Глава 7

Страх отпустил ее мгновенно.

«Можно уходить», – пронеслось в голове Наталии, едва она увидела заплаканные глаза и покрасневший носик Ангелины Павловской.

С распухшими губами, потухшим взглядом и посеревшим лицом, она больше совершенно не напоминала булгаковскую Маргариту. Горе мгновенно превратило красивую, эффектную женщину, полную жизни и огня, в испорченную поникшую куклу, отброшенную судьбой в пыльный угол.

Вместо необычного черного платья (их у Ангелины было множество, и в каждом имелась какая-то стильная деталь: оригинальный крой рукава, или множество разрезов, или необычная шнуровка на спине) на ней теперь был надет застиранный халат неопределенного серо-розового цвета. Шикарное каре больше не разлеталось по плечам пышными облачками. Похоже, уже несколько дней женщина даже не мыла голову.

Конечно, все это по-человечески вполне объяснимо. Когда уходит близкий человек – это так больно, что на какой-то период все бытовые моменты забываются, отключаются, не осознаются.

«Просто меня удивляет, что, оказывается, Власюк был для Павловской таким близким человеком. Она производила впечатление стервы, если кем-то и увлеченной, то только собой. Ну и Булгаковым, разумеется», – Наталия с удовольствием сбросила босоножки на высоких шпильках и сделала пару шагов, разминая затекшие ноги.

– Проходите на кухню, – Ангелина кивнула на дверь, виднеющуюся в дальнем конце коридора. – После смерти Сергея я там практически живу. Мне так немного легче. Мы с ним много времени на этой кухне проводили. Пили чай, читали друг другу вслух Булгакова. Я совершенно не понимала, как много он для меня значил. Все, что он для меня делал, я воспринимала как должное. Так стыдно сейчас. И ничего уже не вернуть, не сказать ему…

Оказавшись на кухне, Наталия с любопытством осмотрелась по сторонам. В прихожей и гостиной Павловской все было стилизовано под простой, незамысловатый быт 30-х годов. И на кухне, как оказалось, даже сегодня можно обойтись без микроволновки и телевизора.

«Но лучше бы они тут, конечно, были. Эти крашеные стены, старая плита и прокопченные полки для посуды вместо современных шкафчиков – дизайн на любителя. Как-то тут пусто, голо, некрасиво. Старые кастрюли и почерневшие чугунные сковородки – это просто уродство, при всем моем уважении к винтажу», – решила Наталия, сочувственно наблюдая за тем, как Ангелина капает в рюмку валокордин.

– Если хотите чай, сделайте себе. – Выпив капли, Ангелина присела на стул, обхватила колени руками. – У меня совсем сил нет. Завтра похороны – понятия не имею, как пойду.

Наталия не нашлась что сказать в ответ.

«Мне очень жаль, что все так случилось»? Но это было бы неправдой. Ей не жаль Власюка, чуть не проломившего Лене череп и, возможно, вынудившего Димку «загорать» в СИЗО.

«Примите мои соболезнования»? Опять ложь. Нет никаких соболезнований, есть только желание во всем разобраться и защитить свою семью.

«Чем я могу помочь?» Ангелина действительно кажется совершенно оглушенной горем, полностью беспомощной. Но с этой женщиной живет взрослый сын, в случае чего, наверное, и на кладбище мать проведет, и проследит, чтобы все было в порядке.

– Мне он казался слабым, жалким неудачником, – по щекам Ангелины потекли слезы. – Я всю жизнь искала такого мужчину, как Булгаков. Я хотела быть рядом с гением, я хотела быть музой. И мне казалось, что Сережа мне только мешает своим вниманием и заботой. Я думала – а вдруг гений мной заинтересуется, а Сережа его спугнет? Достойный мужчина решит, что я не одна, и так судьба пройдет мимо меня. Только сейчас я понимаю, что Сергей и был тем достойным, он был моей судьбой. Он первоклассный специалист, никто лучше него творчество Булгакова не знает. Студенты его обожали. А какой он заботливый! Я не помню, когда я последний раз ходила в магазин за продуктами, готовила или убиралась. Сергей все это делал – быстро, с обожанием, безо всяких просьб. А я была такой дурой! Пользовалась им, ничего не давая взамен, все принца ждала.

«На самом деле, это довольно распространенная ситуация, многие женщины попадают в подобную ловушку, живут исключительно мечтами и совершенно не ценят то, что у них есть, – Наталия расстегнула сумочку, нащупала флакон духов, заранее избавленный от упаковки. – И вообще, не помню, кто сказал, но слова мне понравились. Жизнь – это то, что с нами происходит, пока мы строим совсем другие планы…».

Наталия уже хотела вытащить флакончик, но ей пришла в голову одна мысль, и она решила повременить с парфюмерной темой.

Надо обязательно спросить у Павловской, почему произошла смена собственника дома матери Власюка! А вдруг этот новый владелец – тот самый пазл, которого недостает в общей картине?

Услышав вопрос, Павловская вздохнула:

– Не найдете вы нового владельца дома, он давно погиб. Это дальний родственник Сережи был. Своего жилья у него не имелось, а дом тот старый был, развалюха. Родственник хотел его купить, а потом в какую-то социальную очередь нуждающихся в улучшении жилищных условий влезть, льготный кредит получить и квартиру купить. Пресловутый квартирный вопрос! Булгаков гений – вся жизнь во всех ее проявлениях отражена в творчестве… Родственника Сережи машиной сбило, умер на месте…

– Ангелина, вот ваши духи. Вы их выронили рядом с трупом Власюка, – Наталия быстро извлекла флакон из сумочки и поставила их на стол. – «Коко Мадемуазель» – хороший выбор. Там ваши отпечатки пальцев сохранились. Скажите честно: что вы делали в доме Власюка?

Нет, Ангелина совершенно не испугалась. Она расстроилась, по щекам побежали ручейки слез.

– Сережа… Бедный, глупый Сережа… Так, значит, рядом с ним, в его последние минуты, были мои духи… Я знала, что он их украл у меня. А больше некому было – в тот день других гостей ко мне не приходило. Он еще мой шейный платок прихватил и губную помаду. Я сердилась, привыкла ведь к этим вещам. А он как мальчишка себя ведет, ворует по мелочи и не признается. Сказал бы, что ему просто хочется иметь что-то, напоминающее обо мне, – я бы поняла, сама бы подарила все, что он захотел. Но Сережа не признавался, только лицо у него становилось виноватое – ну ясно, что он взял… Что ж, теперь я только рада… В последние минуты его жизни с ним были мои духи… Не понимаю, зачем он это сделал. Ведь не было же никаких причин, правда?

– Я не знаю, – Наталия вздохнула. – Он странно себя вел в последние дни. Он ударил моего мужа, прятался, убегал, не желая ничего объяснить.

– Но это же не причина для самоубийства!

– На мой взгляд, для самоубийства никогда нет причины. Самоубийство – большой грех. – Наталия встала из-за стола, приставила старинный стул с литой потемневшей спинкой. – Держитесь, Ангелина. Дай бог вам сил пережить все это…

В машину Олега Наталия возвращалась с понурым видом.

Выйдя из квартиры Павловской, она позвонила следователю, тот сходил в комнату для вещдоков, осмотрел одежду Власюка и подтвердил: и в кармане штанов, и в кармане легкой ветровки Сергея Власюка есть довольно объемные дырки, из которых легко мог бы выскользнуть предмет вроде флакона духов. Это в какой-то степени подтверждало рассказ Ангелины. Вот ведь как оказалось. Власюк – фетишист или клептоман, а может, и первое, и второе в одном флаконе. А Павловская, с учетом этого обстоятельства, из подозреваемой превращается, скорее, в потерпевшую.

«Блин, а ведь я даже забыла спросить у нее про алиби на момент совершения убийств, – Наталия придержала тяжелую дверь подъезда. – Может, вернуться? Хотя я после сегодняшнего разговора уже больше не подозреваю Павловскую…»

– Ну что, как все прошло? – поинтересовался Олег, когда Наталия села на пассажирское сиденье. – Есть успехи?

Лицо частного детектива было бледным.

Наталия уже собиралась сказать, что ни успехов, ни идей насчет дальнейших действий у нее нет, но не успела – видение началось так внезапно и с такой огромной силой, что весь окружающий мир перестал существовать.

Наталия наблюдала за пищеварительной системой Олега – и ей все меньше и меньше нравилось то, что она там видела. Рядом с полипами кишечника появились беловатые, рыхлой структуры опухоли. Они практически сдавливали кишечник.

– Олег, вам надо гастроэндоскопию срочно делать, биопсию брать, – прошептала Наталия, когда жуткие картинки перестали мелькать перед глазами.

– Что-то я себя и правда неважно чувствую. Живот действительно болит. Наверное, съел что-то не то, – кивнул Олег, явно прикладывая усилия для того, чтобы его голос звучал бодро. – А как вы узнали?

Ничего объяснять не хотелось. Пришлось слукавить, сослаться на медицинскую интуицию.

– Ваши планы подъехать к следователю остаются в силе? – поинтересовался Олег, явно пропуская мимо ушей совет заняться своим здоровьем. – Если честно, я бы предложил вам другое – поговорить с этим вашим экстрасенсом. Он здорово заинтриговал меня. Ладно, так и быть, признаюсь – я смотрел «Битву экстрасенсов». Прямо дух захватывало от возможностей некоторых людей. Заполучить бы такого помощника!

– Хорошо, Олег, я познакомлю вас с Денисом. Он действительно очень необычный человек, и…

Она говорила о Денисе и едва сдерживала слезы.

Олег еще не понимает, насколько серьезные у него проблемы со здоровьем.

Он живет работой, он ищет помощника. И даже не догадывается, что времени ему для реализации всех этих наполеоновских планов может не хватить…

Денис, как всегда, оказался легок на помине.

Наталия только достала сотовый телефон, чтобы позвонить парню, а на дисплее уже высветился его номер.

– Приезжай, мне надо с тобой срочно поговорить, – голос Дениса звучал встревоженно. – Мне кажется, ты в опасности. Тебя хотят убить…

«Они понравились друг другу – Олег и Денис, – решила Наталия, наблюдая за оживленно болтающими мужчинами. – Не знаю почему, но мне это приятно. Олег действительно очень заинтересован. Вот она, целительная сила любопытства! Кажется, частный детектив даже стал лучше себя чувствовать… Мне не хотелось бы делать мрачных прогнозов, но, судя по стремительности, с которой развивается заболевание, дело обстоит плохо. Не знаю, увеличиваются ли доброкачественные опухоли так активно… Вообще, чем больше я занимаюсь невольной диагностикой, тем сильнее мне начинает казаться, что онкология, как ни странно, имеет инфекционно-вирусный характер. Я вижу, как эта дрянь распространяется по организму. Почему-то точно так же, как вирусы, и…»

– Наталия, да вы присаживайтесь, – Денис прикоснулся к ее руке, и Наталия замерла. По всему телу словно побежали электрические разряды.

Экстрасенс грустно вздохнул, опустился на диван:

– Ну ладно, не хотите садиться – стойте посередине комнаты.

Хмыкнув, она плюхнулась в кресло, стараясь не встречаться с Денисом взглядом.

Обсуждать какие-то нелепые присаживания. Делать вид, что ничего не происходит. Стараться успокаивать дыхание, и руки, и губы, и душу – все, что рвется навстречу к нему, любимому, нужному, настоящему…

«Я больше не должна его видеть. – Наталия старательно изучала светло-бежевую кожаную обивку кресла. – Меня тянет к нему как магнитом; даже когда мы не наедине, тормоза отказывают. Могу не устоять, и я этого не хочу. Слишком многое в моей жизни уже построено без Дениса. Мне это дорого, я не хочу все это ломать. И он слишком молод…»

Ей хотелось о многом сказать Денису.

