Глава 5
– Дживс! – выговорил я, когда ко мне вернулся дар речи. – Это конец, пропади все пропадом.
– В самом деле, сэр, складывается впечатление, что все дела свои погибель самым страшным увенчала.
– Да пусть бы венчала, что хотела, только бы на меня свои венцы не нахлобучивала!
– Ситуация досадная, сэр, хотя и небезнадежная.
Тут я заметил некий блеск в глазах Дживса. За последние сорок восемь часов у меня уже не впервые закрадывались подозрения на его счет. Уж не заразился ли он общим стремлением отлынивать; и не почитывает ли вместо Спинозы Карла Маркса? Но я, как уже случалось раньше, его недооценил.
– Установленный факт, сэр: за парадным обедом или ужином сидящие за столом практически не замечают тех, кто им прислуживает.
– Если только те сами не сваляют дурака.
– Именно так, сэр. Если же все идет гладко, хозяева и гости, увлеченные беседой, не смотрят, кто подает им еду.
– Неблагодарно как-то получается, а?
– Так устроен мир, сэр, и не нам судить. Позвольте спросить, например, кто прислуживал вам, когда вы в прошлый раз гостили в Бринкли-корте?
– Сеппингс?
– Нет, сэр. Мистер Сеппингс был нездоров. Его заменил молодой человек из деревни, мистер Истон.
– А я и не заметил.
– Именно так, сэр.
Я задумался.
– И все-таки задачка такая, что кровь стынет в жилах.
– Понимаю ваши опасения, сэр. Но подумайте вот о чем: до сих пор вас никто не разоблачил. Можно для верности немного изменить вашу внешность.
– Накладная борода?
– Нет, сэр. Лакей, который захворал…
– Горгулья Хоуд?
– Мистер Хоуд тоже носит бакенбарды.
– Хотите сказать, бакенбарды по природе своей гармонируют со штопором и перекинутой через руку салфеткой?
– Их чаще носит обслуживающий персонал, сэр.
Впору было обидеться, но случай был неподходящий. Я решил не лезть в бутылку, хотя этот сосуд явно маячил где-то поблизости.
– Что еще?
– Расчесать волосы на прямой пробор… Просто удивительно, как подобная мелочь меняет лицо.
– Еще какие-нибудь детали? Черная повязка на глазу? Килт и меховая сумка?
– К чему такие крайности, сэр? Я полагаю, мои очки для чтения с успехом и без лишней театральности завершат перемену облика.
Я подошел к окну и, следуя общей моде, уставился на пасущихся оленей.
Вот о чем я думал. Участников сегодняшнего ужина можно разделить на три группы. Те, кто никогда в жизни меня не видел: трое Венаблзов и семейка Хаквудов. Те, кого можно не бояться, поскольку они сами участвуют в заговоре: лорд Этрингем и Джорджиана. И самая ненадежная троица: Вуди, Амелия, леди Джудит Паксли.
Эпизод с Ю. Цезарем на крыше в Шропшире приключился несколько лет назад, а сейчас я тот человек, кого леди Джудит никак не ожидает увидеть раздающим зеленый горошек ее соседям по столу. Если и соизволит бросить на меня беглый взгляд, едва ли узнает за маскировкой. Опаснее всего – Вуди и Амелия. Вуди, может, вообще только и мечтает расквасить мне нос, а что касается Амелии… Кому ведомо, что она думает и чувствует?
Я высказал эти мысли Дживсу, и у него не нашлось возражений.
– Позвольте предложить разделение труда, сэр? Если вы разыщете мистера Бичинга и объясните ему свое сегодняшнее поведение, я перед ужином отведу в сторонку мисс Хаквуд и постараюсь внушить ей, что в ее же интересах поддержать ваше инкогнито.
– А другие слуги не удивятся, что я вдруг переменил прическу и нацепил очки?
– Едва ли, сэр. Они с вами лишь недавно знакомы. В крайнем случае сочтут за небольшое чудачество.
– Отлично, Дживс! Давайте сюда очки. Нельзя терять ни минуты! Где искать Вуди?
– Полагаю, сэр, он у себя в комнате. Хозяева дома не приветствуют его появления в обществе.
Вуди переселили из угловой комнаты в скромный закуток на втором этаже. Следуя указаниям Дживса, я нашел его без труда, но постучать решился не сразу.
– Войдите, – произнес голос, который я бы назвал не иначе как унылым.
