Дальнейшая эпоха в истории Черноморского флота, включая Севастопольскую оборону 1854–1855 годов, по справедливости называется Лазаревской.

На первых порах новому главному командиру Черноморского флота и портов пришлось нелегко. Чета Грейгов убралась в Петербург и начла там отчаянно интриговать против Лазарева. Ученик Лазарева И.А. Шестаков так писал впоследствии о начале командования вице-адмиралом флотом: «Он провел решимость до конца, не останавливаясь перед препятствиями, не колеблясь в мерах и стоически вынося оскорбления из Петербурга, на которые не скупились вначале предпринятой им реформы. Когда дело наладилось, когда убедились, что перемены не были безотчетным взметом новой метлы, а указывались насущной необходимостью, положение деятеля изменилось и ему протягивали дружескую руку помощи, но вначале тьма препятствий остановила бы человека иного закала».

По свидетельству современника, «Михаил Петрович… не говорил речей, не тщился издавать инструкции, даже не выгнал чиновников, что составляет атрибут новой метлы, а являясь повсюду, все видел и словесными приказаниями исправлял необходимое…»

Дорогу, как известно, одолевает только идущий. Что касается Лазарева, он упорно шел к своей цели, и постепенно реальные успехи Черноморского флота заставили примолкнуть недругов и завистников. Неутомимый работник, настойчивый в достижении цели, преданный морскому делу, Лазарев и в своих офицерах умел вызвать те же чувства и стремления. Сам в душе спортсмен, прекрасно управлявшийся под парусами, он обратил внимание на развитие в личном составе здорового духа соревнования в работе, учениях и в особенности управлении судами. Пользуясь каждым выходом флота в море на эволюции, Лазарев обыкновенно заканчивал их гонкой судов, невзирая на ранги. Эта система постоянных состязаний во многом способствовала развитию любви и гордости за свой корабль.

Черноморский флот в 30–40-е годы XIX века нес крейсерскую службу у берегов Кавказа, срывал контрабандные перевозки англичан и турок для горцев, перебрасывал свои войска, доставлял им различные грузы, поддерживал огнем корабельной артиллерии, высаживал морские десанты.

Постепенное занятие Кавказской береговой линии дало Черноморскому флоту богатый опыт в производстве совместных действий с армией. В экспедициях по занятию береговых пунктов Кавказа, руководимых лично командующим, проверялась боевая готовность флота, посадка войск на суда, организация высадки, результатом чего и явился план десантной операции Лазарева на Босфор в декабре 1852 года, уже после смерти адмирала принятый Николаем I за основу плана военных действий против Турции. Насколько подготовленным к десантным операциям был в то время Черноморский флот, наглядно показала перевозка 13-й пехотной дивизии осенью 1853 года. Доживи Лазарев до Крымской войны, он обязательно настоял бы на Босфорской операции. Авторитета бы и настойчивости у него хватило. Вне сомнений, что этим он смог бы изменить весь ход войны и спасти Севастополь и изменить весь ход Крымской войны.

В период командования Лазаревым Черноморский флот, как в технике судостроения, так и в организации службы шел впереди Балтийского, лишенного единой власти. Все штаты, положения, судовые расписания, всякое новое слово в подготовке и обучении флота шло из Севастополя.

Вступив в должность, Лазарев сразу же доложил министерству о необходимости срочно восполнить убыль в стареющих судах и в связи с этим ходатайствовал о развитии подрядной постройки или вольнонаемного труда при сооружении кораблей. В ответ Николай I потребовал строить за счет штатных ассигнований ежегодно по линкору и в 2 года по фрегату, а по дополнительным суммам — в течение 4-х лет еще по линкору. Судовой штат предлагалось установить Главному черноморскому управлению, исходя из числа флотских экипажей, что обеспечивало лучшее соотношение строительства судов и укомплектования их командами. К октябрю 1834 года составили три варианта штатного расписания, причем Лазарев склонялся к штатам 1832 г.ода только с заменою люгеров на малые бриги, уменьшением военных пароходов на один и перераспределением транспортов разной грузоподъемности. Достройку судов по дополнительным суммам Лазарев предполагал отдать на подряд. Новые штаты утвердили в мае 1835 года: три 120- и двенадцать 84-пушечных линкоров, четыре 60- и три 44-пушечных фрегата, 5 корветов, 7 больших и 3 малых брига, 6 шхун, 4 тендера, 3 бомбардирских судна, 2 яхты, 2 военных парохода, 6 больших, 6 средних и 3 малых транспорта.

