Когда стареют корабли…
Повесть недавних времен
Посмотришь на спутниковые снимки, вспомнишь школьный глобус с наклоном, прикинешь соотношение на нем голубого и желто-коричневого – и сразу становится ясно – человечество просто обязано было изобрести корабли и начать их строить… К этому – уж как мог – подталкивал людей сам Творец! Чем попало – наводнениями, извержениями и крайне неравномерным распределением земных богатств! Земная сушь – со всеми горами, долинами и лесами, давно уже – до появления первого существа – была разрезана или разорвана на неравные куски, не говоря уже на остова в океанах и в морях! Их как клецек в супе щедрой и неленивой хозяйки!
А корабли – они как люди. По образу и подобию! Как учил сам Создатель! Зачатие в конструкторских бюро и созревание плода.
Рождаются они в муках, из адова огня сталеплавильных печей, из-под вселенского гнета прокатных станов и многотонных молотов, учатся ходить, учатся всему необходимому для корабля. Живут, работают, служат, обзаводятся друзьями, приобретают врагов… Годами разрезают ширь морей своими форштевнями, получают по скулам иной раз богатырские удары набегающих штормовых волн. Затем отстаиваются портах военно-морских баз у выщербленных бетонных стенок, к ним тянут свои жесткие, но надежные ладони стальные плавпричалы. Лечатся, проходят малые и средние ремонты, принимают в свои утробы пищу-топливо, и хозяев – офицеров, мичманов, матросов, для которых становятся родным домом, и даже более того.
Как и у людей – у всех разная судьба. Кто-то гибнет в волнах, сражаясь со стихией, кто-то – сражаясь с врагом в лихое время. Кто-то рвет жилы, бороздит моря и океаны, рвется вперед, расталкивая волны.
Борется, вырываясь из пучин груза забот повседневности, плесени рутины… Потом неизбежно стареют, стареют, а потом – и вовсе дряхлеют. Болят и стонут их ребра-шпангоуты, отчаянно скрипят подшипники линий валов, подагра сковывает редукторы… а потом и умирают. И порой жалко до слез, но это закон жизни.
Все это как у людей, только срок от рождения до глубокой старости
– короче, даже в хорошие, размеренные времена. И пусть тогда все идет как положено, как задумывали ученые кораблестроители, когда корабль проходит сквозь заводские ремонты, доки, принимает различные процедуры замен и модернизаций, продлевающие его век. И все равно – он проходит «точку невозврата» и его судьба становится видна всем, как себя не успокаивай. Ни блестящая краска, ни бравый боевой вид и морской порядок уже не спасут. Время! Вот кто главный непобедимый враг самого человека и творений его рук.
А теперь времена пошли – сплошь и рядом – совершенно не приличные, ни на глаз, ни на слух! Поэтому, моряки чаще всего переживают свои корабли, которые были их домом, работой, их полем боя. Рано или поздно, но люди оставляют их навсегда. Потом – глаза бы не глядели – разделка, резка, переплавка и, говорят, вторая жизнь. Никто не может этого точно сказать, но старые корабли, стоящие одиноко у причалов без огней и тепла, без людей и грузов в это верят. Так же, как и мы верим, что у нас еще будет где-то шанс доделать, исправить, жить по-другому. Уж больно хочется думать, что за той последней гранью нас кто-то или что-то ждет! Все в этом мире конечно!
Жизнь и судьба старого корабля для стороннего люда – всего лишь тысячи тонн старой стали и прочих металлов, всего лишь банальный эквивалент какой-то суммы денежных средств, вариант загрузки скольких-то плавок доменных печей. В их глазах – это всего лишь прибыль, которую эти люди думают получить честно, или не очень. Возможно – просто планы получить какую-то необходимую продукцию, кто знает?
И нет в том горя, просто это вечное течение жизни. Интересно, сколько было кораблей за мировую историю мореплавания? А сколько их пережил сам Егоркин за свою длинную, явно подходящую к концу службу?
Ждешь, ждешь эту хренову пятницу, как освобождение, а она…
Так думал Александр Павлович Егоркин, пробираясь по тропинке меж кустов и деревьев к дому своего старого доброго друга. Пешеходная дорожка с разбитым и обгрызенным асфальтом осталась в стороне.
Вот ещё! Так короче – как любая гипотенуза всегда короче суммы катетов – припомнил, себе в оправдание, мичман. Его старый товарищ, настоящий художник по образованию и по жизни, говорил, что современный культурный человек должен ходить только по дорожкам, которые для него проложили и заасфальтировали… Иначе не будет, мол, мировой гармонии, а как хочется! Ага, как же! Он же художник, эстет, блин! А мы люди грешные – по определению, да и какой это грех? Не знает он о настоящих грехах, чистый луноход!
