Глава 39
Еве было стыдно, как никогда.
Она быстро вымылась, но никаким – даже самым тщательным – мытьем не смоешь следы прошлой ночи: как следствие ее распутства, у нее пульсировало между ног, а воспоминания о Джейми волновали и обжигали: о его самоуверенной чувственной атаке на ее тело, руках, крепких ногах, губах в самых интимных местах…
Хуже всего, что он избегал ее, вернувшись к весьма холодной, неприветливой, рациональной манере поведения и сделавшись куда бесчувственнее, чем меч у него на боку. Не было ни совершенно естественных легких полуулыбок, от которых у нее замирало сердце, ни сухих возражений, которые вызывали у нее желание продолжать разговор, потому что он явно хотел ее слушать. И никто не давал ей понять, что вообще ее видит.
И это было самое позорное, как она считала.
Они снова быстро скакали под ясным весенним небом, останавливаясь только чтобы дать отдых лошадям.
– Я знаю, что ты не испугался шестерых мужчин, которые похитили святого отца, – сказал Джейми Роджеру, ехавшему рядом с ним.
В седле Джейми держался обманчиво свободно и небрежно: в одной руке лежали поводья, другая, в перчатке, покоилась на бедре; высокие сапоги и плащ не скрывали его мускулистого тела, как и кольчуга из металлических звеньев.
– Да, сэр, – просиял Гог, и губы Джейми тронула легкая улыбка.
– А ты не думал, что тебя могут убить?
– Нет, сэр!
Ева засопела, и Джейми бросил на нее быстрый взгляд.
– Если бы ты вдруг пострадал, что делала бы твоя опекунша?
– Ева? – Роджер поначалу смутился, а потом рассмеялся. – Преследовала бы их до тех пор, пока они не оказались бы на виселице, которую сама бы и сколотила.
Рай рассмеялся вслед за Роджером, вызвав и у Джейми улыбку.
– Вы все находите это таким забавным? Твое рыцарство, Роджер, простая бравада, – недовольно произнесла Ева, выразительно приподняв брови.
– Я не изображал из себя рыцаря, – смутился мальчик, обернувшись к ней.
– Ну разумеется.
– Ты уверен, что именно те шестеро схватили отца Питера? – обратился к Роджеру Джейми, оставив ее слова без внимания.
– Совершенно уверен. Я знаю, потому что один из них сказал: «О боже милостивый, это же всего лишь ребенок. Неужели мы вдвоем не отделаемся от него?» Что потом они и сделали.
– Такая глупость заслуживает вовсе не маленькой выволочки, а хорошей взбучки, – покачала головой Ева.
– Не глупость, а храбрость, – тихо поправил ее Джейми, и Роджер, казалось, выпрямился в седле, хотя открыто ей и не возразил.
– Да, конечно, я понимаю, это очень важно для вас, мужчин. Вы считаете безрассудство храбростью, а глупость – доблестью.
– Это лучше, чем трусость, – возразил Роджер, даже не пытаясь скрыть улыбку. – Ева, ты, наверное, совсем сошла с ума, если недовольна. Что мы с самого начала делаем в Англии?
Она откинула назад несколько выбившихся прядей, которые щекотали ей лицо.
– Спасаем отца Питера, чтобы его не схватили злые люди вроде Джейми.
Джейми никак не отреагировал на ее оскорбительное высказывание.
– Именно так, – согласился Роджер. – Мы в Англии сражаемся с опасными людьми, чтобы спасти отца Питера. Мы разыскиваем его. Ты разыскиваешь его. Как ты назовешь это?
– Дурость? – предложила она, чтобы доставить ему удовольствие.
– И храбрость, – улыбнулся он. – Правда, Ева, если я научился этому, то научился у тебя.
– Ты глупый, если говоришь так, – фыркнула она.
– А ты храбрая.
– Значит, мы оба глупые.
– Это лучше, чем быть трусами, – с улыбкой заявил Гог.
Ева смотрела на такой родной профиль, понимая, что мальчик становится мужчиной и отдаляется от нее, как корабль от пристани. Это было заметно по всему: по его поступкам, по тому, насколько невежливо отверг он ее разумные доводы, а еще при ярком солнечном свете у него на лице она заметила светлый пушок – неужели щетина?
Но больше всего ее потрясло, что этим процессом превращения в мужчину руководит Джейми…
Негодование переполняло ее, поэтому, обратив на Джейми полный неприязни взгляд, она язвительно заявила – скорее даже прошипела:
– Вам, разумеется, очень многое известно об этом, но тем не менее незаметно, чтобы наскучило.
– Вы о чем? – слегка повернул к ней голову Джейми.
– О глупостях.
Выпрямившись в седле, он остановил лошадь.
– Рай, поезжайте с Роджером вперед, нам нужно поговорить.
Правильно оценив ситуацию, они с радостью выполнили распоряжение и подстегнули лошадей.
– Итак, Ева, вы говорили… – повернулся к ней Джейми, когда спутники отъехали достаточно, чтобы не слышать их.
Деланая любезность его тона разозлила ее сильнее, чем восхищение Гога этим мужчиной, чем осознание, что она сама покорилась ему…
Ее глаза полыхали гневом, лицо пылало.
– Вы же не станете утверждать, что сами подчас совершаете глупости?
– Дайте секунду подумать. О да. Величайшей глупостью было не связать вас по рукам и ногам и не привязать к дереву, когда мы впервые встретились с вами.
– А мне следовало при первой же возможности заколоть вас кинжалом, – кивнув, холодно объявила она.
– Да, Ева, – его взгляд сделался жестким, – вы, несомненно, сделали бы это, если бы могли.
– Вам, кто собирается похитить священника, вам, кто заодно с дьяволом, вам следует опасаться! – огрызнулась она, будучи настолько не в себе, что того и гляди зарычит, – но от бессилия. Осознав это, Ева упала духом, не в силах заставить его постоянно быть настороже так же, как она. – Потому что, если вдруг окажусь с вами на расстоянии меньше ярда и у меня под рукой окажется кинжал…
– Хорошенько подумайте, прежде чем сказать, Ева, – предостерег он ее убийственно тихим голосом. – Потому что, если мне не понравятся ваши слова, вы очень пожалеете.
– Вы мне постоянно угрожаете, – бросила она.
– И вчера вечером вы убедились, что это не пустые угрозы.
Вот оно, объявлено в открытую, словно мертвая птица упала на дорогу между ними. Ева буквально зашаталась, лишившись дара речи.
– И так будет всегда, если вы дадите повод, – жестко заявил Джейми, пронзив ее безжалостным взглядом.
О милостивый боже, да ее убить мало за то, как похотливо отреагировало ее тело всего лишь на намек, что он может снова коснуться ее.
– Вы с самого начала дали мне верную оценку: я не добрый. Продолжайте так считать и не пытайтесь меня снова соблазнить.
– Я соблазняла вас? – Ева едва не задохнулась от возмущения.
– Да. – Развернув лошадь грациозным пируэтом, он спокойным взглядом окинул ее тело, и не просто спокойным, а хуже того – бесстрастным, безразличным, равнодушным. – Потому что я попользуюсь вами и выброшу. Клянусь. Я именно такой.