Замечу, что гуманизм Бухарина был своеобразным. Это был действительно пролетарский гуманизм. Участвуя в работе комиссии по созданию новой конституции, Бухарин категорически выступал против предоставления избирательных прав всем гражданам, требуя исключения для «лишенцев» – «бывших» и раскулаченных.

Подобный подход может показаться странным, ведь тяготение Бухарина к социал-демократии вроде бы должно сочетаться с умеренностью, которая всегда декларируется представителями данного течения. Однако в том то и дело, что в ряде случаев социал-демократы и социалисты занимали (и занимают!) гораздо более левацкую позицию, чем даже коммунисты. Во время гражданской войны в Испании большинство руководителей Испанской социалистической рабочей партии (ИСРП), и в частности ее лидер Л. Кабальеро, находились левее коммунистов, требуя немедленной и широкомасштабной национализации. Во времена правительства Народного единства в Чили (1970–1973 годы) руководители Социалистической партии Чили также выступали за революционно-социалистические преобразования, полемизируя по данному вопросу и с коммунистами, и со своим лидером, президентом С. Альенде. Чилийский президент и коммунисты выступали за союз с мелким и средним капиталом, а также с патриотически настроенными военными. Но левые в СПЧ настояли на смещении с поста командующего Сухопутными силами генерала Праттса. Его место занял Пиночет…

Любопытная история случилась с немецкой социал-демократией после Второй мировой войны, в советской зоне оккупации. Выйдя из подполья на востоке Германии, социал-демократы заняли позицию, гораздо более левую, чем КПГ. Они провокационно требовали радикальных преобразований, и это – после долгих лет гитлеровского режима. В частности, восточногерманские социал-демократы настаивали на ускоренных темпах проведения земельной реформы. Одновременно они практически поставили под сомнение необходимость возмещения немцами того ущерба, который был нанесен гитлеровской агрессией. Это привело к тому, что к социал-демократам потянулись самые разные элементы, ненавидящие СССР (в том числе и скрытые нацисты). И тогда Сталин решил от греха подальше ускорить процесс объединения коммунистов и социал-демократов с тем, чтобы первые растворили в себе последних.

Примеры левацкой позиции социал-демократов дает и нынешняя ситуации в Европе, где указанное движение чрезвычайно сильно. Все привыкли считать тамошних эсдеков умеренными и респектабельными политиками. Отчасти так оно и есть. По отношению к крупному капиталу социал-демократы более чем умеренны. Но в ряде социальных вопросов им присущ завуалированный радикализм. Возьмем, к примеру, процветающую Швецию, чье процветание во многом обусловлено тем, что она не участвовала в мировых войнах и занимала хитрую позицию нейтралитета. Местные социал-демократы создали в стране режим общенациональной «халявы». Любой может получать большое денежное пособие не только не работая, но даже и не пытаясь найти работу. Многим такое положение дел кажется благодатным. Одно время утверждалось, что в Швеции построен чуть ли не коммунизм (это в свое время вызывало восхищение Хрущева, которое, однако, он не демонстрировал на публике). Ну как же, многие признаки налицо – изобилие, максимальное количество свободного времени. Однако такое обилие «свободных» бездельников привело к моральной деградации населения – чего стоит знаменитая шведская порнография! Такой морализм может показаться непонятным и издевательским. Дескать, нам бы их проблемы, в России миллионы живут за чертой бедности. Но ведь у разных стран и разные проблемы. У нас – как бы покушать, а у шведов – как бы поэффектней жирок растрясти. И поверьте, в своей собственной стране свои собственные проблемы кажутся куда как более серьезными, чем любые проблемы в чужом государстве. В любом случае бесконечное потакание бездельникам и «меньшинствам», присущее социал-демократам, должно считаться проявлением левацкой политики. Кстати, элементы такой вот халявы были присущи СССР времен застоя, когда партия потихоньку отходила от коммунизма в сторону социал-демократии. Горбачев-то ведь с его «демократическим социализмом» появился не случайно. И не вдруг.

В ряде европейских стран, где у власти социал-демократы (Англия, Бельгия), радикальная халява, именуемая активной социальной политикой, практикуется в отношении уже не столько своих, сколько чужих «пролетариев», нахлынувших из Азии и Африки.

Европейские социал-демократы и социалисты поддержали в 1999 году варварские бомбардировки Югославии. (Вспомним, что знаменитый Хавьер Солана был важной шишкой в Испанской социалистической рабочей партии.) Это кое-кому показалось удивительным, ведь левые вроде бы всегда выступали пацифистами. Ну да, не выводили социал-демократические правительства свои страны из НАТО, так на то они и умеренные. А тут как-то все совершенно непонятно. Мало кто пытался проанализировать причины такого странного политического поведения, списывая все на один конформизм.

