Книга: Незавершенное дело Элизабет Д.
Назад: Глава 23
Дальше: Глава 25

Глава 24

13 сентября 1999 года
Сегодня Джона пошел в подготовительную группу. Утренняя программа для трехлеток, три дня в неделю. Я одела его в белую рубашечку, пригладила, побрызгав водой, кудри, и он промаршировал к двери со своей коробкой для завтраков с нарисованным на ней Винни-Пухом, совсем как маленький взрослый с портфелем, весь в ожидании большого события. На глаза навернулись слезы. Когда я пришла за ним, он не хотел идти ко мне (что, наверное, хороший знак), и я стояла в дверях, с Анной на руках, улыбаясь широкой, гордой, идиотской – «Ну, как все прошло?» – улыбкой. Может, он и подходить-то ко мне не хотел из-за того, что я выглядела такой дурехой.
Как быстро все проходит. Знаю, это всего лишь подготовительная группа, но мы уже вступаем в школьное царство. Последние дни я просто задыхалась – так была всем нужна, – но вот теперь он не желает идти домой, и мне снова хочется чувствовать себя нужной. Кажется, только вчера он был младенцем, беспомощно лежавшим в своей кроватке, а я собирала ртуть с пола детской вместе с людьми в защитных костюмах.
18 ноября 1999 года
Не могу поверить! Вытащила ночное дежурство с аукционным каталогом. Сижу в два часа ночи и оформляю страницы с описанием спортивных и оздоровительных услуг. В уголке каждой – иконка, ухмыляющаяся обезьянка.
Времени это занимает больше, чем я рассчитывала. Постоянно отвлекает маленькая карточка на письменном столе, но выкинуть ее не поднимается рука. Обыкновенная записка в три строчки – слова соболезнования по поводу кончины отца. ОН узнал об этом из газеты. Я вижу знакомый почерк, и мое глупое воображение рисует образ более эмоциональный, более выразительный, более зрелый. Пытаюсь представить его растолстевшим и облысевшим. «С любовью, Майкл». Откуда он взялся? Какая любовь, Майкл?
1 марта 2000 года
Завтра у Дейва день рождения. Так хочу посмотреть на его лицо. Машину доставят на платформе. Блажь, но он об этом мечтал: красный «Спайдер» 63-го года выпуска – смотреть, восхищаться, полировать и, может быть, только может быть, – прокатиться. А если не сможет, то хотя бы посидеть на водительском сиденье, в гараже, почитать журналы по гольфу, потягивая пиво, – и это тоже будет замечательно. Он заслуживает подарка. Жизнь слишком коротка, чтобы дожидаться круглых дат.
Пробую снова заняться живописью, увлечься чем-то, не думать о том, что Кейт уезжает. Она горит желанием поскорее перебраться в свой новый дом, который они нашли в Вашингтоне. Я стараюсь быть хорошей подругой, слушаю, вникаю во все детали устройства ее новой кухни с какой-то тупой европейской плитой, которая может все, разве что только не менять памперсы малышам, но больно видеть, как оживляется ее лицо, когда она говорит о переезде.
Итак, я взялась за живопись, расставила холсты на половину гаража и сделала несколько акварелей с видом нашего дворика, хотя зимой там и смотреть особенно не на что. Но потом разглядела сваленные в углу трехколесные велосипеды и игрушечные машинки. Что-то в них напоминало уснувших вповалку детей или животных.
Сейчас заканчиваю работу, которая мне кажется по-настоящему хорошей. Это сценка с площадки, где выгуливают собак, неподалеку от игровой площадки. Дворняжка в окружении стаи породистых золотистых ретриверов. Собачонка совершенно отвратительная, наполовину облезшая и шелудивая, но на лапах – перепачканные в грязи вычурные ботиночки, а на спине – попонка «бербери». Здорово получилось, я и сама это вижу.
Оказывается, одна из мам в подготовительной группе работает дилером в небольшой сети островных галерей. Она выразила желание взглянуть на мою работу. Сама мысль о том, что моя картина может висеть там, настолько меня воодушевила, что я запела сегодня на кухне, когда готовила ужин. Я уже прикидывала, какие работы подойдут, представляла, как все разворачивается дальше, как идет пополнение экспозиции.
Я не так наивна. Понимаю, что моя работа никогда не всколыхнет мир, что меня не пригласят на вечеринку в Национальном художественном клубе. Поднять детей – вот мой самый большой вклад в этот мир. Надя помогает мне смотреть в будущее с этой точки зрения. Но время от времени меня одолевает страстное желание показать свою картину. Может быть, она заставит кого-то остановиться, задуматься и улыбнуться. Может быть, кто-то даже запомнит мое имя и захочет найти другую, мою же.
