Дорога в Ахачаул
Дагестан – это не Россия, не русская земля. Тот, кто утверждает обратное, вероятно, ничего не знает и ни разу там не был.
Больше всего – Дагестан похож на Средний Восток. Пакистан, Афганистан до того, как там началась война, иранское Приэльбрусье, Ирак, немного Сирия. Та же самая земля, бедная, дающая мало урожая, те же самые террасы на склонах гор, на которые поколения крестьян натаскали земли из долин на вьючных животных и собственном горбу и сейчас посадили там сады и занимаются земледелием. Те же дома – по крайней мере в сельской местности.
От вышеперечисленных стран Дагестан отличается огромными экранопланами на махачкалинском пляже (ни в указанных странах, ни в самом Дагестане даже не представляют, что такое экраноплан, не говоря о том, чтобы понимать, как он летает и для чего он нужен), типично советской застройкой во многих местах (на Востоке строят в основном из глиняных блоков и кирпичей, в Дагестане есть и панельное строительство, и кирпич, и современные шлакоблоки) и огромными вложениями в «капиталку», сделанными при предыдущих поколениях. Например, на Востоке нет ни таких тоннелей, ни таких дорог, если они не остались от англичан. Там просто не могут себе такое позволить, понимаете?
Совершенно ничего не знает про Дагестан Юлия Латынина, которая опубликовала несколько романов про Кавказ. В ее романах у каждого уважающего себя горца есть «Порш Кайенн» или шестисотый «Мерседес», да еще и бронированный, они лихо летают по горным дорогам, расстреливают друг друга из автоматов, у них сейфы полны наличных денег и они готовы убивать друг друга из-за невпопад сказанного слова. Все не так.
На самом деле Дагестан беден. Мы, русские, живущие в относительном благополучии, не можем себе даже представить, насколько Дагестан беден. Это не могут себе представить даже те люди, которые живут в провинции, не говоря уж о тех, кто живет в Москве. Я лично знаю человека, который живет в одном городе со мной – мы общаемся. Он татарин, как все татары – сметливый и прижимистый. Из простого водителя за восемь лет он превратился во владельца трех самосвалов, одной «Газели» и еще двух каких-то машин. Ему дали кредит в банке на покупку первого самосвала, он нашел работу, заказчики с ним расплачивались, никто не пытался вымогать с него деньги, налоги он платил очень и очень небольшие. Подобная история успеха в Дагестане практически невозможна, почему – поймете чуть позже.
Когда ты приезжаешь в Дагестан, первое, что бросается в голову – это обилие старых, часто советских автомобилей на дорогах. «Порш Кайенны» и бронированные «Мерседесы» если и существуют, то в гомеопатических количествах. Основная машина махачкалинских пацанов, тех, у которых есть деньги, – это «Лада Приора», эту же машину в основном используют эскадроны смерти, которые в Дагестане существуют. Те, у кого денег меньше, – довольствуются старьем, в основном это «десятки» и «девятки». В отличие от Чечни, «Нива» распространена мало. Маршрутки – а в Махачкале не существует нормального автобусного сообщения – это либо старые-престарые, ушатанные «Газели», либо древние «рафики», выпуск которых прекратился с распадом Советского Союза. Нигде, кроме Кавказа, на таких машинах не разрешают перевозить людей. На междугородке – в основном «ПАЗы», тоже старые, про китайские автобусы и переделки из импортных грузовых фургонов, обычных для Москвы, там пока только слышали.
В отличие от остальной России большая часть торговли идет через магазинчики на первых этажах и в пристроях и через ларьки, которые во многих городах России уже снесены. Строят в Дагестане мало – просто не рискуют, несмотря на то что прирост населения там большой, едва ли не больше, чем где-то по России. В Махачкале полно самостроя, каждый пристраивает себе что-то – на крыше, перестраивает балкон, если на первом этаже – могут целую комнату себе пристроить. Подобное – есть в Пакистане, есть в Азербайджане, но в России нигде, кроме Дагестана, такого нет.
Работы в Дагестане нет. Дагестан и Кавказ в целом – едва ли не единственная территория в России, где реально существует проблема безработицы. Зарплаты там настолько невелики, что в России мало кто согласится работать за такие деньги, квалифицированный рабочий в России может получать в четыре-шесть раз больше, чем рабочий в Дагестане. Многие перебиваются на поденных работах, многие самозаняты. В отличие от остальной территории России здесь практически не произошло восстановления промышленного производства, остановившегося после крушения СССР.