Вуди сидел в кресле с сигарой в зубах, задрав ноги на подоконник и устремив застывший взгляд на выложенную камнем дорожку внизу, словно старался разглядеть что-то за тисовой изгородью.
– Садись, – произнес он все с теми же заунывными интонациями.
Сесть можно было только на кровать. Мне пришло в голову, что я вполне мог бы провести сравнительное исследование качества здешних матрасов. Этот подавался подо мной довольно пружинисто, хотя не сравнить с образцовой мягкостью матраса в комнате лорда Этрингема.
– А я все думал, когда ты наберешься храбрости, – заметил Вуди, по-прежнему не глядя на меня.
– Амелия не упоминала, что у нас с ней вышло… гм… небольшое недоразумение?
– Нет.
– Ох…
Вуди несколько раздраженным жестом затушил сигарету в пепельнице.
– Амелия сказала, что на нее набросился какой-то маньяк, стал гладить по руке, а потом еще имел наглость ее поцеловать. По-моему, это нельзя назвать недоразумением, а по-твоему?
– Наверное, нет… то есть да!
– Ты заговариваешься.
– Слушай, Вуди, мы же с тобой из-за этого не поссоримся, правда? Пойми, я тебе хотел помочь!
– Мне помочь? Последние серые клеточки растерял? Пора наконец звонить в лечебницу?
Подобные речи я считал совершенно неуместными в устах юриста, к тому же и телефон не работал, но я не стал цепляться к словам.
– Вуди, посмотри на меня, пожалуйста! Я все объясню.
Вуди наконец снял ноги с подоконника и развернулся ко мне. Я чуть не попросил его снова отвернуться, а то выражение его лица не способствовало поднятию вустерского духа. В прошлый раз я видел его таким на ринге в гостинице «Савой».
Мысленно досчитав до десяти, я пустился в объяснения. Лицо моего друга отразило по очереди любопытство, недоверие, злость, а потом нечто не вполне определимое.
Когда я закончил, наступила пауза.
Наконец Вуди сказал:
– Берти, усвой, пожалуйста, одну вещь раз и навсегда: не смей даже близко подходить к Амелии. Не трогать, не лапать, не лезть с поцелуями, не пускать на нее слюни и так далее. Это понятно?
– Уж куда понятнее, дружище. Солнечный свет по сравнению – тусклее мглы туманной…
– Я еще не все сказал. Амелия – умная, образованная девушка…
– Само собой! Мозговитая как я не знаю что.
– Помолчи, Вустер. Когда я захочу узнать твои соображения, я тебе скажу.
Вуди стоял в паре шагов от меня, и я вдруг ощутил дрожь в коленках, как у того злосчастного субъекта из Кембриджа.
– Ладно-ладно! Ты говори, Вуди, я слушаю.
– Кроме того что умница и красавица, она еще и крайне наивна. Росла в тепличной обстановке, реальной жизни не знает. Я вижу в ней потрясающие задатки, но они пока не развились. Их нужно воспитывать долгими годами. Она, видишь ли, бабочками увлекается… У нее самая обширная коллекция во всей Англии. Чего она не знает о бабочках, того и знать не стоит. Я намерен жениться на Амелии, и не желаю, чтобы какой-нибудь урод все испортил! Мы поженимся, даже если старый Хаквуд не даст своего благословения. В крайнем случае убежим и обвенчаемся тайно. Ради старой дружбы я поверю в твою дурацкую историю. Никто, кроме тебя, не мог бы всерьез устроить такую глупость – обижайся, не обижайся, дело твое. Я по характеру не ревнив и не собираюсь становиться ревнивцем, так что не будем больше об этом вспоминать. Но предупреждаю, Берти: я буду следить за тобой, как ястреб. Что молчишь?
– Мне уже можно говорить?
– Можно. Ты хотя бы приблизительно понял, о чем я тут распинался?
– Ага, понял. Ты любишь Амелию и намерен сделать ее миссис Бичинг, хоть бы все тут что.
– Аллилуйя! До него дошло. Вот и держись за эту мысль, Берти. Крепко держись, не выпускай. И не старайся вообразить чувства, что за ней стоят. Понять их ты все равно не сможешь.
– Откуда тебе знать, Вуди. Может, и смогу.
Последовала неловкая пауза. И снова в лице Вуди промелькнуло то же загадочное выражение.