Негативно настроенный к еврейскому судостроительному подряду, Лазарев вложил значительные средства в модернизацию и расширение устаревшей казенной адмиралтейской верфи. В июне 1834 года в Николаевском Адмиралтействе заложили военный пароход «Северная звезда», 2 шхуны, 4 тендера и яхту, спустили фрегат «Агатополь» и корвет «Ифигения». В Севастополе 24 апреля спустили корвет «Месемврия». В 1835 году на левобережном эллинге в Николаеве сошел на воду 84-пушечный линкор «Силистрия», заложен второй флагманский 120-пушечный линкор «Три Святителя», 84-пушечный «Султан Махмут», корвет «Орест» и транспорт «Березань», а в Севастополе — фрегат «Браилов». Черноморский флот начал свое возрождение.

Необходимо заметить, что после выселения по указу императора евреев из Севастополя и Николаева подрядчики кораблестроения в Николаеве Рафалович, Серебряный продолжали строить корабли, но были взяты под жесткий контроль. Держа его в узде, Лазарев лично два раза каждую неделю ездил в Спасское Адмиралтейство, контролируя строительство кораблей и судов. Про строительство кораблей Рафаловичем Лазарев писал, как всегда, откровенно: «Присмотр за этим (Рафаловичем. — В.Ш.) таков, что если бы он и вздумал сплутовать и употребить какую-нибудь штуку не совсем хорошего леса, то ему не удастся». Что и говорить, времена для друзей настали не те, и спустя некоторое время Рафалович, а за ним и другие стали уходить из судостроительного бизнеса, оставляя заказы казенным верфям.

Отныне корабли и суда закладывались и спускались на воду ежегодно. 120-пушечный линейный корабль «Двенадцать Апостолов» Лазарев строил для себя как флагманский корабль, лично следил за отделкой адмиральской каюты, соорудил в салоне мраморный камин, из Одессы привезли мебель красного дерева, из Турции — ковры. Командиром линкора стал один из лучших офицеров — капитан 2-го ранга В.А. Корнилов, будущий герой обороны Севастополя. Сам линкор являлся одним из сильнейших в мире.

К 1838 году Лазарев пересмотрел свои взгляды на Николаевские верфи как на вспомогательные, и в начале января 1837 года император утвердил лазаревский план модернизации Адмиралтейства в Николаеве. Началось и сооружение сухих доков в Севастополе. Вместе с доками строилось новое Севастопольское Адмиралтейство.

Отметим, что к началу 1834 года из двенадцати линейных кораблей Черноморского флота лишь 120-пушечная «Варшава» могла считаться современной, остальные или устарели, или пришли в негодность. По существу, Лазареву предстояло возрождать Черноморский флот после грейговского разорения.

По ходатайству Лазарева в мае 1835 года был утвержден новый численный состав кораблей, в число которых вошли три трехдечных 120-пушечных и двенадцать двухдечных 84-пушечных, прототипом для последних явился хорошо зарекомендовавший себя в плаваниях 84-пушечный линейный корабль «Силистрия». В том же 1835 году началась интенсивная постройка линейных кораблей в Николаевском, а также в так называемом Спасском Адмиралтействах. Каждый такой корабль с полным вооружением обходился казне недешево: трехдечный — свыше 2,5, двухдечный — более 1,8 млн. руб. Иностранные специалисты высоко оценивали качества кораблей Черноморского флота. Так, главный сарвайер английского флота Уильям Саймондус, побывав в 1841 году в Николаеве и Севастополе, писал английскому консулу в Одессе: «…Там пахнет морской нацией, и ежели правительство поддержит, то морская часть в Черном море в скором времени очень усилится…» Сам Лазарев отмечал, что Саймондус «…Судами нашими очень любовался и всем, что на них есть, както: красивой постройкой, покроем парусов, рангоутом, гребными судами, кузнечной работой и отделкой вообще…» Известен и такой факт: английский капитан Дринкуотер, осматривавший в 1835 году строившиеся в Николаеве корабли, получил у адмирала Лазарева разрешение взять чертежи «Трех Святителей».

