Глава 2. Принстон
О любви с первого взгляда и великих физиках, исландском баране Линди и старых гостиницах, «Борисе Годунове», Мейерхольде и Прокофьеве, а также о некоторых паранормальных явлениях…
Он сразу полюбил Принстон – его ленивую красоту, не до конца понятную значительность…
Фрэнсис Скотт Фицджеральд. «По эту сторону рая»
И вот наступил день, когда мы решили, что готовы, наконец, заглянуть и в соседний штат. Благо дело, надо для этого было всего лишь форсировать (по туннелю или мосту) водную преграду – Гудзон. На его противоположном от Нью– Йорка берегу лежал штат Нью-Джерси. Причин, в силу которых ему предстояло «пасть» первым при освоении нами Америки, было две: во-первых, географическая близость, а, во-вторых, образование физика у одного из авторов. Еще со школьной скамьи мы знали, что где-то в Америке есть удивительный город Принстон, на улицах которого буквально не протолкнуться от ученых, которые уже стали великими или буквально завтра обретут этот статус.
Как показал эксперимент, дорога до цели нашего первого «заштатного», т. е. выводящего за пределы Нью-Йорка, путешествия была весьма простой и, заняв около часа, покорилась с первой попытки. После колоссального Нью-Йорка Принстон кажется особенно маленьким, но именно здесь обосновался один из лучших университетов Америки – Принстонский, входящий в знаменитую Лигу плюща, а также известный на весь мир Институт перспективных исследований.
Сам Принстон – городок тихий и уютный, несущий легко ощущаемый неповторимый шарм интеллектуальной надменности. Как было у других, не знаем, но для нас это стало любовью с первого взгляда – раз и навсегда. Мы потом возвращались сюда много раз. Причем любовь эта, как нам кажется, оказалась взаимной, ибо этот городок каждый раз дарил нам что-то новое, необыкновенно интересное. А на прощание он неожиданно преподнес вообще незабываемый сюрприз, но об этом позже.
Принстон состоит из построенного в старом английском стиле университета, где хозяйничают шумные стаи студентов, и, собственно, самого города. Граница проходит по главной улице – Нассау-стрит. По одну ее сторону стоят обвитые плющом старые университетские корпуса из темного кирпича, среди которых выделяется Нассау-Холл, старейшее здание Принстона, где сейчас обитает администрация университета. Здесь же высится Принстонская университетская церковь – одно из самых красивых зданий кампуса. Конечно, университет богат и современными строениями из стекла и бетона, но они столь умело вписаны в особенности ландшафта и скрыты растительностью парка, что их порой трудно и заметить.
По другую сторону границы, через которую неустанно порхают обитатели студенческого городка, расположился собственно сам город, его жилые и административные здания, крупные и мелкие магазины, рестораны и, как правило, заполненные с самого утра студентами кафе. Тут поселились самые разные, но имеющие каждый свой колорит магазины. Из них самый, на наш взгляд, необычный пристроился почти напротив Нассау-Холл, и, несмотря на скромные размеры, миновать его невозможно. Идя по городской стороне улицы Нассау-стрит, вы обязательно натолкнетесь на грустно стоящего поперек тротуара мохнатого барана с роскошными рогами. Он, конечно, не живой, а привлекающее прохожих уже не один десяток лет и уставшее от работы чучело. Об этом предупреждает трогательная надпись: «Не садитесь на Линди, он старый и слабый». Линди – талисман магазина «Ландау», который торгует изделиями из ирландской, шотландской и исландской шерсти. Здесь можно купить роскошные клетчатые пледы и шарфы, а также потрясающие кепки из твида. Этот семейный магазин (а фамилия хозяев – Ландау) существует в Принстоне уже почти 60 лет. Исландский баран не случайно стал талисманом магазина – в 80-х годах прошлого века семья Ландау ввозила из Исландии так много шерстяных вещей, что стала там хорошо известна. И когда в США с официальным визитом приехала президент Исландии Вигдис Финнбогадоттир, то на обед в Нью-Йорке были приглашены и супруги Ландау. Говорят, что когда они подошли к госпоже президенту и представились, то она радостно воскликнула: «Да, конечно, вы – та самая шерстяная семья!» Так их с тех пор и величают – The Wool Family.
Весь магазин заполнен теплыми, мягкими, пушистыми вещами, которые непременно хочется потрогать, померить и, конечно, купить. Кстати, цены здесь весьма доступные. Когда же заходишь в самую глубь магазина, то невольно обращаешь внимание на фотографии, развешанные здесь по стенам. Практически на них на всех – Альберт Эйнштейн. И у этой маленькой выставки есть своя история.