Рассказать о том, что возле него все меняется. Она примчалась к нему, испуганная сообщением об угрожающей опасности. Но теперь рядом с ним больше ни капельки не страшно. У него настолько сильная энергетика, что одним своим присутствием он исцеляет людей от всех тревог.

Глупая нежность, все эти словечки, которые не стоит произносить, – ты приятно пахнешь, у тебя красивые руки, твоими глазами можно любоваться вечно. Они, невысказанные занозы, вонзаются во все мысли, растекаются по крови.

Откуда только взялась эта мощная сила, притянувшая ее к Денису? Ослабит ли она когда-нибудь свою мучительную хватку? Или жить с этой болью придется вечно?..

– Денис, то есть ты говоришь, что все эти навыки по ясновидению можно в себе развить? – Расположившийся в кресле Олег с любопытством оглядывал простую, оформленную в стиле минимализма гостиную экстрасенса. – И это может сделать любой человек? У меня, например, получится?

Парень пожал плечами:

– Конечно. Никого не удивляет, что практически все могут научиться водить автомобиль. Не сразу, конечно, вот так – сел и поехал. Но после изучения теории можно и к практике переходить. Точно так же и с экстрасенсорикой. Конечно, следует теоретическую базу усвоить. Надо устройство физического тела человека знать, его взаимосвязь с астральным, ментальным и казуальным телом. С опытом и практикой навыки появляются. Кто-то быстрее схватывает, кто-то медленнее – как при любом обучении.

– А что ты можешь? Умеешь видеть мое прошлое? А будущее? Ты можешь понять, совершал ли человек преступление? Тебе для этого надо его видеть лично или, например, можно фотку по мейлу прислать?

Денис рассмеялся:

– Да все у тебя хорошо и с прошлым, и с будущим. Меня, если честно, единственное, что волнует, – это настоящее. По фотографиям я работаю, но стопроцентной гарантии нет. Видение может начаться, а может не начаться. Самое сложное – расшифровать картинку.

– Маленькую проверку можно? Откуда у меня этот шрам на пальце?

– Понятия не имею. Я просто вижу, как летит ножик, такой небольшой. И он вонзается в руку, там еще пальцы почему-то растопырены.

– Вот это да! Все в точку. Играл в детстве с ребятами во дворе, и мне чуть палец не оттяпали. Слушай, а вот в «Битве экстрасенсов» показывали – некоторые участники с мертвыми общаются. Ты так умеешь?

– Нет, и не буду учиться. Это тяжело, много сил забирает, заболеть можно.

«Не такой уж Олег и материалист, – мысленно прокомментировала Наталия вопросы Олега. – Было бы здорово, если бы Денис согласился работать с ним. Но сначала, разумеется, Олегу надо заняться своим здоровьем».

– Наталия, есть ли у тебя среди знакомых полный, довольно высокий мужчина, с красными щеками, такой весь обрюзгший? – красивое лицо Дениса стало серьезным. – Сегодня под утро я увидел сон. Ты лежала на полу в луже крови. Наверное, тебя ударили в живот – вся блузка стала красной. И этот толстый мудак сидел рядом…

– Семенов? – прошептала Наталия, глядя на Олега. – Но ведь он же следователь! И мотива у него нет!

Частный детектив развел руками:

– Если ты не знаешь мотива, это не значит, что его нет.

– Наталия, обещай мне держаться от этого чувака подальше, – голос Дениса дрогнул. – Конечно, любое видение – это не стопроцентная гарантия его реализации. Но я чувствую, что риск велик. Будь осторожна…

Наталия достала сотовый телефон, нашла страничку Семенова в социальной сети и протянула мобильник Денису.

– Ты видел этого человека?

– Именно этого, – прошептал экстрасенс. – Ты хочешь сказать, что он – следователь? И ловит преступников?

Наталия криво улыбнулась:

– Ну, когда не ест котлеты – может, и ловит. Пока, правда, у него получилось отловить только моего сына, который ни в чем не виноват… Нет, ну я не верю – какой из Семенова убийца?

– Я наведу о нем справки, – пообещал Олег, доставая из кармана джинсовой куртки планшетник. – Береженого бог бережет. Мне этот Семенов кажется обычным, заурядным. Звезд с неба не хватает, о своих интересах думает – но это нормально, редко кто из следаков ведет себя иначе. И все-таки проверка не помешает…

Голос Олега звучал успокаивающе, но Наталия почувствовала, как страх снова начинает пробираться в ее душу. И этого допустить было никак нельзя. Страх останавливает мысли, мешает думать. Допускать растерянность нельзя, голова должна работать быстро и четко, как мощный компьютер. Ведь только что у нее появилось предположение. Странное, дикое, нелепое предположение. Очень хочется его проверить…

Начался мелкий противный дождь, задул холодный ветер – и замечательное лето внезапно превратилось в мрачный унылый ноябрь.

– Собаченьки, ну погуляйте немножко, – жалобно умоляла Наталия, чувствуя, как держащая зонтик рука просто леденеет от пронизывающих порывов. – Давайте вести себя хорошо. Кто у меня поводки запутал?

В ответ Дина и Лайма заскулили, а Босяк протяжно завыл. Все эти звуковые эффекты свидетельствовали только об одном: гулять под таким ужасным ливнем невозможно. И вообще, фразу про хорошего хозяина и погоду не зря придумали.

– Ладно уж, так и быть, – проворчала Наталия, поворачиваясь к подъезду. – Мы возвращаемся. Но если только утром кто-нибудь использует прихожую в качестве туалета – гнев мой будет страшен! Никакого сыра не получите!

Обрадованные собаки резво припустили по знакомой дорожке к дому.

Наталия сначала еще пыталась придерживать стаю и обходить многочисленные лужи. Но туфли мгновенно промокли, и это стало совершенно бессмысленным занятием.

Добравшись до дома, она первым делом стянула промокшую одежду и забралась в душ.

Горячие струи воды, скользящие по телу, быстро смыли озноб и страх.

«Все будет хорошо, – пообещала себе Наталия, выдавливая в ладонь цитрусовый гель. – Я обязательно со всем справлюсь, во всем разберусь. Предположение очень странное. Чем больше я о нем думаю – тем больше сомневаюсь. Но в конце концов, я не обязана принимать решение прямо сейчас».

Переодевшись, она набрала номер Олега.

– Ты будешь смеяться, но мне надо опять с тобой увидеться! Вот сейчас я съезжу к Лене в больницу, а потом могу подъехать в твой офис. Это не сильно нарушит твои планы? Отлично, договорились!

Наталия положила сотовый в сумку, сходила на кухню за приготовленным утром для мужа куриным бульоном, взяла зонтик. И, попрощавшись с собаками, вышла из квартиры.

– Да что ж это такое! – вырвалось у нее, когда она оказалась на улице. – Дождь только усилился, ехать в такой ливень нельзя…

Она рассчитывала добраться до «тушкана» и подождать в машине, пока дождь хоть немного утихнет.

Но из кустов ей навстречу метнулась какая-то тень, и живот обожгло болью, и сумка выскользнула из рук.

«Ленькин суп разбился», – успела подумать Наталия перед тем, как потерять сознание.

В спасительной темноте оказалось довольно комфортно. В ней не было ни боли, ни страха, ни сожалений…

Наталия не знала, сколько времени она провела без сознания. Просто вдруг в комфортную мглу проник чей-то визгливый голос:

– Боже, да что это такое творится! Средь бела дня женщину зарезали! Милиция! Полиция! Держите убийцу!

– Успокойтесь. Вот мое удостоверение. Следователь следственного отдела Семенов…

Наталия приоткрыла глаза.

Над ней действительно возвышался Семенов собственной персоной. С рук его капала кровь.

«Моя кровь… А ведь предсказание Дениса сбылось, и…»

Мысли оборвались внезапно.

В уже знакомой темноте по-прежнему было уютно, и ни страхов, ни боли, ни проблем…

«Все в порядке. Меня никто не видел. Я никогда не оставляю никаких улик. Мне всегда удается выкрутиться, – убеждал себя Олег, нервно барабаня пальцами по краю стола. – Надо было раньше заставить навсегда замолчать эту неуемную идиотку. Теперь все, концы в воду. С Наталией все кончено. Больше она мои планы не нарушит…»

Ему почти удалось себя убедить, что план был реализован идеально. Даже руки прекратили дрожать, исчезла тяжесть в груди, и он перестал обводить знакомое пространство офиса взглядом затравленного зверя.

Но потом вдруг комната наполнилась людьми в черных комбинезонах. Они проникали отовсюду – через дверь, окна. В считаные секунды этих черных мерзких тараканов оказалось вокруг множество, и в затылок уткнулся пистолет, и лицо зацарапал ковер, а на запястьях звонко щелкнули прохладные наручники.

Олег попытался вырваться – но резкая боль в области затылка разбила мир вдребезги. А потом из этих кусочков почему-то стала складываться яркая мозаика прошлого…

…Сначала были книги.

Вдоль всех стен родители устроили книжные полки, от пола до потолка. Сотни томов заполняли пространство легким запахом пожелтевших страниц, и множеством судеб, и захватывающими приключениями, путешествиями, любовью.

«В этом доме живут прежде всего книги, – говорили все, кто попадал в гости к Петровым. – Никогда не видели столько томов в одной квартире! Да их тут тысячи!»

Маминого лица еще нет в памяти. Сначала там появляется ее мягкий голос, и он читает:

И вот «Песнь о вещем Олеге», гениальная, как и весь Пушкин, прочитана.

Кажется, уже тогда возникает легкая досада: что же она такая коротенькая? Мама читает неторопливо, с выражением. Но история все равно заканчивается до обидного быстро. Очень хочется сказать ей об этом. Неописуемо любопытное состояние: мысли есть, знаний о том, как все это произносится, еще нет. Только и остается, что притвориться спящим.

Мать с отцом негромко переговариваются.

– Коля, а может, все-таки сказки Андерсена, братьев Гримм? Наш сын – еще совсем малыш! Зачем мы лишаем его детства?!

В голосе отца металлические нотки:

– Мы назвали его в честь князя Олега. Никаких сказок! Я считаю, сказки – это лишнее, напрасная трата времени. Что полезного в этих глупых придуманных историях? Разве могут они чему-то научить? Я думаю, Андерсен вообще вреден для детей, он слишком мрачный!

И правда, сказок Олегу не читали. Вообще. Но потом, когда он уже открыл для себя замечательный мир слов, научился читать и стал самостоятельно пользоваться родительской библиотекой, томики Афанасьева и Андерсена его не особо-то и заинтересовали. Возможно, в чем-то теория отца оказалась верной и сработала. Пушкин и Крылов в качестве первых книг задают определенную планку, влияющую на восприятие литературы. «Сказки – это слишком просто, схематично и предсказуемо», – вынес свой вердикт Олег тем книжкам, которыми зачитывались сверстники. Кстати, хорошие книги были интереснее тех самых сверстников, интереснее реальной жизни.

Школа, скучные уроки; девчонки глупо хихикают, обсуждая любовь; мальчишки прикидывают, кого бы побить после уроков, – ну что здесь может быть занимательного? Все – пустое; все ясно как дважды два.