За 18 лет, в течение которых Лазарев командовал Черноморским флотом, было построено 16 линейных кораблей и свыше 150 других судов, в том числе первые пароходо-фрегаты и корабли с железным корпусом, часть судов вооружена бомбическими орудиями. В Севастополе в возведенных мощных фортах он установил береговые батареи, доки и мастерские, учредил Адмиралтейство, построил казармы для флотских экипажей, Морскую библиотеку. Адмирал был избран почетным членом Русского географического общества, Морского ученого комитета и Казанского университета, а также членом Одесского общества истории и древностей.

Одни ценили его за флотоводческий талант, другие — за административный, третьи — за ученый..

Адмирал Шестаков в своих воспоминаниях так описывает «секрет» Лазарева: «…Помимо собственной его личности, вызывающей невольное уважение, состоял главнейше в оправданной опытом аксиоме: окружил человека порядочностью — и он станет порядочным человеком».

Некоторые историки утверждают, что Лазарев не любил и не понимал новоявленных пароходов, считая их лишь модной игрушкой, так и оставшись до конца своих дней истинным парусником. Ряд историков считают, что, займись Лазарев пароходами серьезно, то к началу Крымской войны Черноморский флот был бы куда более подготовлен к встрече паровой англо-французской армады. Но все это лишь предположения!

Апологеты адмирала Грейга настаивают на том, что именно с Грейга началась эпоха пароходства на Черном море. Конечно, определенная доля участия Грейга, впрочем, как и Лазарева, в строительстве пароходов имеется. Но говорить о Грейге как о главном «пароходостроителе» не приходится. Крупнейший специалист по начальному периоду пароходостроения в России Н.А. Залесскии в своей известной книге «Одесса» выходит в море» (1987) пишет: «М.С. Воронцов, как известно, первые пароходы для Черного моря заказывал в Николаеве, но, получив такие “шедевры” пароходостроения, как “Одесса”, “Наследник” и другие, стал заказывать пароходы в Англии, где, как правило, их строили быстрее, надежнее и лучше. Вопрос же развития отечественного пароходостроения не беспокоил ни Воронцова, ни царя, с ведома которого заказывались все пароходы. Между тем при большей требовательности к качеству заказываемых пароходов со стороны Воронцова как заказчика и при более добросовестном отношении к своим обязанностям адмирала С.К. Грейга, в ведении которого находилось кораблестроение в Николаеве, можно было бы при постройке отечественных пароходов добиться лучших результатов».

Что из этого следует? А то, что инициатором пароходостроения на Черном море был вовсе не адмирал Грейг, а граф Воронцов. Именно он попытался строить первые пароходы в Николаеве. Граф не был моряком, но почему-то значение пароходов понимал лучше адмирала Грейга. Последний, судя по всему, вообще не понимал сути происходящего, а потому никоим образом не стремился развивать судостроительную базу для насыщении флота пароходами. Более того, он и его окружение были не против поживиться за счет Воронцова. Именно поэтому, когда граф столкнулся там с «черноморской мафией», то плюнул на Грейга и начал заказывать пароходы в Англии. Что же касается Грейга, то Н.А. Залесский прямо обвиняет его в непонимании развития пароходов и недобросовестном отношении к своим прямым обязанностям как главного командира Черноморского флота и портов. О каком гениальном прозрении или хотя бы о новаторстве здесь вообще может идти речь?