В 1994 году в Принстоне снимался фильм I.Q., одним из главных героев которого был Альберт Эйнштейн в исполнении Уолтера Мэттау. И члены семьи Ландау решили на время съемок фильма организовать в своем магазине выставку, посвященную великому физику, прожившему в Принстоне более 20 лет. Они обратились ко всем жителям города с просьбой одолжить им на время вещи, которые могли бы стать экспонатами. Откликнулись сотни людей – например, почтальон, который приносил почту в дом Эйнштейна, и сантехник, который что-то ремонтировал в его доме. Одна принстонская дама передала на выставку бесценный сувенир – автограф Эйнштейна, который он дал ей в 1934 году, когда она была маленькой девочкой.
Тысячи людей посетили выставку за полгода ее существования. Потом съемки, а за ними через несколько месяцев и выставка, закончились. Все экспонаты вернули хозяевам. Но кое-что осталось – вот эти вещи и хранятся до сих пор в глубине магазина «Ландау». Хозяева магазина утверждают, что это – единственная в США постоянная экспозиция, посвященная Альберту Эйнштейну. Кстати, в 2005 году в Принстоне все-таки поставили памятник великому физику.
Мы частенько заходили в этот магазин. Однажды одна из продавщиц с любопытством поинтересовалась, откуда мы. Мы сказали, что из России, но работаем и живем в Нью– Йорке. Ее ответ нас поразил – она нисколько не удивилась, что в ее магазин пришли покупатели из далекой России, однако выразила свое сочувствие, что нам приходится жить в Нью-Йорке. «Почему?» – несколько ошарашенно спросили мы. «Да ведь там просто сумасшедший дом! – ответила она. – Я всего один раз побывала в Нью-Йорке, пришла в ужас и больше никогда туда не ездила». Напомним, что Принстон расположен всего в часе езды от Нью-Йорка.
Надо сказать, что нашим путеводителем по Принстону стала небольшая заметка в одной нью-йоркской газете. Тогда там была еженедельная рубрика «Путешествие на один день», рассказывающая о местах, расположенных в часе– двух езды от Нью-Йорка. В этих замечательных «мини-путеводителях» не только прокладывался оптимальный маршрут, но и подробно описывалось, что стоит там посмотреть. А кроме того, предлагались лучшие – с точки зрения автора рубрики – кафе и ресторанчики, гостиницы и экскурсии. Кстати, советы автора рубрики всегда были очень толковыми, в чем мы неоднократно убеждались позже. В Принстоне, например, благодаря этой рубрике нам удалось отобедать в замечательном мексиканском ресторане Tortuga’s Mexican Village, где потрясающе вкусно готовят. Но найти этот ресторанчик, расположенный на небольшой улочке в стороне от центра, просто так невозможно. Поэтому туристов в нем нет, а собираются только свои, которые обязательно приносят с собой пиво, поскольку спиртное здесь не подают.
Принстон – город маленький и какой-то очень сплоченный. Его жители любят разные праздники и фестивали (например, джазовый, на который собирается полгорода). Университетская выпускная церемония проходит на лужайке перед Нассау-Холлом, и здесь же горожане встречают Новый год. Пройдет четыре года после нашего первого приезда в этот город, и мы вернемся сюда встречать вместе с ним наступающий 2000 год. Предварительно мы позвонили в университет и мэрию, и нам сказали, что никаких особых торжеств не планируется – все будет как обычно. Может быть, для жителей Принстона так оно и было, но нам – москвичам – происходившее казалось совершенно удивительным. Сначала горожан пригласили в университетскую церковь на службу. По ее окончании мы собрались было уходить, однако увидели, что никто с мест не встает. Задержались и мы. Каково же было наше удивление, когда на смену священнику и хору вышли джазовые музыканты и дали великолепный концерт. Джаз в католическом храме почему-то звучал торжественно, но одновременно и очень празднично.
Но вот джаз затих. В церковь вошел волынщик в шотландском наряде. Зазвучала незнакомая нам красивая мелодия, все присутствующие встали и вслед за музыкантом вышли из церкви. Волынщик привел нас на лужайку перед Нассау-Холлом к накрытым столам с простым угощением – яблоками, печеньем, конфетами. Никаких алкогольных напитков не предлагалось, хотя, как мы потом убедились, у многих «с собой было». Собравшихся поздравили представители городских властей и университета, а потом начался праздник – звучала музыка, а на огромных экранах можно было видеть встречу Нового года в разных точках планеты. Торжество продолжалось примерно до часа ночи, а потом горожане стали расходиться по домам. Отправились в свою гостиницу и мы.