Вот у Анны Карениной – настоящая драма: муж или любовник, подумать о ребенке или броситься в омут страсти? Вот у Родиона Раскольникова – серьезная дилемма: убить старушку-процентщицу, убивая в себе страх и Бога – или устоять на краю пропасти, и знать, что мог бы шагнуть, и сожалеть о том, что не шагнул, стал тварью дрожащей, не имеющей права… И никогда не угадаешь, чем все закончится; никогда не поймешь, какие испытания предстоят героям на следующей странице.

Толстой, Достоевский, Пушкин, Лермонтов, Бродский и Ахматова, Набоков.

Бальзак, Стендаль, Гюго, Мопассан.

Во, Вудхаус, Моэм; Сайге, Басе, Мисима.

Это был потрясающий, невероятный калейдоскоп, в котором каждый день появлялась новая незнакомая картинка. Это можно было изучать до бесконечности. Это интриговало, притягивало как магнит.

До пятнадцати лет Олег жил книгами, в книгах. И он не очень отчетливо понимал, что происходит в той жизни, где нет шелестящих страниц, заполненных ровными рядами типографских строчек. И, в общем и целом, и не стремился понимать. У него было все, что только можно пожелать, – отменное здоровье, любимые и любящие родители и целые полки верных книжных друзей.

Собственное будущее представлялось Олегу совершенно понятным.

Он окончит школу, поступит на филфак, потом в аспирантуру. И дальше его ждет кафедра русской литературы (если он решит пойти по стопам отца) или зарубежной (если выбрать такую же специализацию, как у мамы).

Но потом случились целых два знаменательных события, не оставивших от этих планов камня на камне.

Во-первых, Олег прочитал все книги, имеющиеся в родительской библиотеке. И это оказалось просто ужасно! Как гром среди ясного неба!

– Папа, мама, я не могу в это поверить, – растерянно бормотал он за ужином. – Мне всегда казалось, что прочитать все книги, которые вы собрали, невозможно. Но вот я все прочитал, действительно все! Что нового мне даст филфак? Я чувствую себя опоздавшим на последний поезд. Пустой вокзал, огни вдали, никого вокруг… Что делать дальше – совершенно непонятно…

– Это тебе только кажется, что все настолько трагично, – улыбнулась мама, отрезав и отодвинув на край тарелки подгоревший кусочек мяса. Занимаясь приготовлением ужина, она имела привычку заглядывать совсем не в кулинарную книгу, часто увлекалась, и еда превращалась в обуглившиеся головешки. – Допустим, ты перечитал всю нашу библиотеку. Ну и что? Ты хочешь сказать, что прочитать означает понять? Да я каждый раз, перечитывая классиков, открываю новые грани их таланта!

Отец, как всегда, оказался более лаконичным:

– Ты не знаешь одного автора. Он гений. Принесу самиздат.

Олег ожидал обещанную книгу с огромным нетерпением. Но каждый вечер отец говорил: «Пока у меня нет копии».

А потом в их 8-й «А» пришла новая ученица.

Как только Олег увидел голубые, на пол-лица глаза и копну белоснежных локонов, сердце забилось быстро-быстро, и весь мир вдруг потерял свое значение. Значение имела только она – Саша Нестерова.

Господи, господи! Насколько же она казалась непохожей на себя настоящую; как же искусно скрывался ее твердый характер, расчетливый ум и стервозность наивысшей пробы под хрупкой трогательной оболочкой.

Олег смотрел на ее тонкие запястья, выбившийся из косы непослушный завиток, длинные черные ресницы с загнутыми кончиками – и время останавливалось.

– Хочу в кино! Нет, не в кино – пойдем на выставку! Хочу мороженого! Ой, нет, купи не мороженого, а сладкой ваты! – капризничала она, надувая пухлые губки и лукаво стреляя голубыми глазами.

И эти Сашины капризы Олега совершенно не раздражали. Наоборот, хотелось, чтобы девушка ставила перед ним как можно более сложные задачи, чтобы для их выполнения приходилось прикладывать неимоверные усилия. Главное – чтобы Саша была счастлива, ведь ее счастье – это и его счастье.

Книгами Саша интересовалась мало. Обожала Анн и Сержа Голон с их любовными приключениями Анжелики, плакала над «Поющими в терновнике» – но не более того, вся серьезная литература казалась ей совершенно неинтересной. Девушка увлекалась совсем другими вещами – модой, театром, оперной музыкой, бальными танцами, иностранными языками. Рядом с Сашей Олег понял, что мир намного ярче и многообразнее, чем ему представлялось раньше.

Когда отец принес обещанный самиздат – роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», Олег уже недели три не открывал вообще никаких книг. Саша затащила его на занятия в студию бального танца. Сама она танцевала легко и изящно, такой партнерше надо было соответствовать, Олег брал дополнительные занятия – и к вечеру, после школы и нескольких часов спорта, просто с ног валился от усталости.

– Не читай перед сном, – посоветовал отец, протягивая кипу листков в самодельном кожаном переплете. – Пока не дочитаешь – спать не ляжешь.

– Хорошо, – Саша кивнул, но про себя подумал: буквально одним глазком все-таки стоит заглянуть, чего же там такого любопытного написал Булгаков, если даже скупой на оценки отец называет его гением.

Он устроился в постели, придвинул поближе целых две лампы (качество печати было отвратительным, разобрать светлые размазанные буквы без дополнительного освещения казалось невозможным) – и буквально провалился в булгаковский текст.

Аналитический ум Олега, через который прошли тысячи романов, сразу же отметил: композиционно и жанрово ничего подобного в русской литературе нет. Никто и никогда раньше не сочетал в рамках одного произведения сюжетные линии из прошлого и настоящего, фантастику и реализм, мелодраму и серьезные философские рассуждения. Весь этот богатый вкусный коктейль к тому же щедро сдабривался тонким умным юмором, свойственным, как правило, писателям с еврейскими корнями – Бабелю, Ильфу и Петрову, Эфраиму Севеле.

Герои «Мастера и Маргариты» тоже поражали своей разноплановостью, оригинальностью, глубиной.

«Их потрясающе много! И мы не можем выделить центрального персонажа, все они значимы: и Мастер, и Маргарита, и Воланд, и Иешуа, и каждый член свиты Воланда, и каждый случайный прохожий. Булгаков избегает схематизма в описании второстепенных героев, и этот творческий прием, похоже, придает роману особую красочность и глубину, – машинально анализировал Олег. – Мы не можем сказать, что в романе важнее – линия Маргариты, страдающей без любви, или линия Иешуа, не понятого своими современниками, преданного ими. Все это равноценно, важно и очень ярко. Это – не книга, это – фейерверк. И отец прав: Булгаков, безусловно, гениальный писатель, он равен Пушкину, Толстому, Достоевскому. И, возможно, он даже в чем-то их превосходит. Последователям всегда проще первопроходцев. Зная базу, можно продвинуться дальше, создать более совершенное произведение, выступить новатором сразу в нескольких областях».

Мозг анализировал – душа наслаждалась.

Какими же они были вкусными, все эти замечательные, филигранно продуманные, стилистически совершенные фразы!

Олег то и дело тянулся за специальным блокнотом, куда он выписывал наиболее понравившиеся цитаты из книг, и строчил, строчил…

«– Вы не Достоевский, – сказала гражданка, сбиваемая с толку Коровьевым.

– Ну, почем знать, почем знать, – ответил тот.

– Достоевский умер, – сказала гражданка, но как-то не очень уверенно.

– Протестую, – горячо воскликнул Бегемот. – Достоевский бессмертен».

«Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!»

«Артист вытянул вперед руку, на пальцах которой сверкали камни, как бы заграждая уста буфетчику, и заговорил с большим жаром:

– Нет, нет, нет! Ни слова больше! Ни в каком случае и никогда! В рот ничего не возьму в вашем буфете! Я, почтеннейший, проходил вчера мимо вашей стойки и до сих пор не могу забыть ни осетрины, ни брынзы. Драгоценный мой! Брынза не бывает зеленого цвета, это вас кто-то обманул. Ей полагается быть белой. Да, а чай? Ведь это же помои! Я своими глазами видел, как какая-то неопрятная девушка подливала из ведра в ваш громадный самовар сырую воду, а чай между тем продолжали разливать. Нет, милейший, так невозможно!

– Я извиняюсь, – заговорил ошеломленный этим внезапным нападением Андрей Фокич, – я не по этому делу, и осетрина здесь ни при чем.

– То есть как это ни при чем, если она испорчена!

– Осетрину прислали второй свежести, – сообщил буфетчик.

– Голубчик, это вздор!

– Чего вздор?

– Вторая свежесть – вот что вздор! Свежесть бывает только одна – первая, она же и последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая!»

– А ведь я говорил – не надо начинать читать перед сном, – вдруг раздался прямо над ухом Олега голос отца. – Остановиться не вышло?

– Не вышло, – согласился Олег, обводя взглядом комнату. От всенощного чтения в глаза словно песку насыпало. – Папа, ты прав, это – гениально!

Олег посмотрел на часы, потом на количество непрочитанных страниц и вздохнул.

Как же не хочется тащиться в школу и сидеть на этих нудных уроках физики и геометрии. Решать скучные задачи и изнывать от нетерпения, зная, что дома ждет такой потрясающий роман…

Отец хитро подмигнул:

– Ладно, Олежка, цени мою доброту. Школу можешь сегодня прогулять. Наслаждайся Булгаковым!

Олег улыбнулся и снова погрузился в чтение.

Конечно, он мог бы прочитать этот роман за пару часов. Проглотить, понимая, что книга восхитительна; до конца не осознавая всех нюансов и деталей. Но он уже давно отучил себя от привычки пролистывать страницы слишком быстро. Хорошая книга – это не спринт, а марафон. Только медленное чтение, анализ, визуальное представление описываемых сцен позволяют целиком и полностью понять замысел писателя и оценить, насколько удачно он воплощен.

Но закончить чтение «Мастера и Маргариты» в тот день у Олега все-таки не вышло.

Телефон звонил не умолкая. Пришлось подойти. И счастье разлетелось вдребезги. Уже по одному Сашиному «Алло, это ты?», произнесенному срывающимся дрожащим голосом, Олег понял: произошло что-то ужасное. Интуиция не подвела.

– Вчера вечером я пошла к подруге посмотреть видик. И в парке меня изнасиловали какие-то парни. Их было двое! Я не переживу этого! Не хочу больше жить!

Саша захлебывалась слезами.

Каждое ее слово вонзалось в душу Олега как острый нож.

– Я их найду и убью, – сказал он, когда сердечная боль немного отпустила и у него стало получаться говорить.

А до этого он просто думал – или уже точно знал – что все так и будет: найдет и убьет.

Найдет и убьет.

Уничтожит этих уродов, которые не стоят волоса его любимой девочки.

– Не надо, тебя посадят! – закричала Саша в телефонную трубку. – Лучше приезжай ко мне! Я не знаю, что мне делать. С родителями еще не говорила, я им сказала, что заночую у подруги. Никого нет дома. Мне так противно, так страшно…

– Еду, – и, бросив трубку на рычаг, он заметался по комнате в поисках штанов и рубашки.

«Если преступника нельзя убить, то его можно посадить в тюрьму, – пронеслось в голове Олега, когда он сбегал по ступенькам подъезда. – В тюрьму сажают следователи. Мне надо стать следователем. Тогда никто и никогда не сможет обидеть Сашу. А если обидит, то у меня будут реальные механизмы за нее отомстить».