В отличие от России в Дагестане сохранился организованный рэкет. Есть там и терроризм, хотя все немного не так, как принято себе представлять.
Дагестанское террористическое подполье делится на две неравные части. Они зависят друг от друга и не могут существовать друг без друга, хотя цели у них принципиально разные.
Большая часть «исламского террористического подполья» – это и не подполье вовсе. Это бандиты, самые обыкновенные. Рэкетиры, но с местной спецификой. Дело в том, что в Дагестане очень сильны родственные и племенные связи, и просто так рэкетировать, вымогать деньги, поджигать ларьки нельзя – моментально нарвешься на разъяренных родственников и соплеменников. Поэтому вымогают на джихад. Неотъемлемой частью общественной жизни Дагестана является флешка (раньше видеокассета). На них – нужному человеку посылают записанное где-то видео, где человек в камуфляже и черной маске на фоне черного флага рассказывает «бизнеру» или чиновнику, разбогатевшему от воровства, о том, где живет его семья, в какую школу ходят его дети, и наконец – кому и сколько надо платить. Если не будешь платить – последствия самые разные: сожгут магазин, взорвут машину, расстреляют или зарежут самого. Разницы, правоверный ты или нет, никакой, просто правоверные платят закят, а неверные – джизью, предусмотренный в Коране налог на неверных на мусульманских землях. Ничем иным кроме бандитизма это не является, хотя все это преподносится как терроризм.
Есть серьезные основания полагать, что часть таких рэкетирских флешек посылают работники дагестанской полиции, скрыв масками лица, чтобы не было видно, чтобы их не опознали, не уволили из органов и не привлекли к уголовной ответственности. Так они подрабатывают.
В банды идут оттого, что нет нормальной работы и нет законной возможности разбогатеть. Дагестан является едва ли не единственной территорией России, где «ревущие девяностые» не изжиты, они продолжаются, правда, под черным флагом джихада.
Таких вот бандитов в «исламском сопротивлении» – восемьдесят – девяносто процентов. Обычно этих же бандитов берут штурмом, показывая эффектные кадры на ТВ, этими бандитами заполняется отчетность по искоренению терроризма в республике. Но терроризм почему-то не искореняется.
Вторая категория – это идейные террористы. Самые опасные, их не так просто взять, хотя спецслужбы сильно продвинулись в этом деле за последние годы, мало какой назначенный на территории амир проживает больше года после назначения. Пополняется эта категория чаще всего за счет бандитов: когда человек делает что-то, за что предусмотрено пожизненное или серьезный срок (например, убил ментов), он уходит в горы и начинает жить жизнью террористического подполья. Эта категория также пополняется за счет забрасываемых на территорию России террористов и пришлых, искренне верящих отморозков с других регионов страны. Ярким примером последней категории являлся «Че Гевара джихада», шейх Саид Бурятский, в миру Александр Александрович Тихомиров. Можно вспомнить еще Виталия Раздобудько и Марию Хорошеву, Алексея Пашинцева… таких достаточно, больше, чем принято считать.
Эти конкретно занимаются террором. Существуют они за счет части денег, которые им «отстегивают» рэкетиры, и за счет поступлений из-за рубежа, конкретно нацеленных на то, чтобы дестабилизировать обстановку в России и силой отторгнуть от нее Кавказ. Они тоже посылают флешки, но флешки совсем другого рода. Например, ты включаешь флешку и видишь, как твой сын или племянник сидит в окружении бородачей и называет тебя муртадом и мунафиком и говорит, что если ты не прекратишь преследовать мусульман, он сам тебя убьет. Террористы действительно верят в то, что делают, и действительно идут на смерть за свои убеждения.