– А может, и нет, – прибавил я и поскорее ретировался.
Было уже около семи. Я спустился на один этаж, юркнул за дверь, обитую зеленым сукном, и по черной лестнице поднялся к себе. Свою долю согласно разделению труда я выполнил, и хотя Вуди мог бы вести себя поучтивее, в чем-то он все-таки был прав. Если человек с ума сходит из-за девушки, вряд ли ему будет приятно, если кто-то другой станет к ней приставать. Тут, пожалуй, разозлишься. Не знаю, что он нашел в этой Амелии, но страсть его была неподдельна. По крайней мере обошлось без хука с левой… или с правой. Оставалось надеяться, что Дживс плодотворно поговорит с Амелией.
Окунувшись в бодряще-холодные воды ванной, я переоделся и расчесал волосы на прямой пробор. Когда глянул в зеркало, показался сам себе похожим на Дана Лено перед выходом на сцену Лондонского мюзик-холла, но решил, что Дживсу виднее. Затем я умостил на носу очки Дживса и зацепил дужки за уши, раздумывая о том, что мне в сущности оказана честь: ведь сколько Платона и прочей компании прошло через эти стекла! Затем я спустился вниз, хватаясь за стены, а то из-за очков мне все время чудилось, будто ступеньки качаются, как сходни океанского парохода.
В кухне миссис Педжетт устроила мне короткий инструктаж. К несчастью, на первое предполагался суп. Промежуток между переменами блюд – не меньше пяти минут и не больше десяти. Бикнелл будет разливать вино, но если увидит, что я не справляюсь, придет мне на помощь.
– Да что это я разболталась? – воскликнула вдруг миссис П. – Как будто вы все это раньше сто раз не делали!
– Вообще-то не приходилось…
Даже если доживу до мафусаиловых лет, я не забуду, как вступил в тот день в столовую Мелбери-холла. Кажется, я уже говорил, что Хаквуды, в сущности, использовали всего несколько комнат в доме: гостиную, библиотеку, длинную комнату с бильярдом и вот эту столовую, да еще оранжерею. Но что это были за комнаты!
За обеденным столом поместились бы человек тридцать, а если сдвинуть его к стене, вполне можно поставить рядом еще один такой же. Неудивительно, что частная школа на все это зарилась.
Я вошел через дверку в углу, держа в руках поднос, уставленный плошками с холодным огуречным супом. Поднос я поставил на столик у стены, как учили, затем обернулся, и передо мной предстала кошмарная картина.
Джентльмены и дамы как раз рассаживались. Место во главе стола занял сэр Генри Хаквуд – зловредный старый пузан с лисьей физиономией и поблескивающими глазками. Финансовые трудности и скверный характер придали его лицу нездоровый румянец – хотя, возможно, свою роль сыграло и пристрастие к шотландскому виски. По правую руку от него расположилась персидская кошка в человеческом облике – по описанию Вуди я узнал в ней миссис Венаблз.
Джорджиана была в простом атласном платьице и несколько рассеянна. Амелия вышла к столу в синем, а глаза красные. Между девушками элегантно уселся лорд Этрингем в клубных трутневых запонках и аккуратно повязанном галстуке. Вуди, сосланный куда-то за солонку, пребывал в глубокой мрачности. Промежутки заполняли отец и сын Венаблзы, причем первый из них, не переводя дыхания, рассказывал бесконечную историю о своем визите к махарадже Джодпура.
Но главный ужас помещался ближе к середине стола, где напротив друг друга восседали леди Хаквуд и ее школьная приятельница, леди Джудит Паксли. Леди Джудит украшали ряды блестящих черных бус и немигающий взгляд, как у змеи, завидевшей добычу. Леди Х. по сравнению казалась чуть воздушнее, но ее недовольный голос источал чистейший лед. Вместе они выглядели примерно такими же гостеприимными, как Гонерилья и Регана, которым только что сообщили, что папаша Лир явился погостить на месяц, и со всей свитой.
Трясущимися руками я начал подавать суп.
– Чертовски досадный случай! – начал между тем рассказывать сэр Генри всем собравшимся. – Наши лучшие игроки, Шилдс и Кальдекотт, не смогут участвовать в субботнем матче. Уезжают в Кент играть с другой командой. Где за оставшееся время найти двух бэтсменов такого класса?
– Ну что ты, Генри, это же всего лишь игра, – сказала леди Х. – Какая разница, кого брать в команду?