Потом выяснится – никакого изнасилования на самом деле не было. На квартире подруги Саши уже не первый раз проводились такие вечеринки с вином, откровенными фильмами на редком для тех лет видеомагнитофоне, легкими наркотиками и безудержным сексом. Просто в тот вечер Сашины дружки пригрозили, что все расскажут «этому ее рыцарю». «Только попробуйте, обвиню в изнасиловании», – услышали они в ответ. На рыцаря ей, конечно, было наплевать. Но у него имелись известные в литературных кругах родители, которые могли обеспечить беспроблемное поступление в любой вуз, которые могли «пробить квартиру». Саша уже тогда, в школе, задумывалась о выгодном браке, о том, что жизнь одна и надо в ней устроиться получше. Она разыграла этот спектакль с изнасилованием по нескольким причинам – хотела объяснить отсутствие девственности, хотела подстраховаться в случае возможных сплетен, получить этакий козырь, которым можно побить любую карту. Она всегда была хитроумным демоном с ангельскими глазами.

Но Олег обо всем этом на тот момент даже не подозревал. Ему было больно за свою любимую, он думал, что ей нужна его поддержка.

На самом деле то горе было счастьем. Только Олег тогда еще не знал об этом. Потом, спустя годы, он часто мысленно возвращался в тот период, когда Саша скрывала свою сущность за детскими капризами и томными взглядами. Тогда он еще был ей нужен – пусть с корыстными целями, но все-таки нужен…

Родители, узнав планы сына по выбору будущей профессии, были в шоке.

Как так, их единственный мальчик, надежда отечественного литературоведения, хочет променять филологию непонятно на что? Он действительно собирается ловить бандитов? Тратить свою жизнь на необразованных асоциальных людей, не осознающих всей тяжести нарушения законов?

Мама захлебывалась возмущением:

– Олег, это же неразумно! Ты все равно вернешься к литературе, ты просто не сможешь без книг! Но ты подумай, сколько лет будет потрачено напрасно! Зачем портить себе жизнь своими собственными руками?

Отец зрил в корень, говорил по сути:

– Это из-за Саши. Твое право. Но горя с ней ты хлебнешь; это человек не нашего круга. Да и работу себе выбираешь грязную и скучную. Впрочем, это твоя жизнь; у тебя есть право на собственные ошибки…

Как ни странно, учиться на юрфаке Олегу понравилось. Конечно, программа обучения не включала литературу. Но там было много других интересных предметов: криминалистика, латынь, история законодательства, судебная медицина. Теоретические лекции с первого же курса сочетались с практическими занятиями, давая студентам возможность ознакомиться с теми сферами, которые для обычных граждан являются недоступными. Ну разве многие могут попасть в экспертно-криминалистический центр, в морг или на заседание суда, где рассматривается непростое уголовное дело?!

Олег с головой ушел в учебу.

Личная жизнь казалась ему устроенной, надежной, несокрушимой.

Они с Сашей поженились на третьем курсе. Родители, конечно, были не в восторге от невестки. Но помогли и со свадьбой, и с квартирой. Саша очень быстро забеременела, оформила в своем инязе академический отпуск и готовилась к материнству с явным удовольствием. Казалось, она совершенно счастлива, довольна жизнью и мужем и больше даже не вспоминает об изнасиловании.

Но только Олег ничего не забыл.

Все эти годы он методично и целенаправленно искал тех подонков, которые обидели его девочку.

«Идеальных преступлений не бывает, – рассуждал Олег, наблюдая за проходящими через тот самый парк прохожими. – Конечно, очень плохо, что Саша не обратилась с заявлением в милицию. По-человечески это все очень понятно, нет желания несколько раз рассказывать о пережитом посторонним людям. Но на месте происшествия могли остаться следы, улики, и все это здорово бы помогло расследованию. Что ж, не судьба. Надо играть теми фигурами, которые есть. Да, прошло много времени. Но я все равно буду пытаться искать свидетелей, анализировать криминальную хронику, просматривать сводки. Рано или поздно те подонки себя проявят. И тогда они ответят по полной программе. К уголовной ответственности их не привлечь, то дело давнее. Но зря я, что ли, учил криминалистику. Я рассчитаюсь с ними за все и позабочусь, чтобы никаких следов не осталось…»

– Олег! Сколько лет, сколько зим! Как поживаешь? Как Саша? – вдруг зазвенел над ухом тонкий девичий голос.

Олег поднял голову, приветственно кивнул.

Диана, Сашина подруга, училась в параллельном классе. Именно та девушка, к которой Сашенька направлялась в тот самый вечер, через этот самый парк…

Видеть Сашину подругу Олегу было неприятно. Хотя, конечно, никакой вины Дианы в произошедшем не было. Но правы, наверное, Фрейд с Юнгом, утверждавшие, что подсознание блокирует все негативные эмоции и воспоминания. Вот, даже имя подружки не сразу вспомнилось – и это при его-то идеальной памяти.

Впрочем, Диана быстро камня на камне не оставила от того барьера, которым Олег от нее невольно отгородился. Она так участливо расспрашивала о его делах, так искренне радовалась его успехам. Олег и сам не заметил, как рассказал, что привело его в этот парк.

Диана вздохнула:

– А ты все такой же, идеалист влюбленный. Я тогда тебе ничего не сказала, Сашку не хотела подставлять. Но сейчас скажу. Мне просто жалко тебя. Это же надо до такой степени не знать человека, с которым живешь! Не было никакого изнасилования…

Олег слушал подробности и понимал: Диана говорит правду; в его жене действительно чувствовалась опытная умелая женщина, любящая получать и доставлять удовольствие. Это он нервничал и краснел перед их первой ночью, а Саша совершенно не смущалась. И она действительно может приврать по мелочи, у нее богатое воображение, быстрая реакция…

Но вместе с тем Олег не мог и не хотел верить Диане.

Обманывать, проливать слезы, дрожать… Нет, нет, Саша не может быть такой циничной, расчетливой актрисой! Она самая замечательная, самая верная и преданная, самая красивая!

– Спасибо за информацию. Я тебе не верю. Ты все это выдумала, не знаю уж по каким причинам. Мне пора, – холодно сказал Олег, поднимаясь со скамейки.

Уж лучше бы Диана доказывала, что она права.

Однако она просто молча смотрела на Олега. И во взгляде было столько сочувствия, что у него сжалось сердце.

Но он гнал тревожные мысли.

Только вот искать тех, кто изнасиловал Сашу, все-таки перестал, правда, убедив себя, что слова Дианы тут совершенно ни при чем, а все дело в сложности задачи и бесперспективности ее выполнения.

Когда родилась Маша, Олегу казалось: никогда раньше он не был настолько счастлив. Да что там – по сути, до появления ребенка он и не жил вовсе. Это крохотное существо с голубыми глазками, пухлым вишневым ротиком и светлыми мягкими волосиками придало жизни совершенно иной смысл. И время тоже стало иным – неторопливым, но прекрасным, многозначительным.

– Ты хороший отец, – улыбалась Саша, наблюдая, как Олег возится с дочерью. – Мне повезло, ты и ночью к ребенку встаешь, и кашу сварить можешь, и гуляешь с ней.

– А как же иначе? – удивлялся Олег, подбрасывая Машу вверх. Дочь визжала от счастья и махала ручками, явно изображая птицу. – Ведь это все уникально, и никогда больше не повторится – ее первый шаг, первое слово!

Он очень любил проводить время с дочерью – читал ей книжки, играл в куклы, водил на аттракционы.

«А ведь с Машкой мне интереснее, чем на работе, – думал он, следя за тем, чтобы дочь ела мороженое маленькими кусочками. Связки у девочки были слабыми, мороженое она обожала, и если не препятствовать малышке глотать огромные куски, ангина обеспечена. – С работой все слишком просто и понятно. Отец был прав – там мозг особо занять нечем. Распивали спиртные напитки, поругались, завязалась драка – по итогу труп. Или хотел выпить, решил украсть, был застукан за этим делом – опять труп. Ограниченное количество ситуаций, мотивов, человеческих типажей. И слишком много писанины. В общем, рядовые преступления – это совсем не Конан Дойль, не Агата Кристи…»

Начало перестройки Олега только обрадовало.

Какие огромные появились возможности для покупки книг!

Конечно, все это и раньше ходило по рукам в самиздате – Булгаков, Набоков, Солженицин. Но теперь романы талантливых авторов издавалось легально! Да, хорошие книги не стояли на полках в книжных магазинах; их приходилось доставать, обменивать на макулатуру. Но, по крайней мере, за их покупку и чтение больше не сажали!

Утром перед газетными киосками выстраивались очереди.

Олег, как и все в те годы, проглатывал «Огонек», и «Известия», и «Новый мир». И приходил в ужас от того, какая значительная часть истории вероломно скрывалась от народа, и понимал – жить так, как прежде, уже не получится.

Но новая жизнь уже скоро стала казаться ему куда хуже прежней.

Да, раньше люди ничего не знали ни о сталинских лагерях, ни о репрессиях. Они побаивались высказывать свое мнение. Но это неведение и страх все-таки не являлись настолько болезненными и унизительными, как нищета, как необходимость прилагать неимоверные усилия к покупке самых простых продуктов и одежды. Но, пожалуй, самое страшное, что произошло в те постперестроечные годы, – это полная утрата моральных норм и нравственных ориентиров.

– Ты представляешь, большинство школьниц хочет стать валютными проститутками! Был проведен анонимный опрос, и вот такие результаты! – возмущался Олег, отбрасывая газету в сторону. – Надо мне прекращать эту привычку завтракать с газетой. Все-таки Булгаков – гений, и он был сто раз прав, говоря о том, что советских газет читать не нужно и что если других нет, то лучше уж вообще ничего не читать!

– Подумаешь, проститутками хотят быть! – ангельское лицо Саши становилось жестким, на лбу появлялась упрямая складочка. – Немного потерпели – зато на жизнь себе заработали. Олег, у тебя зарплата – двадцать долларов. А Машке туфли новые нужны, и из куртки она тоже выросла. Я бы сама такой работой занялась!

Он начинал задыхаться:

– Сашка, ты что несешь! Продавать себя за деньги или шмотки – ты в своем уме?!

Жена грациозно подходила к зеркалу, откидывала на спину густые светлые локоны, выгибала спину:

– А почему нет? Как думаешь, милый, я все еще хороша? И иностранные языки я еще не забыла, запросто могла бы с мужчинами общаться…

У Олега в такие моменты наступал умственный паралич. Он совершенно четко знал, что делать те вещи, о которых с невинным видом говорит жена, недопустимо. Но ему в голову не приходило ни единого аргумента в пользу своего мнения. Только в висках стучало горькое, отцовское: «Саша – человек не нашего круга, хлебнешь ты с ней горя, но это твоя жизнь, и ты имеешь право на собственные ошибки…»

Чем труднее становилось с деньгами, тем больше Саша включала пилораму.

В присутствии уже все прекрасно понимающей Машки она в выражениях не стеснялась:

– Да ты просто ничтожество! Семью прокормить не можешь! Бандитов ты ловишь – надо же, благородное дело! Лучше бы сам бандитом стал – может, хоть тогда я бы колготки по сто раз не штопала бы!

Иногда у него получалось быть терпеливым. Объяснять жене про циклы развития истории, про то, что любые проблемы не вечны и что на смену спаду всегда приходит подъем.

Но чаще он просто предпочитал отмалчиваться, поздно возвращаться домой или хватать Машку в охапку и куда-нибудь с ней уходить.

Саша тоже стала пропадать по вечерам. Порой Олег замечал, что у жены появилась новая одежда или дорогие духи. Откуда – об этом он тоже предпочитал не спрашивать.

«Пускай гуляет – лишь бы не уходила, без дочки я сдохну, – появлялись тогда невеселые мысли. – Гордость, достоинство – а зачем мне все это без Маши? Поймать жену с любовником, уйти от нее, развестись? Я не хочу, чтобы мою дочь растил чужой человек».

