В первой редакции моей рукописи этого раздела не было, и критики настойчиво на это указывали. Они писали: «Когда читаешь Вашу рукопись, создается впечатление, что в этих «семьях» нет личных тайн. Прежде всего кажется, что там не существует никаких сексуальных отношений. Разве у жителей деревни нет потребности в любви и чувственности? Что там происходит в домах?»

То, что у меня ничего об этом не было сказано, уже в какой– то мере отвечает на эти вопросы. Умолчание отразило тот факт, что деревни являются довольно нормальными сообществами.

Правда, там меньше притворства, чем обычно, но в отношении личной жизни и нежелания говорить о ней деревни едва ли отличаются от остального общества. Поэтому не приходит в голову исследовать любовную сторону жизни деревенских сообществ, и я знаю об этом немного, не больше, чем о сексуальных отношениях моих соседей и друзей в Осло. Деревни – это не учреждения, и обзор там ограничен. Нет системы контроля, как это принято во многих приютах и институтах. Люди влюбляются в деревнях также, как и везде. Некоторые, но немногие, поселяются вместе. Другие живут вместе, но так, что это не особенно бросается в глаза. Я думаю, что многие из тех, кто не имеет пары, получают сексуальное удовлетворение, занимаясь онанизмом. Как и везде, в Видаросене некоторые связи быстро рвутся; как и повсюду, есть люди, явно нарушающие общепринятые нормы, либо вызывающие своим поведением столько конфликтов, что возбуждают всеобщее недовольство. Сверх того, для некоторых жителей деревни довольно трудно бывает самим осознать собственные потребности. Это может быть одной из причин того, что среди так называемых людей с затрудненным развитием известно мало случаев беременности. Некоторые используют противозачаточные средства. В Осло более половины женщин хотя бы раз в жизни делали аборт. Но среди своих соседей, живущих там, я не знаю ни тех, кто делал, ни тех, кто не делал. И я не настолько бесцеремонен, чтобы спрашивать. Не спрашивал я об этом и жителей Видаросена. Это было бы ниже моего и их достоинства.

Общие же помещения предназначаются для всех. В одном из них я встретил недавно Гудрун, но новую Гудрун. Я увидел мельком, как она медленно шла за колоннами. Она так изменилась, что я не сразу понял, что эта женщина Гудрун. Я взглянул еще раз, да, это действительно Гудрун.

Она первой приехала в Видаросен. Ее брат – один из основателей деревни, он хотел ей помочь. Гудрун там понравилось, и все же ее жизнь была какой угодно, только не счастливой. Собственно, она ловко мыла полы, но все, что она делала, сопровождалось гневом и грохотом. Ее лицо всегда было мрачным. Она что-то бормотала себе под нос, выглядела как ведьма и вызывала тревогу.

Такой была Гудрун прежде, до того, как я увидел ее за колонной. Теперь она совершенно переменилась. Ее объял покой.

Ее лицо излучало радость. А причина – у Гудрун теперь был Йоган. Незадолго до этого они познакомились на встрече двух деревень. Иоган, крупный и степенный мужчина, был из другой деревни. Через неделю после встречи он упаковал свой чемодан и переселился в деревню Гудрун. В следующем году они обменялись кольцами в самолете, когда он перелетал через Альпы. Это была история из рекламного журнала, но конец оказался довольно реалистичным. Теперь они живут в смежных комнатах и довольно много времени проводят вместе. Значительная часть этого времени заполнена бурными ссорами. Я не знаю, как у них обстоит дело с интимной жизнью, и даже и в мыслях не было спрашивать их об этом, но разделяю общую радость оттого, что они встретили друг друга, и общую озабоченность тем, что их союз может распасться.