26 мая 2018 года
Дагестан, Россия
Цумада, недалеко от грузинской границы
Хитиатли, мертвое село ниже Цумады…
Южный фронт Дагестанского вилайета Имарата Кавказ.
Джихад.
Здесь, в горах, очень много мертвых сел, люди покидали дома, в которых жили, и начинали строить новые после какого-либо стихийного бедствия, например, потопа или эпидемии. Но так как дома, построенные пятьсот лет назад, и дома, чье строительство закончилось только вчера, здесь несильно отличаются друг от друга, то и кажется, что село живое, что оно покинуто только вчера. И только заросли какой-то травы, прорастающей на крышах домов, говорят о том, что селение покинули давно…
В Цумаду мы въехали тремя машинами. «Нива», «уазик» – буханка с медицинским крестом и старый «Мицубиси Паджеро».
Машины остановили, не въезжая в село – даже «УАЗ» вряд ли мог пробраться по местным улочкам – узким, извилистым, похожим на русла рек, они были сделаны так для того, чтобы в дождь лучше спускалась вниз вода и не было селей. Это место так далеко от побережья, что сюда, наверное, даже российский спецназ забредал очень редко, а что уж говорить об участковом, который мог здесь выжить, только работая на обе стороны. Но Хамза все равно соблюдал осторожность. Вперед пошел не он, а те двое боевиков из головной «Нивы», которые и забирали меня из Дербента. Хамза остался сидеть на месте, а еще один боевик, вооруженный винтовкой «Вепрь» с оптическим прицелом, сноровисто выбрался из машины, подтянулся, и исчез на одной из крыш.
– Чего мы ждем, – спросил я.
– Малчи, да… – лениво бросил один их боевиков.
Хоть не было никакого приказа, но я заметил, как ко мне изменилось отношение. Подать сигнал тревоги? Нет, пока рано.
Вернулся один из боевиков, переговорил с Хамзой, тот, кстати, был в «буханке», а не в «Паджеро». Результата переговоров я не знал, но из машин начали вылезать боевики, оружие держали открыто. Приехали, значит…
Ствол автомата уткнулся мне в спину.
– Пошел…
– Что ты хочешь, Хамза…
Хамза, нервный, дерганый, как еще говорят, на гоне, ходил в промежутке между домами, в котором под прицелом автомата держали меня. Его пальцы постоянно находились в движении, они то мяли что-то невидимое, то играли какие-то гаммы.
– Заткнись…
– Малчи, да… – подкрепил слова амира боевик на охране, лениво пихнув меня ногой.
– Сдать меня хочешь? Этим уродам с той стороны границы? И тем самым вымолить себе прощение?
…
– Хамза…
…
– А как же честь? Я твоего брата спас от смерти, вез до больнички. А ты меня сейчас сдашь? Это так в горах благодарят?
Хамза дико смотрел на меня, а потом ударил со всей силы кулаком по каменной кладке кошары и глухо и обреченно то ли завыл, то ли застонал, как волк…
Смотреть на это было страшно даже мне…
Безумие прервал вызов рации. Хамза моментально прекратил истерику, дотянулся до рации. Неужели так играет?
– У. У… – сказал он по-аварски. – Бегъула. Бегъула.
И, уже обращаясь к моему охраннику, сказал:
– Давай туда.
Охранник пихнул меня ногой.
– Иди, да…
Мы зашли в один из домов… примерно четыре на шесть, каменная кладка, крыши нет, окна-бойницы… готовое оборонительное сооружение, только без крыши. Боевик показал мне мое место. Я пошел туда, сопровождаемый черным зрачком автоматного ствола.
Тем временем у Хамзы зазвонил телефон, он снял его и начал быстро говорить на аварском, так быстро, что я не успевал понимать, о чем речь. Проскакивали отдельные слова… кажется, он говорил о каком-то хараме и не доверял собеседнику. Потом подала сигнал вызова рация, Хамза выслушал рацию и снова заговорил в телефон, уже более резким, обвиняющим тоном. Потом трижды тоном отработала рация, и неподалеку прогремела автоматная очередь…
– Балагъе ха гъелда! – выкрикнул Хамза и исчез, нырнув в какую-то дыру в стене. Очевидно, здесь все было готово для обороны.