А гостиница у нас была непростая – мы специально выбрали ее для этого торжественного случая. Несмотря на то что вокруг Принстона разбросано множество гостиниц, в самом городе их всего две. Это «Нассау-Инн», расположенная в самом центре города, и «Пикок» (т. е. «Павлин»). Эти гостиницы, очень старые и респектабельные, прекрасно отвечают духу, царящему в Принстоне. Обе гордятся тем, что в них останавливались многие знаменитости. Так, гостями «Павлина» были Альберт Эйнштейн и Фрэнсис Скотт Фицджеральд.
Идея пожить именно в той гостинице, где останавливался Эйнштейн, показалась нам очень заманчивой. Мы заказали номер в «Павлине», насчитывающем всего 16 номеров и расположенном на почти сельской, тихой улочке несколько в стороне от центра. Увы, служащие так и не смогли сказать, жил ли Эйнштейн в том номере, который достался нам, но очень хотелось в это верить. Втайне мы даже надеялись, что удастся увидеть призрак какого-нибудь из знаменитых постояльцев, но наши надежды так ими и остались, нас никто не потревожил. Видимо, великие привидениями не становятся.
Альберт Эйнштейн был вынужден жить в гостинице в Принстоне до 1935 года, пока не купил дом по адресу: 112, Мерсер-стрит, совсем рядом с Институтом перспективных исследований. В этом научном институте, тесно связанном с Принстонским университетом, он проработал до своей смерти в 1955 году. Найти дом Эйнштейна, зная адрес, труда не составляет, но никаких мемориальных досок или других опознавательных знаков на нем нет. Нас даже предупреждали, что нынешние хозяева совсем не приветствуют появление туристов, начинающих мельтешить вокруг и все подряд снимать на свои камеры.
Неподалеку жил и другой известнейший сотрудник этого института – Роберт Оппенгеймер. На соседней крохотной улочке под названием Бэттл-Серкл-роуд живет физик Фримен Дайсон, один из создателей квантовой электродинамики и автор концепции Сферы Дайсона – также сотрудник Института перспективных исследований. А рядом находится дом, принадлежавший изобретателю телевидения, выходцу из России Владимиру Зворыкину. Об этих людях написаны и пишутся сотни книг, и нет никакого смысла пытаться конкурировать с авторами этих исследований. Можно лишь предположить, что великим – и раньше, и сейчас – легко решать загадки природы под ветвями вековых деревьев Принстона на его зеленых, тихих и уютных улочках.
Наверное, нужно сказать несколько слов и о другой гостинице города – «Нассау-Инн». Она куда больше «Павлина» – в ней 203 номера – и расположена в самом центре города, на площади Палмер-сквер. Особая гордость отеля – небольшой ресторан «Янки Дудл», одну из стен которого украшает панно работы известного американского художника Нормана Рокуэлла. На стенах – фотографии самых знаменитых выпускников Принстонского университета. Причем снимков немного – видимо, отобраны «самые-самые». Не так давно там появилась новая фотография – с нее смотрит выпускница 1985 года Мишель Обама. Но, на наш взгляд, наиболее интересное в этом ресторане – его столы. На массивных деревянных столешницах выпускникам университета разрешается вырезать свои имена и год окончания, а потом это «художество» покрывается лаком.
Мы не будем писать и о самом Принстонском университете, поскольку достаточно открыть любой справочник, и вы увидите список громких имен – тех, кто окончил этот университет и кто работал здесь. Среди них – 33 лауреата Нобелевской премии, в том числе писатель Юджин О’Нил и физик Ричард Фейнман. Напомним имя еще одного выпускника – математика Джона Нэша, лауреата Нобелевской премии по экономике, который живет и работает в Принстоне. Это о нем написана книга и снят фильм A Beautiful Mind («Игры разума»), причем съемки проходили именно на территории университетского городка, а некоторые преподаватели даже снимались в массовках. Кстати, если учесть, что на счету Института перспективных исследований 26 нобелевских лауреатов, то можно понять, сколь велик вклад маленького города Принстон в мировую науку.
