Глава 17
Из сундучка. Записные книжки Якова
(1911)

Пришел с вокзала. В доме гам, носятся дети, загорелые, красивые, всюду идет уборка. На кухне что-то шкворчит, пахнет. Полтора месяца дом был наш, Марусин и мой, и мы так привыкли быть вдвоем. Каждый миг такой полновесный, теперь это закончилось, сегодня дом вернулся к своему шумному, очень от меня далекому существованию. Нет, он вовсе мне не чужой. Но я видел репетицию нашего с Марусей будущего – и оно прекрасно. Раечка с Ивой сдвинули два кресла наподобие кроватки, Раечка положила туда свою любимую игрушечную собачку и куклу, а я вижу, как в этом кресле сидит Маруся с книжкой, от лампы идет зеленый свет, Маруся казалась бледной, это ей было к лицу. Моя жена.

Сегодня на вокзале она была так собрана, так красива, что я немного растерялся. Посмотрел на нее как будто со стороны – эта молодая девушка, в светлой просторной блузке, с чудесной шеей, все линии лица, фигуры плавные, гармонические, впалые немного щеки, длинные тени, глаза огромные, серые, строгие. Такая совершенная стройность, женственность, ни капли искусственности – моя жена.

Хорошо, что она уезжает. Мне надо все допережить, чтобы на новых местах все заново построилось, все планы моей жизни. Папа оплачивает мои занятия в институте, классы в консерватории, немецкие уроки я закончил, этот расход снят. В этом положении я не могу сказать ему, что у меня есть жена. Я вынужден буду продолжать принимать от него помощь, но Марусю я должен обеспечивать самым необходимым. Подам объявление в газету об уроках. Я могу готовить к поступлению в гимназию, математику, географию, историю, немецкий язык. Уроки по фортепиано – начинающим. Надо продумать само объявление, чтобы не выглядело как крик утопающего. Если я получу даже три урока, то смогу посылать в Москву по меньшей мере 20 р., а если пойдет хорошо дальше, то и все 40.

Поговорить с Юрой, Вержбицким и Филимоновым относительно уроков.

Надо признаться, что лето мое для самостоятельных занятий почти пропало. Не успел прочитать и половины того, что наметил.

Папа принес мне письмо от Генриха из Гейдельберга. Описывает свое летнее путешествие по Швейцарии и Италии. Оно все адресовано папе, а мне только несколько строчек, но очень важных. Он полностью поддерживает мои мысли, о которых я ему писал. Написал, что будет мне помогать! Он самый благородный из всех людей, которых я в жизни знаю!

Ужасное событие вчера произошло. Террорист Богров ранил в городском театре, в антракте оперы “Царь Салтан” Столыпина. Это Мордка Богров – анархист. Папа знаком со всей его фамилией, отец его присяжный поверенный, они живут на Бибиковском бульваре, я знаю дом их, однажды папа брал меня к ним с какими-то немецкими бумагами, для помощи с переводом! Я видел этого Мордку-Дмитрия не однажды. Ничтожество. Он кончал Первую Гимназию. Был в приятельских отошениях с моим кузеном Давидом. Трудно предвидеть, какие политические последствия могут быть, если Столыпин умрет. Скорее всего ждет новое ужесточение властей против всех частей общества. Реформа тотчас остановится, экономика может тоже реагировать на это событие остановкой развития. Не вижу ни одного хорошего поворота в дальнейшем.

Столыпин скончался от раны неделю назад. Сегодня сообщили, что казнили Богрова. Мне его не жаль, такое публичное убийство в опере мерзость, мерзость! Как можно убивать в присутствии музыки! Но чувство ужаса охватывает от того, что в двадцатом веке в просвещенной империи может совершаться смертная казнь через повешение, как в средние века. Вот что здесь самое ужасное! Несомненно.

