Глава двадцатая
Белое пламя. Синее пламя
Страшно думать о том, что порой из-за всяких пустяков случаются трагедии. Приятно думать о том, что любые беды можно преодолеть, если разные люди действуют вместе. Как единое целое. Скованные важной для них целью. Иногда их отношения крепче, чем у родственников, а борьба друг за друга сильнее, чем у тех, в ком течет одна кровь.
Заметки на полях. Собрание дневников капитана Эветта, лорда-таувина. Письмо Войсу
Эйв лежал под дубом, в густом ночном мраке, положив голову на передние лапы, точно собака. Шерон, проходя мимо, едва разглядела его. Он ничего не сказал, пока девушка поднималась по ступенькам к усыпальнице великого волшебника.
Несмотря на глубокую ночь, с потолка все так же лился солнечный свет. Она заметила Тэо, сидевшего возле колонны и подбрасывающего в воздух подобранный на земле желудь. Он кивнул ей, показывая, что увидел, но остался на месте и не прервал своего занятия. Пружина хмурился, думал о своем. День для него выдался нелегким.
Шерон несколько раз возвращалась мыслями к нему, к тому, кто он на самом деле, и поражалась себе, что не испытывает ни удивления, ни восхищения, ни страха. Она помнила их первую встречу на темной, сотканной из дождя улице Нимада. Помнила плавание на пароме и тяжелое путешествие к Талорису. Тэо навсегда останется для нее надежным другом, тем, кому можно довериться.
Ее семьей. И ей было совершенно все равно, что акробат не человек, а потомок существ, когда-то создавших многое из того, что теперь в ее мире считается привычным и незыблемым.
Она хотела поговорить с ним, но увидела, что сейчас не самое лучшее время, собиралась уйти, но вместо этого подошла к памятнику, заглянула в лицо женщины.
На каменные грани и поверхности падали лучи теплого света, создавая впечатление, что она живая, настоящая. Арила правой рукой легко дотрагивалась до крышки гроба, словно желала с нежностью прикоснуться к Тиону.
Великая волшебница была на два дюйма выше Шерон, и указывающая с удивлением угадывала свои черты в чужом лице.
Она не была ее копией. Нет. Но находилось нечто в губах, улыбке, подбородке, скулах, фигуре, наклоне головы. Если бы не роскошная грива волос, пряди которых были подхвачены несуществующим ветром… Арилу можно было бы счесть близкой родственницей указывающей.
Старшей сестрой.
Это было… странно. Нелепо. Немного смешно и грустно. Как и вся ситуация, в которой они оказались.
Она, услышав шаги за своей спиной, спросила:
– Ты любил ее?
– Когда-то. Очень давно, – сказал Мильвио.
– А она?
Улыбка у него получилась грустной.
– Арила любила Тиона, а он ее. А я… Я был совсем мальчишкой и младшим братом для них обоих. Реальность порой бывает несколько жестока.
– Но ты все еще любишь ее?
– Ее нет уже десять веков. То была совсем другая жизнь. Другого человека. Я храню память, Шерон, но иногда сам не знаю, кто я такой. Войс или Мильвио. Великий волшебник давно умер. Я – всего лишь бродяга.
– Мы с ней похожи?
Он помолчал, ответил неохотно:
– Если ты хочешь спросить, не этот ли факт является причиной, что я с тобой, то нет. Хотя и не скрою, когда увидел тебя в первый раз, там, на пароме, то был ошеломлен. Первая за тысячу лет, кто напомнила мне о ней. Да. Вы похожи. Внешне. Иногда. То, как ты хмуришься или убираешь волосы со щеки. Улыбаешься, смотришь, говоришь, убеждаешь, добиваешься своей цели… Во всем остальном я отдаю себе отчет, что указывающая Шерон из Нимада и великая волшебница Арила Эрсте из Шаруда – совершенно разные женщины. Со своей жизнью, опытом, памятью и судьбой. И я не ищу одну в другой. И никогда не искал.
Она приняла его ответ. Хотя бы на время, не желая вдаваться в детали. Слишком болезненные для нее сегодня.
– Все легенды говорят, что Войс умер. Погиб в поединке с Лавьендой. Так почему ты жив? Жив до сих пор?
Он сел на пол, опираясь спиной на саркофаг своего друга. Посмотрел на Тэо, который прислушивался к их разговору.
– Мы с ней дружили. Она была красивой, самой красивой из всех, кого я встречал за эти годы. Умная и очень веселая. Девушка с беззаботным смехом, способная очаровать даже дикого зверя. Хоть медведя, хоть карифского кота. Я до сих пор помню, как она смеялась. – Мильвио на мгновение закрыл глаза. – Когда началась война, я больше не видел, как она улыбается. Мы долго избегали встречи, но потом это все-таки произошло. В долинах Доргата, там, где теперь волнуется море Мертвецов, цвела вишня. Мы были на разных сторонах, но память о прошлом… Нам пришлось о нем забыть, Шерон. В тот день я проиграл, а она выиграла и… не стала меня добивать.
Не знаю почему. Предпочитаю считать, что в память о всем хорошем, что между нами было. Мой ветер всегда веселил ее. Она умерла через несколько лет, во время первого штурма Талориса. А я, тот, в ком она выжгла все волшебство, существую до сих пор.
– Ты потерял магию? Мне жаль.
– Мне тоже когда-то было жаль, сиора. Но тот Войс, как я уже сказал, остался в далеком прошлом. Я выжил благодаря Тиону. Великие волшебники умирают, если теряют все волшебство, и, чтобы этого не случилось, он дал мне часть своей силы. Способности мне это не вернуло, но зато я не отправился на ту сторону.
– Ты продолжал участие в Войне Гнева?
– Как волшебник я был бесполезен. А меч в тех сражениях мало что решал. Для всех я был мертв и ушел на Рубеж, помогать людям в сражениях с тварями Пустыни. Так Войс погиб и попал в легенды. Знаешь, я жалею, что послушался Тиона. Мне следовало оставаться рядом, тогда, возможно, Нейси бы уцелела. Все перешли грань. Половина из нас воспользовалась силой шауттов, другие – силой асторэ. Результат тебе известен. Катаклизм застал меня на Рубеже, и настали худшие дни для человечества. Многие не пережили его и исчезли из-за огня, воды, болезней и сорвавшегося с цепи волшебства. Я оставался великим волшебником, не способным пользоваться разлитой вокруг силой. И не мог помочь другим. Сам едва уцелел.
– Как ты смог прожить так долго? – спросил Тэо, сидя на ступенях. – Ты бессмертен?
– Скорее удачлив. Благодаря силе Тиона моя жизнь тянется долго.
– Что случилось с вами потом? Когда Катаклизм завершился?
– Мы носились по осколкам разваливающегося мира, пытаясь погасить пожары и собрать то, что еще можно было спасти. Сражались, лечили, строили, помогали.
– Тион и вправду уничтожил магию? Забрал ее у мира?
Искренний смех южанина полетел по залу, точно весенний ветер:
– Оглянись, Тэо! Мир полон магии. Она в тебе, в Лавиани, в Шерон, в эйве. В горах, лесах и на трактах. И у каждого своя. Разная. Постарайся понять: то, чем обладали великие волшебники, досталось им от Шестерых, а те забрали эту силу у асторэ. Силу, делавшую некоторых из нас равными богам. Для нас не было преград и запретов. Люди, подобные нам, плавили мир, точно металл, и ковали все, что им придет в голову. Возводили города, осушали болота, перекидывали мосты над морем, останавливали сражения и сажали королей на престолы. Во мне остались крупицы этой силы, она поддерживают мою жизнь, и так не короткую, как и у всех волшебников. Но я не могу ею пользоваться, магия для меня утрачена. Скованный и Тион оставались единственными волшебниками, кто мог касаться истинного дара. Последний из них отказался от способностей, как когда-то отказались от них Шестеро, уйдя из нашего мира. Мой друг был величайшим из живущих в своем поколении, он стер все, что смог, вырвал это из себя, точно сердце… Выбросил. И магия растворилась в мире, погасив большую часть последствий Катаклизма. Ее не вернуть. Уже никогда.