Похоже, приехали. Едва слышные хлопки – это снайперка триста восьмого калибра, глушеная, «Ремингтон-700» или что-то в этом роде. Да нет, не Рем – полуавтомат, судя по темпу. Отрывистый, похожий на хлопок кнута щелчок – это мосинка, глухой грохот – это «калашниковы». И скорее всего, снайпер не один работает, просто я не слышу чего-то. Скорее всего, еще есть несколько стволов, тоже глушеных, просто не слышно.
Я сидел у стены и смотрел на боевика, охранявшего меня, а он смотрел на меня. Рисковать не было смысла.
Сейчас…
– Сиди тихо!
Как я и подозревал, присматривавший за мной джигит не смог удержаться от того, чтобы не поучаствовать в баттле. Сначала он встал на колено и начал стрелять через одну из бойниц, потом перешел к другой.
– Ты хоть видишь, куда стреляешь?
– Малчи, да!
И тем не менее мои слова запали боевику в душу, и он решил пострелять с дверного проема – благо там обзор лучше. И как я и предполагал, тем самым привлек внимание снайпера… того самого, с бесшумкой. Все происходило на моих глазах… от головы боевика откололся кусок… никакой театральщины в виду фонтана крови – просто откололся кусок, и он рухнул, где лежал, и застыл.
Туше.
Не высовываясь, подполз к дверному проему и затащил тело внутрь. Снайпер что-то просек, наблюдал, попытался отработать, но пули бессмысленно ударили в каменную кладку стены и с визгом рикошета ушли влево. Мертвый боевик одарил меня автоматом «АКМ», двумя полными магазинами и одним початым, но немного, двумя гранатами, флягой с водой и завернутой в тряпку кое-какой жратвой. Где-то семьдесят патронов – это притом, что как минимум половина «АКМов», работающих с нашей стороны, уже молчала, и только снайпер время от времени хлесткими щелчками кнута, напоминал о себе.
Аллах Акбар.
Стрелять, пытаясь поймать снайпера, бессмысленно и глупо. Держа автомат наготове, я скользнул в тот же лаз, что и Хамза до меня. Он, как оказалось, вел в соседний дом на склоне, пол которого был на полметра ниже и порос травой…
В следующем доме я нашел Хамзу. Он истерически кричал что-то в телефон, придерживая автомат, а рядом с ним находился боевик, он отстреливался из неудобного для боя в застройке «РПК». То ли я нашумел, то ли Хамза обладал чутьем, но он развернулся, едва мои ноги коснулись пола. Увидев автомат в моих руках – застыл.
– Салам тебе, Хамза, – сказал я.
…
– Помощь нужна? Могу помочь.
– Это дело не для тебя, русский. Ты ничем не поможешь.
– Мой телефон у тебя. Дай его мне и увидишь.
Хамза, глядя мне в глаза, медленно достал из кармана и протянул телефон.
– Не так быстро, Хамза. Вставь аккумулятор, включи. Номер в памяти – двойка. Давай, делай, я жду…
Хамза покачал головой.
– Нехорошо делаешь.
– Делай!
Мой автомат не был нацелен на него, но он понимал, что я буду быстрее.
Хамза сделал телефон, и в этот момент снайпер достал пулеметчика с «РПК». Достал, как я понял, просто методично простреливая бойницы. Пулеметчик кувыркнулся, выронил пулемет и то ли заныл, то ли застонал…
– Дай телефон. Окажи ему помощь…
…
– Давай, а то следующий – ты!
Хамза протянул телефон, я прижал приклад локтем, поднес телефон к уху.
– Зенит, я Искандер.
– Искандер плюс, слушаю тебя, прием…
– Вопрос – видите меня?
– Плюс, мы видим тебя… Птичка прямо над тобой.