– Разница немалая, моя дорогая! Остальные участники – все или наши гости, или слуги. Нужна хотя бы парочка хороших игроков! Что скажете, Бичинг?
Вуди оторвал взгляд от тарелки.
– Я подумаю, сэр Генри, кого бы можно позвать. Сегодня четверг, так что…
– Молодой человек, я знаю, какой сегодня день недели! Вы же, кажется, спортсменом считаетесь?
– Работа в суде не оставляет мне много времени на спорт, но я попробую пригласить старых приятелей из оксфордской сборной…
– Вот болван! Нам тут не ученые умы нужны, а бэтсмены!
– Мы в том году победили команду Суррея, а матч с Йоркширом свели вничью…
От сэра Генри до отдаленных окраин, куда сослали Вуди, расстояние было довольно солидное, но гневный взор преодолел его играючи, заставив умолкнуть друга моей юности.
– Сэр Генри, могу ли предложить небольшой совет? – спросил Дживс.
– А, Этрингем! Я знал, что могу на вас рассчитывать.
– Мой камердинер, Уилберфорс, страстный крикетист и не раз рассказывал мне о своих спортивных победах. В ранней юности он даже, кажется, пробовался в команду графства.
Я почти донес до безопасного места четыре оставшиеся суповые миски, но тут они все разом заплясали на подносе, звеня ложками, как кастаньетами. Я не глядя плюхнул поднос на столик и хотел было подать голос, но Дживс уже продолжал:
– Наверняка он сумеет найти пару игроков. У него много знакомых в низших слоях спортивного мира.
– Я смотрю, он у вас молодец! – обрадовался сэр Генри. – Скажите ему, пусть попробует. Я даю ему карт-бланш!
Вам в этом диалоге ничего не показалось странным? А вот меня поразило, что к самому Уилберфорсу никто и не подумал обратиться. Словно меня нет в комнате.
Вновь на горизонте замаячила пресловутая бутылка, и я совсем уже собрался в нее полезть, однако вспомнил, как Дживс рассказывал об Истоне, временном дворецком тети Далии, прикусил язык и тихо потащил поднос на кухню.
Когда я вернулся, неся рыбу, Сидни Венаблз орал через весь стол, обращаясь к леди Хаквуд:
– Афганцы – замечательный народ, мы с ними всегда ладили! А вот бенгальцы – скользкие ребята.
– Вы долго жили в Калькутте? – спросила леди Джудит. – Мой покойный муж однажды ездил туда с лекциями.
– Нет, ну что вы! Ужасное место. Зараза кругом и канализация отвратительная. Климат чудовищный.
– Вы хоть раз там были? – напирала леди Джудит.
– Собирался однажды, но тут в нашем районе сипаи устроили бучу. Местное руководство совершенно растерялось. Догадываетесь, кому пришлось разгребать? «Зовите Венаблза!» – вот так всегда, как только надо выполнить грязную работу. Верно, дорогая?
– Сидни всегда был ужасно занят, – промурлыкала персидская кошка.
Леди Джудит не так-то просто было отвлечь.
– Мне просто любопытно, мистер Венаблз, как вы могли составить мнение о бенгальцах, ни разу не побывав в Бенгалии?
Если бы вы были шумерской табличкой, под инквизиторским взором леди Джудит мигом выдали бы все свои секреты, клинопись там или не клинопись.
А старине Венаблзу хоть бы что.
– Ну как же, это все знают! Киплинг этих проходимцев тоже терпеть не мог. Вот пенджабцы – другое дело.
– Нам очень нравились пенджабцы, – сообщила миссис Венаблз сэру Генри Хаквуду.
– Что?
Все время, пока говорили об Индии, сэр Генри неотрывно смотрел в окно – наверное, раздумывал, не поздно ли еще отправить в Лондон машину за Пэтси Гендреном, чтобы он открыл матч в субботу.
– Я говорю, нам с Синди нравились пенджабцы.
– Да что вы, подумать только! – Сэр Генри окинул ее беглым взглядом, словно припоминая, кто это может быть. – Ну чертовски удачно для вас.
– А потом, само собой, – продолжал вещать старина Венаблз, – какой-то болван в Дели поднял вопрос о независимости…
– И что вы скажете по этому поводу? – устало спросила леди Джудит.