Не интересно ли будет нам узнать, как оценивает Н.А. Залесский роль М.П. Лазарева в развитии пароходства на Черном море? Историк пишет: «Он (Лазарев. — В.Ш.) считал плавание на них (на пароходах. — В.Ш.) офицеров и матросов средством подготовки личного состава для паровых судов флота Так, в том же рапорте А.С. Меншикову Михаил Петрович, приведя в пример Францию, писал: «Коммуникация на Средиземном море не только не выручает издержек на поддержание ее делаемых, но ежегодно стоит французскому правительству 1 500 000 франков, при всем том нельзя отвергать пользы в существе этого сообщения, если обратить внимание, что оно дает средства офицерам, матросам, машинистам и прочим людям, составляющим экипаж парохода, приобретать необходимые в управлении сими судами познания, которые… дают перевес на сторону тех, кто успел ими воспользоваться. В начале июня 1841 г. по докладу согласованных между заинтересованными сторонами соображений об организации пароходных сообщений с Константинополем Николай I принял решение заказать в Англии четыре пароходофрегата в 250 сил “с тем, чтобы в военное время можно было их обратить на полезное употребление при флоте”. Заказ же этих пароходов царь поручил Воронцову при участии адмирала Лазарева».

Что ж, Н.А. Залесский весьма высоко оценил роль Лазарева в развитии пароходства, в отличие от «недобросовестного отношения к своим обязанностям» Грейга. И это притом, что традиционно, с легкой руки прогрейговских историков, Михаил Петрович считается чуть ли не мракобесом, совершенно не понимавшим значения пароходов и всячески препятствовавшим их развитию, в отличие от гениального провидца Грейга. Увы, перед нами не что иное, как еще одна искусственно созданная легенда, имеющая своей целью приписать чужие лавры тому, кто в реальной жизни был их совершенно не достоин. На истории приоритета в понимании и развитии пароходства на Черном море мы остановились исключительно для наглядности того, как легко можно оклеветать даже самых выдающихся государственных деятелей России, если это необходимо определенному могущественному клану.

10 октября 1843 года Лазарев за отличие был произведен в полные адмиралы. Он был награжден всеми существовавшими орденами Российской империи, в том числе и высшей степенью отличия — орденом Андрея Первозванного.

Уже будучи командующим флотом, Лазарев женился на Екатерине Фандерфлит — молоденькой дочери своего бывшего сослуживца, капитана 2-го ранга в отставке Тимофея Ефремовича Фандерфлита, и двоюродной сестре Владимира Корнилова. Несмотря на весьма значительную разницу в возрасте супругов, их брак оказался счастливым. У Лазаревых было два сына и три дочери. После смерти отца дочь Татьяна передала всю его личную библиотеку (более тысячи томов) в Севастопольскую морскую библиотеку.

Женившись поздно, в последние годы жизни, Лазарев находился под определенным влиянием своей супруги. Вот характерный пример. В одну из поездок в Севастополь Екатерина Тимофеевна, жена Лазарева, сопровождала мужа. С берега была положена сходня, по которой должны были пройти дамы на пароход. Адмирал вел под руку свою жену. Когда она вступила на доску, часовая цепочка оторвалась и часы, подарок Михаила Петровича жене, упали в воду. «Утонули», — проговорил адмирал, продолжая идти далее и не дав времени взглянуть, куда и как упали часы. Екатерина Тимофеевна очень дорожила этими часами. Как только пароход скрылся из виду, то немедля водолаз стал искать часы. Они вскоре были найдены и, к чести английских мастеров, крышки были сделаны так, что вода не проникла в механизм. По возвращении адмиральши часы были переданы ей Она тщательно скрывала от адмирала о находке их. Спустя некоторое время Екатерина Тимофеевна взошла в кабинет мужа и увидела, что он, припоминая что-то, чертил на бумаге часы, желая, как открылось потом, заказать подобные в Лондоне. Узнав всю правду, адмирал рассердился и настоятельно потребовал, чтобы она объявила ему, кто осмелился употребить водолаза на частную надобность. Но адмиралу не удалось вынудить признание, и имена виновных оказались ему неизвестны.

При этом, несмотря на его любовь к жене, в отличие от сожительницы Грейга, супруга адмирала Лазарева никогда не вмешивалась в служебные дела мужа, да адмирал и не допустил бы этого. Впрочем, разве можно сравнивать этих двух женщин: благородную дочь потомственного моряка Екатерину Фандерфлит, выросшую в семье, соблюдающей морские традиции, и прошедшую «Крым и рым» мадам Лию Сталинскую, профессиональную интриганку и аферистку.