Заглушить семейные проблемы работой не получалось.

В прокуратуре следователи стали все чаще сталкиваться с тем, что начальство интересует не триумфальное раскрытие дел, а приостановление производства – для нужных щедрых людей. И опять те же грабли – можно стать в позицию, проявить свою принципиальность, послать начальника в задницу. Но куда потом идти, где искать работу? Это – система, такая же ситуация во всех правоохранительных органах. И нарвавшись единожды, больше никуда не устроишься – а кому нужны такие честные, принципиальные сотрудники, которые не хотят «решить вопрос» за щедрое вознаграждение?.. Наоборот, в почете были другие качества – умение закрыть глаза на закон и договориться с бандитами, выколачивать из лидеров преступных группировок большие суммы за «крышевание». Происходило стремительное сращивание правоохранительной системы и преступного мира. Изменить это все в одиночку совершенно не представлялось возможным…

И книги опять стали единственной отдушиной.

Очень скоро Олег понял, что его в огромном море появившейся литературы интересует прежде всего то, что связано с Булгаковым, – произведения этого писателя, мемуары о нем, первые исследования творчества.

Книги и личность Булгакова стали тем стержнем, который позволил Олегу не сломаться, не натворить глупостей, не получить проблем с алкоголем.

Он наслаждался безупречным словесным кружевом его романов.

Он изучал малейшие нюансы биографии, снова и снова убеждаясь: Михаил Афанасьевич жил в более суровое и безжалостное время, он часто находился в невыносимых бытовых условиях, его травили и унижали – и все-таки он продолжал творить, идти своим путем. Значит, это возможно: победить обстоятельства…

Тогда он напечатал свою первую статью о Михаиле Булгакове. Подписал ее псевдонимом – Иван Воскресенский, в честь отчима Булгакова. Отец Михаила Афанасьевича умер рано, мать осталась с кучей детишек на руках, мал-мала меньше. Доктор Иван Воскресенский, живший по соседству на Андреевском спуске, заменил детям отца. Правда, Михаил долго не воспринимал его в таком качестве, позволял себе излишне резкие высказывания. Потом ему было стыдно за свои слова… Как знать, если бы не тот доктор, может, морфий доконал бы писателя, и «Мастер и Маргарита» никогда бы не обогатили мировую литературную сокровищницу…

А потом настоящей отдушиной для Олега стал футбол.

Он никогда не интересовался этой игрой, не видел в ней ни эстетики, ни смысла. Ну, бегает куча мужиков в трусах по полю за одним мячиком. Ну, показывают это дело по телевизору, и ребята из прокуратуры в дни особо важных матчей стараются пораньше уйти с работы. Да, это почему-то принято среди большинства мужчин – болеть за «Спартак» или «Динамо». Олег ради любопытства пару раз сидел перед телевизором. Но очень скоро начинал ловить себя на том, что чаще поглядывает не на экран, а в лежащую на коленях книгу. «Да я даже понять не могу, где какая команда играет, различия в цвете формы настолько незначительны, что у меня перед глазами все сливается, – резюмировал он свои впечатления. – Нет, подобный коллективизм – это не для меня. В упор не вижу ничего притягательного в этих игрищах».

А потом как-то знакомый опер, Санек, пригласил его в спортзал:

– Пошли, в футбол поиграем. Хорошее дело, и нагрузка классная, и с мужиками заодно пообщаться можно.

Олег отмахнулся:

– Да я и играть не умею и не стремлюсь. Мне футбол особо неинтересен, я по телику его пытался смотреть, засыпаю или книгу беру.

– Ну ты сравнил – по телевизору смотреть или самому играть! Это же небо и земля! Пошли! Не понравится – всегда можно уйти!

«Действительно, что я выкаблучиваюсь? Как будто бы у меня есть большой выбор прекрасных занятий для вечера, – вздохнув, подумал Олег. – Приду я домой, и что – опять с Сашкой скандалить, выслушивать, какое я ничтожество, ревновать?..»

Оперативник оказался прав: играть самому было по-настоящему увлекательным занятием. Олег быстро изучил правила, понял, что ему интереснее всего играть в нападении, и даже умудрился на первой же тренировке ловко обойти опытных защитников и забить гол.

Скоро он уже ждал тренировок любительской команды как настоящего праздника.

Оказалась, эта игра умеет полностью переключать на себя все мысли и эмоции. Когда стремишься получить пас – в душе нет места ни боли, ни страданиям. И конечно, футбол дарит потрясающее чувство общности, команды. Игрок в футболе никогда не одинок. Футбольный болельщик всегда окружен сотнями единомышленников.

Команда тренировалась по вечерам в ближайшей школе.

Раздевалки были маленькими и неудобными, спортзал – душным, сетка на воротах – рваной. А сами ворота, сваренные из труб, – громоздкими и неустойчивыми. Но Олег не обращал на все эти мелочи совершенно никакого внимания. И, как оказалось, совершенно напрасно.

В тот вечер, разломавший его жизнь на «до» и «после», все было как обычно.

На воротах стоял Санек, тот самый опер, который пригласил его на тренировку. И это Олега очень обрадовало, он любил играть, когда вратарем его команды был Санек. Он отличался невероятно быстрой реакцией, интуитивно чувствовал траекторию полета мяча. С таким вратарем играть – одно удовольствие, он не испортит работу нападающего. Можно забивать, не опасаясь пропущенных мячей в свои ворота.

У соперников вратарь был слабее. Олег имени его еще не запомнил, тот парень недавно пришел и в прокуратуру, и в футбольную команду.

Сначала все складывалось удачно. Получив мяч, Олег стал продвигаться к воротам, ловко увернулся от пытавшегося его блокировать защитника. Он уже готовился к сильному удару, пробивающему ворота противника. Но вдруг боковое зрение уловило какие-то тени справа. В ту же секунду Олега кто-то толкнул, мимо просвистело бледное лицо вратаря, тот еще почему-то вцепился ему в руку и дернул, потащил в сторону. Но удивиться или испугаться Олег не успел – футбольные ворота начали падать, и в голове пронеслось: «Сейчас раздавит», и низ живота обожгла боль, и перед глазами рассыпались искры.

Так все было кончено.

– Счастливчик, в рубашке родился. Мы еле вытащили тебя с того света, – пытался приободрить Олега врач перед выпиской из больницы.

Он сдержался. Не заорал что было мочи: «Да на хрена вы меня спасали! Как мне жить теперь, зачем?! Уж лучше бы я сдох!»

Как ни странно, у него получилось взять себя в руки. И даже усилием воли почти заглушить постоянно звучащее в памяти: «Пещеристые тела полового члена раздавлены. Восстановление половой функции невозможно». Это был голос врача. Медсестра потом еще сочувственно поинтересовалась: неужели все, никакой надежды? И врач равнодушно ответил, что с такой травмой мужчина больше никогда не сможет вести половую жизнь. Тогда тот разговор продолжился с использованием какой-то уж очень специфической лексики. Но главное было понятно. И это не оставляло никаких шансов на нормальную жизнь.

До этого происшествия Олегу казалось, что секс давно не играет в его жизни особой роли.

Конечно, раньше, когда Саша еще старательно притворялась ангелом, ее объятия и поцелуи были такими нежными, сладкими. В последнее время прикасаться к жене было противно. Олегу чудился запах чужой кожи на любимом теле, и к горлу подкатывала тошнота. И лучше было совершить пару нехитрых движений в душе, дающих разрядку, чем заниматься сексом с женой, недовольно рассматривающей потолок. Изменять Саше, даже такой, вечно пилящей, сварливой, Олегу было противно. Как-то одна барышня из прокуратуры соседнего района пригласила к себе в гости, откровенно намекая: муж в командировке, можно хорошо провести время. Молодая женщина была очень привлекательной: блондинка с голубыми глазами, маленькими грудками и круглой упругой попкой. Его типаж – такие худенькие хрупкие девочки всегда сводили Олега с ума. Но он так и не смог дать женщине то, чего она хотела. Раздражали чужие непривычные запахи, шмотки ее мужа; фотографии якобы счастливой семьи, висящие на стенах. Приводимые себе мысленно аргументы, что все мужики порой ходят налево, и это нормально, особенно с учетом того, что Саша – не образец супружеской верности, не помогали. «Наверное, ты устал. В другой раз все получится», – девушка пыталась приободрить несостоявшегося любовника. «Конечно, в другой раз», – малодушно поддакивал Олег, прекрасно понимая: никакого другого раза не будет, он слишком хорошо помнит, какое это наслаждение – обладать любимой женщиной; и адюльтер не приносит такого удовольствия, только горечь и досаду…

Но вот получается, что больше вообще не будет никакого секса. Ни с любимой женщиной, ни с нелюбимой – ни с какой. Просто больше никогда этого не будет.

С одной стороны, осознать это целиком и полностью не получалось. Произошедшее казалось дурным сном, который не может не закончиться.

С другой – возникло четкое ощущение того, что жизнь кончена. И память услужливо сыпала цитатами из старины Хэма, описывающего аналогичную ситуацию и вроде даже пытающегося показать определенные преимущества тотальной импотенции.

Но ничего не помогало.

Жить не хотелось. Жизнь сразу утратила смысл, все свои краски и радости.

«Надо же, оказывается, жизнь – это член, – иногда грустно иронизировал Олег. – Никогда бы не подумал, что этот орган определяет все, что со мной происходит. Мне казалось – мозг все-таки важнее. А вот насчет того, что ценим только когда теряем, – чистая правда. Оказывается, только потеря придает ценность тому, чем обладаешь. Не потеряв – не осознаешь всех преимуществ; воспринимаешь как должное…»

Олег уже давно не ждал от Саши ни помощи, ни сочувствия. Как-то незаметно жена превратилась в чужого человека, иногда находящегося на том же пространстве и постоянно ругающегося по поводу и без.

Ему казалось, что жена сделает вид, будто ничего особенного не произошло. Ведь, по большому счету, его импотенция никак не повлияет на ее жизнь – уже несколько лет они спали в разных спальнях, не прикасались друг к другу, даже не обменивались поцелуями. Но Саша, как всегда, превзошла саму себя и стала говорить просто невыносимые вещи.

– Все правильно, что с тобой это произошло! Да ты давно не мужчина, семью обеспечить не можешь! – кричала она, явно не жалея голосовых связок. – Теперь еще и в койке ничего не можешь! Так тебе и надо!

После таких воплей, конечно, все соседи были в курсе: у Олега Петрова большие проблемы с потенцией. Мужики в прокуратуре тоже все знали. Кто-то выражал сочувствие; кто-то интересовался, насколько хреново жить, зная, что у тебя никогда не встанет.

«Да нет, вздор, не может каждый встречный знать о моем члене, – пытался убедить себя Олег, понимая, что у него возникает страх ездить в метро, ходить по улицам. – Никто не смотрит на меня особенным взглядом. Это паранойя…»

Страх и неловкость растворялись только в алкоголе. Водка (а еще лучше в смеси с пивом) милосердно смывала действительность в желанное забытье.

Как ушла Саша, Олег не помнил. Он просыпался рано утром, выпивал полбутылки водки и шел на работу. Вечером летел в ближайшую пивнушку, выпивал еще полбутылки. Сил оставалось только на то, чтобы на автопилоте дойти до дома и отрубиться.

Как-то он проснулся среди ночи от жуткого сушняка. Включил свет и понял – исчезли вещи жены, игрушки дочки. Он осмотрел квартиру и убедился: жены и дочери тоже больше нет. Саша даже не объяснила, куда уходит, где ее искать!