Или, может быть, однажды в отпуске мою работу увидит в галерее Кейт, или Лесли, или Бриттани, или Реган, и это будет сравнимо с успехом Дейва, когда он добрался почти до вершины таблицы. Внезапное признание, уважение.
10 июня 2000 года
Кейт уехала вчера, забежала только попрощаться. Весь прошлый вечер они переносили к нам продукты из морозильника и укладывали вещи в машину. Эдакое мини-прощание до самой ночи. Они сновали взад и вперед, передавали всякую всячину из холодильника и баллон с пропаном, который не перенес бы перевозки, а я все это с улыбкой принимала. Разумеется, не обошлось без куриных грудок. Еще было какое-то жалкое растение, за которым мне предстоит ухаживать. Последняя загрузка произошла в 10 часов, когда Кейт прибыла с двумя денежными деревьями и золотыми рыбками. Наверное, золотые рыбки – мой крест навсегда. Я стояла на первой ступеньке крыльца под фонарем и даже не стала приглашать, потому что ей все равно еще нужно было вернуться и убрать в доме перед отъездом. В любом случае сказать было уже нечего…
Когда Кейт передавала дерево, Элизабет выглядела совершенно несчастной. Она взяла его и держала перед собой обеими руками, спокойная и серьезная, как девочка у алтаря. Кейт знала, что будет скучать без Элизабет. Невозможно представить такие же теплые, дружеские отношения с кем-то, кто не был рядом с тобой с первых дней материнства. Она будет скучать по их совместным вторникам и четвергам, когда они собирались в полдень на игровой площадке, поддерживая друг дружку на этой нейтральной территории, в промежутках между дневным сном и обеденным временем. А если Элизабет решится на третьего, то Кейт не будет рядом. Она не увидит того, как день ото дня будет расти ее живот, а потом и сам ребенок. Эмоции на мгновение захлестнули Кейт так сильно, что она постаралась закончить все поскорее. Но с замешательством обнаружила, что Элизабет переживает еще сильнее. В неясном свете ее глаза подозрительно блестели. Кейт была свидетелем того, как стойко переносила Элизабет выпавшие ей испытания. Но ей никогда не доводилось видеть подругу плачущей.
«…Все будет уже не так. Женщины в группе будут нести свою высокопарную чушь, и никто не остановит их веселой шуткой, никто не вернет с небес на землю, пусть даже и задев чьи-то чувства. Не будет посиделок с пиццей, когда мужей нет рядом, а бокал вина легко превращается в два. А как она умела имитировать голоса и привычки своего мужа и детей. Стоило ей на что-нибудь обратить внимание – на ребенка, животное, даже на фруктовое пирожное, – как все представало в новом свете.
Все уже поскучнело. Она одной ногой за дверью, и никто не знает, что их ждет».
Кейт отложила тетрадь и закрыла лицо руками. Холодные ладони у скул и глубокое замедленное дыхание – она сидела так долго, не замечая, как начала дремать. И ей приснился сон.
Она летела через океан. Что-то связанное с Крисом, его надо срочно спасать. Пальцы вцепились в сумочку на коленях. В ней – то, что необходимо для спасения. Она нажала кнопку вызова, чтобы бортпроводница помогла убрать сумку в кабинку над головой. Время шло, но никто не приходил. Она посмотрела вперед, потом оглянулась, посмотрела назад, в хвостовой отсек. Бортпроводницы – там, но они – громадного размера кролики с длинными носами, похожие на злобных, скалящихся крыс в форменных шляпках. И все задние кресла заполнены кроликами – серыми, с обвисшими, засаленными усами. У некоторых – красные глаза и зубы, словно сталактиты, выступают между тонкими нижними губами. Кейт в ужасе отпрянула и выронила сумку, которая задергалась в конвульсиях. Она наклонилась, чтобы подобрать свое спасательное снаряжение, но вытащила горстку крошечных крольчат, совершенно голых, слепых, жалобно пищащих. «Это все твои дети», – сообщил голос по внутренней системе оповещения. Она держала крольчат в ладонях, но они быстро уменьшались, удерживать их становилось все труднее. Крошки просачивались между пальцами и падали на пол с трескучим деревянным звуком.
Кейт проснулась от какого-то стука за стеной. Именно он прервал ее видение. Она села, мгновенно стряхнув сон, и прислушалась, определяя, что за звук. Шаги во дворике. Скрип дерева и звук, словно что-то поднимают. Оконная рама!
Кейт скатилась с кушетки и на ощупь двинулась к чердачному люку. Ей уже мерещилось оружие, режущие плоть веревки и требования денег, поиски ценностей – разумеется, бесполезные, – взрыв ярости от неудачи. Слесарь предупреждал о возможности взлома. Пульс отдавался у нее в ушах. Там внизу – дети. Спуск по лестнице показался бесконечным.