Марусины письма действуют на меня может быть даже сильнее, чем ее присутствие. Каждый раз, когда приходит письмо, хочется бежать на вокзал и ехать в Москву. Закрываю глаза и просто физически ощущаю ее рядом со мной, вот тут, где она действительно была еще недавно. Засыпаю и сразу же просыпаюсь. И больше заснуть не могу. От тоски. Сегодня ночью перечитывал рассказы Чехова. Бедный, бедный! Какой у него, по всей видимости, был несчастный опыт общения с женщинами. И как это отразилось на сюжетах его рассказов. Я долго не мог уснуть, потому что в голове моей роились другие сюжеты – о смелости и решительности женщин, об их жертвенности – только Некрасов в русской литературе это описал, о женах декабристов. Но даже у Толстого нет положительного образа современной женщины, у него прелестные барышни, но нет настоящих деятелей-женщин. Как ни странно – Пушкин это лучше чувствовал! Времена, когда женского образования просто не существовало. Поповский минимум плюс домоводство. И на этом минимуме – характер, Татьяна Ларина! Чувство собственного достоинства! Вот то, о чем Пушкин говорит. На днях я прочитал “Бабы и Дамы” г. Амфитеатрова. Юра принес, новинка. Это жалкая литература. Легковесный фельетон, скетч, анекдот – ни одного разработанного характера. Всякая женщина, в этом сборнике описанная, – ничтожнейшее существо. Но где же то открытие, которое Пушкин сделал, – о чувстве собственного достоинства женщины! Если попробовать в этом разобраться, то один только Пушкин говорил о достоинстве человека: о мужском – Петр Андреевич Гринев, и о женском – Маша Миронова и Татьяна Ларина. Здесь – основа основ! А с художественной стороны писания Амфитеатрова – бойко весьма, но слог журнальный, необработанный. И опять-таки не могу не отметить – еврейский женский тип, Дина – контрабандистка, похожая на чеховскую Сусанну Моисеевну. Удивительное дело – мне на глаза все попадаются учащиеся еврейские девицы, как Маруся, Бети, Ася – кто учится педагогике, кто медицине. Верочка Гринберг библиотекарем работает. А господам Чехову и Амфитеатрову попадаются процентщицы. Старушка-процентщица Достоевского не вызывает такого яркого отвращения, как эти еврейские процентщицы. Может, потому что это старушка русская?

Женская тема все более становится важной, я думаю, это только начало ее развития, а через сто лет все поменяется, женщины будут другие. Врачи, даже сенаторы, министры – женщины. Начало пойдет именно от тех барышень, девочек, кто сегодня кинулся за образованием. Тургенев, тонкий изящный Тургенев создал цельный тип “тургеневской девушки”, а себе выбрал в спутницы, в любовницы великую женщину, певицу, лицо всемирно известное. То есть эмансипированную? Или я неправильно рассуждаю?

Я даже придумал два сюжета для рассказов, кажется, недурных. Один – про юную девицу, совсем еще девочку, которая влюбилась в старика, сошлась с ним тайно, родила от него детей, двух или трех – ото всех скрывая, кто отец ее детей. Ее все презирают, даже мать не понимает, откуда у нее дети берутся. Старик умирает, оставляет ей по завещанию небольшое состояние. Она покидает детей и уезжает учиться. Например, как наша Бети, в Швейцарию. Делается дантистом или гинекологом, возвращается домой к детям, работает, дает образование детям. А дети все это время, что она учится, остаются со старой матерью, все считают, что она их бросила. Надо расспросить Бети про ее учебу в Швейцарии, чтобы рассказ выглядел достоверным. Второй в духе Шолом Алейхема я придумал – отец-портной, очень знаменитый и дорогой, например, как Меерзон, постепенно слепнет, а его дочь начинает работать за него и никто не знает, что она его заменила. Отец умирает, а она становится… вот здесь надо немного еще подумать, как ее жизнь самостоятельно складывается, без помощи мужчин. И чтобы была она собой нехороша, не замужем, но жизнью удовлетворена.

Маруся права – без женского образования мировая культура много пострадает. Действительно, революционное время.

Совершенно вошел в новый режим. Приходится соблюдать строгую дисциплину. Встаю в 5 ½ час. Гигиена. С 6 до 7 ½ – научные чтения. Потом пью чай с булкой и иду в институт (3 версты) пешком, чтобы двигаться и мимо Марусиного дома пройти, конку не беру. В 8 ½ в институте. Занятия до 14. Потом либо урок (один урок достал по фортепиано, второй со следующей недели будет по математике), либо три раза в неделю классы в консерватории. Играю каждый день, но больше часа не получается. (Мое теоретическое образование не требует от меня хорошего исполнительского мастерства, но владение инструментом кажется мне совершенно необходимым!) Обедаю дома. После обеда переписываю с тетрадей Соловецкого или Кононенка лекции, которые пропустил в институте накануне, если пропустил существенное, чтоб не образовывалось дыр в статистике и полит. экономии. В семь часов ужин, немного играю с детьми. С 8 часов до полуночи мое время для чтения, когда не хожу в концерты. Не менее двух раз в неделю получается. Стараюсь укладываться в 12, но это не всегда получается. Какое счастье – дом спит, тишина, я улетаю с моим чтением в мир науки, искусства. Взял книги по движению. Читал про школу Изадоры Дункан, она восходит к античной традиции, это мне нравится. Но – что я Марусе не говорил – ее занятия педагогикой, особенно женским образованием, мне представляются более общественно-полезным, чем теперешнее увлечение Bewegung.

