Книга: В море – дома! Славный мичман Егоркин
Назад: Глава 3. По горячему следу в холодном море
Дальше: Глава 5. «Машка» или все же «Марь-Ванна»? Третья часть марлезонского балета!

Глава 4. В морях ходят тоже живые люди…

«Люди делятся на живых, мертвых и тех, кто плавает по морям».
Анахарсис, античный философ.
(А Егоркин сказал бы проще: «древний грек»).
Боевые смены стали меняться. Тихов понял, что теперь командира «с моста» не согнать, сошел с ходового сам, отобрал у замполита пачку журналов и газет-«толстушек» и пошел во флагманскую каюту на свое законное место – повышать свой политический и культурный уровень.
Из недр корабля, продираясь сквозь вахтенных на БИПе, в этот самый момент появился всклоченный капитан 2 ранга Николай Жильцов, командир группы радиоразведки, «гостившей» на борту по случаю выпавшего на долю «Бесшабашного» слежения.
Было заметно, что на его покрасневшей от праведного гнева физиономии «развернулся трактор». Проще говоря, простая заслуженная корабельная подушка, потерявшая в суровых походах часть своей перьевой начинки, оставила у него на лице неизгладимые сразу следы в виде глубоких морщин, причудливо перевитых между собой…
«В зеркало, он, видно, глянуть забыл!» – сочувственно отметил Караев, выспавшийся и источавший само добродушие, веру в добро и оптимизм.
– Нет, товарищ командир, представляешь, а? Только вернулся из капээса, только глаза сплющил, даже сон какой-то настраивать себе начал – бац, трясет меня за плечо кто-то. «Ну, все!» – думаю я сам себе: – «что-то началось!». Даже подпрыгнул на койке. А тут над ухом кто-то командует: – «Карасина, вставай по…ть!». Я прямо заревел от бешенства! «Это кто, говорю, карасина?». А тут какая-то фигура в комбезе – шасть в дверь, и с реактивным визгом куда-то унеслась, захлебываясь от собственного жеребячьего ржания! Нет, ну ты подумай – двенадцать лет офицером, из них чисто в море – лет пять – это минимум, только боевые, не считая мелких брызг! – прочувственно взрыднул разведчик, и злобным тоном продолжил – А меня по…ть поднимают, как карася-энурезника! Поймаю – убью! – хищно завершил свою тираду капитан 2 ранга и перевел дух. На этом запас воздуха в легких у него кончился полностью.
– Опознание всеобщее проводить будем? – вкрадчиво поинтересовался командир невинным тоном, маленькими глотками (горячий, гад!), поглощая свой кофе.
– Народ смешить? – безнадежно махнул рукой Жильцов.
Как щедрый и радушный хозяин, Караев крикнул вниз, в буфетную: – Вестовой! Еще кофе и бутерброды на ходовой!
Из буфетной донеслось веселое «Есть!» и тише, уже обреченное, другим голосом: «Ну, все – началось! Принеси то, сделай это! Хрен теперь задремлешь!».
– Но-но! Вы еще критикните отца-командира, зелень подкильная! Тоже мне, «Московский комсомолец», блин, нашелся! – немедленно отреагировал «Папа» львиным рыком.
Внизу наступила мертвая тишина. Только быстрее и яростнее зазвенела посуда в буфетной, где готовился ночной завтрак для офицеров второй боевой смены.
– Знаешь, тебя просто перепутали! – успокаивал разведчика командир. Когда-то они одновременно заканчивали одно и тоже училище, но разные факультеты, а теперь смутно (сколько лет прошло!), но все-таки припоминали друг друга.
– Ты спал в каюте комбатов, кто-то решил подшутить над приятелем, а там – ты! Он-то просто не знал! Значит, ты хорошо сохранился! Вот Тихова с его кудрявой, или, скорее, несколько обкудренной, лысиной никто бы будить не стал! Его-то знают, он побежал бы вслед за обидчиком с раздвижным упором и гнал бы паршивца до самого Берлина! А ты без погон и за лейтенанта сойдешь – утешающе посмеивался командир.
– Ну, спасибо, комплимент отсыпал – жаль, что жена не слышит! А то все старым дураком называет! – сказал Жильцов, которому не исполнилось еще и тридцати пяти.
– Да брось ты, не кокетничай, в первой части она явно ошибается!
– Да иди ты, юморист, блин! – огрызнулся разведчик.

