— Ну почему? — размышляла Тиффани Болит, — почему людям так нравится шуметь? Что в шуме такого важного?

Совсем рядом нечто издавало звуки похожие на телящуюся корову. Оказалось — это престарелая шарманка, на которой играл какой-то оборванец в примятой сверху шляпе. Тиффани постаралась как можно тактичнее, бочком, отодвинуться подальше, но звук не отставал. Он был таким прилипчивым, что если ему позволить, он преследовал бы вас до самого дома.

Но то был всего лишь один из звуков в огромном котле царящей вокруг нее какофонии — и каждый из них порождался людьми, и каждый новый, в свою очередь порождался другими людьми, которые старались перешуметь остальных шумящих. Люди спорили о самодельных доилках, соревновались в вылавливании ртом из таза яблок и лягушек, подбадривали охочих до призов приятелей, хлопали блестючей девице на натянутой высоко над головой проволоке, громко расхваливали сахарную вату, и, не будем тыкать пальцем, напивались в стельку.

Воздух над зеленой долиной словно загустел от шума. Казалось, на одном холме собралось вместе население двух — трех городков. И вот теперь тут, где и случайный-то крик ястреба редко когда услышишь, был постоянно слышен крик едва ли не каждого. И все это вместе называлось «веселье».

Единственные, кто не издавал шума, были воры — домушники и карманники. Они работали в похвальной тишине, но не решались приближаться к Тиффани. Действительно, кто в здравом уме полезет в кошелек ведьмы? Вам повезет, если сохраните все пальцы на руке. По крайней мере, они так думали, а благоразумная ведьма всегда поддержит подобные страхи.

«Быть ведьмой значит олицетворять всех ведьм разом», — размышляла Тиффани Болит, прогуливаясь в толпе, ведя свое помело позади на длинной веревочке. Помело парило в паре футов над землей. Это немного беспокоило Тиффани. Все работало отлично. Однако, несмотря на это, поскольку вокруг была ярмарка, а на ней полным-полно малышни с шариками, которые точно так же были привязаны на концах веревочек, ей непрерывно казалось, что из-за метлы она выглядит немного глупо. А если одна ведьма выглядит глупо, из-за нее и все ведьмы выглядят глупо.

С другой стороны, если привязать помело к ограде, всегда найдется какой — нибудь сорванец, который отвяжет его и попытается оседлать. И, скорее всего, он отправятся прямиком в стратосферу, где обычно очень холодно, и пока она, теоретически, сумеет призвать метлу обратно, мамаши непременно станут очень нервными оттого, что их детки среди жаркого летнего денька превращаются в ледышки. А так поступать не очень красиво. Люди начнут болтать всякое, а люди всегда любят поболтать о ведьмах.

Она снова смирилась с тем, что приходится таскать метлу за собой. Если повезет, окружающие подумают, что подобным образом она решила присоединиться к всеобщему веселью.

Даже в столь обманчиво веселой штуке как ярмарка был задействован очень сложный этикет. К примеру, она ведьма — а что случится, если она вдруг позабудет чье-нибудь имя, или, хуже того, его перепутает? Что случится, если вы позабудете про все мелкие дрязги и распри, про людей, которые не разговаривают с собственными соседями и так далее, так далее, и еще дальше и глубже? Тиффани не было известно такое понятие как «минное поле», но если бы она его знала, то для нее оно звучало бы очень похоже.

Она была ведьмой. И на все деревни по всему Мелу она была единственной ведьмой. И не просто для родной деревни, а для всей округи до самой Ветчины-на-Ржи! А это добрый день пути отсюда.

Это была местность, которую ведьма считает своей собственной, и для проживающих на ней людей она делает все необходимое. Это называется владение, вроде фермерского надела. И ее владение было хорошим. Не всякой ведьме достается целое геологическое обнажение, даже если оно почти полностью покрыто травой, а трава — овцами. Кстати, сегодня пасущиеся в долине овцы были предоставлены сами себе, делая то, что овцы отлично делают, когда предоставлены сами себе, что, по всей вероятности, то же самое, что они делают, находясь под вашим присмотром. И овцы как обычно бродят и пасутся, и оглядываются по сторонам, где сейчас не происходит абсолютно ничего интересного, поскольку самое интересное и притягательное место в мире сегодня было тут.