– Да что ж, – ответил Венаблз, вытирая губы салфеткой. – Тут самое интересное – как я тогда по этому поводу высказался!
Когда я в очередной раз явился в кухню, миссис Педжетт с помощью дородной деревенской жительницы раскладывала по тарелкам мясо. Близился кульминационный момент ужина, и потому миссис П. дала команду «Свистать всех наверх!». Телячьим котлеткам далеко было до легендарных творений Анатоля, повара тети Далии, но в целом они выглядели вполне съедобно. Пока еда переправлялась из кастрюль и скороводок на тарелки, я отправился приносить пользу в столовой.
Наливая стакан воды Руперту Венаблзу, я нечаянно встретился взглядом с Джорджианой, сидевшей напротив. Такого выражения в ее глазах я еще не видел. Заметнее всего был упрек, хотя и остатки дружеского чувства угадывались тоже. Но было что-то еще в этих бездонных карих озерах… Не знаю, как и назвать. Меланхолия? Не совсем подходящее слово, однако угас тот живой огонь, с каким она говорила: «Послушай, Берти, может, возьмем на двоих еще одну порцию лангустинов?»
Видеть это было тяжело. Поспешно вытерев салфеткой расплесканную воду, я двинулся дальше вдоль стола.
Леди Джудит успешно перевела разговор с темы Индии на женский вопрос и, кажется, изготовилась к кровопролитию.
– Мой дорогой Генри! – говорила она. – Невозможно вообразить, чтобы женщины отказались от борьбы за равные с мужчинами права!
– Генри может вообразить все что угодно, – вмешалась леди Х. – Когда он в настроении, может вообразить горшок с золотом, зарытый под ракитовым кустом на Снукс-Фарм-Лейн! А вот попросите его вообразить, что он продает парочку скаковых лошадей – тут его фантазия отказывает.
– Большая ошибка, что женщинам вообще разрешили голосовать! – сказал сэр Генри. – Что дальше? Захотят создать правительство из одних женщин!
– Прекрасная мысль! – воскликнула леди Джудит. – Они бы правили куда лучше, чем те остолопы, которых обычно выбирают.
– Чушь и чепуха! – отрезал сэр Генри, не замечая предостерегающих взглядов жены. – Впрочем, эти злосчастные суфражистки своего добились.
– Только для женщин старше тридцати, – возразила леди Джудит.
– Действительно! – встрепенулась Амелия. – Кузену Тоби можно голосовать, а он младше меня. Ему двадцать два. Нелепость какая-то!
– Если, по-твоему, девчонки вроде вас с Джорджианой способны разумно участвовать в выборах, то я… – сэр Генри наконец встретился глазами с женой и вяло закончил: – то я съем свою голову.
Я просунулся с блюдом чего-то похожего на картофель дофинуа между Сидни Венаблзом и Джорджианой Мидоус, как вдруг раздалось знакомое тихое покашливание – человеку непривычному, наверное, и не услышать. Подняв глаза, я увидел, что Дживс многозначительно водит глазами справа налево – показывает, что я зашел не с той стороны.
А я-то понять не мог, почему старина Сидни, с виду явный любитель картошки, мое блюдо игнорирует. Он ее ждал со штирборта, а я причалил с бакборта. Я потянул тяжелое блюдо на себя для нового маневра, не сообразив, что правая сторона от Венаблза – левая от Джорджианы. Джорджиана как раз нацелилась на картошечку вилкой и ложкой. Она ткнула вилкой в блюдо, я потянул, и тут сработал эффект рычага. Три картофельных ломтика вместе со сливочным соусом шмякнулись на стол.
– Берти, прости! – вскрикнула Джорджиана. – Ничего-ничего, это я виновата!
Она быстро подхватила упавшие кусочки и пристроила их на блюдечко возле своей тарелки.
Я тем временем бормотал: «Извините, мисс», – и потому не был вполне уверен, правильно ли расслышал. Со второй попытки я по всем правилам пришвартовался возле мистера Венаблза-старшего, и он нагреб себе картошки от души.
Не поднимая головы, я передвинулся к Амелии. Мысленно еще раз прокрутил предыдущие секунд тридцать. Никакого сомнения, Джорджиана действительно сказала: «Берти, прости».
Закончив с выгрузкой картошки, я вернулся на свой пост у двери, ощущая на себе сверлящие взгляды четырех глаз. Глаза эти, если считать слева направо, принадлежали леди Хаквуд и леди Джудит Паксли, и обеим явно не нравилось то, что попало в их поле зрения.