– Но если появится новый великий волшебник?
– Не появится, Шерон. Со времен Катаклизма не родилось ни одного ребенка с такими способностями. Эпоха великих волшебников навсегда канула в прошлое.
Сказал он это без грусти и всякого сожаления, словно о чем-то незначительном и неважном.
– Ты как будто рад этому. – Шерон внимательно следила за лицом Войса.
Тот улыбнулся совсем как мальчишка:
– Чтобы понять, как я все это ненавижу, мне следовало прожить бесконечно долгую жизнь и увидеть все последствия наших поступков. Случившееся – вина волшебников. Если бы Шестеро смогли договориться с асторэ, если бы не было войны с Вэйрэном, если бы Скованный не боялся людей с кровью как у Тэо… Так много «если», сиора. Мы загнали человечество на обломки, уничтожив тысячи жизней из-за своего страха или жажды мести. Никому из нас нет никаких оправданий, и магия, что делала это, исчезла не зря. Тион поступил мудро, совершил самый смелый из своих подвигов, уничтожив волшебство.
– Что с ним случилось?
– Отказавшись от высшего волшебства, он отринул от себя безумие той стороны. Но… Тион не очень-то рвался жить. Арилы больше не было, месть закончена, смысл существования потерян. Мы стали обычными людьми. И… для него это оказалось непросто. Сказка, свидетелем которой я стал… конец у нее грустный.
– А это? – Пружина обвел рукой усыпальницу. – Как ты построил ее без магии?
– Ее растили эйвы. Я лишь создал памятник. Тело Арилы мы так и не нашли, я не смог похоронить их вместе. Пусть хоть так.
– Но…
Он рассмеялся, понимая, что мешает Тэо поверить.
– Никакой магии, приятель! Клянусь! Мои руки умеют держать не только меч, но и резцы. Было много свободного времени, и я создал ее такой, какой помнил. – В его голосе проскользнули нотки старой, почти забытой боли. – Впрочем, это не первое ее изображение. Благодаря другому ты получил метку той стороны.
– Статуэтка, которую я нашел в карьере?!
– Ты не должен был ее найти. Это перчатка Вэйрэна, которую Тион забрал у Скованного. Причина начала Войны Гнева. Причина смерти Арилы. Тион подозревал, что у него не получится ее уничтожить, а потому переплавил часть древнего доспеха, и вместе мы создали прекрасное. Никто не должен был ее найти. Тем более асторэ. Возможно, один из последних на земле.
Акробат вздохнул:
– Надо полагать, что ты нашел меня благодаря ей?
– Я нашел тебя гораздо раньше, – улыбнулся Мильвио. – На свадьбе горного герцога, когда услышал, что один безумный юный акробат решил повторить достижение Тиона и пройти над водопадом. Тогда я и понял, кто ты на самом деле. Я запомнил тебя, мы встречались в Рионе, когда ты ответил отказом герцогу и не вступил в его труппу. А затем еще раз, в Карене, три года назад. Наблюдал ли я за тобой? О да.
– Зачем?
– Знаешь, кто такие пустые?
– Конечно. Чудовища, обладающие магией той стороны. Люди, на которых появилась метка водоворота.
– Люди? О нет, мой друг. Все они асторэ. Ни одного человека среди пустых никогда не появлялось. Это начало случаться после Катаклизма. Некоторые из вас проживали жизнь спокойно, так и не узнав о том, кто они есть. Некоторые, те, кому не повезло, пробуждали свой дар, тот касался другой стороны, а она в ответ касалась асторэ. Ставила метку. До Катаклизма асторэ умели справляться с этим. Подобное было для них так же естественно, как дышать. Через пару дней метка исчезала, и найти вас среди людей могли только таувины. Ну и глазастые великие волшебники. – Мильвио отвесил шутливый поклон. – Но когда началась Эпоха Упадка, вы потеряли этот навык. И та сторона убивала вас, превращала в чудовищ. Я знал, что тебя, скорее всего, ждет то же самое.
– Мое любопытство и желание заработать на редкостях сыграли злую шутку.
– Говорил я Тиону, что статуэтку Арилы следует утопить в море, но он никогда не доверял воде. Считал, что сети рано или поздно поднимут ее. А если не сети, то уины. Он спрятал ее и от меня, где-то на проклятых пустырях, среди сожженной земли, в месте, которое люди обходили за десять лиг. Я пытался искать ее, но неудачно. Тион явно не подумал, что через семьсот лет на пустырях вырастет целый город. В итоге ее откопали. А твоя сила и кровь человека, убитого рядом с тобой, пробудила то, что когда-то было перчаткой Вэйрэна.
– Выходит, это я выпустил шауттов? – мрачно спросил акробат.
– Шаутты всегда были в нашем мире, но их силу нельзя сравнить с нынешней. Теперь она такая же, как в прошлую эпоху. Все, что происходит теперь, следствие произошедшего той ночью.
– Я могу это как-то исправить?
Мильвио покачал головой:
– Когда ты на пороге той стороны? Когда можешь умереть в любую минуту? Если ты коснешься еще раз магии, как это произошло на лодке, ты умрешь. Я уверен в этом. Прежде чем исправлять мир, тебе следует научиться управлять своим даром. Именно поэтому я привел тебя сюда. Ты либо сможешь обуздать свою силу в Шой-ри-Тэйране, либо погибнешь. Третьего не дано.
– Научиться? Я едва не убил вас в прошлый раз.
– Это город эйвов, но в каждый из них асторэ вложили себя. Это сложно объяснить… Любой из вашего народа может получить принадлежащие вам знания. Все, кроме отобранных великим волшебником. Ты можешь вернуть утраченное. Мой старый друг отведет тебя туда.
– И что меня там ждет?
– Не знаю. Это место не для людей. И уж тем более не для великих волшебников, пускай и без магии. Если не хочешь стать пустым, то стоит сделать то, ради чего я привел тебя сюда.
– Я ведь не первый? Ты приходил сюда и с другими?
Мильвио слегка склонил голову, показывая, что акробат прав.
– Что с ними случилось?
– Трое отказались. Не поверили мне. Один умер в мучениях через несколько дней. Двое других стали пустыми, и о том, что они творили, можно прочитать в старых хрониках. Разум асторэ захватывает та сторона. Их магия бьет ключом, и они становятся похожи на тех, в кого когда-то переродились. Ну а шестеро остальных, тех, кто поверил мне и ушел с эйвом, не вернулись назад.
– То есть погибли.
И вновь Мильвио склонил голову, подтверждая правильность догадки:
– Прости, друг. Но у меня нет для тебя других слов.
Эйв неслышно вошел в зал:
– Дхенне валгэ ур тэллве готов?
Тэо немного растерянно посмотрел на Войса и Шерон. Девушка ободряюще ему улыбнулась:
– Все будет хорошо. Ты справишься.
– Справишься, – повторил Мильвио. – Возможно, ты единственный, кто способен принять знание.
Акробат обнял девушку, протянул руку великому волшебнику:
– На тот случай, если мы никогда больше не встретимся. У меня тысячи вопросов к тебе. Я хочу знать, что было в прошлую эпоху, как это произошло и…
– Иди! – рассмеялся Мильвио. – Когда вернешься, можешь засыпать меня своими вопросами.
Пружина был благодарен за это «когда». «Когда» гораздо лучше, чем «если». Оно куда надежнее.
