Глава 11
Под Фицроем очень некстати захромала лошадь, и хотя это некстати всегда, но сейчас, когда едва-едва уходим от погони, это совсем некстати. Понсоменер указал на высокие лиственницы, за ними деревня, даже настоящее село, там можно либо купить новую лошадь, либо перековать эту заново, Фицрой возликовал, Рундельштотт засомневался, но сказал с неохотой:
– Что делать, попробуем… Если там лошадей не найдем, уходить нужно сразу. Не рассиживаться.
Понсоменер молча, не видя от меня возражений, свернул к полосе деревьев.
Он все прочувствовал правильно, за широкой полосой, что прикрывает поля и огороды от ветров, расположилось достаточно большое и, судя по домам, зажиточное село.
Фицрой передал принцессу на попечение Рундельштотту, мне почему-то доверяет меньше, а сам ринулся в обожаемый им мир торговли, заключения сделок, выгодного обмена и обмана.
Я отыскал что-то вроде постоялого двора, во всяком случае нам довольно быстро налили в глубокие глиняные миски горячей бараньей похлебки, сытной и наваристой, я расплатился, принцесса тоже старательно и послушно работала большой деревянной ложкой, не поднимая капюшона.
Фицрой вернулся удивительно быстро, сказал, что коня сторговал дешево, но что-то в его глазах заставило усомниться, но я промолчал. Пусть даже дорого, сейчас лишь бы конь хороший, а что быстро, так это же понятно, здесь принцесса…
Понсоменер не стал дожидаться вина, а как только допил похлебку через край миски, тут же вышел, побыл на улице совсем недолго, вернулся хмурый, сказал негромко:
– Что как-то не очень… некто бродяга там у дома старосты собрал народ и говорит, что мы все беглые преступники. Если нас задержать и сдать властям, чтобы те допросили, то в селе получат хорошую награду…
– Ого, – сказал Фицрой. – А что же он сам не решится?
Понсоменер посмотрел на него искоса.
– Он один. Но даже будь их десяток, вряд ли решились бы вот так в открытую пытаться арестовать…
– Что, – спросил Фицрой чуточку встревоженно, – это один из тех, кто знает о нашей грозной славе?
Понсоменер пожал плечами.
– Не знаю. Но похоже. Я чувствовал его страх. Вообще он старался не подходить к постоялому двору близко.
Рундельштотт буркнул:
– Значит, мы знаем его в лицо. Или кто-то из нас.
– Будем выбираться через зады, – сказал Фицрой. – Если понадобится, вылезем через окна… Я еще ни разу не видел, как чародеи лазают. Хочу посмотреть!
Рундельштотт поморщился.
– Могу и через окно, но там есть потайная дверь. Если за гостиницей кто-то и наблюдает, то с улицы за общим входом.
Я сказал властно:
– Все, умолкаем! Тихо по одному выходим через потайную дверь, а там на коней и уходим.
От села не успели отдалиться, как Понсоменер пробормотал, что впереди большой отряд уламров.
– Идут в нашу сторону? – спросил Фицрой.
– Никуда не идут, – сообщил Понсоменер. – Там у них теперь гарнизон.
– Теперь? – спросил Фицрой. – Может быть, и всегда там стоял?
– Недавно, – ответил Понсоменер коротко. – Видно же.
Фицрой буркнул:
– Мне пока и самого гарнизона не видно. Все верно, объедем…
Через пару часов стены справа и слева начали быстро подниматься прямо из земли, расти, грозные и темные из поблескивающего свежими сколами гранита, словно совсем недавно гора раскололась, и теперь едем по узкому ущелью.
Правда, земля внизу тонет в высокой траве, журчит спрятавшийся ручей, распадаясь на рукава, громко квакают и даже запускают трели лягушки.
Рундельштотт вздохнул.
– Совсем недавно, – сказал он с грустью, – как сейчас помню, здесь стояли гарнизоном тираспы, а вот там дальше пеларды. Между ними проходила граница.