– Джорджиана, – проговорила леди Хаквуд, – если не ошибаюсь, ты сказала…
Но Джорджиана уже опомнилась.
– Леди Джудит, чтобы понять отношение дорогого дяди Генри к вопросу об избирательных правах для женщин, нужно помнить, что оно сформировалось под влиянием дерби в 1913 году.
Фокус удался.
– Прошу прощения? – сказала после короткой паузы леди Джудит таким тоном, словно нечаянно ступила в какую-то гадость. – Под влиянием скачек?
– Ну да! – радостно ответила Джорджиана. – Помните, тогда какая-то суфражистка бросилась под копыта лошади Его Величества…
– Анмер, – отрывисто сообщил сэр Генри. – Очень средненький жеребец. Только позорил королевские конюшни.
– Произошла суматоха, – продолжала Джорджиана. – Сейчас уже мало кто помнит, что из-за всего этого пришлось пересмотреть результаты заезда. Первым финишную линию пересек фаворит, Краганур. Он у самого финиша обошел другую лошадь по кличке Абуайер – аутсайдера, на которого принимали ставки сто к одному.
Джорджиана как-то говорила мне, что практически все детство провела в седле, но я и понятия не имел, что она такой знаток истории конного спорта.
– Это была катастрофа! – воскликнул сэр Генри.
– Дядя Генри, как и большинство зрителей, поставил все деньги на фаворита. И тут его дисквалифицировали, а победителем объявили Абуайера.
– Просто скандал! – отозвался сэр Генри.
– Дядя Генри считает, что из-за происшествия с суфражисткой Краганур сбился с темпа, тогда как Абуайер остался в стороне и ему ничего не помешало.
– Если бы не эта злосчастная женщина, Краганур опередил бы соперников самое меньшее на два корпуса! – рявкнул сэр Генри.
– Вот, леди Джудит, с тех пор дядя Генри противник женской эмансипации.
– Я мог выиграть тридцать пять гиней, – промолвил сэр Генри печально.
Вуди из последних сил сдерживал смех, а Руперт Венаблз сдерживаться не стал и визгливо расхохотался. Гонерилью и Регану удалось отвлечь, хотя я не был уверен, что опасность миновала.
Дживс, должно быть, чувствовал то же самое. Как только Джорджиана, вся раскрасневшись, умолкла, Дживс подхватил нить разговора.
– Прискорбное происшествие, – заметил он. – Я хорошо помню тот день.
– Вы, наверное, тоже поставили на фаворита, лорд Этрингем, – сочувственно отозвался сэр Генри. – Как и все мы.
– В самом деле, – сказал Дживс. – Впрочем, когда я делал ставки у Честного Сида Леви, то не мог не заметить, какой высокий процент дают на Абуайера. Мне подумалось, что имеет смысл поставить небольшую сумму и на него – так, на всякий случай.
– Вы потрясающий человек, лорд Этрингем! Когда леди удалятся, просмотрим с вами программу завтрашних скачек?
– С удовольствием. Хотя, разумеется, нет никаких гарантий, что…
– Не скромничайте, черт возьми! Ваши советы все в точку. Никогда в жизни такого не видел!
Я оставил их восхищаться друг другом. Правду сказать, несчастный Бертрам возвратился на камбуз в растрепанных чувствах.
– Ох, мистер Уилберфорс, вас там совсем загоняли! – сказала миссис Педжетт.
– Нисколько, нисколько. Я в прекрасной форме, хоть сейчас с места в карьер!
Эти лошадиные разговоры чертовски заразительны.
– Я вам тут хороший кусочек телятинки отложила, может, потом захотите перекусить, золотце.
Мы, сыны труда, ужинаем рано, примерно в шесть тридцать. Кусок сырного пирога до сих пор давил на вустерский желудок. Добавить к нему можно было разве что пару бокалов отменного красного вина – я видел, как Бикнелл с утра принес его из винного погреба.
– А как еда, понравилась? Хвалил кто-нибудь? – спросила горделивая кухарка.
– Никто ничего не сказал, – ответил я честно, однако потом устыдился и поправился: – Мистер Венаблз взял добавки.
– А мисс Джорджиана?
– У нее, кажется, не было аппетита.
– Бог ты мой! Это на нее не похоже.