Тем не менее, делая все по-своему, кое-какие угрызения совести все-таки Палыч-сан испытывал, вспоминая временами его слова.
Вот и сейчас. Стоп! Что-то в этом мире стало не так! Егоркин внутренне насторожился и украдкой огляделся. Как учили. Рефлексы! Все вроде бы спокойно… ага! Вот оно!
В сумерках по одному из городских лестниц-трапов спускалась парочка – молодой лейтенант с девушкой. «Так! Понятно!! Летний выпуск!» – уверенно заключил Палыч свои наблюдения.
А вот и причина тревоги. Выйдя из-за дома, за ними увязалась троица мужиков, явно в подвыпившем состоянии. То, как они переглядывались между собой, не понравилось Егоркину. Очень. И он решил посмотреть, что будет дальше, и, по возможности, принять в этом непосредственное участие – уж как повезет. Вот на такие приключения ему везло – хмыкнул Палыч в резонанс своим мыслям.
Палыч-сан был одет в добротное кашемировое пальто, модная кокетливая кепка сдвинута на лоб. Пропустив мимо парочку, мичман дождался, когда мрачные мужики приблизятся. И ровно настолько, чтобы увидеть то, что он хотел им показать. Лениво и неспешно, мичман достал из кармана увесистый бумажник.
С отсутствующим видом Егоркин раскрыл его и достал оттуда пачку денег, потом зачем-то пересчитал их, небрежно сунул в боковой карман пальто. Посмотрев на темные окна дома напротив, двинулся по пыльной дорожке.
«Сработало!» – удовлетворенно отметил он. Троица повернула за ним. Палыч не оглядывался, но чувствовал их приближение, слышал шаркающие шаги.
– Эй, мужик! – окликнули его, – Закурить не найдется?
Так, ничего нового, дальше просто ясный, как божий день, примитивный сценарий. Посмотрим! Мельком оглядел противников, определил самого опасного, оценил расклад.
Говоривший был совсем рядом, мичман даже почувствовал кислую вонь перегара и презрительно поморщился. Сделал резкий шаг вправо, развернулся навстречу догонявшему и чуть присел. Теперь фонарь бил противнику прямо в глаза. Тот уже занес над головой руку с увесистым куском трубы, завернутым в журнал. Но назойливый свет мешал правильно выстроить атаку на странного мужика.
Палыч сделал неуловимый захват руки с трубой, легко приподнял и перебросил нападавшего через себя. Взбрыкнули тонкие ноги в обтягивающих джинсах. По кривой траектории полетели внезапно слетевшие коричневые туфли. «Клиент» вскрикнул и с грохотом врезался в урну. Головой. Так и остался там лежать, рост-то у мичмана был не маленький и встреча с урной у мужика была быстрой и радостной. Железяка укоризненно покосилась набок.
Так, с этим всё! Он бросился к следующему, не дожидаясь, пока компания придет в себя. У плотного, кряжистого парня с неандертальским лбом в руке был уже открытый выкидной нож.
– Вот это ты – зря! – хищно сказал Палыч, не обещая ничего хорошего нападавшему.
Тот сделал хитрый выпад. Это по его мнению. Похоже, он всерьез считал, что кое-что в этом деле умеет – решил мичман, уклонившись от ножа. Заблуждается, дилетант! На втором выпаде он чуть отошел назад, заставил мужика рефлекторно потянуться вслед. Этого хватило! Захват, поворот, вывернутая рука с ножом – на плечо и чуть привстать. Локоть Палыча с силой врезался нападавшему в ухо. Стон.
Потом он потянул сустав через плечо. Хрустнули сухожилия и локтевой сустав. Хулиган дико заорал. Потом – очередной бросок, головой в бетонные плиты. Но у самой земли – перехватить за воротник, провести чуть вперед и впечатать мордой. Не душман, ведь, чтобы насмерть, чтобы череп треснул! Давненько не видал свежих мозгов старый мичман. Ан, не больно-то и хотелось! Полагал справедливо – подвиги в прошлом. Авось, одумается… да хрен там! Так не бывает!
Но, все-таки, земляк.
Отскочил в сторону, чтобы встретить третьего. Парень в черной кожаной куртке изображал из себя каратека, размахивая руками и ногами. Но у него не было никакого оружия и Палыч решил с ним помягче. Он просто поймал его правую ногу и пнул в пах, а когда тот с воем согнулся, то его перекошенное лицо оказалось около колена мичмана и тот не смог отказать себе в удовольствии. Как-то само собой физия нападавшего размазалась по колену, ну и серию ударов в корпус – это уже как бонус. Никто не удержится от серии – так оно бывает. «Каратэк» рухнул и корчился на холодных плитах. Вот так всегда – задумав серию, рукопашник просто не может остановиться на полпути, хотя вроде как уже и хватит.