Вот и отлично. Мы поймали их на их обычной процедуре – первое, что они делают, когда им в руки попадает телефон, вытаскивают аккумулятор и сим-карту. И считают, что он безопасен. То, что в телефоне есть еще одна батарейка, и в режиме маяка он может работать очень долго, тем более если покопаться во внутренностях, они не соображают.
– Искандер, вопрос, помощь нужна?
– Плюс, цели по периметру, на запад и север от меня. Вопрос – птичка вооружена?
– Плюс, на птичке четыре термобарических, как понял?
– Плюс, понял, четыре термобарических. Работай по целям, немедленно.
– Искандер, запрашиваю пароль, как понял.
– Плюс, пароль Восход двадцать три, повторяю – Восход двадцать три. Работай по целям.
– Искандер, пароль принят, начинаю работать. Укройся…
– Принял! Беспилотник! – заорал я. – Все вниз!
Мы упали на землю.
Сначала ничего не происходило, несколько секунд, только еще раз хлестнул плеткой снайпер. Потом что-то со свистом пронеслось прямо у нас над головами – и землю сотряс первый разрыв. Термобарическая ракета, ударила совсем рядом, оглушила нас, пошла пыль и посыпались обломки. Через несколько секунд раздался второй удар, подальше…
– Зенит, я Искандер.
– Искандер плюс, слушаю тебя, прием…
– Вопрос – все цели подавлены? Что наблюдаешь?
– Искандер, цели в опасной близости подавлены, несколько возможных целей отходят на запад, наблюдаю оружие. Повторяю – нулевая активность в опасной близости.
– Принял, благодарю. Вопрос: возможность повторного удара имеется?
– Искандер, боезапас исчерпан. Но мы останемся рядом и присмотрим, пока не подойдет вторая птичка.
– Зенит, плюс.
Дело сделано. Понятно, что те, кто осаждал нас, не рискнули оставаться под ударами БПЛА. Наверняка прикинули и то, что следом за БПЛА сюда направят пару штурмовиков и окончательно все проутюжат.
Хамза снова мрачно смотрел на меня.
– Ты Магомеда убил?
– Нет, – качнул я головой, – снайпер. Этот жив?
– Иншалла выживет. В село надо.
– Тащи его. Я прикрою.
Хамза подумал, потом, очевидно, решил, что у него нет выбора…
Удар БОПЛа развалил дом на самой окраине мертвого села, там было не пройти – месиво. Мы пошли каким-то кружным путем, я подобрал «РПК» на всякий случай, а «АКМ» закинул за спину. Хамза шел впереди и нес на руках раненого.
Село виднелось впереди на склоне, оно было совсем рядом. Левее что-то вяло горело – место, куда пришлась одна из ракет…
На полпути нас встретил пацаненок лет десяти, он спросил Хамзу и тот ему ответил на том же резком, гортанном языке. Пацаненок повернулся и замахал руками, делая их крестом.
– Что он спросил?
– Леча послал его, – усмехнулся Хамза, – мой снайпер. Спросил, можно ли в тебя стрелять.
– А ты что сказал?
– Сказал – нельзя, я должен этому кяфиру жизнь…
Темнело…
Местный лекарь сейчас лечил раненого, лечил, как принято тут – закачивал в раны шприцем чистый мед. Это происходило в соседнем строении, стоны раненого доносились и до нас. А мы – я, Хамза, несколько местных мужиков – суровых, в резиновых сапогах, со старенькими винтовками и новыми «АКМами» – стояли во дворике одного из домов перед разложенными на большом куске брезента трупами. Это было все, что местные нашли после ударов беспилотников.
В кошаре рядом испуганно блеяли овцы, да где-то выла, чувствуя смерть, собака…
Не наши – это я видел и так. Наши обычно в горках ходят, самых разных, а тут какой-то вариант натовского снаряжения. Ботинки тоже не наши.
– Знаешь кого? – спросил я Хамзу.
– Двоих. Этого, – он ткнул ногой одного, – зовут Ислам.
– Кто он?
– Русский. Один из ваших. Из Сирии приехал. Делать джихад.