– Ладно. Жаль, что нельзя сказать «до свидания» Лавиани. Как увидите ее, передавайте привет.
– Она слишком сильно переживает, что Фламинго, которого она цепляла большую часть пути, годится ей в прапрадеды, – улыбнулась девушка. – Не волнуйся ни о чем. Сойка все поймет.
– Ну, тогда не стоит мешкать.
Пружина потерял представление о том, где они идут. Дубы были повсюду, нависали над тропой точно утесы, зданий становилось все меньше. Эйв вел его куда-то на окраину города.
Они шли бок о бок, и плечо Тэо иногда касалось теплого короткого меха существа из сказок.
– Почему такие, как я, сходят с ума?
– Потому, что вы забыли прошлое, дхенне. Катаклизм убил не только людей, но и старую кровь. Вас почти не осталось, и вы не знали, что делать, когда метка проявится на вашей коже. Чем выше растут дубы, тем реже магия просыпается в дхенне. Вы стали слишком похожи на тхей, своих детей. – Акробат понял, что тот говорит о людях. – Сами превращаетесь в них. Недолог день, когда появится желудь, а из него вырастет дерево. В тот миг дхенне совсем исчезнут, и их кровь станет слишком жидка для магии. Вы станете тхей. Я бы рассмеялся над такой судьбой моих создателей, если бы мне не было грустно. Это такая же великая трагедия, как гибель Подпирающего Небо, утрата Шой-ри-Нейгана или воровство тхей силы дхенне.
– Мы были другими? Раньше? В прежние эпохи?
Эйв на мгновение повернул голову к нему, и его алые глаза во мраке мягко сияли кровавым светом:
– Я родился в середине прошлой эпохи и застал лишь расцвет государства тхей, Единого королевства, а затем его упадок. Как и упадок моего народа. Как и пропажу истинной магии дхенне со смертью Тиона. Мой прадед жил в Эпоху Рождения и видел истинную суть дхенне. Они не были похожи на тебя и на тех, кого я встречал.
– Какие же истинные асторэ?
– Как молодые листья на старом дереве. Как чистый ключ, рожденный под корнями. Точно холод росы перед рассветом. Перо сокола, плавно кружащееся в первых солнечных лучах. Капли воды на морде лани. Лунный свет на клеверном поле. Я могу перечислять долго, и все равно ты не сможешь понять. Они сам мир. Жизнь. Создатели. Не такие, как ты, дхенне. После потери истинной магии вы глотаете тьму. Былое утрачено. Закат случился, а рассвета уже никогда не будет.
– Ты ошибаешься. Я понимаю, – серьезно произнес Тэо.
Эйв одарил его пристальным взглядом, поводя ушами, и согласно кивнул, сказав довольно:
– Вижу. Понимаешь. Я буду просить лес, чтобы ты взял знания, что оставили для тебя.
– Тогда ты будешь свободен?
– Я и так свободен, дхенне, – чуть удивленно сказал тот. – То, что делаю я, обязанность моего народа. Долг перед кровью, что теперь твоя. Вернуть тебе силу, которую усыпил у дхенне Тион.
– Тион?! – Тэо остановился. – Но… как?
– Спроси у старого друга. Он знает и помнит. Такие, как ты, – последствия. Как из желудя вырастает дуб, так и из дхенне растет магия, теперь убивающая их. Ты пришел, чтобы разорвать этот круг. А может быть, и нет. Звезды решат.
Эйв остановился возле высохшего дерева. Оно было таким древним, что от веток остались лишь обрубки, словно их оторвал свирепый ветер, кора отсутствовала, и в мертвом теле, казавшемся белым в ночи, зияли темные дыры – дупла. Когда Тэо подошел поближе, в них зажглись десятки маленьких желтых огоньков.
Глаза неведомых существ смотрели на него, а затем раздался тихий вздох. Как шепот. Восторженный, предвкушающий, полный надежды. Он не понимал слов старого наречия.
– Тебе сюда, дхенне. – Эйв поднял переднюю лапу, прикоснулся ею к бугристому стволу.
Между корней пряталась лестница, ведущая под землю.
– Что ждет меня?
– Знание. Испытание. Обновление. Смерть. Или жизнь. Все зависит от тебя.
– Ты тоже пойдешь со мной?
– Да.
Спуск оказался коротким. По коридору, стены которого состояли из дубовых корней, плотно переплетенных между собой, он шел сквозь приглушенный изумрудный свет, физически ощущая его плотность – то, как он касается кожи, волос, проверяя, тот ли перед ним, кого здесь так давно ждут.
Впереди журчала вода. Под ногами шуршали старые листья, тонкие и хрупкие, превращающиеся в прах под ботинками.
Он сам не понял, когда оказался в каменном гроте с множеством тенистых уголков. Одна из стен целиком заросла густым слоем влажного мха. По нему широким потоком стекал маленький водопад, обрушиваясь в круглый бассейн.
И только теперь Тэо узнал место из своего сна.
Изумрудный свет проникал сквозь листву, плясал по воде, и камни на дне беспрерывно сверкали золотыми искрами.
Эйв остановился в дальней нише, скрытой за завесой плюща.
– Купель, дхенне. Ты должен сам все понять. Должен вспомнить.
И Пружина без колебаний опустил в воду левую руку.
Шерон сидела, прижавшись спиной к спине Мильвио, чувствуя тепло человека, который давным-давно должен быть мертв. Ей не хватало воображения, знаний, умений, сил и способностей, чтобы оценить все то, что он пережил, что видел и знал.
Она не могла заглянуть под маску странника, галантного кавалера, мужчины, поддерживавшего и помогавшего ей. Разглядеть за ней Войса. Легендарного великого волшебника, сподвижника Тиона, присутствовавшего при всех событиях, завершивших Эпоху Процветания.
Для нее Мильвио оставался… Мильвио. И она совершенно не знала, что с этим делать.
Его пальцы перебирали струны лютни, и та пела тихо и печально, но с таким желанием, словно силилась рассказать девушке о том, что было на душе у треттинца.
– Теперь, когда ты привел его, уйдешь?
Лютня замолкла, мягкий звук последней ноты растворился в склепе Тиона, словно его подхватила летучая мышь и унесла прочь.
– Я не хочу уходить от тебя, – наконец ответил Мильвио.
Она вздохнула и сама не знала, чего в этом вздохе больше – облегчения или радости.
– Хорошо.
Опять запела лютня. Совсем другая песня. В ней тоже было много печали, но теперь указывающая ощущала умиротворение. Мир, перевернувшийся сегодня вверх тормашками, вновь начал приобретать хоть какую-то определенность.
Сейчас Шерон вглядывалась в лицо Арилы, словно надеясь узнать, что та думает обо всем происходящем. О Войсе. О ней.
– Скованный. Он был уверен, что Тион жив. И поэтому отправил меня за ним.
Вздохнув, Мильвио положил лютню рядом с собой:
– Я могу допустить, что меня можно перепутать с Тионом. Его сила, что дала мне вторую жизнь, все еще в моей крови, пускай лишь капля. Вот только… Скованный мертв, Шерон. Его нет. Мой первый учитель умер на своем троне, когда пришел Катаклизм, и огромная волна накрыла всю северо-западную часть материка.
– Ты в этом так уверен?
– Тион уверен. Это куда важнее. Он довел дело до конца. Мелистат убит.
– Так его звали?
– Когда-то.
– Но если не Скованный… Тогда кто это сделал? Кто прислал ко мне шаутта, забрал Найли? Кто обладает силой почувствовать магию Тиона в тебе?!
– Не знаю, – честно ответил треттинец. – У меня даже нет догадок. Но я обязательно разберусь с этим. Докопаюсь до истины.
– Ты поможешь вернуть мою дочь? Отправишься на Талорис?