Оба брата Михаила Петровича также достойно служили русскому флоту, воевали против французов и турок, совершали океанские плавания. Андрей Петрович Лазарев закончил службу вице-адмиралом, начальником 1-й флотской дивизии Балтийского флота, а младший брат, контр-адмирал Алексей Петрович Лазарев, являлся командующим Каспийской флотилией и керчь-еникальским градоначальником

К глубокому сожалению, в отечественной истории стало традицией избегать полутонов при описании тех или иных деятелей. Если какой-либо царский министр или генерал был плох в чем-то одном, то на него добросовестные историки сразу же вешали «кучу собак». Те же, кто удостоился быть произведенным в ранг национального героя, становились непогрешимыми. На их недостатки и просчеты накладывалось негласное молчаливое табу.

Это более чем странно. Для чего нам снова и снова придумывать себе святых, чтоб затем в них разочаровываться? К тому же, зная не только о достоинствах кумиров, но и об их недостатках, мы лучше понимаем их, как нормальных живых людей, а не механических истуканов!

При всех положительных деяниях Лазарева было бы неправильным считать, что у него не было недостатков. Конечно же, как у каждого человека, они были и у него. Так, наученный опытом грейговцев, Лазарев до последних дней своей жизни был сторонником авторитарного стиля правления, что не всегда себя оправдывало, хотя и значительно уменьшило размеры воровства. При этом Лазарев всем сердцем любил Севастополь, с неприязнью относясь к Николаеву — бывшей столице четы Грейгов и их окружения.

Современный биограф Лазарева, капитан 2-го ранга АА Черноусов пишет: «Рассмотрение деятельности адмирала М.П. Лазарева на посту военного губернатора Николаева и Севастополя позволяет утверждать, что она носила сложный и противоречивый характер. С одной стороны, Лазаревым был полностью перестроен Севастополь, что дало современникам основание восхищаться им и сравнивать со столичными городами. С другой стороны, Лазаревым практически ничего не было сделано для развития Николаева. Главной заслугой адмирала явилось строительство и развитие города Севастополя. Адмирал до конца жизни оставался в первую очередь военным моряком, и приоритетом для него являлся флот. Развитие Севастополя при Лазареве объясняется тем, что, строя новый флот, Михаил Петрович понимал, что новому флоту нужна новая инфраструктура. Кроме того, по своему внешнему облику город никак не соответствовал статусу главной базы флота. При ограниченности в средствах Лазарев перераспределял имеемые финансы на развитие Севастополя как более перспективной базы флота. Немаловажным фактором явилось и пристальное внимание к городу Николая I. Часть инициатив по перестройке города принадлежат именно ему, а все предложения Лазарева утверждались именно императором. Подмяв под себя все органы гражданского управления, Лазарев практически лишил их законодательной и управленческой функций, оставив функции исполнительные. Органы гражданского управления были поставлены адмиралом в такие условия, что функционировали только по его указке при жестком контроле. В результате это привело к тому, что при ослаблении Лазаревым во время болезни контроля органы гражданского управления Севастополя и Николаева практически прекратили свою работу. Это негативно отражалось на развитии городов, прежде всего, в экономическом отношении».

Впрочем, после того, что пережил Лазарев в бытность начальником штаба флота при Грейте, понять его можно. В Николаеве Лазареву все напоминало о Грейге — и дом главного командира, и храм Весты, и бывшие грейговские прихлебатели. В Севастополе же все было наоборот. Нелюбимый Грейгом город Лазарев обожал и старался бывать там как можно чаще и дольше. Он любил этот город на берегах Ахтиарскои бухты, и тот платил ему тем же.

Столь жесткому контролю Лазаревым николаевской братии имеется вполне логичное объяснение Воспитанник М.П. Лазарева И.А. Шестаков позже писал: «Была и другая, чисто нравственная причина, требовавшая изменения приросших к службе невыгодных для нее условий… Соблазнительная близость арсенала и адмиралтейства, доставлявших огромные средства, вместе с властью распоряжаться рабочей государственной силой смешали понятия о частной собственности с казенной… К должной идее о собственности не могли привыкнуть люди, всю жизнь не знавшие относительно общественных средств различия между моим и твоим». Так что волей-неволей, но Лазареву приходилось контролировать вороватых купцов и подрядчиков.