Безусловно, если не выбираешься дальше четырех миль от дома, ярмарку можно считать величайшим событием в мире. Если живешь в окрестностях Мела, то на ярмарке можешь повстречать всех своих знакомых. И с большой вероятностью встретить того, с кем вы потом поженитесь. Поэтому девушки носили свои самые лучшие платья, а парни — выражение надежды на лице, смазав волосы дешевой помадой или, гораздо чаще, собственной слюной. Выбравшие слюну оказывались в выигрыше, поскольку дешевая помада была на самом деле дешевой, и на жаре плавилась и стекала ручьями, вызывая интерес скорее не у юных девушек, на что парни в тайне рассчитывали, а у здешних мух, радовавшихся предоставленному на их макушках пиршеству.

И поскольку событие, куда приходишь в надежде на поцелуй, и в случае удачи — на обещание следующего, нельзя было назвать ярмаркой в полном смысле слова, ее назвали прополкой.

Пропалывали в конце лета в течение трех дней. Для большинства населения Мела это были выходные дни. Сегодня был третий день, и как говорится: «если ты до сих пор не сорвал поцелуй, можешь смело отправляться домой». Тиффани так никто и не поцеловал, но, в конце концов, она же была ведьмой. Кто знает, в кого или во что можно потом превратиться?

Когда к концу лета позволяла погода, не было ничего необычного в том, что некоторые умудрялись спать под открытым небом или под кустом. Поэтому, решив прогуляться ночью под звездами, нужно быть внимательнее, чтобы не споткнуться о торчащие ноги. И, не будем тыкать пальцем, но вокруг было так же много того, что Нянюшка Ягг, ведьма, которая трижды побывала замужем, называла как-то себя развлечь. Какое несчастье, что Нянюшка жила в горах, поскольку прополка ей бы точно понравилась, а Тиффани с удовольствием посмотрела бы на выражение ее лица, когда та увидела бы гиганта.

Он, а это вполне определенно был «он» и в этом не могло быть никаких сомнений, тысячи лет тому назад был вырезан в почве. Получившийся белый силуэт на зеленой траве принадлежал опасному прошлому, в котором люди помышляли лишь о выживании и плодородии.

О, и еще он определенно был вырезан еще до того, как человечество изобрело штаны. По сути, просто сказать, что на нем не было штанов, значит провалить дело. Отсутствие на нем штанов было вопиющим. Нельзя было просто прогуляться по дорожке, идущей вдоль подножия холма, чтобы не отметить ненормальное отсутствие чего-то, в данном случае штанов, и наоборот огромное присутствие кое-чего еще. Так что это определенно был мужчина, которого ни за что нельзя было спутать с женщиной.

Все, явившиеся на прополку, обязаны были захватить с собой лопатку или просто нож, и отработать на склоне, с которого удалить все сорняки, выросшие за прошедший год, и придать находившемуся под ними мелу первозданную белизну, чтобы проявить гиганта во всей его красе — если кому-то до того было плохо его видно.

Работа девушек на гиганте порождала множество смешков.

И сама причина смешков, и обстоятельства, окружавшие смешки, всегда наводили Тиффани на воспоминания о Нянюшке Ягг, привычное место которой обычно располагалось за спиной Матушки Ветровоск с широкой улыбкой на лице. Вся округа считала ее веселой старушкой, но кроме старости в ней было много чего еще. Официально она никогда не была наставницей Тиффани, но та не могла у Нянюшки кое-чему не научиться. И поэтому при мысли о ней Тиффани не могла не улыбнуться.

Нянюшка знала всю старую и темную древнюю магию. Ту, которая не нуждалась в ведьмах. Ту, которая была частью людской природы и окрестностей. Это включало такие понятия как смерть, женитьба и помолвка. Или обещания, даже в том случае, когда вокруг нет никого, кто мог бы их услышать. А так же то, что заставляло людей стучать по дереву и никогда не заступать дорогу черной кошке.

И для понимания всего этого не обязательно быть ведьмой. В такие особые моменты мир вокруг становился чуть более… реальнее что-ли, и изменчивым. Нянюшка Ягг называла их чудесными, что было весьма нехарактерно возвышенным словом для женщины от которой скорее ожидаешь услышать: «Пожалуй, я буду бренди, спасибо заранее, и сделайте двойной, чтоб два раза не бегать».