Однако Принстонский университет знаменит не только своими успехами в области естественных наук. Преподавание гуманитарных наук ведется в нем на самом высоком уровне. И очень большое внимание уделяется искусствоведению и исполнительским искусствам. Нам посчастливилось увидеть собственными глазами результат реализации одного из проектов – на наш взгляд, удивительного, необычного и интересного.
Итак, задание для студентов – поставить спектакль, который никогда раньше не играли на сцене. Спектакль, который был задуман более 70 лет назад, отрепетирован, но не сыгран. Спектакль, для которого была написана великолепная музыка, никогда не исполнявшаяся. Студентам Принстонского университета предлагалось воплотить на сцене замысел Всеволода Мейерхольда, который готовил к отмечавшемуся в 1937 году 100-летию со дня смерти Пушкина постановку его драмы «Борис Годунов». Режиссер намеревался поставить драму во всей полноте – по тексту Пушкина 1825 года, еще не подвергшемуся царской цензуре, а не по каноническому варианту 1831 года. В спектакле должна была звучать новая музыка, с просьбой написать которую Мейерхольд обратился к Прокофьеву. Уже прошли первые репетиции, и постановка должна была получиться яркой, пронзительной и современной, но судьба распорядилась иначе. В 1937 году театральная деятельность Мейерхольда подверглась разгромной критике, и затем его театр закрыли. В 1939 он был арестован, а годом позже расстрелян. Но в архивах, в том числе в Российском государственном архиве литературы и искусства, сохранились записи, сделанные Мейерхольдом в ходе репетиций спектакля, и ноты Прокофьева.
Идея поставить мейерхольдовского «Бориса Годунова» принадлежала двоим замечательным людям – профессору славянских языков и литературы, известному пушкинисту Кэрил Эмерсон и профессору музыки Саймону Моррисону, одному из крупнейших американских экспертов по творчеству Прокофьева. Кэрил Эмерсон рассказала нам, что проект стал возможен благодаря трем факторам – интересу со стороны руководства университета, многомиллионному финансовому дару от одного из его выпускников и совпадению интересов зачинателей проекта. «Так сложилось, что был эксперт по Прокофьеву, был человек, увлеченный “Борисом Годуновым”, и были фонды и ресурсы – одним словом, можно считать, что в Принстоне у этой идеи было три автора», – сказала она. И еще она подчеркнула, что поскольку спектакль Мейерхольда так и не увидел свет, то речи о восстановлении постановки не было. «Поскольку мы не знаем, чего хотел добиться Мейерхольд, мы взяли на себя смелость представить, что бы он сделал, доживи до 2007 года», – пояснила она.
В общем, эта идея вылилась в масштабный научный проект, в котором приняли участие несколько факультетов и центров, включая Центр творческих и исполнительских искусств, факультет музыки, факультет славянских языков и литературы, факультет архитектуры, а также университетский оркестр и камерный хор. Открыли проект старшекурсники факультета архитектуры, создавшие осенью 2006 года декорации в стиле Мейерхольда, что фактически стало их курсовой работой. Специально для принстонской постановки известный переводчик Энтони Вуд подготовил новый вариант драмы Пушкина на английском языке. Премьера состоялась в апреле 2007 года в университетском театре. И тогда зрители впервые увидели спектакль на музыку Прокофьева, состоящий из 25 сцен, как это было в исходном варианте драмы Пушкина 1825 года.
Честно говоря, мы ждали премьеры с некоторым скепсисом. Мы думали, что увидим на подмостках принстонского театра «Берлинд», размеры здания которого, по местным меркам, оказались весьма впечатляющими, обычный студенческий спектакль. Первые сцены, по правде говоря, нас несколько ошарашили. Удивительно было видеть летописца Пимена и слышать знаменитую фразу «Еще одно последнее сказанье…» на английском языке, да еще и в исполнении афроамериканца, или лицезреть, как в свите русского царя появляются представители потомков жителей Африканского континента. В жилах Александра Сергеевича текла кровь Африки, но, конечно, он и помыслить себе не мог, что когда– то его «Борис Годунов» будет поставлен в столь далекой и тогда еще столь загадочной Америке. Но прошло всего несколько минут, и все сомнения развеялись. Студенты играли великолепно, и трудно было даже представить, что лишь у некоторых из занятых в спектакле есть сценический опыт. Основная же их часть училась на факультетах, профиль которых весьма далек от театра. Григория Отрепьева великолепно сыграл первокурсник Эдам Живкович, у которого, правда, за плечами было несколько лет сценического опыта и занятий с педагогами.
