Наштормовался «Бесшабашный» вдоволь – второй раз за поход! В базу тоже запустили не сразу – при таком ветре в узкости опасно, а уж швартоваться без буксира – тоже совсем мало радости. Вот и пахали волны, бесконечно меняя галсы. Лишь к утру следующего дня море стало успокаиваться, ветер заметно стихал. На берег же продолжали идти накатные волны, утратив свою скорость, но не силу.

– Послушайте, Андрей Алексеевич! – обратился к Крутовскому капитан 1 ранга Тихов, когда тот заступил на очередную вахту. – Как вы смотрите на должность помощника на большом корабле? Командирские и морские качества у вас есть, но их надо развивать – уж поверьте моему опыту! Работать над собой надо, на соответствующей должности! – сказал начальник штаба, согревая озябшие руки о стакан с горячим чаем. Любимые перчатки он уже где-то потерял – по обыкновению.

На ходовом посту было прохладно. Не скажешь, что на календаре – июль, макушка лета! Впрочем – нашего лета…

– Здрасьте, приехали! – возмущенно вмешался в разговор «папа» Караев.

– Вот, поглядите! Форменный грабеж – наглый отъём собственности прямо при хозяине! Замполит, скажи, ты в курсе, какая это статья в УК? Как только кадры начинают оперяться – так дивизия сразу – хап, как татары за ясаком после сбора урожая! Между прочим, Меркурьев-то мой осенью на классы убывает. Набираться ума-разума, за командирским ученым статусом! Вы в курсе? Нет!? А кто мне старпома даст? Дивизия? Ага, конечно! Сейчас, только разбежится! Ага. лишь шнурки нагладит! Кроме «фитилей», которые дымиться у меня в… никогда не перестают, разве дождешься от вас чего доброго! И чего там – помощником? Здесь – сразу старпомом!

– Командир, вы не наглейте! Там – перспектива!

– А у нас – нет? Вы-то сами той же тропой прошли?

– Вот потому и предлагаю, что эту-то тропу прошел! – подхватил Тихов. – Тут-то в академию вполне и опоздать можно, пока-а-а еще начальники сочтут, что ты созрел! А вот туда рано не бывает, верно говорю! Как, впрочем, и с диссертацией – только что было вроде рано, а потом – бац – и уже поздно!

– Так это к вам вопросы – кто кадрами-то рулит? Родное командование – а разве нет? – совсем разошелся Караев.

– Кадры сами рулят начальниками! – съехидничал Бердников, заступаясь за своего командира – принесут готовое решение, обоснуют его хитро – и началь-нику не надо свои извилины расчехлять, «птицу» поставил, где начкадров указал – и ладно!

– Но-но! Раскритиковались! Дорастите сначала, потом будете кадровую политику перестраивать! – возмутился Тихов.

– Ну да, в святая святых… куда нам, сирым, с суконным-то рылом – да в калашный ряд!?

«Распалился Папа! В море он вообще никого не боится – форменный царь, Бог и воинский начальник! Здорово!» – восхитился Андрей, – «Сам решает, сам отвечает! Нет, как, все-таки, как верно, что в море капитанам запрещают брать жен – советоваться-то теперь не с кем! И никто тебе не говорит, куда рулить и что кому сказать! И не одергивают, когда «понесет по бездорожью» супротив начальства! Ага! А если бы? Тогда эти ощущения были бы у отцов-командиров не совсем полные, и даже – горько испорченные. Всё – только с оглядкой! Жены, говорят, даже декабристам испохабили всю каторгу!» – подумал Крутовский. – «У меня-то с женой – все, как надо! Но, может быть, только пока?» – честно усомнился он в себе.

– А что вы сами-то скажете, Крутовский? – спросил начальник штаба, созревший, видимо, в своем решении.

– Мне бы на своем корабле! Если можно… Нет, я тоже думал о командной линии. Тут не сомневаюсь! Но разрешите подумать? – скромно ответил Андрей.

– Ну, думайте, только быстрее! – с видимым разочарованием и даже с обидой разрешил Тихов. – В другой раз могут и не предложить!

– Так! – сказал повеселевший Караев. – Сейчас учиться будем! К вешке в открытом море все вахтенные офицеры у меня уже подходили самостоятельно. Теперь – к причалу! В натуре, без декораций! Сегодня швартоваться будет… – тут командир для виду протянул, будто действительно выбирая, хотя уже всем было ясно – кто будет.