Это она поведала Тиффани про старые-добрые времена, когда ведьмам жилось гораздо веселее. То, что они, например, делали во время смены времен года, или обычаи, которые уже умерли, но не стерлись из народной памяти, которая, по словам Нянюшки Ягг была долгой и темной, а еще живой и не тускнеющей. Разные ритуальчики.

Особенно Тиффани нравился один, связанный с огнем. Огонь ей нравился, он был ее любимым элементом. Его считали таким могущественным, и настолько действенным против тьмы, что люди даже женились, прыгая, взявшись за руки, через костер. Хотя, по словам Нянюшки Ягг, это срабатывало куда лучше, если произнести особое заклинание. Она не утрудила себя рассказом, какое именно заклинание требуется, что мгновенно втемяшилось Тиффани в голову: очень многое из того, что рассказывала Нянюшка Ягг обладало подобной прилипчивостью.

Но то было дело прошлое. С тех пор все, кроме Нянюшки Ягг и гиганта, стали более респектабельными.

На землях Мела кроме гиганта имелись и другие изображения. Одно из них было сделано в виде белой лошади, которая, как думала Тиффани, однажды сорвалась со своего места и примчалась ей на выручку. Сейчас ей на ум пришла мысль, что случится, если такое сделает гигант.

Шестидесятифутовые штаны на дороге не валяются. И, в конечном счете, вы точно захотите найти их побыстрее.

Сама она похихикала над гигантом всего раз, и это было очень давно. В мире на самом деле было всего четыре типа людей: мужчины, женщины, волшебники и ведьмы. Волшебники большую часть жизни проживали в университетах больших городов, и им не позволялось жениться, хотя причина полностью ускользнула от понимания Тиффани. В любом случае, вряд ли вам удастся увидеть их поблизости.

Ведьмы без всякого сомнения были женщинами, но большинство тех, что постарше из известных Тиффани так же не были замужем, и в основном потому, что Нянюшка Ягг использовала всех подходящих мужей, а еще потому что у них просто не было на это времени. Конечно, там и сям ведьмы могут выходить замуж за выдающихся людей, вроде Маграт Чесногг, которая стала женой короля Ланкра, но по всем расчетам единственное, что она теперь делает, это собирает гербарий. А единственная из известных Тиффани молодых ведьм, у которой хватало времени на свидания, была ее лучшая подруга с гор Петулия Хрящик. Та специализировалась на поросячьей магии и собиралась выйти замуж за приятного юношу, который вскоре должен был унаследовать свиноферму отца, что означало, что он без пяти минут аристократ.

Но с ведьмами дело не ограничивалось только занятостью. Они были одиноки. Тиффани сама в этом быстро убедилась. Даже находясь среди людей, вы не с ними. Всегда сохраняется своего рода дистанция либо отстраненность. Для этого ничего не нужно делать, она образовывается сама собой.

Девчонки, которых она знала, когда они пешком ходили под стол и бегали на посылках, при виде нее на улице делали книксен, и даже пожилые мужчины хватались за чубы или за то, что они считали таковым.

Это было не только из уважения, а так же из своего рода страха. У ведьм были свои секреты. Они помогали при рождении детей. Когда люди женились, хорошей идеей было пригласить ведьму, даже если никто не был уверен — на удачу или отвадить несчастье. И когда вы готовитесь отойти в иной мир, тоже неплохо бы пригласить ведьму, чтобы показала дорогу. У ведьм есть секреты, которые они не открывают… тем, кто не является ведьмами. В тесном кругу, когда они собираются на склоне какого-нибудь холма, чтобы пропустить стаканчик-другой (или в случае миссис Ягг стаканчик или девять), они болтают словно гусыни.

Нет, Тиффани нисколько не завидовала свиданиям Петулии, которые без сомнения проходили в огромных сапогах, негнущемся резиновом фартуке, под дождем, не считая отвратительного аккомпанемента из «хрю-хрю».

Чему она действительно завидовала, так это способности Петулии быть столь благоразумной. Та сама всего добилась. Она отлично знала, чего именно она хочет достичь в будущем и, засучив рукава, старательно над этим работала, если требовалось — по колено в хрюканье.