Фицрой огляделся в недоумении.
– Здесь? Место неудобное. Проще было бы по реке или вот по тому болоту.
– А здесь и была река, – ответил Рундельштотт кротко. – Обрати внимание на вон те россыпи камешков!.. Видишь, какие гладкие? Вода обкатала…
Фицрой покосился на него, вдруг зябко передернул плечами и поспешно поехал вперед.
Я догнал Фицроя, у него все так же в одной руке повод, другой нежно прижимает к себе закутанную в плащ принцессу.
– Фицрой, – сказал я негромко, – когда мы ехали искать ее высочество, я сказал, что не можем драться со всеми встречными…
Он спросил настороженно:
– Ну?
– А теперь, – ответил я, – когда это высочество с нами, можем драться как со встречными, так и с поперечными, боковыми и даже задними. С нами самка… ладно, женщина, даже принцесса, а это дает нам право не соблюдать никакие правила, как не соблюдают их женщины.
– Понял, – сказал он с облегчением. – Правда, я и не соблюдал, но как приятно знать, что и закон тоже с нами! И что мы уже в Нижних Долинах.
– Пока еще в Верхних, – напомнил Рундельштотт, – но уже близко, близко.
– Но здесь те же, – спросил Фицрой, – а не какие-то гуцары?
Рундельштотт пожал плечами.
– Племена всегда стараются потеснить соседей. Те, что в силу каких-то обстоятельств разрастались быстрее, обычно оттесняли соседей, захватывая плодородные земли, некоторых поглощали, но иногда, как вон с гурцами происходило соживание…
Я переспросил:
– Соживание… это как?
– В Нижних Долинах, – пояснил он, – гуцары, один из рода племени гурцев, заняли каменистую местность на границе с Дронтарией, а в Опалоссе гурцев загнали в горы. Там внизу живут опалосцы, а немногочисленные гурцы высоко в горах, где промышляют охотой…
– И сумели приручить драконов? – спросил я.
Он кивнул.
– Да. Есть они еще не то в Кельмии, не то в Креште… Гурцы, не драконы. Видимо, когда-то их было, как муравьев, но потом что-то стряслось, так что новые племена их почти везде уничтожили…
Он умолк, глядя на Понсоменера, тот остановил коня и ждет нас. Перехватив мой взгляд, вытянул руку.
– Дальше по дороге деревня. Объедем или как?
– Все объезжаем, – велел я. – Только когда уж совсем невмоготу…
Он кивнул, послал коня вперед, а там вдруг вскрикнул:
– Засада!.. И слева!
Кусты распахнулись, в нашу сторону с треском веток выметнулся ряд конных с копьями, нацеленными в нас. В моем животе стало холодно, в ладони будто сами по себе впечатались рукояти пистолетов, а пальцы надавили на курки. В мозгу застучало «патрон», патрон», «патрон», но тут же ушло на задний план, теперь это рефлекс, я жал на спуск в правой и левой и отскакивал, когда на меня бросался кто-то, кто даже с дырой во лбу сумеет снести меня с дороги.
Фицрой, бросив принцессу за спину, отчаянно размахивал мечом, нас окружили, чем опасен бой в лесу, могут подобраться совсем близко, Понсоменер с длинным мечом в руках дрался среди толпы едва ли не умелее Фицроя.
Я медленно отступал, чтобы не сбили с ног, стрелял и стрелял, успел увидеть, как огромный воин прямо с коня ударил Рундельштотта копьем в грудь.
Чародей завалился навзничь, а всадник прыгнул на него, как тигр на оленя, прижал к земле, в руке страшно блеснуло узкое лезвие тонкого кинжала.
Рундельштотт открыл рот то ли в крике, то ли для заклятия, но лицо болезненно искривилось, он упал спиной на землю, а гигант, перепрыгнув тело, бросился на Фицроя.