– Капитан-лейтенант Крутовский! – закончил он, и сразу перешел к инструктажу: – Значит, так… швартоваться, конечно, будем кормой!

– Ага! Причалы как раз починили и покрасили! Теперь можно и долбать! – громким шепотом завистливо сказал Журков. Тихов погрозил ему кулаком и три раза постучал по дереву – чтобы не сглазил!

«Вот вредный мужик!» – ругнулся про себя Андрей, глядя на Журкова. «Ну, погоди! Попросишь и ты у меня водички в знойный день! Мстя моя будет страшной и жестокой! Но – к черту! Потом! Надо сосредоточиться! Уж радости каким-либо ляпом я тебе не доставлю! Надо сосредоточиться на швартовке. Кормой так кормой!» – пожал плечами Андрей, как обычное дело! Сколько раз видел со стороны и даже критиковал… кое – кого. А сам…

А меж тем в узкой Противосолнечной дул заметный отжимной ветер. Причалы бригады приближались. Навстречу «Бесшабашному» со всей губы Противосолнечной несло пустые, пластиковые и даже – стеклянные бутылки. Их было невероятно много.

– Блин! – возмущенно сказал Меркурьев, – такое впечатление, что вся утонувшая Великая Армада бросила нам свои приветы в бутылках! За неимением другой связи!

К удивлению офицеров, на корне родного причала столпились женщины, встречавшие корабль.

– Однако! Громяковский решил сегодня устроить возвращающимся героям торжественную встречу! С женами, детьми, цыганами, медведями и шампанским! – иронично протянул Тихов. Ему такая встреча не угрожала – жена была даже не во флотской столице, а где-то на далеком юге вместе с детьми – отпуска, как часто бывает, опять не совпали…

Скопление людей на причале вызвало живейший интерес у стаи бродячих собак, которые всегда обретались на территории бригады. Громадный Мишка с «Бесшабашного» был у них в признанных вожаках и пользовался большой любовью у всех местных разномастных и разнокалиберных сук. Пёс приветственно и радостно взлаивал на юте, размахивая пушистым хвостом как сигнальным флагом, хвастаясь морскими подвигами, радуясь своему пестрому гарему и предвкушая встречу.

– Как настоящий моряк! – одобрительно покивал головой Петрюк, наблюдая собачью радость. – Готов осчастливить всех и немедленно! Вот только всегда не получается…

– Так он же не нахлебается до срабатывания блокировки и падения фэйсом в салат! Каждый раз! – подключился Палыч, – у него может быть все и выйдет – если всерьез озадачиться!

– А сам-то? Кто бы подкалывал! – огрызнулся главный кок.

– А я что? Я тоже такой же, как и ты! Что, лучше, что ли? – примирительно, с сожалением, вздохнул Егоркин.

Первый подход был неудачным, инерция погасла раньше, чем рассчитывал, а обрадованный ветер, дуя прямо в высокий борт, тут же оттащил корабль от причала. Можно было бы подать концы и подтянуться на шпилях, но Караев отрицательно покачал головой и коротко сказал: – Галс вышел тренировочный, пошли на второй заход.

Черт! Получилось почти все нормально, но с реверсом опоздал. И пришлось отрабатывать обратно. Тихов не проронил ни слова, и соблюдал спокойствие. А уж как хотелось ему все прокомментировать и поучить Крутовского уму да разуму… Журков, знавший нрав начальника штаба, оценил это про себя как его личный подвиг!

Между тем, гражданская публика на причале заволновалась. Не понимая происходящего, Громяковский, внутренне закипая, тихо сказал флагманскому штурману:

– Не мог Караев устроить показательную швартовку как-то в другой раз! Макаренко, понимаешь!

Собаки на берегу подняли лай, спустившись к самой полосе осушки между причалами. Мишка тревожно бегал по палубе, туда-сюда, не останавливаясь, иногда нетерпеливо подвывая и взлаивая.

А Караев на крыле мостика незаметно для себя растер между пальцами уже вторую сигарету.

– Ну, Бог любит троицу! – сказал он минеру. С Богом! Еще раз!