– Да. Но не сегодня. И не завтра. На западе происходит что-то странное. Асторэ, которая убивает шауттов. Поклонение Темному Наезднику, начинающаяся война и…
Они услышали быстрые шаги по коридору. Лавиани, которая ушла несколько часов назад, влетела в усыпальницу:
– Поднимайтесь! У нас гости!
Сегу видел, что Шрев испытывает раздражение. Ученик давно знал учителя и умел отслеживать подобные вещи. С того самого момента, когда неведомая сила перевернула их плот и бросила в объятия озверевшего Бренна, все пошло наперекосяк.
Река выплюнула их на песчаный берег измолотыми, мокрыми, едва дышащими. Бух-Бух ударился головой о камень и умер ночью. Бланка обязательно бы утонула, если бы Мардж, которой отдали приказ заботиться о ней, не вытащила девку на своих закорках. Лоскут сломал ребро, а его сын и вовсе пропал без вести.
Шрев оставил их. Приказал идти в лес, за проводником, а сам отправился назад. В город. Настолько быстро, насколько позволяла его выносливость.
– Найду вас. Просто следи за остальными, – сказал он Сегу на прощанье.
– Ты уверен, что это необходимо? Мы вдвоем с ней справимся.
– Я не буду ее преследовать. Моя цель важнее. Но что-то мне подсказывает – мы идем одной дорогой и вскоре встретимся. Она, может, и стара, но хитра. И ловкая, точно ласка. Нужны люди, чтобы связать ее и сдержать. Пусть Мардж не спускает с Бланки глаз. Не вздумайте ее потерять.
– А Лоскут? Он рвется искать сына.
– Так ищите. Пройдите вдоль берега. Если щенок выжил, он найдет следы. А если нет, уверен, ты сможешь убедить нашего проводника начать делать то, за что ему заплатили.
Шрев нашел их через несколько дней, приведя с собой шестерых наемников. Они все были накунцами и не сказать, что отличались примерным поведением. В первый же вечер один из них решил проверить, как далеко можно зайти с новыми нанимателями.
Некоторые люди решительно не понимают, что лучше не пытаться сесть на чужую шею. Подчиняясь жесту Шрева, Сегу устроил показательную экзекуцию. Она была не для зарвавшегося наглеца, а для его пятерых друзей.
Когда останки человека перестали качаться на нижних ветвях деревьев, Шрев все тем же непринужденным тоном произнес:
– Я заплатил хорошие деньги за вашу помощь, господа. И, когда мы сделаем дело, вы получите еще столько же. Но мне очень не нравится, когда тычут грязными пальцами мне в лицо. А тем паче пытаются командовать мною. Надеюсь, больше недопонимания между нами не возникнет.
Так и случилось. Наемники оказались очень послушны. Сегу поручил Мардж командовать ими, и никто из них не пикнул, что руководство отдали бабе.
Ее мир состоял из сплошного черного цвета. Она тонула в нем каждую бесконечную секунду и понимала, что никогда не выплывет из этого омута. Куда хуже того момента, когда плот развалился и Бланка с головой ушла в воду.
Она поняла, что это конец, когда стремнина понесла ее, ударила о подводные камни. Конечно же дочь Язева Эрбета не собиралась сдаваться, пыталась бороться, но потеряла всякие ориентиры и не знала, где верх, а где низ. Юбка оплела ей ноги, и, если бы не Мардж, Бренн бы не отпустил ее. Забрал к себе, в ил, на корм рыбам.
Когда она спала, то видела мир таким, каким он был до того, как Сегу использовал свой нож. После пробуждения Бланке оставались жалкие крохи – запахи леса, звуки голосов. Ну еще мох да листья под пальцами.
Но она слушала.
Несколько раз делала попытки подойти к Сегу и Шреву, но Мардж либо один из мужланов, кисло воняющий потом, останавливали ее и возвращали назад. Бланка старалась быть покладистой. Чувствовала, что момент настанет. Обязательно. Следует лишь набраться терпения, а потом… та сторона, в конце концов, не такой уж и плохой вариант, особенно если знаешь, что кое-кого шаутты будут жрать с таким же удовольствием, как и тебя.
Крейт вернулся, хотя его никто не ждал. Бланка слышала его голос, раздраженный тон Лоскута, недовольного, что Шрев решил допрашивать парня. Она ловила обрывки фраз – спрашивали о какой-то Лавиани, интересовались, зачем они туда пошли, что им надо, почему его отпустили.
Затем мальчишка оказался рядом с ней:
– Госпожа. Я вернулся. Помогу вам сбежать. Сегодня же, как только они заснут.
– Нет, – сказала она. – Еще не время. Момент неподходящий. Просто будь рядом. И защити меня.
В город они вошли в глубоких сумерках. Сегу это место не понравилось сразу. В кронах дубов то и дело посверкивали золотистые глаза крохотных существ. Чужие, мертвые развалины. Сойка был рад, что эйвы давно вымерли, отправившись вслед за своими создателями – асторэ.
Должно быть, отвратительные были твари, раз строили такое.
Идя по улицам, залитым вечерними тенями, сойка испытывал неприятные ощущения. Точно провалился в крысиную нору.
– Помните, – сказал он всем, – мы не одни. Тут есть и другие люди. Опасайтесь беловолосой, она не так проста, как кажется.
– Никому не расходиться, – добавил Шрев. – И ради всех Шестерых, не трогайте кристаллы на домах. Иначе вы долго не протянете.
– Мы взрослые люди, господин. И не верим в сказки о чудовищах, – немного возмущенно вякнул один из наемников.
– Чудовищах? Кто говорит о чудовищах, друг? Я сам вас убью.
Больше они не спорили, хотя и продолжали коситься на кристаллы, грани которых отражали оранжевый свет факелов.
Они вышли на круглую площадь с куполом из дубовых ветвей. Журчала вода, стекая из каналов в большой бассейн, из которого вырастал каменный постамент.
Шрев достал из сумки сложенный несколько раз листок, сверился с рисунком:
– Это здесь.
Мардж забралась на выступ крайнего здания, приготовила лук.
Крейт встал рядом с Бланкой и, мгновение поколебавшись, взял ее под руку. Та не возражала и даже головы не подняла.
Сегу подумал, что она все-таки сломалась. А казалась такой норовистой и дикой. Раньше бы она этого парня к себе на десять шагов не подпустила.
Шрев спрыгнул в бассейн. Воды было по колено, и он, добравшись до постамента, установил на нем фигурку Арилы. Сверился с еще двумя листами бумаги, чуть подвинул ее.
Когда сойка вернулся обратно, настроение у него было приподнятое. Он протянул Лоскуту мятый листок:
– Прочти это.
Следопыт прищурился, поманил одного из наемников с факелом, требуя дать ему больше света.
– Старое наречие. Мы просим… хм… дать силу… открыть… нет… распахнуть дорогу… Какая-то ерунда. Чего вы хотите добиться, господин Шрев?
– Научный эксперимент. Хочу доказать правдивость одного мифа. Прочти полностью. Вслух. Так, чтобы госпожа Бланка запомнила.
Тот покосился на сына, вздохнул, выполнил приказ.
– Еще раз, – попросила женщина. – И у тебя ошибка в слове «яркость». Скорее всего это «саалтра», окончание мягче, тогда «яркость» превратится в «сияние».
Лоскут послушно прочитал еще дважды.
– Запомнила? – Глаза Шрева блестели. Сегу видел, что тот едва сдерживает предвкушение.
Женщина спокойно повторила.
– Вроде все верно, – согласился Лоскут.
– Теперь вы должны прочитать это вслух. Слово в слово. Одновременно. Не торопясь и не отставая. Начинайте!
Ее голос для Крейта был точно музыка. Он слушал, как женщина четко произносит слова одновременно с его отцом. И когда вода в бассейне начала мягко светиться, парень не поверил своим глазам.