– Понятно. Еще кого?
– Второй – вот этот. Бандера. Кликуха его, имени не знаю. Говорил, что гуцул, если украинцем назвать – в драку бросался. По-русски плохо говорил. Говорят, что снайпером был, в Донецком аэропорту, там контузило, с тех пор и пришибленный. Его даже свои, хохлы, стороной обходили, но снайпер хороший, хорошо учил.
– А остальные?
– Шайтан их знает…
Я поднял винтовку, почти неповрежденную. Румынская «Дракула», но на стволе вместо пламегаса какой-то… не то глушак, не то компенсатор. Нетипичное здесь оружие – Румыния сюда не продает, а кому нужна снайперка, берут «СВД».
– А это откуда?
– С той стороны добра хватает.
– Дорого?
– Не дороже слов…
Ясно…
– Мы получили твое крайнее послание, Хамза. Рахмат тебе за предупреждение. Но надо действовать дальше. Жизнь не стоит на месте…
Про брата больше не говорили. Ситуация напоминала старую игру, когда двое держат друг друга за бороды. Кто первый моргнет – получает пощечину. Ваха был нашим агентом, но если об этом узнают, Хамзе хана, никто не поверит, что он тоже не стукач. Впрочем, Хамзе и так хана, но есть выход. Если он уничтожит тех, кто против него, примут его правду, какой бы она ни была. Исламский мир похож на криминальный, здесь важно не то, что ты говоришь, а то, как ты говоришь, и что готов сделать за свои слова. Если ты готов рвать и резать – никто против тебя не пойдет. Скорее всего. А если пойдет, то надо убить. И тогда скажут, что фитна преодолена, и смирятся…
Чтобы понять Дагестан и вообще Кавказ, надо здесь жить. Мне как-то раз рассказали такую притчу – один воин поссорился с соседями насчет земель. Дело дошло до крови, погибли люди и с той, и с другой стороны. Собрали шариатский суд. Шариатский судья спросил воина – ты по-прежнему утверждаешь, что земля, из-за которой весь этот сыр-бор, принадлежит тебе? Поклянись Аллахом. Воин уверенно ответил – клянусь Аллахом, что я стою на своей земле. Землю отдали ему. Когда они возвращались домой, один из братьев воина спросил его – брат, как же ты теперь, ведь это не наша земля, а ты поклялся Аллахом. В ответ воин снял сапоги и высыпал из каждого сколько-то земли – отправляясь на шариатский суд, он набрал земли у порога дома и всыпал ее в свои сапоги.
Вот так тут живут…
– Птица все еще здесь?
Хотя о какой именно птице говорилось, из контекста беседы не следовало, но мы оба понимали, о какой птице речь.
– Да.
– Вы не выиграете эту войну, русский.
– Почему?
– Потому что вы слабые. Вы не можете выйти против нас. Вы присылаете птицу, которая убивает сверху. Которую не достать.
…
– Теперь ты понимаешь, почему мы так ненавидим вас?
– Вы ненавидели нас и до того, как появились эти птицы. Кроме того, ты что-то попутал, Хамза. Это не мы бегаем от вас, а вы от нас в горах. Где расположены воинские части ты знаешь. Почему бы тебе не выйти к ним со своими людьми?
Хамза ничего не ответил.
– Считай, что птица охраняет тебя. Они могут прийти сюда еще раз, ночью. Окружить село.
Хамза заскрежетал зубами, в темноте – это было по-настоящему страшно.
– Они не придут.
– Почему ты так думаешь?
– Грузины напали на дагестанскую землю. Через несколько дней об этом будет знать весь Дагестан, а кровь, которую с них возьмут, затопит ущелья.
– Этого не будет. И ты это знаешь. Потому что за ними американцы.
…
– Скажи, Хамза, если бы ты мог выбирать – мы или американцы?
– Вы кяфиры. И те и другие. Разницы нет.
– И все же.
– Зачем глупые вопросы задаешь?!
– Они не глупые. Будь мужчиной, ответь.
