу большевиков организовать отдел разведки, с тем чтобы выявлять немецкие соединения на русском фронте и вести постоянные наблюдения за передвижением их войск… Во-вторых, я организовал работу контрразведывательного отдела большевиков, для того чтобы следить за германской секретной службой и миссиями в Петрограде и Москве».

К слову о «германских службах». Дзержинского в Орлинском привлекла явная германофобия и зацикленность на немецком шпионаже. Он приложил максимум усилий для того, чтобы затащить Орлинского в Москву и поставить его во главе еще только создаваемой тогда контрразведки ВЧК. Однако власти Петрограда воспротивились намерению отнять у них столь ценного работника, и планам Дзержинского не суждено было сбыться. А в августе 1918 года Орлинский сбежал из Питера и объявился уже только в рядах Белого движения, где полностью посвятил себя борьбе с большевиками. Позже, в эмиграции, он станет всячески вредить заговорщической и диверсионной деятельности Коминтерна, чем принесет множество хлопот ведомству своего бывшего покровителя Дзержинского.

Посмотрим – какая любопытная получается цепочка. Левые эсеры выступают за войну с Германией, левые коммунисты – тоже. Левый коммунист Дзержинский сотрудничает с агентом Антанты Орлинским в деле создания антигерманской контрразведывательной структуры, причем ставит во главе ее левого эсера Блюмкина.

Дзержинский вообще любил окружать себя разными личностями, чьи связи были весьма сомнительными с точки зрения большевистской ортодоксии. И связи эти тянулись именно в страны Антанты.

Помимо Орлинского, сердце «Железного Феликса» пленил весьма колоритный персонах – А. Филиппов. Некогда, еще до революции, он, вместе с предпринимателем-«печатником» И. Сытиным, издавал журнал «Русское слово», также основал ряд печатных изданий – «Деньги», «Ревельские известия», «Черноморское побережье» и «Кубань». Все указанные издания имели либеральную направленность, а либерализм в России, как известно, всегда ориентировался на Англию и Францию. Филиппов поддержал Октябрьский переворот и стал сотрудничать с ЧК. Любопытно, что он был вхож в эсеровские и кадетские круги, о чьих настроениях и сообщал в тогдашние «органы». Опять налицо связи с проантантовскими элементами, каковыми были и кадеты, и эсеры.

Вскоре Филиппов стал секретным агентом Дзержинского, которому главный чекист давал весьма ответственные и деликатные задания. Например, он занимался тайным расследованием убийства питерского комиссара по печати М. Володарского. Показательно, что после провала левоэсеровского мятежа Филиппов был арестован. Возможно, что он был как-то связан с самими мятежниками – по линии своего патрона.

Конечно, не обошлось в этом деле и без «демона революции».

Во время левоэсеровского мятежа Троцкий, как и другие коммунистические лидеры, официально поддерживал Ленина и СНК. Но на деле он помогал заговорщикам. «Следует иметь в виду, что на самом деле приказ об убийстве Мирбаха по согласованию с французской разведкой был отдан представителем британской разведки Дж. Хиллом, являвшимся ближайшим помощником Троцкого в деле организации военной разведки, – сообщает А. Мартиросян. – Судя по всему, именно между ними – Дж. Хиллом и Троцким – и была согласована комбинация якобы вербовки Блюмкина капитаном французской разведки Пьером Лораном: у французов тоже чесались руки расправиться с тем же Мирбахом из-за Маты Хари, которую он и завербовал. Без такой комбинации британские уши «а-ля Троцкий» вылезли бы мгновенно, чего, естественно, британская разведка не желала». И еще. В Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма (ЦПА НМЛ) – ныне Институт современной истории – в фонде 70, опись 3, единица хранения 769 хранился один очень любопытный документ… На сообщении ревкома Северных железных дорог о начале левоэсеровского мятежа в Ярославле Лев Давидович Троцкий собственноручно письменно повелевал расстрелять весь ревком за это сообщение («Заговор маршалов. Британская разведка против СССР»).