Были у адмирала Лазарева и другие особенности. Воспитанник британской морской школы, он был до жестокости требователен к матросам, не прощая им ни малейшей оплошности. Недаром во время третьего кругосветного плавания два раза (!) команда была на грани бунта, доведенная до такого состояния Лазаревым и его старшим офицером

Зная отношение к матросам Лазарева, становится понятным и поступок его лучшего из воспитанников — лейтенанта Павла Нахимова, избившего матроса на «Азове». Кем бы стал впоследствии лейтенант, если бы разбором этого дела не занялся старик адмирал Сенявин? Но это произошло, и Нахимов, покаявшись в содеянном, отныне никогда уже не поднимал руку на матроса.

Отдавая должное Лазареву как моряку, надо признать, что, будучи в небольших чинах, он никогда не чурался лести в отношении сильных мира сего. Что поделать, иначе карьеру во все времена сделать невозможно!

Вот весьма характерный пример. Перед отправкой эскадры кораблей в Средиземное море корабли разыгрывали перед императором Николаем I учебный бой. «Азов», которым тогда командовал Лазарев, сманеврировал столь неудачно, что подставил свою корму одному из линкоров противной стороны. По условиям учений это было равносильно уничтожению. Репутация Лазарева перед императором, как опытнейшего из моряков, была сильно подмочена. А потому уже на следующий день при посещении его корабля Лазарев готовит Николаю приятный сюрприз. Когда царь со свитой спустились посмотреть крюйт-камеру, то увидели, что из орудийных замков на палубе выложена фраза: «Гангут, Чесма и…»

— Что же означает многоточие? — спросил император у командира.

— Первая из побед флота Вашего Величества! — четко доложил Лазарев заготовленный заранее ответ.

Николай I остался доволен. К слову сказать, зная и понимая, не в пример своему старшему брату, флот, он любил и всегда особо покровительствовал Лазареву, по праву считая его лучшим из своих адмиралов.

Став адмиралом, Лазарев стал и самим собой, нередко позволяя в отношении даже самого Николая I поступки, за которые иные давно бы поплатились карьерой и эполетами. Иногда его грубость с императором носила порой далее вызывающий характер. Вот лишь несколько примеров.

Из воспоминаний адмирала К.И. Истомина: «По возвращении Михаила Петровича из Средиземного моря, после блистательной Наваринской битвы, еще бывши лично мало известен государю Николаю Павловичу, он удостоился поручения исследовать причину пожара на корабле “Фершампенуаз”, который, возвращаясь из-за границы, вез все отчеты в истраченных суммах за пять лет по управлению целою эскадрою. Входя в гавань в Кронштадте, корабль этот неожиданно сгорел до основания. Злонамеренность казалась явною причиною пожара. Сделав строгое исследование, Лазарев открыл, что корабль загорелся от неосторожности. Государь, приехав в Кронштадт, обратился к Лазареву с вопросом: “Корабль сожгли?” “Сгорел, государь!” — отвечал хладнокровно Михаил Петрович. “Я тебе говорю, что корабль сожгли”, — возразил император, рассерженный ответом. “Государь, я доложил Вашему Величеству, что корабль сгорел, но не сказал, что его сожгли”, — отвечал адмирал, видимо, оскорбленный недоверием к себе».

Из воспоминаний Н.И. Лорера: «В последнюю свою поездку в Петербург, накануне возвращения в Николаев, адмирал Лазарев откланялся государю Николаю Павловичу. После милостивого приема, желая показать особое расположение, государь сказал: “Останься у меня обедать”. “Не могу, государь, — отвечал Михаил Петрович, — я дал слово обедать у адмирала Г. (который, кстати сказать, был не в милости в ту пору при дворе) и, вынув свой толстый хронометр, он взглянул на часы: — Опоздал, государь!” — с этими словами он поцеловал императора и вышел из кабинета. В это время взошел князь А.Ф. Орлов, чрезвычайно уважавший адмирала. “Наш Лазарев — единственный человек в империи, который не желает обедать со мной! — сказал ему Николай, глядя вслед вышедшему адмиралу, — что ж, придется обедать в одиночестве!”»