Андрей чувствовал, как по его спине, по груди течет противный липкий пот, и стекает куда-то вниз, только этого и не хватало! Лоб тоже взмок. Да, теперь на продуваемом холодным, с моросью, ветром ходовом он чувствовал себя как в Сахаре! Вытер с лица пот пилоткой, он стиснул зубы, взялся за микрофон и отдал первую команду.

«Так идут на дуэль или в атаку!» – подумал Тихов, который, к его собственному удивлению, тоже вспотел от переживаний. Он-то сейчас ничего не боялся. Просто сочувствовал – и Караеву, и Крутовскому.

Взвыли турбины, пыхнуло в небо сизым дымом. Вскипела вода за винтами. А когда корабль дал ход, вновь удаляясь от причала, пёс укоризненно, трижды гавкнул охрипшим лаем в сторону мостика и… бросился в воду с борта.

– Да, потерял Мишка всякую надежду и веру на минера! А любовь, блин, сильнее служебного собачьего долга оказалась! – резюмировал Егоркин, покачивая головой.

– Паша! – обратился он к Петрюку. – Ты может быть, тоже… того… не дожидаясь, пока трап-то подадут? А то когда еще Крутовский… Правда, такой шубы, как у Мишки, у тебя нет, но… Тут совсем не глубоко! Гребанешь своими грабками раз двадцать и твоя Елена примет тебя прямо в распростертые объятия!

Послышался дружный смех. Петрюк привычно беззлобно ругнулся в адрес старого приятеля…

На берегу уже несколько под уставшие зрители тоже оживились, послышались смешки. Мишка плыл к своим друзьям и подругам спокойно и уверенно, оправдывая «водолазное» русское название своей породы. А стая дворняжек, радостно повизгивая и взлаивая, приветствовала своего вожака, уже добравшегося вплавь до берега и своего личного гарема. Суки радовались, нетерпеливо облизывая соленую воду с роскошной черной шубы-мантии своего повелителя…

Третий раз корабль ошвартовался лихо, красиво и даже где-то – легко.

– Как на картинке! – наконец, прервал свое молчание Тихов. – Молодец, Крутовский!

– Не многим хуже меня! – похвалил и Караев, обычно не больно-то щедрый на похвалу. – Замечания потом разберем, сам, видно, понял, что к чему! А в целом – неплохо! – заключил командир и облегченно вздохнул.

На палубе уже вовсю распоряжался старпом. Моряки ставили трап, заводили дополнительные концы, приводили в порядок шпили и швартовные устройства.

На борт поднялись комбриг и Громяковский, приняли доклад командира. И вот тут уже разрешили подняться на борт встречающим. Караев незаметно подозвал к себе Нетребко и тихо сказал: – Давай. Михаил Васильевич, готовьте с Пашей Петрюком «натриморд» у меня в салоне, и личному составу – праздничный обед. Офицеры, по возможности на берег сойдут… а впрочем… Аппетит после трех дней шторма будет зверский! Выдержат его твои запасы-то?

– Опять обижаете, товарищ командир! – делано возмутился помощник по снабжению. – Все уже давно сделано! А насчет запасов – так не первый и не последний день служим! – хвастливо сказал офицер и довольным жестом разгладил свои рыжеватые усы.

Тихов прислушивался к веселой суете, краем глаза наблюдал за молодыми офицерами и мичманами, и чувствовал себя каким-то лишним на этой радостной встрече. Он вспоминал, когда его раньше тоже радовали и возбуждали такие моменты… И где-то завидовал! «Да, утратил я уже, видно, «вкус халвы»! Вернется ли он еще в этой жизни? – устало подумал он.

Известие о том, что за ним давно уже из дивизии выслана машина, не вызвала у него никакой реакции. «Ну, часом раньше, ну, часом позже – в пустую квартиру, где даже кошка не ждет? Соседям отдал, чтобы с голоду не спятила! Завтра-послезавтра заберу. Если опять в море не «зарядят»! Завалиться, что ли, к кому из друзей, без предупреждения?» – обдумывал он варианты. Тихов, по обыкновению, открыл было рот, заготовил ругательства и… закрыл, вспомнив про женщин и детей. «Одичал в «мужчинском» обществе-то!» – нашел удобную причину утраченного самоконтроля Тихов, и обреченно потопал в каюту командира, где его точно ждали, и где-то даже были рады.