Премьера прошла с огромным успехом. Весь зал театра, вмещающий почти тысячу человек, был покорен буквально уже с первых минут, когда зрители увидели необычные декорации, и зазвучала удивительная музыка Прокофьева. Прекрасные рецензии опубликовали даже столичные газеты, а «Нью-Йорк таймс», отнюдь не щедрая на похвалы, посвятила этой постановке целых две хвалебные статьи. Приехали и тележурналисты из России, съемку вел Первый канал. Всего было сыграно четыре спектакля.
А теперь – о забавном совпадении. В зале мы столкнулись с мужчиной и женщиной, с которыми встречались всего месяцем ранее. И не просто встречались, а были у них в гостях в Принстоне и брали интервью. Благодаря какому-то невероятному стечению обстоятельств их места оказались прямо перед нашими. Впрочем, возможно, это было не совпадение, а вмешательство каких-то сил, учитывая то, какими исследованиями они занимаются… Роберт Джан и Бренда Данн долгие годы возглавляли в Принстонском университете лабораторию, которая изучала паранормальные явления.
Эта лаборатория обитала в недрах факультета инженерных и прикладных наук, не привлекая к себе особого внимания. Но в начале 2007 года было объявлено, что лаборатория закрывается, и стоило об этом написать газете «Нью-Йорк таймс», как на лабораторию обрушился шквал телефонных звонков и визитов. Интерес к лаборатории внезапно проявили и Би-би-си, и такие авторитетные научные журналы, как «Сайенс» и «Нейчур». Да и мы узнали об этой лаборатории только из этой публикации – и просто ахнули: сколько раз бывали в Принстоне, а о таком и не слышали.
Правда, узнать о ней было непросто, поскольку ранее газеты и журналы лабораторию предпочитали не замечать. Да и в самом университете о ней старались вспоминать не слишком часто, поскольку круг ее исследований явно лежал в стороне от столбовой дороги науки. Но в действительности лаборатория отнюдь не была безвестна. Ее хорошо знали люди по всему миру, поглощенные изучением таких бесспорных, по их мнению, феноменов, как телекинез и экстрасенсорное восприятие. В лаборатории в разное время работали несколько представителей России, и одна из книг, написанных руководителями лаборатории, была переведена на русский язык и издана в нашей стране под названием «Границы реальности». Лаборатория существовала на пожертвования и гранты от частных лиц, интересовавшихся ее экспериментами. Как нам сказали, в их число, в частности, входил основатель гигантской корпорации «Макдоннел-Дуг– лас» Джеймс Макдоннел. За время своего существования лаборатория, штат которой был не более пяти человек, получила в общей сложности примерно 10 миллионов долларов. Неоднократно навещали ее Лоранс Рокфеллер, князь Лихтенштейна и другие яркие фигуры из Европы и Азии.
Разыскать «подпольную организацию», официально именовавшуюся Принстонской инженерной лабораторией изучения аномалий, оказалось довольно просто – ее адрес был указан на сайте в Интернете. Между прочим, английская аббревиатура этого названия – PEAR (в переводе на русский «груша») порой становилась предметом шуток. Дозвониться оказалось легко, нас пригласили, и вскоре мы уже спускались на цокольный этаж. Нашли нужную дверь, открыли ее и замерли – на пороге нас встречала большая черная собака. Никакой мистики в этом, конечно, не было, замечательный лабрадор принадлежал руководителю лаборатории, бывшему декану инженерного факультета, профессору Роберту Джану. Вскоре появился и сам хозяин, а также менеджер лаборатории Бренда Данн, проработавшая в ней с 1979 года.
Наши ожидания увидеть модерновую технику с мириадами мерцающих лампочек и услышать гудение загадочных генераторов не оправдались. Мы сели с хозяевами на диван перед висящим на стене странным устройством, с которого, как можно понять, и начались исследования. Оно представляло собой огромную закрытую прозрачным пластиком кювету. В верхней стенке кюветы – отверстие, из которого с началом эксперимента начинают высыпаться 9 тысяч практически одинаковых шариков из полистирола примерно двухсантиметрового диаметра. Столкнувшись с произвольно установленными нейлоновыми штырьками, они летят вниз, где расположены многочисленные принимающие желобки. Смонтированные в них фотодатчики фиксируют поступление каждого шарика. Такие приспособления используют в институтах в начале курса теории вероятности для демонстрации так называемого распределения Гаусса. Шарики по-разному заполняют желобки – в центральные попадает максимум, а по мере приближения к крайним число попаданий сводится практически к нулю.