Хамза долго молчал, почесывая бороду.
– Хитрый ты, – сказал он, – сразу и не скажешь. Конечно, у пиндосов денег много, это есть. Можно и просто так получить… хотя и вы просто так часто даете. Не знаю. Пиндосы говорят красиво. Тут в лагерь приезжала одна… че-то про демократию втирала, что, мол, Пророк Мухаммед по сути своей был демократом, что общество Мекки при Пророке – один из первых примеров демократии в мире, а я посмотрел… видно, трусы не носит, б… конченая. И эта шалава без трусов будет мне рассказывать, каким был Пророк Мухаммад, свят Он и велик? И среди пиндосов п…ров полно, всякий харам. Какие-то таблетки предлагали.
– Таблетки? – насторожился я.
– Ну да. Говорили – можно будет три дня воевать, не спать, усталости не будет. Я отказался и людям запретил – харам. Тот, кто идет по пути Аллаха, не должен осквернять свое тело запретным, таблетками всякими.
– Умно поступил…
– Грузинам они деньги дают, но я людей слушал, не очень хорошо там живут. И думаю, они нашу нефть хотят, каспийскую.
– Наверняка.
– Нефть все равно вы добываете, но Русня привычнее что ли. Вот я с тобой на русском говорю, а если не будет Русни, как говорить? Английский учить? Зачем мне это? А американцы такие же кяфиры, тоже с братьями воюют, много крови мусульман на их руках.
Я молчал. И Хамза тоже.
– Зачем спрашивал, русский? – первым не выдержал он.
– Потому что надо принимать решение, Хамза. Американцы уже здесь, они не уйдут. Мы тоже никуда не уйдем. Ты знаешь, между нами и американцами – кровная вражда. Вражда на века.
Здесь это понимали. Как нигде.
– Странные вы какие-то, – пробурчал Хамза, – вам Аллах глаза закрыл за ваше неверие и то, что сделали мусульманам. Он наказывает вас друг другом. Как рафидитов. Рафидиты один раз в год выходят на улицу, кричат и наносят себе раны по воле Аллаха, так Аллах наказывает их за то, что они извратили веру, придают ему сотоварища и делают много других мерзостей. А вас Аллах наказывает друг другом. И пока вы не примете ислам, Аллах не уберет вражды между вами.
– Может быть, и так. Но мы не можем позволить, чтобы американцы хозяйничали в Грузии. Сегодня они хозяйничают в Грузии. А завтра будут хозяйничать и здесь. Сегодня Грузия – часть Кавказа, а завтра там будет гей-парад.
– Грузины христиане, – сказал Хамза, – с них станется.
– А Ирак. Посмотри, что сделали с Ираком.
– Зачем меня агитируешь?
– Затем, что этому надо положить конец.
– Тогда почему бы тебе не сделать это самому?
– Как сделать? Мы можем приказать – и самолеты будут бомбить лагеря. В лагерях – люди с этой стороны границы, и так мы получим еще кровников. Но это ничего не решит, совсем ничего. Американцы просто построят новые лагеря, придут новые люди – и все начнется сначала.
– Чего ты хочешь?
– Чтобы с американцами разобрался ты сам. Ты и твои люди. И вообще – мусульмане. Спроси, должны ли правоверные мусульмане получать образование там, где преподают американские инструкторы, пришедшие из Ирака, Афганистана, других стран, где проливалась кровь мусульман, где умма вопиет от боли и унижения.
– Хватит…
– Правда глаза колет?
– Ты-то сам чем лучше? – спросил Хамза.
– Я? Да ничем. За исключением того, что сижу сейчас и говорю с тобой здесь. На одном языке. А когда пришлось сражаться – я стал сражаться. Скажи, хоть об одном американце ты можешь сказать хорошее? Хоть один поговорил с тобой, как с человеком?
…
– Или ты для него – зверь, которого можно натравить на врага?
…
– Или, может, вы все – звери, которые нужны американцам, чтобы они напали на русских. Весь ваш народ? Вся умма?
И молчание было лучшим ответом…