– Я знаю.
Миссис Педжетт посмотрела на меня как-то странно – как жена шахтера, обнаружившая в куче угля хорька.
– То есть с виду она цветущая девушка, способная оценить вашу замечательную стряпню! – выкрутился я.
– Ладно уж… В общем, мы почти закончили, – вздохнула миссис П. – Только подать крыжовенный кисель со взбитыми сливками, и можно отдыхать. Я вам потом чайку заварю!
Она вручила мне поднос с десертом, и я, придержав локтем дверь, вернулся ко львиному рву, ну как есть Даниил перед судилищем.
Бикнелл взялся раздавать стеклянные емкости, а я плелся за ним с тяжеленной хрустальной вазой, полной крыжовенного киселя.
Надо отдать должное гостям сэра Генри – они не застревали подолгу на одной и той же теме. Как раз когда я приблизился с киселем к леди Хаквуд, Руперт Венаблз вежливо поинтересовался, где его будущая двоюродная теща, если можно так ее назвать, намерена провести конец лета.
Ответ был кратким и неприветливым:
– Денежные обстоятельства не позволяют нам путешествовать дальше Уэрхема.
– Как жаль! – воскликнул младший Венаблз, радуясь, что наконец-то и ему удалось завладеть общим вниманием. – На Средиземном море сентябрь – лучшее время. Бархатный сезон! Именно в это время, как известно читателям, я совершил путешествие на галере в Гибралтар.
– Это моя любимая книга Ру! – промурлыкала миссис Венаблз.
Мне показалось, что кто-то заскрежетал зубами. Должно быть, просто сэр Генри двинул стулом.
– Да, мне она тоже очень нравится, – сказала Джорджиана.
– В самом деле, дорогая? – откликнулся Венаблз.
– Да, а что?
– Мне казалось, ты предпочитаешь путешествовать по Средиземноморскому побережью в мае.
Венаблз-младший улыбнулся, как актер мюзик-холла, который только что произнес лучшую свою шутку. Публика реагировала вяло.
Тем не менее Венаблз гнул свое:
– Променад в Ницце… Набережная в Каннах… По-моему, весной ты находишь их особенно соблазнительными.
Я бы мог с ним поделиться старинным советом: что делать, если оказался в яме. А если еще леди Джудит Паксли при этом разглядывает вас в лорнет… Не придумано еще совета на этот случай, но почти наверняка тут рекомендуется не только прекратить копать, но еще и срочно сменить тему.
Однако Венаблз-младший, подобно своему отцу, не ведал стыда.
– Кстати, дорогая, – продолжал он безмятежно, если я правильно употребляю здесь это слово, – ты не рассказывала подробностей своего весеннего приключения.
Джорджиана сердито покраснела, но смолчала.
– Джиневра! – крикнула вдруг леди Джудит.
Я невольно оглянулся – уж не явилась ли еще одна карга, чтобы довести общее число до классической цифры три.
– О чем он говорит?
– О том, как Джорджиана провела неделю во Франции, – ответила леди Хаквуд, и я сообразил, что ее, как видно, зовут Джиневра. – Там ее преследовал какой-то сумасшедший по имени не то Глостер, не то Вустер…
– Боже правый! – ахнула леди Джудит. – Неужели Берти Вустер, племянник Агаты Уорплесдон? Я думала, Агата его давным-давно пристроила в лечебницу!
В этот миг случились сразу несколько разных событий. Наверное, не так уж важно, в каком именно порядке все происходило, но я люблю точные факты. Может, это и пустяк, но у нас, писателей, своя гордость.
Хрустальная ваза с крыжовенным киселем, куда леди Джудит как раз погрузила половник за добавкой, сильно дернулась, будто по собственной воле.
Джорджиана Мидоус швырнула салфетку на стол и выбежала из комнаты.
Руперт Венаблз проводил ее глазами, хмыкнул и обвел взором присутствующих.
Бикнелл в очередной раз подлил вина хозяину дома.
Были предприняты отчаянные усилия спасти вазу, но она была вся скользкая от киселя, а очки Дживса мешали мне нормально видеть. Наверное, зря я отнял одну руку, чтобы подхватить сосуд снизу – тут-то эта кошмарная штуковина и перевернулась. И уж совсем напрасно я попытался отскрести примерно пять порций киселя со взбитыми сливками с колен леди Джудит Паксли серебряной ложечкой.