Показательно, что мятеж левых эсеров совпал по времени с антибольшевистскими мятежами в Ярославле, Рыбинске, Муроме, Костроме. В их организации активное участие принимали уже правые эсеры, которые также были против Бреста и за войну с немцами. Что это – простое совпадение? А не слишком ли много совпадений? И ведь, что характерно, одним из главных требований повстанцев было требование возобновить войну с Германией. Как и у левых эсеров, которые (вспомним) разослали на места телеграммы с призывом восстать против германского империализма. Вот на местах и восстали – всё просто.

Собственно говоря, левые и правые эсеры давно уже заключили нечто вроде политического блока, основанного, прежде всего, именно на солидарности в «германском вопросе». Совместное заседание ВЦИК и Моссовета от 18 мая ознаменовалось слаженной атакой всех социалистов (левые и правые эсеры, меньшевики) на Брестский мир. Вначале была критика словами, а через два месяца проантантовские социалисты, с попущения проантантовских коммунистов, прибегли к более сильному «аргументу».

Проанглийский мятеж левых эсеров и левых коммунистов был подавлен «германофилом» Лениным. Его неудача привела к временному падению «Железного Феликса», который подал в отставку. Но ее Дзержинский не получил.

«И тут начинается еще более таинственная страница в биографии Феликса Эдмундовича, – пишет историк С. Миронов. – В напряженнейшие дни и недели Гражданской войны, когда власть большевиков продолжала висеть на волоске, он уезжает из пылающей огнем Первой мировой войны России в Европу. И не куда-нибудь, а в далекую нейтральную Швейцарию. И для чего? Чтобы забрать в Россию жену и сына! Как будто бы их не могли привезти и без председателя ВЧК!.. Странности продолжаются и дальше. Дзержинский давал показания в качестве свидетеля во время следствия по делу левоэсеровского мятежа. Эти показания опубликованы сравнительно недавно. Феликс Эдмундович должен был давать свидетельские показания на суде. Но… Из протокола заседания Революционного трибунала при ВЦИК от 27 ноября 1918 года. Трибунал постановил: объявить перерыв на 10 минут. После перерыва заседание объявлено продолжающимся… Обвинитель Крыленко заявил, что, поскольку показания тов. Дзержинского, вызванного в качестве свидетеля, имеются в деле, постольку надобность в допросе последнего теперь не встречается. Трибунал постановил: вызванного в качестве свидетеля тов. Дзержинского не допрашивать». А почему бы и не допросить?!» («Гражданская война в России»).

Через некоторое время Дзержинский вернулся к руководству ВЧК. Более того, в эту грозную организацию снова был принят убийца Мирбаха Блюмкин, за которого замолвил словечко сам Троцкий.

Итак, перед нами вырисовывается картина грандиозного заговора, который охватывал левых и правых эсеров, а также левых коммунистов и сторонников Троцкого. А нити этого заговора уходили на Запад. Антанта была всячески заинтересована в том, чтобы вернуть Россию и направить ее против Германии. И в этих целях она беззастенчиво играла как на патриотических, так и на революционных чувствах.

В дальнейшем два «железных» вождя – Дзержинский и Троцкий еще попытаются сыграть вдвоем. В 1921 году главный чекист поддержал главного красноармейца, выступившего за милитаризацию профсоюзов. Вместе с выдающимися троцкистами Л.П. Серебряковым, Е.А. Преображенским, Х.Г. Раковским «Железный Феликс» встал (который уже раз?) в антиленинскую оппозицию. Причем он не ограничился политическими дискуссиями, а попытался мобилизовать на поддержку Троцкого всю систему ВЧК. Сталин позже прокомментировал его поведение следующим образом: «Дзержинский не только голосовал, а открыто Троцкого поддерживал при Ленине против Ленина… Это был очень активный троцкист, и все ГПУ он хотел поднять на защиту Троцкого».