Как выяснилось, и диван – подобно его собрату из романа братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу» – часть эксперимента. На него усаживали «подопытного», то есть оператора, которому давалось задание сначала думать о том, чтобы в правые желобки попадало при падении больше шариков, в следующем случае (контрольном) не выражать никаких эмоций, а в третьем – сконцентрироваться на том, чтобы больше шариков оказалось в левой части кюветы. Результаты оказались странными. Получалось, что человек может влиять на ход процесса. Нет, это не означает, что стоит сосредоточиться, и вся кривая Гаусса сползает влево или вправо. Эффект составлял лишь какие-то доли процента, и можно было бы махнуть на него рукой, но он упорно повторялся вновь и вновь. Аналогичные результаты были зафиксированы в экспериментах и с более современным оборудованием, например, с электронным генератором случайных чисел. Проведены были тысячи опытов, собрана мощная статистическая база. Так что наличие какой-то систематической ошибки или инструментального дефекта исключается.
Почему эти результаты так важны? Если этот эффект проявляется при взаимодействии человека со столь грубыми механизмами, как установленные в его лаборатории, то может привести к неожиданным как положительным, так и катастрофическим последствиям при работе оператора с куда более сложными и чувствительными устройствами, будь то компьютеры или технические установки. Отбор операторов, которых были сотни, чисто случаен, и все они были обычными людьми, работавшими бесплатно. Никакой фиксации мозговой активности операторов не велось, поскольку в составе лаборатории не было соответствующих специалистов, да и профиль факультета не позволял заниматься чем-либо подобным.
Своей главной целью сотрудники лаборатории ставили сбор статистики, и эта задача была выполнена. Был накоплен огромный статистический материал, убедительно свидетельствовавший о том, что человек силой мысли – пусть незначительно! – может вмешиваться в ход эксперимента. Каждый эксперимент был проведен так много раз, что об ошибке говорить уже не приходилось. И руководители лаборатории сочли, что она свою задачу выполнила, и объявили о ее закрытии. Ведь, по логике, продолжать дальше эти примитивные эксперименты уже не имело смысла – надо было искать объяснение выявленному эффекту. Сами они не являлись специалистами в затронутой их исследованием области и ждали помощи профессионалов. Профессор Джан, например, большую часть жизни посвятил разработке и усовершенствованию ракетных двигателей и является в этой области общепризнанным авторитетом. Виновником же его вторжения в неизведанную сферу стал студент, попросивший ученого стать научным руководителем его работы.
Однако университет никакого интереса к дальнейшим исследованиям не проявил. Мы спросили, не интересовались ли результатами военные. Оказывается, интересовались, и вся полученная информация была им должным образом передана, но никакой финансовой или иной поддержки военные, или какие-либо другие правительственные ведомства не оказывали. Коллеги-ученые, которые заходили, рассматривали результаты, выражали удивление и заинтересованность, потом говорили, что, дескать, нельзя же жертвовать своей репутацией ученого ради не пойми чего.
И тем не менее и после закрытия лаборатории исследования продолжаются. Еще тогда, в 2007 году, Бренда Данн сказала нам, что вокруг PEAR уже выросло «грушевое дерево», но некоторые из его «листьев» держат свою принадлежность к нему в тайне. Эта группа единомышленников создала Международную лабораторию изучения сознания (ICRL), куда была передана основная часть собранной информации. Базируется это объединение там же, в Принстоне, однако уже не на территории университета.
Наша дружба с Принстоном продолжалась десять лет. Впервые мы приехали сюда в 1996-м, когда только начиналась наша первая командировка в США, а прощались с ним в августе 2007-го. Погуляли по любимым улочкам, побродили по университету, бросили монетку в фонтан у одного из его корпусов, поужинали и вернулись в гостиницу. Погода была замечательная, вечер был очень теплым, и мы сели на скамеечку. Быстро темнело, и наступил момент, когда сумерки уже вроде заканчивались, а ночь еще не наступила. И в этот короткий период времени вокруг нас вдруг одна за другой стали вспыхивать звездочки. Мы даже не сразу поняли, что это светлячки, зажегшие свои фонарики как по команде. Они вспыхивали и гасли, и вся трава и кусты вокруг были покрыты этим мерцанием. Продолжалось чудо совсем недолго, всего минут десять, а затем, как по команде, прекратилось. Таким вот неожиданным и сказочным салютом сказал нам Принстон «до свидания».