Прекратив накачивать себя спиртным, Олег выяснил страшную правду: Саша нашла себе кавалера из США и уехала к нему вместе с ребенком. Точный адрес супруги выяснить не удалось. И больше ни Сашу, ни Машку Олег не видел.

Впрочем, во всей этой истории был и один положительный момент.

Разыскивая жену, он столкнулся с тем, что у очень многих людей возникают аналогичные проблемы – поиск пропавших родственников, друзей. Решать такие задачи, пользуясь связями в прокуратуре и МВД, намного проще. Так Олег понял, куда он может уйти из прокуратуры, где все обсуждают его нестоящий член и где надо не ловить преступников, а отмазывать их от ответственности. Можно открыть частную детективную контору, и быть самому себе начальником, и заниматься тем, чем интересно, а чем неинтересно – не заниматься.

… – Когда я смогу его допросить?

– Понятия не имею. Кома – это то состояние, выход из которого прогнозировать невозможно. Но, может, для него и к лучшему, что он находится в таком состоянии. У него онкология, последняя стадия. Мы взяли биопсию, анализы плохие, прогнозы неутешительные.

Олег замотал головой:

– Нет! Нет, какая онкология?! Это же ошибка! Это все не может иметь ко мне никакого отношения!..

Чудовище начало поедать его изнутри как-то очень стремительно и яростно.

День начинался с обезболивающей капельницы, но ее хватало всего на пару часов. А потом боль снова принималась сверлить низ живота, и не было от нее никакого спасения.

– Пожалуйста, поставьте еще одну капельницу! – орал Олег, увидев медсестру. И начинал задыхаться от бессильной злобы. Люди не должны умирать вот так, больно и страшно! В конце концов, он многие годы честно платил налоги, немаленькие суммы, и имеет право на другую смерть, без этой сводящей с ума боли! Прекрасно понятно, что происходит; то же, что и везде, просто со своей спецификой: врачи и медсестры воруют морфины, перепродают их налево. А ему вводят дешевку, легкое обезболивающее с кодеином – такое только совсем недавно прекратили продавать без рецепта, так как наркоманы научились использовать его в своих целях. Не висело бы на нем уголовное дело – врачи как миленькие взяли бы деньги и облегчили его страдания. Но боятся, ведь к этому пациенту следователь каждый день приходит, мало ли что…

– Потерпите, слишком часто ставить капельницы нельзя, это приведет к остановке дыхания, – сочувственно объясняла медсестра.

Если бы у Олега были силы подняться с постели и придушить эту толстую сонную девку, он так бы и поступил.

Дыхание у него, видите ли, остановится! А ему нет никакой разницы, от чего умирать! В таком положении думаешь только об одном: скорее бы все закончилось! И, как ни парадоксально, до спазма в горле, до дрожи в руках, мучительно сильно хочется жить; и чтобы появилась надежда на исцеление; и чтобы знать – жизнь еще не кончается, впереди много дней, месяцев, лет; и в них будет еще калейдоскоп эмоций и чувств, и совсем не будет боли…

– Чем вы только занимаетесь, врачи! – кричал он, увидев людей в белых халатах. – Вот бы вас на мое место, когда ни операции, ни химии – просто подыхай, да еще и без обезболивания!

Иногда к его постели подходили и объясняли: заболевание обнаружено на последней стадии, пошли метастазы в кости; в этой ситуации операции и химиотерапия уже не помогут. Никто, кроме него самого, не виноват, что заболевание выявлено так поздно; надо было раньше забеспокоиться по поводу болезненных ощущений, а не изображать из себя терпеливого героя. Но все-таки его пребывание в больнице попытались сделать максимально комфортным: он находится в отдельной палате, не слышит криков других больных; к нему приставлена медсестра…

Но чаще они просто пробегали мимо – люди в белых халатах, ненадолго соприкасающиеся с болезнью, а потом снова предающиеся всем радостям жизни: еде, прогулкам, своим хобби…

В те редкие моменты, когда боль умолкала, Олег ловил себя на мысли, что он, как ни странно, в каком-то смысле стал счастливее, умирая на больничной койке.

Только онкология позволила ему увидеть все малиново-оранжевые оттенки летнего заката, и кристальную прозрачность капель дождя, сползающих по стеклу, и сочную зелень ветки липы, вздрагивающей под дождевым душем.

Дела, суета, планы – при отсутствии болезни, оказывается, все это мешает видеть красоту жизни. И понимать всю ее ценность. Уходя, угасая, особенно остро осознаешь, какое же это счастье – просто жить и просыпаться от теплого солнечного лучика, пробегающего по подушке…

Иногда в больницу приходил следователь Семенов. Олег прекрасно понимал – несмотря на скорую кончину обвиняемого, бумаги должны быть в порядке, и производство по уголовному делу продолжается. Но отвечать на вопросы Алексея ему было скучно и неприятно. Малоинтересно разговаривать с глупыми людьми, которые ничего не понимают, в силу плохого образования и ограниченности своего мышления…

…Детективное агентство очень быстро стало приносить такие большие деньги, о которых Олег не мог и мечтать. Причем его особенно радовало то, что это были честные деньги – заработанные его собственной головой, не вызывающие никаких угрызений совести. Это был легкий, законный, немного скучный хлеб – проверка деловых партнеров, слежение за неверными женами и мужьями, розыск родственников или даже домашних питомцев.

А кроме работы был Булгаков. Изучение его яркого, многогранного таланта позволяло скрасить одинокие вечера.

Когда Олег понял, что доходы позволяют ему снять отдельный офис и больше не использовать свою квартиру для встреч с клиентами, ему на глаза попалось очень выгодное предложение по аренде на Патриарших прудах.

«Как это символично, – подумал Олег, пододвигая к себе телефонный аппарат. – Мой бизнес будет находиться там, где начинается действие самого гениального романа Булгакова!»

Глядя из окна кабинета на Патриаршие, он, когда не было клиентов, писал монографии и научные труды.

«Иван Воскресенский» становился все более известным исследователем творчества Булгакова. Отец – светлая ему память – помогал Олегу на начальном этапе сделать так, чтобы его работы рассматривались в отсутствие автора. А потом за «Иваном Воскресенским» закрепилась репутация чудака-инвалида, которого уже никто и не стремился отыскать, но чьи статьи и книги охотно печатали. Слог у «Ивана Воскресенского» был бойкий, автор явно имел доступ к информации архивов, умело сочетал аналитику и художественность…

Изучая архивные материалы, Олег постоянно радовался, что ему не довелось жить в то страшное время, когда человека могли расстрелять просто так, без суда и следствия; когда в дом приходили с обысками, а по ночам люди нервно прислушивались, не подъезжает ли «черный воронок»…

«Есть шанс обнаружить что-то еще не публиковавшееся из творчества Михаила Булгакова, – понял Олег, читая многочисленные протоколы обысков в квартирах Михаила Афанасьевича. – И предметов быта тоже изымалось очень много. Мне надо попытаться двигаться в этом направлении. Найду неопубликованную повесть – оставлю хоть какой-то след в жизни. Хотя… разве нашим людям сегодня это важно – след в жизни? Как страшно бесцельно живет большинство…»

Когда Олегу приходилось спускаться в метро, он часто ловил себя на мысли, что инопланетяне уже захватили Землю. Вагоны были заполнены людьми с серыми лицами, тусклыми глазами, лишним весом. Как зомби, они поглощали чипсы или гамбургеры, и их нехитрые желания угадывались безо всякого труда: непритязательная еда, алкоголь, секс. Эти люди не мыслили, не чувствовали. Их примитивные умозаключения строились вокруг простейших бытовых действий; из всей палитры эмоций им было доступно только получение удовольствия от потребления – потребления неважно чего, шмоток, гаджетов, бесхитростных развлечений.

– Почему люди больше не испытывают желания творить? – спрашивал Олег у отца. – Почему весь мир свелся к еде, тряпкам и сиськам?

Отец пожимал плечами:

– Сытость и свобода, вообще, не самые лучшие помощники для развития. Многим проще идти вперед, когда есть сдерживающие факторы. Преграды заставляют думать и прикладывать усилия!

– Мне кажется, что я выше их всех, – доверительно признавался Олег. – Большинство людей кажутся мне серой тупой массой. В сравнении с ними я очень многого добился – а ведь мне пришлось несладко, много раз можно было уже сломаться!

– Так и есть, сынок, ты выше. Не стоит опасаться мании величия. Тебе и правда дано больше, чем другим. Твои несчастья сделали тебя сильнее…

Мать и отец погибли в аварии. Внезапно вылетевший на встречную полосу грузовик не оставил их старенькой «Тойоте» ни доли секунды для маневра.

Когда прошел первый шок от утраты, Олег увидел даже плюсы в этой страшной трагедии. Мать и отец не расставались ни на минуту; они постоянно испытывали потребность общаться, что-то обсуждать, спорить; эмоционально и физически они действительно стали единым целым. Если бы смерть забрала кого-то одного из них – вторая осиротевшая половинка испытывала бы невероятные мучения.

А так – мучения пришлось испытывать только ему, сыну. Муки одиночества, настолько болезненного, каким только может быть одиночество без единой родной души поблизости.

Правда, рядом в каком-то смысле все еще оставался Булгаков…

Поиски неопубликованных повестей или романов Михаила Афанасьевича успехом не увенчались. Должно быть, пролетарские молодчики из ОГПУ уничтожили их, не осознавая, что творят. Булгаков был неправ: увы, иногда все-таки рукописи горят, исчезают бесследно.

Однако Олегу удалось найти браслетку первой жены Булгакова Таси; вещь, имеющую для Михаила Афанасьевича огромную ценность.

Пальцы гения касались этого украшения, когда он был болен. Он надевал ее, отправляясь за гонорарами и молясь, чтобы в редакциях ему дали хоть немного денег – иначе опять будет очередной голодный вечер. И перед тем, как сесть за письменный стол и погрузиться в сочинение, Михаил Булгаков тоже смотрел на свой талисман…

«Я хочу, чтобы эта браслетка всегда была со мной, – понял Олег, проанализировав свои эмоции. – Передавать раритет в музеи глупо. У людей, которые там работают, конечно же, есть огромная любовь к Булгакову. Она настолько необъятна, что они ослеплены его гениальностью и не воспринимают писателя адекватно. Они не имеют о его настоящей личности ни малейшего представления – в их сознании существует только их собственный, индивидуальный Булгаков, имеющий к реальному Михаилу Афанасьевичу мало отношения. Доверять браслетку таким людям глупо. Только я один могу осознать всю ее ценность и понимать, чем именно обладаю… Пусть вещь будет в достойных руках. Ни музейные работники, ни посетители музеев не могут адекватно оценивать это сокровище».

Сначала получение браслетки казалось Олегу делом совсем простым.

Артефакт хранился в семье Козловых, заядлых коллекционеров. О том, кому раньше принадлежало изысканное золотое украшение, ни Саша, ни его жена Марина не знали.

«Попытаюсь купить браслетку. Или обменяю ее на что-нибудь», – решил Олег, обдумывая план знакомства с Козловыми. Однако оказалось, что коллекционеры и слышать не хотят о том, чтобы расставаться со своими вещицами. Зарабатывающие более чем скромно, имеющие разбалованного сына, они, тем не менее, демонстрировали единодушное упрямство и отказывались от очень заманчивых предложений.

«Придется украсть браслетку», – подумал Олег и стал изучать вопрос, возможно ли совершить молниеносную кражу из квартиры и не оставить никаких следов преступления.