Отдельной категорией в Дагестане является полиция. Вообще… по всей России у полиции худо с соблюдением законности и прав граждан, но Дагестан – это что-то особенное, сильно выделяющееся на общем фоне. Обстановка «чрезвычайщины», «победы любой ценой» дает полицейским большие права, и они активно пользуются ими. Среди полицейских есть немало честных и порядочных людей, но есть и совсем другие, и о полиции судят как раз по этим, по другим. А такие полицейские сами занимаются вымогательством, только со штатным оружием, сами ставят «крыши». Похищают людей, объявляя их ваххабитами, и дают семье и роду время, чтобы собрать деньги на выкуп, угрожая в противном случае забить задержанного до смерти или провести по делу о терроризме и подвести под пожизненное. Сами записывают флешки, чтобы вымогать деньги у местных бизнесменов. Автор не раз слышал рассказы оперативников, ездящих туда в командировки для оказания практической помощи, которые вынуждены были пресекать противоправные действия местных коллег. Избитый, иногда и искалеченный таким образом в отделении невиновный человек с гарантией пополняет ряды противников власти, а то и лесных братьев…
Так что беспредел в Дагестане давно перешел в самоподдерживающийся режим, и для того, чтобы навести порядок, надо начинать с самих правоохранительных органов. Не раз слышал мнение побывавших там людей: для наведения порядка первым делом надо расстрелять перед строем пару подонков-полицейских, про которых все знают, но никто ничего не делает. Только после этого – бороться с терроризмом.
Есть и еще одна проблема – и в Дагестане, и на Кавказе, и по всей необъятной Руси-матушке, которая не дает иссякнуть тем ручьям, которые вливаются в полноводную реку льющейся там крови.
Я говорю про справедливость.
Тема справедливости на Кавказе очень чувствительна, про нее там не забыли. В то же время из официального дискурса она там почти исключена.
Для чего я привел здесь ниже небольшой рассказ «Если бы Пророк пришел к тебе». Я привел этот текст для того, чтобы мы все задумались. О корнях терроризма, а не о его ветвях. Почему молодые люди, которым только жить да жить, – идут в террор? Почему официальный ислам, какой сейчас разрешен, многих не устраивает, причем настолько, что они готовы и убивать, и умирать за другой ислам.
Проблема – и во власти, и в Духовном управлении мусульман – в том, что там не действует режим самоочищения, зато прекрасно действует режим круговой поруки. Когда чиновник ворует деньги, предусмотренные для дагестанцев, для бедных людей, для того чтобы создавать им рабочие места, – это просто преступление. Все это видят, и послать такому чиновнику флешку с требованием платить, для многих людей это хоть какая-то справедливость, другой-то нет. Но это просто преступление. А вот круговая порука в Духовном управлении мусульман – это еще и мерзость. Мерзко, когда люди воспринимают веру, религию как способ наживы, когда за деньги, на которые они могли бы помочь бедным, они покупают себе «Тойоту Ланд Круизер», когда строят себе на эти деньги дом. Религия должна быть не от мира сего, она должна находиться на недосягаемой для обычного человека моральной высоте, и священнослужителями – не важно какой религии – должны быть люди не от мира сего. Скажите, кто из священников или имамов не пустил в церковь или мечеть чиновного вора? Хоть одного можете назвать? Лицемерие, цинизм, прислужничество – это видят те молодые люди, которые уходят в лес. Хорошо видят…
Проблема – и в отсутствии идеологии. Хоть какой-то, лишь бы такой, которая бы зажигала сердца людей. Красной – пусть красной. Белой – пусть белой. Но сейчас есть только одна действенная, живая идеология. Идеология, окрашенная в черный цвет джихада и алый цвет крови…
И подводя итог, должны ли мы, русские, уйти из Дагестана и просто бросить эту землю?
Ответ – нет, не должны. Если не хотим, чтобы через десять лет после нашего ухода Дагестан превратился в Афганистан, а еще лет через десять – в Афганистан превратилась бы большая часть нашей страны.
Мы, русские, можем и должны навести порядок. Мы, русские, должны вспомнить про справедливость и одинаково строго карать как террористов, так и негодяев, творящих свои непотребства, прикрывшись милицейской и военной формой. Мы, русские, должны напомнить и самим себе и всему миру, что такое «каспийские монстры», экранопланы, и дать людям возможность зарабатывать на жизнь трудом, а не разбоем. Если русских не станет, Кавказ моментально свалится в средневековую дикость, с поисками колдунов, с беспределом, с резней одного села другим селом, с казнями на площадях, с эпидемиями, с кровной местью по триста – четыреста лет. И в конечном итоге не останется никакого решения, кроме как выбомбить эти горы и все их население. Пока другие варианты есть, и их немало.
Мы, русские, никогда не уйдем с Кавказа. Вопрос в том, что мы туда несем. Справедливость и мир или…