Правило разведчика – никакого оружия не должно быть возле поверженного противника, и даже чуть живых врагов – тоже, так еще казаки-пластуны поступали. Суров закон – но он – закон. Никакого милосердия, слишком дорого оно может обойтись разведчику и его боевым друзьям. Но сейчас не война, пусть уж живут и мучаются! Уроды плюшевые!
Егоркин отбросил в сторону трубу, сломал нож пинком, вставив его в щель между плитами. Тот, который обнимался с урной, попытался встать. И тут он услышал над собой зловещий шепот: – Лежи! Встанешь – убью!
Этому голосу хотелось верить… Поэтому неудачник зажмурился и решил отдохнуть и тихо полежать до лучших времен. Хотя бы, пока страшный незнакомец уйдет. Вот уж, воистину, бес попутал, что б его! Но кто знал?
На улице завопили сирены милицейских машин. Вдоль дома скользнула быстрая тень… Черт, дверь в подъезде не захотела открыться быстро и бесшумно. Справился.
Во двор въехал «луноход», весь в сиянии огней, подвывающий, как музыкальная шкатулка. Музыка заткнулась, открылись двери патрульного УАЗа, с обеих его сторон резво выпрыгнули бойцы, с укороченными автоматами АКСУ, в бронежилетах, в «разгрузках», как учили – без дураков.
Они увидели трех мужчин, тихо-мирно лежащих в кучке. Старший лейтенант бегло осмотрел тела.
– Живы! – с облегчением резюмировал он, и резко обратился к одному из них, начавшему подавать признаки жизни:
– Что здесь произошло?
– Тут был мужик, черный такой. Здоровый бугай! Деньгами тряс… глаза горящие… а потом что-то взорвалось. Не помню!
Другие милиционеры осматривались вокруг, нашли трубу и обломки ножа.
– Стоп, командир! Тебе вот этот орел одноклеточный никого не напоминает? – возбужденно воскликнул сержант, бесцеремонно повернув голову лежащего носком ботинка.
– Этот? Нет! Постой-ка! Ну да!?! Не может быть! Похож! Твою дивизию!
– Ага! И я про то же!
– Вот гад! Он нашего зимой порезал, помнишь!
От избытка чувств он пнул лежащего бандита.
– Пакуем эту троицу, живо! В отделении предметно разберемся!
– Чувствую, будет следакам работа! Теплый прием обеспечен!
Милиционеры поднимали тела бандитов и грузили в машину.
Старший лейтенант внимательно оглядел поле боя. Что он там хотел найти – неизвестно, но твердой походкой офицер двинулся к одному из домов.
Из освещенного подъезда вышел солидный, хорошо одетый мужчина средних лет. Он достал из одного кармана сигареты, из другого – хорошую зажигалку.
– Извините, вы ничего здесь не видели? – обратился офицер к нему.
– Нет, – удивленно протянул тот, спокойно доставая сигарету из пачки – а что я, собственно, должен был увидеть?
Патрульный офицер тоже достал сигарету: – Прикурить разрешите?
– Пожалуйста! – щелкнул зажигалкой тот и радушно поднес огонек милиционеру. Начальник патруля украдкой посмотрел ему на руку – пальцы не дрожали. Вид мужика источал спокойствие и всемирное благодушие Командир патруля был молод, но кое-какой опыт имел, да и с умом было все в порядке.
– «Зиппо»? – уважительно спросил он
– Да, удобная вещь – на ветру не гаснет! А на свежем воздухе бывать приходится! – похвастался Палыч. Это был он.
– Куда их? – поинтересовался мичман, затягиваясь дымом ароматного табака.
– К себе в отделение – там им, чувствую, будет теплая встреча и длительный бесплатный абонемент на казенные харчи!
– А что? Похоже, что ребята этот абонемент честно заработали! Успехов! Начальство отметит! – уважительно проговорил Егоркин, аккуратно стряхивая пепел в урну.
Офицер поблагодарил, поправил автомат и быстрым шагом пошел к машине, куда его коллеги уже упаковали бандитов. УАЗ фыркнул, лихо развернулся и выскочил на улицу, пугая водителей встречных машин.
Палыч остался один, и еще раз внимательно оглядел себя. В подъезде он уже успел обмахнуть пальто особой щеточкой, которую он всегда таскал в кармане, и теперь на нем – никаких следов. Даже ботинки сияют хромом, что тебе строевой смотр!
Делать было нечего, мичман решил зайти к старому другу, который уже второй месяц «припухал» на пенсии. Там он попил чаю на сон грядущий, всласть поговорил. Как водится, ругнули правительство, новые времена и всякое такое-растакое командование, и скоро пришли к консенсусу в своих убеждениях. Как ворчуны наполеоновской Старой Гвардии… Это уже ритуал!