Забыв обо всем, он отпустил руку Бланки, шагнул вперед, вытягивая шею, надеясь рассмотреть невероятное зрелище.
Голубые искры пробегали по постаменту, собираясь над головой прекрасной статуэтки точно венец из звезд. Стало светло словно днем. А затем искры погасли, тени вернулись, и в древнем лесу вновь наступила ночь.
– Так и должно быть? – озадаченно спросил Сегу у Шрева.
Тот покачал головой:
– Не этого я ожидал.
– Чего же вы ожидали, сиор? – Голос донесся от деревьев, и из мрака выступил человек, в котором Шрев узнал акробата.
– Циркач. Вот так встреча, – сухо сказал он ему.
– Какой, к шаутту, циркач? – Мардж натянула тетиву, но сойка поднял руку, приказывая ей не стрелять. – Этот парень не тот акробат, которого я пыталась убить!
– Она права, сиор. С прискорбием вынужден признать, что не имею ничего общего с цирком и Тэо Пружиной. Надеюсь, вы простите маленькую ложь во время нашей первой встречи.
Факелы дрогнули. Наемники стали сужать полукольцо, но Мильвио словно и не заметил этого напряженного внимания к своей персоне.
Шрев прищурился:
– Ты ведь знаешь, кто я? Так?
– Головная боль Лавиани, надо полагать.
– Значит, знаешь, – заключил тот. – Ты либо чрезмерно храбр, либо слабоумен, раз пришел. Где она?
– Сиор задает не те вопросы. На вашем месте я бы спросил, почему ожидания не оправдались.
– И почему же?
– У вас в руках, если я все правильно слышал, когда эти достойные знающие люди декламировали вслух, вырванные страницы из «Кодекса Двух Ключей». Забавная книга. Я сам ее когда-то написал. Удивительно, что до наших дней дожил хотя бы один экземпляр. Я готов поменяться знаниями. Вы скажете мне, кто направил вас сюда. Я же поведаю, отчего у вас ничего не вышло.
– Переговоры? – Сойка потер рукой подбородок, словно раздумывая. – Что мне мешает схватить тебя и узнать все без сделки?
– Ах, сиор, – печально произнес мечник. – Как я понимаю, слова о благородстве пустое для вас. Ну пусть будет… небольшой шанс, что я умру, ничего не успев рассказать. Люди, которые на вас работают, очень нервные. Я могу и не дожить до беседы. Вот, к примеру, эта чудесная женщина. От напряжения у нее уже дрожит локоть, и не дам гарантии, что она удержит стрелу на тетиве.
– Мардж.
Женщина, недовольно ворча, словно медведица, чуть опустила лук.
– Хорошо. Сыграем в твою игру, друг Лавиани. Вопрос – ответ. Об этом месте мне рассказала одна женщина в Карене, когда я пытался понять, что попало мне в руки. Книги, которые она нашла, говорили, что и как надо делать. Моя очередь спрашивать. Почему ничего не вышло?
– Книга написана не для того, чтобы открыть дорогу на ту сторону и заключить сделку с шауттами. А чтобы найти тех, кто хочет это сделать, если вдруг у него в руках окажутся кое-какие близкие моему сердцу вещи. Рекомендую сиору отдать Арилу, благо для вас она все равно бесполезна. Только асторэ мог бы справиться с вызовом шауттов. А вы всего лишь… недоразумение, немного похожее на таувина.
– Недоразумение? – Шреву не понравились эти слова.
Он услышал слабый всплеск, резко повернулся к бассейну. Статуэтки Арилы на постаменте больше не было.
Все так отвлеклись на наглого незнакомца, что упустили девчонку, стянувшую сокровище прямо у них из-под носа.
Лавиани держала наготове метательные ножи, слушая беседу.
План Мильвио был безумен. Но он сработал. Когда Шерон выскользнула из своего укрытия, ее никто не заметил.
Сойка забыла о том, как дышать, наблюдая за указывающей, преодолевающей открытое пространство. Все случилось очень быстро. Девчонка, слава всем эйвам, оказалась ловкой и проворной. Она не мешкала и очутилась возле деревьев в тот момент, когда Шрев наконец-то обернулся.
Вся эта беседа, столь вежливая и, на взгляд Мардж, не нужная, удивляла ее. Она могла всадить стрелу человеку в глаз, так, что наконечник бы вышел из затылка, но Шрев не желал торопить события.
А ей очень хотелось кого-нибудь убить. Даже дружка акробата, раз уж сам тот где-то прячется. Ей просто необходимо было выпустить из себя тот гнев, что накопился в ней, когда Бух-Бух умер у нее на глазах.
Когда она увидела, что Шерон бежит к деревьям, то обрадовалась этому, точно подарку.
Она стала натягивать тетиву и вдруг почувствовала, как кто-то хлопнул ее по спине.
Хлопнул сильно, словно они были знакомы. И Мардж так обалдела от этого, что забыла выстрелить. Обернулась, но позади никого не было.
Она кашлянула, и из ее рта щедро плеснуло кровью. В следующий миг ноги лучницы подкосились, и та свалилась вниз вместе с метательным ножом, вошедшим между ее ребер.
– Девчонка! Догоните ее! Она не могла уйти далеко! – Сегу не терял времени, и наемники, освещая себе дорогу, бросились в лес.
Обнажив меч, он собирался погнаться за болтливым южанином, уже скрывшимся за деревьями, но Шрев остановил его:
– Во тьму треттинца. Я иду за Лавиани. А ты пригляди за нашими друзьями.
– Они никуда не денутся.
– Они единственные, кто знает старое наречие. Без них весь проделанный путь бесполезен. Я больше не хочу неприятностей. С Лавиани справлюсь сам. Ты нужен здесь. Защищай их!
Справа от них раздалось слабое бульканье.
– Мардж все еще жива.
– Забудь о ней. Ей осталось меньше минуты.
Когда Шрев ушел, Лоскут стал кашлять, затем, перегнувшись через край бассейна, плюнул в воду. Он уже все для себя решил.
Глупая была затея. Хотел подзаработать деньжат, показать сыну юг Накуна и Туманный лес. Но люди, с которыми они связались, оказались куда хуже, чем можно было предположить. В этой ошибке следопыт винил только себя. Он не понял, не разглядел, кто такой господин Шрев, а потом стало слишком поздно.
У них был шанс уйти сразу после того, как ублюдки ослепили женщину, но Лоскут потерял его. Высказал свое недовольство вслух, и Шрев уже не спускал с них глаз. То, с какой быстротой и жестокостью он убивал людей, заставило остаться.
Он хотел отослать сына, но дураку понравилась рыжеволосая дама, хотя Крейт ей совсем не ровня, и тот наотрез отказался возвращаться домой.
И вот к чему это привело. Они оказались в городе, из-за которого погибли его отец и брат.
Теперь же пришло время уходить.
– Вам лучше это увидеть, господин Сегу, – хриплым голосом сказал следопыт. – В воде что-то странное.
Лоскуту повезло, помощник Шрева на мгновение отвлекся, и ему удалось толкнуть того в бассейн. Не теряя времени, мужчина выхватил бракемар и ткнул упавшего человека в живот.
К его удивлению, Сегу схватил меч двумя руками, но вместо того, чтобы порезать их до костей, переломил надежный клинок пополам, словно его изготовили из сухого хлеба.
– Мерзкий крысеныш! – выругался Лоскут, отшатываясь назад.
Он не подозревал, что из всех возможных слов и ругательств выбрал самое худшее. Сегу слишком сильно ненавидел крыс, когда-то лишивших его части пальцев. И не желал иметь ничего общего с этим племенем. И уж тем более слышать такое оскорбление из чужих уст.
Бланка стояла опустив голову.