Сначала ему казалось, что особых проблем с проникновением в обычную панельную «двушку» без консьержки быть не должно. Но потом выяснилось, что все не так уж и просто. На той же лестничной площадке, где жили Козловы, находилась квартира, оборудованная видеосигнализацией вневедомственной охраны. И камеры захватывали огромный участок – парковку возле дома, вход в подъезд, лестничную клетку. Одновременно повредить все камеры представлялось сложной задачей. К тому же на сработавшую сигнализацию наряд приезжал буквально через пять минут. Этого времени явно не хватит для того, чтобы совершить кражу и унести ноги подальше.

Отказаться от талисмана Михаила Булгакова? Так вопрос даже не стоял. Осознав, что кража, с точки зрения собственной безопасности, не самый лучший вариант, Олег стал искать другие возможности получить желаемое. Тогда и пришли в голову мысли об использовании Тима.

«Надо договориться с Тимофеем, чтобы он взял браслетку и еще несколько украшений для отвода глаз, пообещать ему кругленькую сумму, – рассуждал Олег, любуясь замечательным видом на Патриаршие. – Конечно, потом мальчишку придется убрать. Лучший свидетель – это мертвый свидетель. Доверять ему нельзя, он слабый. Стоит родителям поднажать – и он выдаст меня. Поэтому с ним придется покончить…»

Обдумывая свои планы, Олег пытался понять, жалко ли ему лишать жизни молодого парня? И понимал: нет, не жалко. Тимофей из породы тех человекообразных существ, для которых не существует никаких моральных ценностей. Их бытие совершенно бессмысленно, разве только такие поддерживают общую численность биовида. Исчезновение одного жалкого клопа не вызовет у цивилизации никаких проблем. Наоборот, для развития человечества было бы только лучше очистить свои ряды от таких потребителей-паразитов; это тот балласт, который тормозит развитие.

К тому же это тот самый случай, когда, по большому счету, инициатор подобного плана вообще может умыть руки и не нести никакой ответственности за свои действия.

С такими планами вообще все очень, очень просто.

Без воли Господа ни волоса не упадет с головы человека.

А если падает и волос, и голова – значит, такова воля Божья; значит, исполнитель – просто орудие в руках Провидения…

Продумывая свою операцию, Олег постоянно напоминал себе основные принципы следовательской работы.

Основа раскрытия любого преступления – мотив, свидетели и следы на месте происшествия.

Мотив, хочется надеяться, будет непонятен. Тим возьмет несколько украшений, и тогда следствие вряд ли установит, что цель – браслетка Михаила Булгакова. А еще следователю надо бросить кость… Какого-нибудь подозреваемого, отрабатывая связи которого он сойдет с ума и разозлится настолько, что ему уже будет не важно, действительно ли человек совершал преступление; следак, как это часто делается, просто упечет его за решетку, избавляя себя от огромного объема работы.

Как-то на глаза Олегу попалась газета со статьей Дмитрия Писаренко. Он пробил фамилию по поисковику, и оказалось, что журналист пишет много на острые темы. Но решающую роль сыграла привычка Дмитрия сбегать по выходным из города на дачу. Плохо освещенный участок, домик без видеокамер, очень удаленно расположенный относительно других домов дачного кооператива, – все это было просто создано для подбрасывания улик.

«В дом не полезу, – решил Олег, рассматривая план участка Дмитрия, сделанный им после специальной поездки за город. – Скрипнет дверь, половица – слишком рискованно. Лучше всего оставить нож, которым я убью Тима, и украшения в автомобиле…»

С автомобилем возникли проблемы.

Вообще Олегу иногда приходилось по долгу службы осматривать салоны автомобилей. Конечно, все это было незаконно, и узнай кто о таких фокусах, можно было легко лишиться лицензии частного детектива. Но не пойман – не вор…

Для того чтобы проникнуть в автомобиль, надо перехватить код сигнализации. Обычно это делается в тот момент, когда хозяин открывает или закрывает авто. Код считывает и запоминает специальный ключ, и, пользуясь им, можно открыть автомобиль, избегая срабатывания сигнализации. Но иногда коды по разным причинам все-таки перехватить невозможно. И с машиной Дмитрия Писаренко произошел именно тот самый редкий случай. При такой ситуации можно было попробовать перепрограммировать сигнализацию. Но для этого надо было оказаться в салоне автомобиля. Пришлось опять просить о помощи Инну…

Инна была уже второй помощницей, найденной на Ленинградке, в том месте, где собираются в ожидании клиентов дешевые проститутки.

«Странно получается: почему-то на объявление о том, что частному детективу требуется помощница, откликаются глупые сонные барышни, которые не могут даже испытательный срок пройти, – думал Олег, внимательно рассматривая стоящих вдоль трассы девушек. – Зато проститутки оказываются на редкость смышлеными, артистичными…»

Одна из бывших провинциальных «ночных бабочек», приехавшая в Москву из Беларуси, проработала с Олегом пять лет, изучила специфику работы, обзавелась связями – а потом честно сказала, что хочет работать самостоятельно.

Таким же путем, не сомневался Олег, пойдет и Инна.

Устроившись в агентство, она поменяла все – квартиру, прическу, манеру одеваться. В ней, красивой той яркой, броской красотой, которая отличает украинских женщин, почему-то присутствовал немецкий педантизм, скрупулезность; она была потрясающе работоспособна. Ей, приехавшей из маленького украинского городка, представился шанс изменить свою жизнь – и она им воспользовалась. В ее жизни не было ничего, кроме работы. Ну и, может быть, грандиозных планов на будущее, ради которых девушка и вкалывала двадцать четыре часа в сутки.

– Инна, тебе надо познакомиться вот с этим молодым человеком, познакомиться и произвести на него впечатление, – распорядился Олег, протягивая Инне конверт с фотографией Тима и краткой информацией о парне. – Ты должна играть роль такой капризной девочки, которую надо водить по клубам и ресторанам.

– Понятно. Сделаю, – коротко сказала Инна, забирая материалы.

«Отлично, она никогда не задает лишних вопросов, никогда не отказывается. Надо познакомиться – познакомится, надо переспать – нет проблем, – прокомментировал мысленно Олег. – Перед Инной Тим не устоит. У него будет дополнительный аргумент в пользу моего предложения…»

Потом, когда выяснилось, что машина Дмитрия Писаренко оборудована специфической сигнализацией, Олег поставил перед Инной еще одну задачу – оказаться в салоне машины Дмитрия и перепрограммировать сигнализацию на открытие дополнительным ключом.

Помощница опять не подвела…

По большому счету, Олег был доволен тем, как все прошло с Тимом.

Конечно, убивать оказалось сложнее, чем он думал первоначально. Нет, никаких угрызений совести не возникло – но чисто физически, физиологически убийство вызывало отторжение. Олега затошнило от запаха свежей крови, он чуть не забыл о том, что надо стараться разрезать живот высоченного Тима, подпрыгивая и формируя тем самым у судмедэкспертов и криминалистов превратное мнение о росте убийцы.

Однако в общем и целом план был осуществлен на крепкую четверку.

После «анонимного» звонка к Писаренко нагрянула полиция, в салоне машины обнаружили нож и антиквариат, Дмитрия задержали.

А Олег наслаждался талисманом Михаила Булгакова. От браслетки шел поток теплой успокаивающей энергии. Ощущая его, Олег понимал: игра стоила свеч.

Но потом все пошло наперекосяк.

Оказалось, что мать Дмитрия Писаренко – судебный медик и дамочка с активной жизненной позицией, которая костьми ляжет, но вытащит своего сына из-за решетки.

Впрочем, контролировать Наталию удалось благодаря удачному стечению обстоятельств. Позвонила мать Тима Марина, рассказала о произошедшем, о беседе со следователем и визите Наталии. «Надо предложить этой мамаше действовать вместе, – молниеносно решил Олег. – Только так я буду знать, как продвигается ее расследование». К ужасу Олега, Наталия очень быстро выяснила, какой именно артефакт находится среди исчезнувших антикварных изделий, и она почти не сомневалась, что весь сыр-бор разгорелся именно из-за браслетки Михаила Булгакова.

Конечно, когда Наталия приезжала к нему в офис, Олег отпускал помощницу. Не хватало еще, чтобы Наталия столкнулась с той самой девушкой, которую она старательно разыскивала!

Олег собирался отправить Инну на пару недель в отпуск, оплатить ей тур в какую-нибудь теплую страну, чтобы она не болталась в Москве и чтобы не произошла та самая теоретически невозможная встреча, которая практически благодаря «закону бутерброда» все-таки может случиться.

Но планы насчет Инны Никитиной неожиданно пришлось изменить.

«Доверяй, но проверяй» – это правило Олег применял ко всем своим помощницам. Иногда он контролировал их мобильные разговоры, иногда – электронную почту, мог установить и наружное наблюдение, испытывая двойной азарт от слежки, ведь все-таки отслеживать перемещения профессионала на порядок сложнее. И такая осторожность себя оправдывала, иногда девушки подрабатывали на конкурентов, иногда брали гонорар от стороны, не заинтересованной в качественном расследовании, и «сдавали» клиента агентства.

Инна не знала, что в офисе в отсутствие шефа в режиме постоянной записи работает миниатюрная видеокамера. И то, что увидел Олег, просматривая файлы, ему совершенно не понравилось. Инна в последние дни делала слишком много вещей, которые она не должна была делать, – проглядывала электронную почту шефа, смотрела историю посещенных с его компьютера сайтов, вела какие-то записи, похоже, явно пытаясь понять, как выглядит общая картина, что именно складывается из фрагментов заданий с ее участием.

А еще она вскрыла ящик стола своего начальника, нашла распечатанную информацию для книги Ивана Воскресенского, учебник по судебной медицине с подчеркнутыми строками о ножевых ранениях.

Олегу было не важно, что именно собиралась делать Инна с полученными сведениями – шантажировать его, сдавать в полицию. Лучший способ решить проблему – не допустить ее возникновения.

Пока Инна ничего не подозревала – она явно не готовила вариант обнародования информации в том случае, если с ней произойдет что-то трагичное.

Олег считал, что, убирая Инну, он ничем не рискует. Так и произошло.

Инна не удивилась (или сделала вид, что не удивилась), когда Олег назначил ей позднее рандеву на роллерной трассе. Сказала только, что если начальник решил научиться кататься на роликах, – ничего из этой затеи не выйдет, трасса закрыта. «Для меня это неважно. Я просто хочу с тобой проконсультироваться и осмотреть трассу», – соврал Олег, который тоже заранее знал о том, что свидетелей в тот вечер в том месте, скорее всего, не окажется.

На встречу пунктуальная Инна пришла за пару минут до назначенного времени. И ее смерть тоже была вынуждена поторопиться…

– Как мог Власюк узнать о том, что мой муж поедет в собачий приют? – недоумевала Наталия Писаренко.

Олег вслух выражал аналогичные сомнения, а про себя посмеивался.

Никогда не разговаривайте с неизвестными, советовал Михаил Афанасьевич.

Сегодня можно было бы сформулировать другое предостережение: никогда не оставляйте свой мобильный телефон рядом с теми, кому не доверяете целиком и полностью.

Современные подслушивающие устройства, созданные для мобильников, – мельче булавочной головки. Такой «жучок» с первого взгляда кажется пылинкой, упавшей на сим-карту. Но на самом деле у этого крохи очень большой радиус действия, можно находиться за несколько километров от прослушиваемого объекта – и быть в курсе всех его телефонных разговоров.

И все-таки Власюка Олег считал своей неудачей.

Он уже давно собирался направить неуемную энергию Наталии на подозрения в адрес кого-нибудь совершенно безобидного. Одержимый Булгаковым Власюк, к тому же состоящий на психиатрическом учете, на эту роль подходил наилучшим образом.