Старые служаки попрощались, и Палыч вдруг решил идти прямо на корабль. А что? Дома делать нечего, семья в отъезде – «кобелиный сезон», самый финиш, однако! А на корабле – все свое, все родное. Вот завтра сюрприз всей боевой части будет, когда он заявится в кубрик на подъем! А потом ка-а-ак организует физзарядку! С садизмом! То-то радости у «годков» будет! Впрочем, какие это теперь годки, право слово! Палыч даже сплюнул с досады. Так, одно недоразумение… хотя, завтра суббота и физзарядки нет… Повезло им, просто бессовестно!
Хмыкнув, он не спеша пошел в сторону причалов. Проходя мимо засыпающих домов, он увлекся своими мыслями и не заметил, как почти наткнулся на еще одну троицу. Это были молодые кавказцы. Один из них перегородил дорогу Палычу.
– Дед, закурить есть?
– Тьфу! – раздраженно сплюнул Егоркин: – Нет, ну что за день, что за такой? Опять! Ни пройти – ни проехать! – обратился вслух сам к себе и темнеющему небу, будто бы взыскуя понимания.
Егоркин, отвлекая внимание, оценивая новых противников и незаметно становясь в стойку – Ну, вот почему, если кто зальет себе шары сверх меры, он обязательно должен продемонстрировать это всей деревне, да так, чтобы над ним завтра ржала половина ее населения? И почему сегодня всем перебравшим охламонам надо начинать с меня?
Вопрос был риторический, но возымел слушателя.
В этот самый момент один из кавказцев, чуть постарше и явно трезвее остальных, удивленно ойкнул и почти обрадовано поздоровался: – Здравия желаю, товарищ старший мичман!
И Палыч его тоже припомнил – встречались в борцовском зале, и не раз, главный старшина-контрактник с эсминца, веселый улыбчивый парень. Вольник-полутяж неплохой, кстати, кажется «КМС», детей тренирует. Егоркин туда иногда заходил – просто посмотреть, поболеть за пацанву. Но иногда и показывал кое-что на секции рукопашников, а, раздухарившись, нет-нет, да и выступал в спаррингах. Хоть и недолго – дыхалки, увы, уже не хватало, хотя физподготовку еще и не забросил. Но вес и возраст… Так, если минуты две-три… Да и рефлексы, были не те… Его знали и уважали, он там был свой – так, слегка, по краешку татами… Но всегда здоровались первыми и уважительно просили иногда судить на товарищеских неофициальных встречах и спаррингах-поединках…
– Здорово, Эльдар! Ты, что ли?
– Так точно, я! Вот гуляем с земляками! Пятница сегодня!
– А-а-а! – насмешливо протянул Егоркин, – А я-то думаю, чего это честному народу проходу нет! А тут, оказывается – пятница! Ты бы объяснил своему земцу, что правоверному пить вообще – грех. А ежели он еще и не умеет себя вести, как приличные взрослые люди, так и – двойной!
– Да не обращайте внимания, я ему и сам расскажу, и руками покажу еще кое-чего, если сразу не дойдет… Потом, как соображать нормально начнет! Запомнит, обещаю!
– Ну, бывай!
– До свидания. Товарищ мичман, не волнуйтесь!
Эльдар бесцеремонно развернул земляка на 180 градусов глянул тому в глаза и стальным голосом сказал: – Запомни! Или даже запиши! Этот дед – не курит! А если даст прикурить – тогда то, что от тебя останется, отвезут в госпиталь минимум недели на две – это еще, если у него хорошее настроение будет! Но уже без меня! Я, если что, только от души добавлю! Этот мичман зря руками махать не будет и таких детей, как ты, не обидит!
Третий, помоложе, заворчал и что-то попытался вставить на своем языке. Эльдар резко повернулся к нему и хищно прищурился: – А тебе, молокосос, кто разрешил вообще рот открыть? О, переевшие бараньих мозгов на горных пастбищах! Вот из-за таких как вы, нормальные люди нас сторонятся и не любят, обвиняя во всех грехах! Но пока терпят! Но терпелка у них когда-то сломается и тогда достанется не тем из нас, кому бы надо по справедливости! А жаль, но поздно будет! И, ты, о шакал, застрявший между временами, попробуй-ка только еще раз, да при мне…
А Палыч не стал досматривать урок хороших манер и уже шел не спеша в сторону причалов, где стояли корабли, и сияли якорные огни и лампы палубного освещения. На рейде мигали разноцветные огни разных буев, каких-то припоздалых катеров, большое длинное судно спешило в Мурманск, и яркий красный огонь левого борта внимательно смотрел на берег драконьим глазом.