Кто-то захрипел, и Крейт, вновь стискивающий ее руку так, что наверняка останутся синяки, крикнул:
– Отец!
Она слышала, как мальчишка бежит, выкрикивая что-то нечленораздельное и отчаянное, шелест железа, а затем изумленное бульканье. Что-то упало, и листья приглушили это падение.
Затем раздался взбешенный голос Сегу:
– Проклятье! Сукины дети!
Следующий звук, словно кто-то ударил ногой по чему-то мягкому и несколько секунд назад еще живому.
– Шаутт! Тьма меня забери!
– Что случилось?
Сойка схватил ее за руку, дернул за собой так, что женщина вскрикнула от неожиданности, не удержавшись на ногах, начала падать. Ему пришлось поддержать ее. Сегу, человек, навсегда отнявший у нее солнце, впервые за много дней оказался так близко с ней, что она почувствовала его дыхание на своей щеке. Шанс, который Бланка так давно ждала, представился.
Заколка, все это время спавшая у нее за ухом, в волосах, переместилась ей в руку. Бланка купила ее еще во время замужества, заказав у карифского мастера. Те всегда славились творческим подходом к работе. Маленький шип имел внутреннюю полость, которую дочь Эрберта озаботилась заполнить много лет назад.
Сегу был в ярости, но очень недолго. Она практически мгновенно сменилась страхом.
Он потерял контроль над собой. Совершил непоправимое. Прикончил сперва отца, а затем и сына, бросившегося на помощь. Уже через секунду после того, как упал Крейт, сойка понял, в какую выгребную яму угодил благодаря своей несдержанности. Убил сразу двух, знающих старое наречие!
Вот же шаутт!
Он понятия не имел, что теперь сказать Шреву. Мысли лихорадочно прыгали, пытаясь найти оправдание случившемуся.
Укол в бедро не причинил Сегу боли. Заколка девки вошла неглубоко. Он оттолкнул от себя Бланку, и та упала неловко, едва не разбив себе голову о бортик бассейна.
– Мерзкая тварь! – сказал сойка, выдергивая шип, украшенный незабудкой. – Я бы вырезал тебе язык, если бы он не был нужен Шреву.
Внезапно он почувствовал, что тело теряет вес. Руки и ноги стали такими легкими, словно он вот-вот оторвется от земли, его подхватит ветер и понесет, как будто пушинку тополиного пуха. Стало очень смешно, и Сегу глупо хихикнул высоким фальцетом.
Ему было хорошо и весело. Даже когда он понял, что падает, это выглядело как настоящее приключение.
И Сегу решил, что это лучшее мгновение в его жизни.
Он сильно ударился лицом, сломав скуловую кость, но продолжал улыбаться, пуская липкую слюну из уголка рта. А затем эйфория прошла, точно ее смыло ледяным потоком горной реки, и по телу пробежала первая судорога.
– Проклятая сука! – непослушным языком произнес он, силясь вернуть контроль над своим телом, но конечно же у него ничего не получилось.
Он знал, что это такое. Яд алой тихони. Вне всякого сомнения.
Попытался коснуться талантов и… не смог. Мозг, оглушенный паучьим токсином, больше не отдавал команды.
Сегу мог видеть, слышать, говорить и чувствовать. Но во всем остальном он превратился в самое настоящее неподвижное бревно. И знал, что так будет продолжаться, пока яд не превратит его мозг в кашу. Через час, а может, и через неделю.
Ему оставалось лишь следить, как улыбающаяся во весь рот Бланка осторожно поднимается и на ощупь двигается вперед. Она остановилась перед телом Крейта, задев его ногой, стала шарить вокруг, пока не нашла искомое – кинжал.
Затем направилась к Сегу.
– Ты не волнуйся, – сказала она ему. – Обещаю, что глаза я вырежу тебе в самую последнюю очередь.
Мильвио слышал крики тех, кто преследовал Шерон, и видел блики факелов на древесных стволах. Он стремительно сокращал дистанцию, держа Фэнико в руках и стараясь не шуметь.
Треттинец вылетел на наемников, точно волк на стаю собак. Он не церемонился с ними, и кровь летела на дубовые листья и мягкий мох. Лишь один оказался хорошим бойцом, но сопротивляться яростному натиску смог меньше минуты. Фэнико перерубил оба предплечья, а затем вошел глубоко в грудь.
Мильвио на обратном движении выдернул клинок и краем глаза заметил, что в него что-то летит. Он сделал отшаг, пропуская этот предмет мимо себя.
Тот ударился о дерево, покатился, остановившись недалеко от упавшего факела, и он увидел, что это голова.
Голова Лавиани.
– Болтун, мы снова встретились, – сказал Шрев, приближаясь и вытирая алые руки тряпицей. – Даю тебе шанс. Ты забавен и, кажется, многое знаешь. Бросай свою чудесную железку и тогда выживешь. Я убью только воровку. Разобью ей лицо статуэткой, чтобы она не лезла в дела серьезных людей.
Треттинец встал у сойки на пути, подняв окровавленный меч, метя острием в горло.
Шрев не доставал оружия. Он напал стремительно, и его руки, точно мельница, обрушились на Мильвио. Меч оказался вырван, а сам воин подброшен вверх и нанизан на острый дубовый сук…
Тэо оторвал лицо от воды, словно та была паутиной, липкой, не желающей отпускать. В глаза ему все еще летели рубиновые капли крови Войса. Все было как в реальности.
Чтобы встать из бассейна, пришлось напрячь ноги, а затем сорвать с запястий тягучую воду, тянущую его обратно на дно.
– Ты должен вернуться, дхенне, – произнес эйв. – Время уходит, вода превращается в камень. Твой путь только начался.
– Я видел. Видел, как они умерли!
– Ты не видел ничего, дхенне. Этого не случилось и, быть может, не случится. Они справятся без тебя. Или погибнут. Ты не должен вмешиваться.
– Остаться я тоже не могу. Прости.
Алые глаза эйва были печальны:
– Это моему народу следует просить прощения, что мы оставили людей и те причинили боль миру, который вы так любили. Я не держу тебя, дхенне. Лес не держит. Ты волен поступать так, как говорят тебе звезды. Но ты не прошел обучение, не получил знания, и вода в купели вновь станет лишь водой. Ты не познаешь всю глубину магии дхенне. И, если коснешься ее сейчас, не пройдя обучения, умрешь. Старый друг говорил тебе об этом. Если ты понимаешь мои слова, если готов отдать свет своего сердца за свет чужих сердец, тропа перед тобой.
Тэо поднял с земли острую дубовую ветку. Он знал, что делать:
– Я готов. Прощай.
Когда он бежал, то услышал голос древнего существа:
– Я буду ждать тебя, дхенне. Если не сейчас, то когда из желудя вырастет дуб. Лес всегда ждет.
Шерон не нужен был свет, чтобы бежать. Статуэтка Арилы оттягивала руки, легкий меч бил по бедру, серые и графитовые картинки смазывались, кружились.
Люди Шрева гнали ее подальше от зданий и череды серпантинов, где она могла бы скрыться. Несколько раз оборачиваясь, указывающая видела отсветы огней.
Ей удалось вырваться из полукольца, вернуться на окраину города, пересечь мост через канал, украшенный светлячками.
Она не останавливалась, придерживалась плана, помня слова сойки о том, что лишь движение поможет ей уцелеть и дождаться помощи. Лавиани уже должна была появиться, но ее что-то задерживало, и Шерон это беспокоило.
Существа в кронах тревожно шептали ей, поторапливали, и девушка, продолжила свой бег.
Мимо древних домов, через площадь, вся поверхность которой мягко фосфоресцировала из-за неведомого мха, разросшегося здесь.
– Вон она!
Прогудел рог, извещая, что беглянка найдена.