Сама виновата, забыла об осторожности. Что-то упустила. О наличии в доме огнетушителей, резервуаров для воды и запасных покрышек для колес позаботилась, а вот о плане защиты от проникновения не подумала. И вот что из этого вышло. Наверное, ей следует все принять на себя, чтобы не разбудить спящих детей, и молить о пощаде. Или от этого будет только хуже? Что там было у Элизабет… как она…
Кейт пропустила ступеньку, оступилась и полетела вниз.
– Кейт, это я, – послышался голос из гостиной. – Ты заперла дверь. Не хотел вас всех будить.
Она стояла, согнувшись, у подножия лестницы, пытаясь как-то унять дыхание. Потом выпрямилась и вышла из спальни, вытирая об одежду липкие ладони. Крис уже забрался в комнату через окно. Выглядел он именно так, как и должен выглядеть человек после трансатлантического перелета – мятый темный костюм, в котором спал; растрепанные и свалявшиеся волосы цвета ржавчины свидетельствовали о том, что в последний раз он пользовался душем много часовых поясов назад.
Увидеть его снова дома, знать, что он больше не скитается где-то там, по этим туристическим зонам, – все вместе принесло волну облегчения столь же сильную, как и прилив желания.
Крис поднял глаза, увидел ее в дверном проеме, поникшую, в стареньком черном жакете, и, оставив дорожную сумку по ту сторону окна, шагнул ей навстречу.
– Добро пожаловать, – сказала Кейт, когда он поцеловал ее в лоб. – Хорошо, что вернулся.
Он провел рукой по талии, там, где кожа оголилась, поддел указательным пальцем пояс шортов.
– Ты ел? Хочешь пиццу?
– Я не голоден, – ответил Крис. – Точнее, у меня голод иного рода.
Кейт улыбнулась, несмотря на то что сердце все еще выскакивало из груди.
– Звучит так, словно кое-кто насмотрелся фильмов в самолете.
Она отстранилась и заглянула ему в глаза, пытаясь рассмотреть в них что-то еще. Он встретил ее взгляд устало, но глаз не отвел. Если на его совести и была некая смуглая ножка, он ничем этого не выдал. Да у нее и не было оснований, чтобы допускать подобные мысли.
Кейт вытянула галстук из-под воротничка, расстегнула помявшийся в дороге пиджак и рубашку. Уронила снятый пиджак на пол. Крис улыбался – такой, прежней, он не видел жену уже несколько месяцев, а она действовала с уверенностью, не допускающей отказа. Он дома. Он побывал в стране пугающих заголовков и искушал судьбу со всеми ее случайностями и вероятностями. Но ничего не случилось, и он вернулся.
В голове мимолетно проскочили все те мысли о неслучившемся – террористе-смертнике, обгоревшем портмоне Криса, которое ей возвращают через посольство. Станет ли когда-нибудь все прежним: поездка – просто поездкой, звук на крыльце – всего лишь звуком? Ничего не случилось, судьба прошла мимо, не заметив ее, – в этот раз. Какое бы случайное несчастье или злой умысел ее ни ожидали, сама она ничего еще об этом не знала.
Кейт опустилась на кровать, уткнулась лбом в его обнаженный живот. Он потянулся к ее отросшим волосам и стал перебирать их пальцами, отодвигая длинную челку со лба. Словно хотел умерить ее лихорадку или всего лишь получше всмотреться в лицо. Потом перевалился через нее и улегся в постель. Кейт прикрыла глаза и вдохнула знакомый запах. К нему примешивались и другие, которые она распознавала как запахи улиц, отравленных выхлопными газами от проходящих машин, запах крепких сигарет, что ассоциировался с перепачканными красным губами любителей бетеля и рыночными корзинами с кардамоном, гвоздикой и камфорой. Он уезжал. Но теперь вернулся.
На мгновение в темноте перед ней возникло лицо Дейва Мартина. Она подумала о его долгих одиноких ночах, представила кухню, где он стоит рядом с молодой энергичной няней. Та – по летней жаре – в топе без рукавов, бретелька от лифчика выскользнула из-под ребристого плечика. Дейв чувствует мимолетный импульс поправить ее, вернуть на место, но, скорее всего, этого не делает.
Кейт положила руку Крису на грудь и повела большим пальцем по выпуклым мускулам. Он сдвинул бретельку с ее плеча и припал губами к освободившемуся месту. Долгий и медленный поцелуй, словно она тоже уезжала.
Назад: Глава 23
Дальше: Глава 25