 

В одной из кают левого борта шла отчаянная борьба за первенство в древнюю настольную игру. Давным-давно ее назвали на флоте, «коша». Наверное, от тюркского – «кош»-чёт. Еще ее звали «Шеш-беш» (шесть-пять), или нарды, а англичане называли трик-трак. Тоже, небось, с востока привезли! Они горазды были спереть все, что плохо лежит и не приколочено – по всему миру – и притащить на свой остров… даже – статуи, а тут…
Мичман Петрюк, давний друг-приятель Егоркина, сражался с Антоном Гузиковым, старшиной команды турбинистов. Соперничество было давним. Победы сменялись поражениями, двухзначный баскетбольный счет уверенно приближался к трехзначному, но разрыв, хоть ты тресни, был минимальным. И такая победа всем экипажем считалась случайной и неубедительной. Поэтому, сражение на доске этой древней игры возобновлялись при всяком удобном случае. Вот и сейчас из-за двери раздавался азартный дробный грохот брошенных костей, комментарии и восклицания болельщиков.
Егоркин покачал головой. Сам-то он был заядлым «козлятником» и в паре с боцманом Васильковым они не знали поражений. Однако сейчас Серега Васильков был в отпуске, а жаль! А не то показали бы они кое-кому, не называя имен и должностей… место под баком!
Палыч потопал в каюту Крутовского – надо было представить ему на подпись журналы. Четыре пятнадцать утра (или ночи? – задумался Палыч) – не самое лучшее время для сменившегося с вахты командира боевой части, но коварный мичман справедливо решил, что проверка документа сейчас будет поверхностной – это раз, утром, если удастся выкроить время для сна, «Бычок» уже не будет его разыскивать и будить, вспомнив о журнале, это – два. Упредив события из серии «обязательных», будешь располагать большим временем на свое усмотрение, это – три. Опыт службы, его и не купишь, да, кстати, и не пропьешь – тоже…
Крутовский, переоблачаясь после вахты, наскоро делал дежурно-поверхностную выволочку командиру группы за совокупность мелких провинностей. Егоркин тактично кашлянул – неудобно, когда при тебе называют офицера «шлангом», «балбесом» и «недоделкиным».
– Свободен! – наконец, скомандовал Андрей Суркову, и вздохнул горестно: – Вот помру я из-за вас, что делать-то будете?
– А вам что надо от моей пропащей души? – это уже – к Палычу.
– Да вот, товарищ капитан-лейтенант, по приказанию, журнал технических осмотров до ума довел, принес!
– Чегой-то я не припомню такого приказания – дурашливо удивился Крутовский, – Знаете, а я пока еще «эклером», в смысле – склерозом, не страдаю.
– Да как же!? – возмутился Палыч, – а вчера в базе? Крайний срок – пятница? Говорили? А? Так пятница уже как четыре часа назад наступила!!!
– В самом деле, с календарем не поспоришь! – вздохнул минер. Раз сам назначил – самому и смотреть всю эту муть, а ведь как не хочется! И он сладко потянулся, расправляя затекшие за вахту мышцы.
Андрей поплескался в умывальнике, разглядывая себя в зеркало, покорчил самому себе рожи. «Сойдет и так – побреюсь потом!» – решил он, оставшись довольным своим внешним видом – с небольшой натяжкой.
– Оба-на! – вдруг удивился Крутовский. – Александр Павлович, вы ничего не слышите?
– Точно! – сказал, еще не успевший уйти, «групман», – Картошкой жареной вроде бы потянуло!
– Голодной куме хлеб на уме! – хмыкнул минер с высоты своего возраста. Как-никак, а старше своего групмана на целых три года! Ну, ладно, хорошо – пусть на два с половиной, если быть честным!
– Точно-точно, Андрей Алексеевич, картошка! – заверил его старший лейтенант Валерий Сурков. И глаза сразу же загорелись охотничьим огнем. Он предложил вкрадчивым тоном: – Давайте сейчас быстренько накроем эту несанкционированную операцию!
Он еще помнил курсантские времена, когда тайно поджаренная в ночное время банальная картошка казалась деликатесным лакомством. Он проглотил предательски набежавшую ностальгически-сладкую слюну.
– И что мы будем делать с полусырой картошкой? – ехидно поинтересовался ветеран Егоркин. – Учитесь, товарищ старший лейтенант! Пока я жив и еще при памяти… Вентиляция, между прочим, разносит этот криминальный запах уже десять минут. Следовательно, еще минут через десять-пятнадцать мы тихо-тихо поднимемся и спокойно войдем на камбуз, повяжем «гурманов» и заберем себе львиную долю этого блюда. Что спать, что воевать – уж лучше на сытый желудок!
Андрей Крутовский думал точно также и согласился с планом мичмана. Сон откладывался, да и черт с ним – мысленно махнул рукой. «Сколько ни спи – все мало, а, сколько ни съешь – все равно это один раз!» – философски заключил он.