Лавиани, точно старая рысь, кралась по лежащим на земле теням, пытаясь почуять куда более крупного хищника, которого так опасалась.
Она знала, что он рядом. Чувствовала его и ходила кругами вокруг молодой дубовой рощи, расставляя ловушки. Затем сойка переместилась на ветви, перешагивая с одной на другую и пытаясь разглядеть Шрева.
Лавиани понимала, что в прямом столкновении благодаря количеству талантов он способен вывернуть ее наизнанку, и поэтому не собиралась сражаться.
Метательные ножи, усиленные талантами, были ее козырем.
Но Шрев играл с ней в кошки-мышки. Она никак не могла увидеть его, он перемещался настолько быстро и ловко, что все время скрывался за деревьями и подбирался все ближе и ближе.
А затем откуда-то из-за канала, ослабленный расстоянием, запел рог. Лавиани, положив руки на шершавую кору, слушала его. Перескочила на следующее дерево и с разочарованием поняла, что рядом больше никого нет.
Шрев ушел.
Графитовый мир теперь разбавляли оранжевые розы из теплого огня. Краски смешивались, отчего в голове возникал диссонанс. Шерон стояла с обнаженным клинком, который подарил ей Мильвио, глядя на пятерку мужчин, что прижали ее к стене. Статуэтку пришлось бросить в траву.
– Послушай, красавица, хватит дурить, – сказал низкорослый мужик со светлыми волосами. – Иди сюда, с тобой хочет поговорить наш наниматель.
– Уходите, – сказала им Шерон. – Уходите, пока можете!
Они лишь рассмеялись в ответ.
Низкорослый подошел, и указывающая в выпаде нанесла укол. Так, как ее учили. Без сомнений и с единственным желанием – убить.
Человек парировал удар со смехом, она быстро убрала оружие, чтобы не лишиться клинка. И мгновенно перешла в стремительную контратаку.
Такой прыти от нее никто не ожидал. Даже этот надменно смеющийся мечник, считавший, что глупая девчонка не представляет угрозы.
Только поэтому ей улыбнулась удача.
Цапля выслеживает рыбу, ловит ее, стряхивает росу и уходит в камыши. Кончик тонкого меча проткнул человеку горло, и, когда указывающая «ушла в камыши», у ее противника вырвался сиплый стон, а затем вверх ударил упругий, черный из-за ночи фонтан крови.
Кто-то из уцелевшей четверки вскрикнул, все схватились за оружие, больше уже не веселясь.
– Сказали взять живой, – нервно напомнил человек с куцей бороденкой.
– Угу, – ответил ему чернявый парень с совершенно пустыми глазами. – Живой. Угу.
Он словно уговаривал себя остановиться, но топор держал обеими руками. И сделал первый шаг.
Эти несколько секунд показались Шерон часами. Она начала отступать, не опуская оружия. Ее рука чуть дрожала, а в желудке уже просыпался привычный и такой омерзительный голод.
Иногда люди умирают невероятно долго, даже если у них смертельные раны. Тот, с проткнутым горлом, все еще дышал, ногтями цепляясь за жизнь, не желая отправляться на ту сторону.
Человек с топором сократил дистанцию, взмахнул оружием. Она уклонилась, даже не думая нападать.
Шерон почувствовала облегчение, когда нить жизни умирающего наконец-то истончилась и лопнула, оставив на траве лишь тело.
– Защищай меня! – крикнула она, чувствуя неприятное головокружение от того, что зрение раздваивается – на ее и того, кто поднимался с земли, подчиняясь приказу.
Лавиани могла и подождать.
Никуда не денется, даже если побежит прочь. Он догонит ее позже.
Шрев без колебаний прервал игру в прятки, хотя та и была занимательной. Он ничуть не преувеличивал опыт противницы. Пусть талантов у нее было меньше, но драться она умела. И создавать западни тоже.
В первую ловушку, сплетенную из гибких веток, на конце которых был привязан метательный нож, он все-таки попал. Спас его талант, потому что уклониться от гибкой лозы, распрямившейся, ударившей вниз живота, иначе бы не получилось даже с его ловкостью.
На это она и рассчитывала.
Он вышел к берегу широкого канала с сонной водой, по которой медленно плыли сотни дубовых листьев, и направился к мосту, ведущему на противоположный берег. Над ним, точно облако, кружили сотни насекомых, очень похожих на светлячков, и их мерцание напоминало мерцание звездного неба.
Человека, стоявшего на мосту с опущенным мечом, Шрев узнал сразу.
– Довольно невежливо не дать мне возможности пройти, – сказал он Мильвио.
– Порой приходится забывать о вежливости, сиор. Некоторые люди ее недостойны. И расценивают как неизбежный пережиток.
Шрев сверкнул улыбкой:
– Думал, что ты бросишься на помощь маленькой воровке. Ей бы не помешал твой меч.
– Она сможет позаботиться о себе, – с уверенностью произнес треттинец и немного повернул запястье так, что плоскость клинка матово блеснула в тусклом свете светлячков. – Я же должен позаботиться о том, чтобы вы не досаждали ей.
– Не понимаю я людей. Сколько живу – и каждый день не понимаю. Ты знаешь, кто я, знаешь, что скоро накормишь червей Туманного леса, но все равно, как баран, загораживаешь мне путь. Это стремление умереть меня всегда удивляло.
– Просто вам не за что и не за кого умирать, сиор. Только и всего.
Улыбаясь, Шрев достал из сапога короткий, не больше ладони, нож.
– И только? – поднял брови Мильвио.
– Чтобы пустить тебя на полоски, мне хватит и его.
Защита южанина оказалась такой же крепкой, как стены карифской крепости. Он легко отразил атаку, даже не двинувшись с места.
Шрев больше не собирался церемониться, вести долгий и совершенно ненужный поединок. Он без сожаления использовал талант, избегая удара мечом, но вместо того, чтобы вскрыть человеку сонную артерию, нож поцарапал лишь воздух.
Южанин ловко, точно обезьяна, запрыгнул на перила моста и, когда сойка попробовал ударить его в лодыжку, парировал мечом, выбив нож и крутанувшись в воздухе, слетел обратно на мост, перейдя в атаку, нанеся шесть размашистых ударов.
Шрев уклонялся, а затем, улучив момент, с разворота попал ногой в грудь противника, и Мильвио отлетел назад, прокатившись по земле.
Он не потерял клинок и тут же встал на ноги. Каблук противника лишь чудом не проломил ему грудину.
Они стали кружить друг против друга, точно готовые подраться коты. Мильвио напал снова, вынуждая либо отступить, либо сжечь еще одну татуировку.
Сойка выбрал третий вариант, он двигался быстро, словно шершень, атакующий пчелу, и бастард не успевал за ним, опаздывая на мгновение.
Этот раунд не выиграл никто, и они отступили, глядя друг на друга холодно, без всякой ненависти.
– Не желаете попробовать вплавь, сиор?
Краб покинул лопатку Шрева, беззвучный удар воздуха отбросил мечника и разметал светлячков во все стороны, ломая им крылья. Они звездопадом обрушились в воду, расцвечивая ее на несколько мгновений зеленым и желтым. А затем огоньки стали гаснуть и на оба берега опустилась темнота.
Она успела вовремя. В тот самый момент, когда Шрев навис над оглушенным Мильвио.
Бабочка сгорела, и сойка вихрем пронеслась через мост.
Конечно же он ее почувствовал и дал отпор, подхватив Фэнико. Нож бил об меч, а меч о нож в невероятном темпе. Клинок, который когда-то принадлежал Тиону, едва не отрубил Лавиани ногу. Даже несмотря на всю ее ловкость, она получила глубокий и очень болезненный порез на бедре.
Ей удалось отвлечь сойку от Мильвио, оттеснить его к лесу.