– «Натриморд»-то, достархан, наверное уже накрыт, стаканчики вспотели от замерзшей водки… а почему бы и нет? Дело сделано – вроде как и магарыч с командира! – пошутил сам с собой начальник штаба, входя в салон Караева.

– От замерзшей водки.

Хрипнут наши глотки…

Припомнил Тихов куплет военной песни…

К Крутовскому подошел улыбающийся Журков, закончивший со швартовкой на юте.

– Класс! – сказал он восхищенно и протянул руку. – Поздравляю! С тебя – простава! Не каждый раз швартуешься на глазах у восторженных женщин!

– Само – собой! Когда за мной пропадало? – пожал плечами Андрей. «В сущности Журков не плохой мужик!» – подумал он благодушно и решил отложить планы мщения «на потом».

– А у меня бы получилось не хуже! – ревниво вставил Журков.

– Нет, ты, все-таки, зануда, и – зараза! – заключил механик, одетый в привычный комбинезон, с неразлучной ветошью в руках. В кармане торчал гаечный ключ – сам Балаев как-то уверял, что с ним ему легче думается над инженерными проблемами.

– «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны! «– тоже заступился за Крутовского Меркурьев, заодно «уев» самого артиллериста, известного своей вредностью: – Товарищ Журков! Я считаю, что на юте швартовой команде еще есть чем заняться! Проследите, пожалуйста! – сказал старпом, надавив на «пожалуйста».

– Да ладно вам, уже и пошутить нельзя! – ответил Журков и недовольно потащился на ют, к своим пушкам.

На причале уже стоял Сурков и его приятели – молодые офицеры с соседних кораблей. Он, размахивая руками, как сельский ветряк, рассказывал им какой был шторм, и какие волны, иногда кивая в сторону своего «бычка».

Егоркин, Петрюк и Гузиков стояли под руки со своими женами и о чем-то мирно беседовали. Крутовский учтиво поздоровался с женщинами. Его жены не оказалось – угораздило уехать с подругами в «Большую деревню» за покупками именно в этот день. Да и кто мог знать заранее – не боевая же служба, а просто рядовой выход! Просто поход!

– Вот теперь, товарищ капитан-лейтенант, можно и планах на ближайшее будущее поговорить! – сказал Егоркин, намекая на разговор в главной базе.

– А! – устало махнул рукой Андрей. – Сегодня на борту – я! Так что – счастливого отдыха!

– А кого я вижу! – радостно сказал замкомбрига Громяковский, вывернувший из-за группы офицеров и их жен. Он радушно протянул руку для приветствия и, от избытка чувств, хлопнул по плечу. Андрей зашипел от неожиданной боли.

– Ох, извини, дорогой! Честно, я забыл, что ты тут подвиги совершаешь! Конечно, «чайник» тебе, с одной стороны, начистить бы надо – но только за то, что не доложил. А с другой, вот что за матросом кинулся – молодец, да и по другому поступить – тебе же думать было просто некогда! Наградить бы следовало!

– Ага, уже заложили? Скорость стука, как скорость звука? У нас лучшая награда – это когда тебя прилюдно не изодрали!

– Да, любишь ты свое командование – сразу видно! – согласился Громяковский. – Ну почему сразу – заложили? Доложили вот! И не то, чтобы прямо сразу. А только – сейчас, и с восхищением и тихой завистью! – сказал замкобрига и поспешил к другим офицерам.

Удивленно покачивая головой, флегматичный механик стоял у борта, внимательно рассматривая ободранный штормом, прямо до рыжего сурика, борт, погнутые леера, сорванную с кильблоков и лежащую на боку шлюпку, которая лишь чудом не улетела в море в разгар шторма. К Балаеву подошли мичмана. Оглядев все это, Петрюк тихо присвистнул: – Ну ни фига себе! Однако…

– Ну и как ваш поход за подвигами и приключениями? – ехидно поинтересовалась у Егоркина его жена, Светлана.

– Ну почему сразу – за подвигами и приключениями? Так себе – прогулка средней тяжести! – тоже сказал, недоуменно пожав плечами Палыч. Заметив рыжего Фоксина, который вдохновенно врал о своих подвигах таким же зеленым матросикам, он улыбнулся. «Оморячились, салаги!» – насмешливо подумал мичман. А вслух опять сказал:

– Да, Светочка, закончен еще один, и, всего лишь, просто поход!