Николай прощал Лазареву все странности его характера, оберегая для больших дел. Поступает императору бумага о публичном оскорблении Лазаревым инженер-полковника Стоке. Николай, не читая, откладывает ее в сторону:

— Если Лазарев оскорбил, значит, тому были причины!

Черноморский флот времен Лазарева был, по существу, единственным «островом свободы» в николаевской России. Там напрочь отсутствовали муштра, парадность и шагистика. Там морские офицеры, вопреки всем существовавшим уставам, расстегивали мундиры, выпуская поверх них белоснежные воротники рубах, прозванных «лиселями». Так обожал ходить их кумир Лазарев. Так ходили и они. И что же Николай — ярый поборник муштры и порядка? Да за одни «лиселя» он, не задумываясь, снял бы десяток генералов! Но, приезжая на Черноморский флот и видя все там происходящее, он молчит. Когда же императора уж слишком донимали доносители, он просто отмахивался от них:

— Оставьте Лазарева в покое! Он знает, что делает!

Все человеческие слабости великого адмирала никоим образом не умаляют его заслуг перед Севастополем. А потому лучшей характеристикой, данной адмиралу, я считаю публикацию его биографа. А. Хрипкова в журнале «Русский архив» в 1877 году: «Главной чертой его характера была резкая самостоятельность. Его рыцарская, без страха и упрека душа стояла так крепко за правду, что не существовало, буквально сказать, никакой власти на земле, которая могла бы поколебать его убеждения и заставить отказаться от цели, им раз для себя определенной. Эти-то душевные качества, любовь к службе и высокое понятие о ее значении доставили Лазареву исключительное доверие всех подчиненных…»

С 1849 года Лазарева начал буквально заживо съедать рак желудка. К концу 1850 года стало ясно, что жить адмиралу остались считаные недели. В начале 1851 года по настоянию императора Николая I, пытавшегося хоть что-то предпринять для адмирала, он был отправлен на лечение в Вену. Сам Лазарев прекрасно понимал, что дни его уже сочтены. Но присутствия духа, однако, не терял, позволяя себе даже шутить над собственной скорой кончиной. Так, когда перед отъездом на лечение ему выдали пенсию на год вперед, Лазарев брать ее отказался.

— Отсчитайте на несколько месяцев, более мне уже не понадобится, так зачем же разорять государство!

В этой фразе — весь Лазарев… Разве можно после этого сравнивать кристальную честность и бескорыстие великого русского патриота адмирала Лазарева с воровской камарильей супругов-космополитов Грейгов?

После жесточайших шестимесячных страданий, которые Лазарев переносил с завидным мужеством, не выказывая их даже близким, адмирал скончался в столице Австрии 11 апреля 1851 года. Как здесь не вспомнить проникновенные строки Тютчева:

Прах адмирала, привезенный в Россию 7 мая 1851 года, был предан земле в склепе севастопольского Владимирского собора

В Севастополе именем Лазарева были названы Адмиралтейство, казармы на Корабельной стороне, улица. На карте мира имя русского адмирала носят острова в Тихом океане, научная станция, берег, горы, залив, море в Антарктиде, мыс в Охотском море и у Алеутских островов, остров в Аральском море, пик и риф в Тихом океане, шельфовый ледник в Антарктиде. А на том же Тихом океане несет службу тяжелый атомный ракетный крейсер «Адмирал Лазарев».

Достойными учителя оказались и ученики адмирала: П.С. Нахимов, В.Л. Корнилов, В.И. Истомин и другие. Именно им принадлежит честь Синопской победы и 11 -месячной героической обороны Севастополя.

История уже давно все поставила на свои места Имя Грейга знают разве что историки, тогда как имя Лазарева сегодня известно как великого мореплавателя и флотоводца, реформатора флота и истинного патриота России. В честь адмирала Лазарева вот уже более полутора веков называют мощнейшие корабли отечественного флота. Меккой для россиян стало и место последнего упокоения адмирала Лазарева и его учеников во Владимирском соборе в Севастополе.