Талант закончился, и Лавиани сказала:
– Тебя стоило убить за много лет до сегодняшнего дня.
– Я то же самое предлагал Боргу, когда прикончил твоего ублюдка, – невозмутимо ответил тот. – Знал же, что от тебя стоит ждать беды. А он меня так и не захотел слушать.
Они вновь встретились в вихре железа, и на этот раз уже Шрев вел «партию», закончившуюся тем, что меч пробил ей плечо, лишь в четверти дюйма пройдя от артерии. Рука повисла плетью.
Она даже боли не почувствовала, лишь досаду, перехватив нож здоровой рукой.
– Слишком ты неповоротлива, женщина. Спряталась бы, варила варенье и сидела на лавочке.
Лавиани чувствовала легкое головокружение. Кровь из раны текла слишком быстро. Она покосилась на Мильвио, который все так же лежал без сознания, и красноречиво сплюнула себе под ноги, исподлобья глядя на убийцу своего сына.
Пусть ее заберут шаутты, но она не побежит. Больше некуда бежать. И видят Шестеро, которым она никогда не возносила молитв, сойка сделает все возможное, чтобы еще один хороший человек не погиб.
Пускай он хоть сто раз великий волшебник.
Шерон смотрела на лес не только своими глазами, но и пятью парами чужих.
Мир был точно паутина, и паук соткал его из графита, свинца и крови. Она завораживала, манила, бежала по сосудам еды, которая была рядом, и часть сознания указывающей хотела впиться в этих людей, рвать их плоть чужими зубами, чтобы та сторона, мучившая вновь живых, получила жертву и оставила в покое хотя бы на секунду.
Ей пришлось напомнить себе, кто она такая, для чего здесь и что стоит на кону. Чтобы держать этот голод в узде, Шерон понадобилось помнить о всем хорошем, что случилось в ее жизни.
Мертвые молчали, с шумом ломились через подлесок, не заботясь о сохранности собственных тел. Они были всего лишь ее руками, голодными пальцами, предназначенными для того, чтобы служить.
Она не видела себя со стороны. Растрепанные волосы, белые глаза, точно у выброшенной на берег мертвой рыбы, оскаленные зубы, алые от крови из прокушенных губ.
В руке указывающая держала факел, пульсирующий нестерпимым, болезненным, белым светом, озаряя им Шой-ри-Тэйран и дубы, помнящие времена, когда под ними гуляли Тион и Арила.
Она увидела всю картину, ощутила сладкий ручей крови, текущий из Лавиани, человека с мечом Мильвио и поняла, что успела.
На несколько секунд Шрев застыл, не веря своим глазам. Это было просто невероятно. Лишь люди, которых он нанял, развеяли его сомнения. С разорванными шеями и лицами, они, вне всякого сомнения, были мертвы. И… в то же время живы. Благодаря девчонке, которая украла его статуэтку.
Один мертвый остался рядом с ней, четверо других проигнорировали лежавшего на земле треттинца и отступившую в сторону Лавиани. Они бросились на него, и Шреву пришлось признать, что для покойников те крайне проворны.
Вновь трата таланта. Он ускорился, избегая клацающих челюстей, отрубил голову одного, воткнул бастард в другого.
Меч намертво застрял в плоти, которая стала разрастаться, не желая возвращать оружие, и дальше сойка дрался голыми руками. Он ломал им черепа и руки, но они все равно тянулись к нему.
Еще один краб исчез, и его способность – скоротечное пламя плеснуло во все стороны, потекло по земле и стволам деревьев, охватывая ожившие трупы. Там, где оно подступило близко к девчонке, из белого становилось ярко-алым.
Лавиани, воспользовавшись оказией, швырнула в него метательные ножи. Один за другим. Пришлось сжигать еще одну татуировку.
Пропустив их через себя, оставив горящих мертвых, Шрев кинулся к той, кто отдавал приказы. На пути встала Лавиани, схватила его, бросила через себя, используя последний талант, кидая далеко в сторону. Как можно дальше от девушки.
Шрев ударился о землю плечом, проехал, оставляя за собой глубокую борозду. Встал, уже не скрывая ярости, раздражения и желания убить их всех.
Медленно. Мучительно. Так, чтобы они визжали и молили Шестерых о милости.
Деревья, трава и листья горели.
Мильвио, лежавший в двадцати шагах от пламени, пришел в себя, оперся на руки, потряс головой, точно волк. Пытаясь понять, что случилось и почему он оказался на земле.
И… отчего до сих пор жив?
Земля кружилась как проклятая. Качалась, словно палуба того дурацкого суденышка, везущего ее в Нимад. Вверх и вниз. Влево и вправо. Того и гляди, встанет дыбом, огреет по голове.
После броска Шрева сойка не могла больше стоять, ползла. Ее единственным желанием было вскочить, броситься к оставшейся в одиночестве указывающей. Но Шрев ее опережал.
А затем почувствовала знакомую ненависть и с облегчением упала, пробормотав, теряя сознание:
– Шаутт тебя забери, мальчик! Почему так долго?
Последний из мертвых встал на пути, и Шрев раздавил ему голову голыми руками.
А после он ощутил это.
Невероятную, затопляющую всю его душу ненависть.
Ненависть к незнакомцу, который перешел мост и загородил собою Шерон.
Тэо испытывал те же чувства, как и перед своими выступлениями. Спокойствие. Радость. Предвкушение.
Он знал, что следует делать. Несмотря на все, что говорил ему Мильвио. Риск стать пустым или умереть не остановил его. И, когда человек с искаженным от бешенства лицом шагнул к нему, Тэо проткнул себе левую ладонь острой дубовой веткой.
Та сторона изменила таких, как он. Асторэ, вырвавшиеся из ее плена, не могли касаться новой магии безвозмездно. Их платой были собственные раны и кровь. Лишь это выпускало силу, что жила в них, связанная меткой той стороны.
Он успел узнать это в купели. Успел понять прежде, чем ушел.
Белое пламя, бушевавшее в лесу, сменило свой цвет и стало синим.
Сила, в которой он купался, вырвалась наружу. Точно бык, вздымая землю, ударила в человека, желавшего убить его друзей.
Сорвала с его головы лицо, словно то было обычной маской, и опрокинула в канал. В бездонную, черную воду.
После все затопил уже привычный лиловый цвет, и Пружина даже не понял, кто его подхватил. Он чувствовал ту сторону. Она была везде и нигде. Совсем рядом, стоило лишь приложить усилие и поднять завесу, чтобы вновь касаться столь легкой и притягательной магии.
Касаться жизни.
И умереть ради этого.
Он плохо помнил, что было потом.
Тэо слышал голос Шерон, шептавшей ему, что все будет хорошо.
Когда эйв скрылся в подземелье, увозя на себе акробата, проход в старом дубе затянулся, и существа, жившие на нем, громко зачирикали, высказывая свою радость.
Начинался рассвет.
Тусклый свет проникал сквозь кроны, рассеивался, и туман, вытекающий из-под корней, казался Шерон пуховой периной.
Мир словно замер перед пробуждением.
Девушка смотрела на дерево, где скрылся Тэо, которого, возможно, она больше никогда не увидит.
Лавиани сидела неподалеку, зубами затягивая узел на повязке. Вид у нее был ничуть не лучше, чем у тех мертвых, что недавно бродили по великому лесу.
– Если мальчик думает, что так легко от меня избавится, пускай не надеется. Я с места не сдвинусь, пока он не вернется.
Мильвио сел рядом с ней, и Шерон легла, положив голову ему на колени.
Лес просыпался, туман медленно скрывал в своих объятиях троих друзей. У них был не слишком большой выбор.
Им оставалось лишь ждать.
А вместе с ними ждал и весь мир.
Добра. Зла.
Или новой эпохи.
Москва
Июнь 2014 – сентябрь 2015