Ларчик открывается просто. Социал-демократы были крайне обеспокоены проблемой албанского меньшинства в Косово, которое якобы подавляли «злобные сербские националисты» и «православные фанатики». Отсюда и поддержка натовских бомбардировок. И чем это, позвольте спросить, не левачество? Сейчас албанские «беженцы», нагруженные героином, шастают по всей Европе. И сие вполне вписывается в социал-демократическую политику поддержки «неевропейского пролетариата».

История российской революции также богата примерами социал-демократической левизны. Меньшевики и политически близкие к ним эсеры жестко критиковали большевиков за усиление государственности, видя в этом «возвращение к самодержавию». Особую их ярость вызвало использование в Красной Армии военных спецов, начавших свою карьеру еще в царское время. В этом они «перетроцкистили» самого Троцкого, который (из соображений прагматизма) был сторонником активного привлечения спецов. На заседании ВЦИК от 22 апреля 1918 года предложение Троцкого об использовании офицеров и генералов старой армии было встречено критикой как «левых коммунистов» (в рядах которых тогда был и Бухарин), так и «правых» меньшевиков. Лидеры последних – Дан и Ю. Мартов обвинили большевиков чуть ли не в блоке с «контрреволюционной военщиной». А Мартов вообще заподозрил Троцкого в том, что он расчищает путь для Корнилова.

В апреле 1918 года меньшевистская газета «Вперед» открыто солидаризировалась с «левыми коммунистами», протестующими против укрепления трудовой дисциплины на предприятиях, не подвергнувшихся национализации: «Чуждая с самого начала истинно пролетарского характера политика Советской власти в последнее время все более открыто вступает на путь соглашения с буржуазией и принимает явно антирабочий характер… Эта политика грозит лишить пролетариат его основных завоеваний в экономической области и сделать его жертвой безграничной эксплуатации со стороны буржуазии».

Меньшевики встретили в штыки объявление новой экономической политики, расценив эту совершенно своевременную и прагматическую меру как капитуляцию перед буржуазией. Поэтому ничего удивительного в левацких загибах социал-демократа Бухарина нет и быть не может (как и в социал-демократических загибах в политическом поведении «левых», о чем речь еще зайдет).

Но отчего же в социал-демократии столь сильна левизна? Для ответа стоит обратиться к истокам этого движения. В принципе, на первых порах социал-демократы были еще более ортодоксальными марксистами, чем революционеры-коммунисты. Так, они считали, вслед за Марксом, что социалистическая революция может быть только всемирной. Она свершится лишь тогда, когда во всех странах мира капитализм пройдет период длительного развития, исчерпает себя и на смену ему закономерно придет социализм. В этом была вся соль полемики меньшевиков с большевиками в 1917 году. Придя к власти в одной, отдельно взятой стране, большевики были вынуждены обособиться от всего мира («мировой пролетариат» на выручку, естественно, не пришел) и волей-неволей взяться за укрепление государства. А это уже совсем не по Марксу. По нему, и государства должны сближаться (ввиду интернационализации капитала), да и само государство – отмирать. А тут непорядок, к тому же усиление государства неизбежно совпадает с усилением патриотизма, тогда как нациям ведь тоже «нужно» отмирать.

Поэтому меньшевики и занимали столь подчеркнутую антигосударственную и антинациональную позицию. И зарубежная социал-демократия всегда тоже стремилась размыть государственные границы. Даже социал-демократический ура-патриотизм времен Первой мировой, раздувающий воинственные настроения, был обусловлен надеждами эсдеков на то, что война радикально изменит геополитическое лицо Европы и мира, приведет к гибели грандиозных континентальных империй (России, Германии и Австро-Венгрии), вызовет колоссальную подвижку границ. А там недалеко и до «Соединенных Штатов Европы». Между прочим, нынешние социал-демократы стоят в авангарде продвижения к Единой Европе, стирающей прежние государственные границы и национальные различия.

Для ослабления государства очень подходят различные социальные эксперименты. Поэтому социал-демократы в ряде случаев и выступают гораздо более радикально, чем коммунисты. Последние же были обеспокоены проблемой противостояния враждебным странам Запада, что требовало большего прагматизма и ответственности. Впрочем, многие коммунистические эксперименты затмевали эксперименты социал-демократов. Тут уже «виноват» марксизм, у которого эсдеки и коммунисты брали на вооружение разные «моменты». Социал-демократов больше привлекало ослабление государства, коммунистов – искоренение любых проявлений частной собственности.