Так они и сделали. Как и ожидалось, камбуз был закрыт изнутри. Подкравшийся Егоркин заглянул в щель «амбразуры». На камбузе никого не было. Только штора над закутком с продуктами подозрительно шевелилась. Но вот… из-за плиты осторожно поднялась рука с лопаткой и помешала на сковороде подгорающую картошку. Ага! Улыбающийся мичман приложил палец к губам, призывая к тишине, и подозвал своих спутников. Все тоже заулыбались. Пора!
– Партизаны – сдавайтесь! – заорал Крутовский, грохнул кулаком в стальную дверь: – выходи по одному.
На камбузе что-то загрохотало. Кто-то чего-то уронил и испуганно ойкнул. На шум появился из коридора помощник по снабжению старший лейтенант Нетребко. А то? Конечно, камбуз это его хозяйство.
Поняв, что сопротивление бесполезно, «партизаны» решили сдаться. Это оказались молодые матросы, в том числе и из их родной БЧ-3. Кто-то вынул болт из запора с той стороны, и дверь приоткрылась.
– Как будем делить трофейную картошку? – грозно спросил Андрей Алексеевич у перепуганной насмерть публики.
– По-братски или по справедливости? – предложил Егоркин варианты.
– По справедливости! – решился ответить один из бойцов.
– Ага, тогда мы конфискуем всю вашу картошку, а по прибытию в базу вы, кстати, пока не забыл, вместе со своими командирами отделения, моете с мылом и щетками наш родной, но пока осиротевший причал.
– Так они – годки!!! – заступился за своих старших товарищей плотный, конопатый рыжий, боец.
– Кто? Ваши командиры отделений? Что-о-о!? – протянул Егоркин, – а вот это слово, сынок, пусть они мне сами скажут. Если не боятся!
«Ага, щас, два раза! Они же не совсем, чтобы клинические идиоты!» – мысленно позлорадствовал Крутовский, представив себе эту картину.
– Вы для них жарили, конечно?!
– Нет, что вы, для себя! Кушать хочется! – преданно глядя прямо в глаза, ответствовал конопатый.
«Так!», – огорченно подумал Крутовский, оглядывая рыжего, как апельсин, и конопатого, как подсолнух, матроса, – «похоже, «подарочек» подрастает! Надо непременно взять его на заметку – пока еще не поздно! Может быть, не поздно?» – поправился он сам для себя.
– Ах, вот, значит, как! Михаил Васильевич – обратился он к помощнику, проследи, чтобы они сами все съели!
– А куда денутся? – удивился здоровенный помощник явно с борцовским прошлым, как минимум, в «полутяже». – Все равно я сейчас коков нудно и долго воспитывать буду. А эти завтракать при мне станут! Обильно и сытно! – и скомандовал: – Взять ложки!
Офицеры и Палыч отсыпали по своим тарелкам невероятно аппетитно пахнущий, жареный с луком и перцем картофель, оставив добрую треть «авторам». Помощник по снабжению Нетребко остался со своими делами, хлопотами и молодыми матросами.
Крутовский по пути к себе заглянул в каюту к старпому и разбудил его.
Тот возмущенно плевался и говорил, что хочет только спать, что и без картошки его мучают кошмары. Но Андрей уже вспарывал самодельным ножом-кинжалом банки консервированной рыбы из личного «НЗ». Егоркин сбегал в каюту за своим чайником с настоянным на травах крепким чаем – он напрочь отказывался пить чай с пакетиками – мичман презрительно называл их «мошонками».
Расщедрившийся вдруг Миша Нетребко занес к Крутовскому еще и большую банку разогретой тушенки. Трофей! И грянул пир! Даже, замученный до полусмерти, за минувший день старпом и тот ел так, что за ушами трещало! Чай тоже был действительно очень хорош! Наконец, наступила сытость, и пришло умиротворение…
«Черт возьми, а ведь, по большому-то счету, много ли человеку надо?» – думал Крутовский, глядя на своих гостей, с трудом разместившихся в крошечной двухместной каюте.
Но все хорошее заканчивается, «тайная вечеря» – тоже. Что-то явно несло Андрея на благодушие. «Не к добру!» – заключил он, и решил пройтись по постам и кубрикам своей боевой части, осмотреться. На всякий случай, с чем черт не шутит, когда зам спит?
Пустую посуду забирал вестовой, все разошлись по своим каютам – спать оставалось совсем немного, а наступивший день вовсе не обещал быть легким.
Назад: Глава 3. По горячему следу в холодном море
Дальше: Глава 5. «Машка» или все же «Марь-Ванна»? Третья часть марлезонского балета!