Узнав, что Наталия вечером поедет в приют, Олег погрузился в работу. Съездил к собачьим вольерам, убедился, что место глухое. Потом из таксофона позвонил Власюку и сообщил, что вечером в приюте для собак будет человек, в кармане которого находится браслетка Михаила Булгакова…

Олега устроила бы любая модель поведения Власюка. Он мог пытаться поговорить с Наталией, он мог попытаться ее ограбить – любое его действие переводило его в разряд подозреваемых.

В конце концов, какая разница, кто сядет за убийство Тима – Дмитрий Писаренко или сумасшедший Сергей Власюк? Главное – запутать следствие и отвязаться от прыткой Наталии…

Но планы поменялись – вместо Наталии в приюте оказался ее муж, Леонид. Власюк чуть не проломил ему череп, потом испугался, стал убегать.

– Я упустил его, – сказал Олег судмедэксперту, стараясь, чтобы его голос звучал грустно.

Но на самом деле частный детектив прекрасно знал, где затаился Сергей Власюк, ему удалось доехать до домика-развалюшки возле Сергиева Посада.

«Самоубийство Власюка и его письмо, где он признается в совершении убийств, – решил Олег, прикидывая, где поблизости можно приобрести веревку и при этом не запомниться продавцу магазина. – И все концы в воду. Хотите преступника – вот вам преступник. Но он мертв, а с мертвого какой спрос».

Увидев Олега, Власюк весь задрожал от страха, закрыл лицо руками.

– Только не в больницу, не надо в больницу! – умоляюще шептал он. – Я больше такого не вынесу!

– Пишите под мою диктовку признательные показания! – Олег старался, чтобы его голос звучал уверенно – так ему самому было проще поверить в ту ахинею, которую он нес. – Тогда обещаю – никакой больницы не будет.

И Сергей Власюк принялся покорно водить ручкой по бумаге…

Потом, когда признательное письмо было написано, Олег легкими ударами, не оставляющими на теле следов, вырубил Власюка, соорудил петлю, пропустил веревку через батарею.

Когда петля сдавила шею, и стало не хватать воздуха, Власюк пришел в себя и сильно задергался.

Олег испугался, что веревка порвется, и схватил Власюка за бедра, удерживал их, пока конвульсии не прекратились.

«Идиот, что же я перстень не снял, – заругал себя Олег, бросив взгляд на свои руки. – Там же камень острый, может следы оставить. Что ж, буду надеяться – пронесет».

Позднее, оказавшись в этом домике с Наталией, Олег даже мысленно собой гордился. Ему казалось, что он очень убедительно сыграл роль профана, который первый раз видит повесившегося человека.

Впрочем, неприятности, связанные с Наталией, только начинались.

Неуемная баба! Она раскопала даже «Ивана Воскресенского»! И Олегу стоило больших актерских усилий делать вид, что он якобы нашел в базе данных этого человека. Странно еще, что эта сообразительная дамочка не догадалась о том, что «Иван Воскресенский» – это псевдоним; вообще-то, она для обывателя довольно неплохо знала биографию Булгакова.

Но это все еще цветочки.

Потом выяснилось, что у Наталии есть приятель-экстрасенс, помогающий ей в расследовании!

– Мне надо познакомиться с этим парнем! Его дар можно использовать в моей работе, – настаивал Олег, перепугавшись не на шутку.

И интуиция его не обманула. Экстрасенс Денис действительно видел очень многое. Он видел намного больше, чем говорил.

Тест со шрамом на пальце Денис завалил. Когда Олег поинтересовался, откуда он, экстрасенс сказал про ножик, и Олег сделал вид, что так оно и было. Но в тот момент оба они все почувствовали правильно. Денис сказал неправду – шрам остался от перстня.

И Олег сказал неправду, слишком поспешно согласился, выдавая себя с головой…

… – Нет, нет, Денис врет, – закричал Олег, просыпаясь. И в ту же секунду яростная боль вонзила когти в его внутренности и принялась их выворачивать наизнанку.

Он приподнялся на локте и заплакал.

– Капельницу, укол, что-нибудь! Пожалуйста, пожалуйста, мне очень больно…

Наталия лежала на постели, закрыв глаза. И мысленно концентрировалась на восстановлении своей печени, задетой ножом Олега. Картина, появляющаяся перед внутренним зрением, ей уже начинала нравиться. Разорванная ткань органа потихоньку восстанавливала свою структуру, и…

Она вдруг замерла, почувствовав приближение Дениса.

Все тело, всю ее душу вдруг словно накрыло волной теплой, светлой, исцеляющей любви.

Это были настолько сильные, неописуемые эмоции, что у Наталии выступили слезы.

– Не плачь, – Денис присел на краешек кровати. – Все уже закончилось, все самое страшное позади.

Она открыла глаза, улыбнулась.

Рука Дениса накрыла ее ладонь, и живительные струйки энергии побежали по телу Наталии, смешиваясь с ее кровью, становясь ею.

– Как ты эротично меня лечишь, – она бросила на парня лукавый взгляд. – Сейчас приставать начну.

– Приставай, я не против. Если бы ты знала, как я испугался!

– Не буду делать вид, что мне было не страшно…

…Сначала она вспомнила, что раньше на пальце Олега поблескивал массивный перстень.

Это произошло в тот самый момент, когда Денис и Олег разговаривали о возможностях экстрасенсов и Олег просил Дениса сказать, откуда у него шрам на пальце.

Наталия вспомнила, что раньше там находился перстень с большим овальным темным камнем. Потом в сознании промелькнула картинка с царапиной на внутренней части бедра Власюка. Такая царапина вполне могла быть сделана острым краем кольца.

«Олег? Нет, вздор, вздор!»

«Но ведь он же следил за Власюком. Он сказал тебе, что упустил его на трассе, но значит ли это, что Олег действительно его упустил?»

«У меня паранойя! Тогда получается, что Олег убил Власюка? Но зачем? И он же убил Тима и Инну? Бред! Но ведь именно так выстраивается цепочка. Стоит только допустить верность одного предположения – и иначе этот клубок размотать просто нельзя».

«А частный детектив сам говорит: если не знаешь мотива – это еще не значит, что его нет. Блин, а ведь я доверяла ему! Впрочем, это в моем стиле – доверяться всяческим проходимцам. Ну не живу я с ощущением, что все кругом враги…»

Закончив волевым усилием этот внутренний диалог, Наталия попыталась просканировать эмоциональное состояние Олега.

«Страх, напряжение, меня никто ни в чем не подозревает, что он на самом деле знает, он шарлатан или притворяется?» – стало проноситься в сознании Наталии.

Так ее подозрения в отношении Олега стали крепче.

Она почувствовала, что частный детектив очень напуган. Поэтому у нее и получается что-то считывать с его эмоционального состояния. Никогда прежде получить так много невербальной информации от Олега не выходило. То есть, по большому счету, вообще пробиться к его сознанию не получалось – находившийся в ровном, спокойном эмоциональном состоянии, частный детектив был плохим объектом для считывания эмоций.

Но страх Олега и его болезнь явно ослабили сильную энергетическую защиту.

«Избавься от него и позвони мне, – шепнул Денис Наталии, когда Олег вышел в туалет. – Не нравится мне этот парень. Не могу его понять. Следователя Семенова не бойся. В той картинке, которая мне пришла, он скорее пытается тебе помочь. А кто может причинить вред – я не рассмотрел, просто мелькнула в сознании фигура в капюшоне, с ножом… Позвони мне, надо поговорить подробнее. И будь очень осторожна…»

Наталии казалось, что она – сама осторожность и предусмотрительность. Она собиралась съездить к мужу в больницу, потом позвонить следователю и передать ему всю инфу для подстраховки. А затем объявиться в офисе Олега и припереть его к стенке. Но этим планам было не суждено сбыться. Внезапно живот вспорола обжигающая боль…

… – Ко мне в больницу приходил Семенов, – говорила Наталия, любуясь смуглым лицом Дениса. – Оказывается, Олег прослушивал мой мобильник. И когда я тебе позвонила и мы стали обсуждать наши подозрения – он решил меня убить. Наверное, он подумал, что твои видения доказательной базой быть не могут, к делу их не пришьешь. Он понимал, что я не успокоюсь, пойду до конца. И попытался меня остановить. В принципе, меня спасло чудо. Врачи говорили, что рана серьезная. А тогда еще, как назло, хлынул ливень, людей поблизости не оказалось. Если бы вовремя не появился Семенов и не вызвал бы «Скорую» – меня могли не спасти. Спасибо, что позвонил ему. А как ты узнал его телефон?

– Ты забыла у меня свою красивую записную книжку и шикарный «паркер». Я вдруг понял, что мне надо связаться с этим человеком. Это было как яркое озарение… Наверное, ты еще очень нужна в этом мире, если о тебе так заботятся.

Наталия притворно нахмурилась:

– А ты что, сомневался в моих многочисленных достоинствах?!

Потом она стала серьезной, вздохнула:

– Как это ужасно. Олег талантливый человек. И он совершил столько преступлений… Семенов много чего уже раскопал про него. Оказывается, Олег очень серьезно изучал творчество Булгакова, он много статей и научных работ про этого писателя подготовил. И ты был в одном шаге, ты мог легко его вычислить. Помнишь тот список с фамилиями и перечнем работ по творчеству Булгакова? Ты выбрал имя «Иван Воскресенский» – это ведь был псевдоним Олега. Оказывается, так звали второго мужа матери Булгакова. И вот почему ты не видел лица, помнишь? Фамилию указал, а лица не видел…

Денис вздохнул:

– На самом деле, мне казалось, что речь идет о мире мертвых. Я чувствовал очень давно умершего человека. Но я решил, что у меня глюки; и что даже если вдруг кого-то из этого списка нет в живых – то это же не человек, умерший сто лет назад… Мне надо больше доверять себе, больше прислушиваться к своим ощущениям.

Наталия приподнялась на локте, отбросила с лица волосы и запальчиво воскликнула:

– И все равно я не понимаю, как мог такой неглупый человек, как Олег, устроить кровавое месиво из-за вещи Булгакова. Ну ладно, нравятся тебе романы писателя. Ну и читай их до посинения! Убивать-то зачем?

Денис пожал плечами:

– У меня в голове что-то крутится непонятное… Не могу четко сформулировать… Прошлые жизни, кармические связи… Возможно, все эти люди были связаны в прошлом. Возможно, Тим, Инна и Власюк когда-то давно причинили зло Олегу, и теперь он с ними рассчитался. На уровне сознания он думал, что ему нужна браслетка Булгакова, а истинных мотивов не понимал. Нам блокируют память о прошлых воплощениях. Так мы становимся свободнее, избавляемся от старых страхов, получаем новый опыт… Слушай, а мне пришла в голову идея! Может, мы с тобой откроем что-то вроде детективного агентства? Мы будем помогать людям, усилим и лучше изучим наши возможности? Если нам что-то дается – мы должны это использовать в интересах людей. Закапывать талант в землю – большой грех.

– Ой, нет, – Наталия замотала головой, – солнце, это невозможно. Во-первых, довольно с меня эзотерики, я и так с трудом живу обычной жизнью. Не надо мне усиления моих способностей. По крайней мере, сейчас я настолько вымотана и так плохо себя чувствую, что хочу только одного – восстановиться. А во-вторых, какая к едрене фене работа? Нам же нельзя находиться на одном пространстве. Я постоянно хочу с тобой целоваться. А это не дело!

– Не дело, конечно. Но наши желания совпадают, – прошептал Денис, наклоняясь над Наталией и находя ее губы…