Я быстро сдвинул стволы пистолетов в его сторону. Тяжелые пули ударили в грудь, заставили отступить на пару шагов, а Фицрой эффектно взмахнул мечом, даже я охнул, когда бритвенно острое лезвие с легкостью, словно кочан капусты, снесло ему голову вместе со шлемом, отделив от такого же доспеха из черного металла.
Несколько человек ринулись прочь, я с мстительной яростью пошел за ними, не прекращая стрелять. Тяжелые пули били в спины, ломая хребты, разбивали головы, и только когда последний уже на границе прицельной дальности упал и пополз, хватаясь за землю, я выпустил в его тело с десяток пуль, какие-то попали, он застыл на земле, а под ним лужа крови начала расплываться широко и быстро.
Рундельштотт тяжело поднялся, опираясь на левую руку, правой хватался за грудь, лицо болезненно искривилось.
– Как же, – прохрипел он, – этот мерзавец ударил…
Я сказал сварливо, но с облегчением:
– А как вы отбивались от этой рубашки! Она же не только магическую энергию собирает, ее еще и не пробить всякой ерундой.
Фицрой поднял копье, осмотрел наконечник.
– Неплохая ерунда, – сказал он задумчиво. – Металл из закаленного железа, такое все рубит.
– Как видишь, – сказал я, – не все. А кинжал?
Он высвободил из пальцев убитого рукоять кинжала, осмотрел с критическим интересом.
– Высокая работа. Мастерство не спрятать.
– Можно, – заверил я скромно, – но здесь люди бесхитростные. До вершин гуманизма и очковытирательства еще не доросли.
Рундельштотт все еще морщился.
– Кровоподтек останется. А можно, чтобы…
– Можно, – сообщил я. – Только та рубашка будет толще. Втрое.
Он задумался, Фицрой хохотнул:
– В такую жару?
– Вообще-то, – сказал я, – в жару может охлаждать, а в холод греть. Мастер, в следующий раз поищу в вашем чулане, что вы там еще насобирали…
Фицрой предложил:
– Можно, я?
Рундельштотт не успел среагировать, я отрезал твердо:
– Нельзя! Я ученик чародея, и то пару раз чуть без руки не остался. Там такие защитные заклинания, мастер уже сам их подзабыл, но если сплоховать, не только руку потеряешь…
Фицрой даже отступил на шаг.
– Нет уж, я в ваше логово ни ногой.
Я сказал строго:
– Фицрой, разве можно такое в присутствии принцессы? Как тебе не стыдно? Извинись немедленно!
Он оглянулся на принцессу в великом испуге.
– Да-да, конечно! Ваше высочество, простите меня великодушно…
– Прощаю, – ответила она милостиво и полюбопытствовала: – А за что?
Он повернулся ко мне.
– А за что?
– Не знаю, – ответил я. – Так, на всякий случай. Я же знаю, обязательно схамишь.
Фицрой сказал сердито:
– Принцесса, не слушайте его! Он мне жутко завидует и потому всячески порочит мою безупречную репутацию всякими инсвинуациями. Потому что инсвинист, каких поискать!
– Уходим, – велел я.
– Побудь минутку с ее высочеством, – попросил он.
Я сказал принцессе:
– Ваше высочество, не смотрите в ту сторону, там сейчас Фицрой осуществляет освященный веками традиционный акт воинов… В смысле, отдает последние почести павшим, освобождая их карманы и сумки от лишнего, чтобы им было легче идти в блаженный потусторонний мир.
Она серьезно смотрела снизу вверх мне в лицо, чистая, как рыбка, глаза большие и доверчивые, ответила послушно:
– Да, глерд Юджин… Как скажете, глерд Юджин… Я знаю, мужчин нужно слушаться…
Рундельштотт вставил носок сапога в стремя, отдохнул, а потом начал подниматься наверх, цепляясь за седло и ремни. Сердце мое сжалось, скорее бы закончить эту операцию, не для кабинетного человека она…