1. Новая пьеса Леонида Андреева.

2. “Путь к здоровью и силе”, Георг Гаккеншмидт. О физиологической деградации современных людей, при успехе медицины в борьбе с инфекциями и улучшением питания. Увеличение длительности жизни??? Вот где статистику необходимо применять!

3. Sigmund Freud, “Die Traumdeutung”. На русский язык не переведено! Это жаль, книга исключительно занимательная, но не убедительная. Гипотеза!

4. Sigmund Freud, “Eine Kindheitserinnerung des Leonardo da Vinci”, 1910.

5. Боэций – о музыке – надо искать источники. Есть ли по-русски? По-немецки? Кажется, самое старое из сочинений по теории музыки?

Набрал так много себе занятий и это одно только спасение. Письма от Маруси. Завел шкатулку, куда складываю письма и открытки. Прячу ее в книгах. Это самая тайная часть моей жизни. Не могу даже в мыслях допустить, что ее письмо попадет в чужие руки. Бедняжка, так занята, что не всегда может мне и письмо написать. Уговорились – через день писать. Заканчиваю я экзамены 15 января, 16-го – в поезд! Письма меня очень будоражат. Вот думаю – как это я всего четыре месяца тому назад жил без Маруси? Нет, это нечестно заданный вопрос – как мог я жить без женщины? Теперь это ужасное страдание, лишение и я понимаю теперь тех молодых мужчин, что ходили к проституткам. Это не за любовью, а одна физиология. Правда, физиология такая простая, что можно и без проституток обойтись, своими силами. Отвращение, я думаю, одинаковое.

Погода испортилась. Дожди. Мне больше не хочется ходить в институт пешком, я беру конку и это сберегает мне полчаса утреннего времени. Но эта утренняя прогулка давала какую-то бодрость, и мне ее жалко. Маруся пишет, что в Москве дожди уже целый месяц, да и холод, она мерзнет в комнате. Послал вчера, получив за два музыкальных урока, двадцать рублей. Ее так давно нет, что мне иногда кажется, что ее и вообще не было – все придумано, какая-то галлюцинация. Но лежит почтовая квитанция на столе, как доказательство, что в какой-то неизвестной мне комнате в Богословском переулке затопят печь, будет тепло.

То хвост увязнет, то голова. Две недели работал со статистикой – не хватает математических способов обрабатывать статистические материалы. Просмотрел несколько учебников по дифференциальному исчислению. Мне кажется, есть способы обработки данных более точные, чем приведенные в лекциях доцента Савенко. И марксизм, без которого никак сейчас не обойтись. Вот и Маруся неслучайно за него схватилась. Главное умственное течение – там много важных и трудно оспариваемых положений, но у меня какое-то эстетическое неприятие. Надо обдумать, в чем там дело. Возможно, даже не эстетическое, а этическое. Но это серьезный ученый, мыслей много, больше, чем слов. Увлекает! Тем временем я целую неделю пропустил в консерватории! Но без музыки я жить не могу! А без экономики очень даже могу! Хотя за последний год переменил свои взгляды отчасти. Раньше я в институт ходил, потому что не мог разочаровать папу, который думает, что я приму его дело и буду обеспечивать состояние семьи. Теперь я увидел, что занятия мои имеют смысл научный. Никакая история цивилизации не существует без экономики. Нельзя наблюдать за цивилизацией без этого важного фактора, там свои законы существуют, которые тоже вплетаются в закон мироустройства. Без этого ничего не получается. Вот я и читал всю неделю – от Адама Смита! И понял, что без глубокого знания истории Средних веков тоже ничего не связывается. И так все время – тянешь за ниточку, а оказывается, что все ко всему привязано. Но если о желании души – только музыки!