Даже в горах каждая семья содержала как минимум одного поросенка, который летом служил мусорным ведром, а все остальное время — салом, ветчиной или сосисками. Свиньи были очень важной частью жизни. Можно воспользоваться рецептом бабушкиного скипидара, если она плохо себя ведет, но если свинья захворает, вы тут же отправитесь за свиной ведьмой и непременно заплатите, и заплатите хорошо за ее услуги, в основном сосисками.

Помимо всего прочего Петулия была специалистом в свином утомлении, и в этом году стала очевидным чемпионом по благородному искусству утомления. Тиффани знала, что сама бы не справилась лучше. Ее подруга могла сидеть со свиньей и часами спокойно и ласково рассказывать ей о чрезвычайно скучных вещах пока внутри свиньи не сработает какая-то странная пружина — совершенно счастливая свинья зевала и была готова превратиться в совершенно необходимый вклад в семейную диету в грядущем году. Может показаться, что это не лучший исход для свиньи, но учитывая сложный куда более шумный способ умерщвления свиней до изобретения свиного утомления, такой вариант, конечно в глобальном масштабе, гораздо лучше, куда ни глянь.

Стоя в одиночестве среди толпы, Тиффани вздохнула. Как тяжело носить черную, остроконечную шляпу. А все потому, что нравится вам или нет, но ведьме полагалось носить остроконечную шляпу. Именно шляпа делала ведьму ведьмой. Она заставляла окружающих обращаться с вами с осторожностью. О да — они будут вежливыми, и часто немного нервными, словно ожидая от вас, что вы будете заглядывать внутрь их голов, что вполне возможно вам по силам, используя старые-добрые ведьминские уловки вроде Точновидения и Ясномыслия. Но тут и не пахло настоящим волшебством. Этому мог научиться кто угодно, обладающий хоть каплей здравого смысла, но иногда бывает так трудно найти даже эту каплю. Порой люди так заняты жизнью, что порой не задумываются о ее смысле. Ведьмы же делают это постоянно, и это означает, что они всегда востребованы. Да — да, востребованы, и почти всегда, но не всегда (в очень вежливом и вполне понятном невысказанном виде) желательны.

Не только люди, живущие в горах, были привычны к ведьмам. На Мелу люди были дружелюбны, но не были вам друзьями или вернее не совсем друзьями. Ведьма ведьме рознь. Ведьмам известно многое, что неизвестно вам. Ведьмы иные. Ведьма та, кого лучше не злить. Ведьмы не похожи на остальных людей.

Тиффани Болит была ведьмой, и она превратилась в ведьму потому что живущим здесь людям была нужна ведьма. Всем нужна ведьма, но порой они об этом не догадываются.

И это работало. Старый образ слюнявой ведьмы отбрасывался все дальше прочь с каждыми принятыми родами и сопровожденным в последний путь стариком. И все равно, древние сказки, сплетни и книжки с картинками оставили о себе в мире память.

Что было хуже всего, на Мелу традиционно не было ведьм, и пока жива была Бабуля Болит, ни одна даже не пыталась здесь укорениться. Как всем известно, Бабуля Болит была мудрой женщиной.

Настолько мудрой, что не пыталась быть ведьмой. Ничто не могло случиться на Мелу без позволения Бабули Болит, или, по крайней мере, продлиться более десяти минут.

Поэтому Тиффани оказалась единственной ведьмой.

И не только без поддержки от горных ведьм вроде Нянюшки Ягг, Матушки Ветровоск или мисс Левел, но и от народа Мела, потому что он не привык к общению с ведьмами. Если бы она попросила, другие ведьмы, конечно же, пришли бы на помощь, но, хотя они и не высказались бы прямо, это означало бы, что она не в состоянии справиться со своими обязанностями, не подходит для этой задачи, не уверена в себе, и вообще не достаточно хороша.

— Прошу прощения, мисс, — последовало нервное хихиканье. Тиффани оглянулась и увидела двух девочек в лучших новых платьицах и соломенных шляпках. Они робко смотрели на нее с почти незаметным озорным блеском во взгляде. Она быстро пораскинула мозгами и улыбнулась:

— Да, Беки Пардон и Нэнси Апрайт, верно? Чем могу вам помочь?

Беки Пардон с довольным видом вынула из-за спины небольшой букетик и протянула ей.

Естественно Тиффани его узнала. Она сама, когда была маленькой, делала точно такие же для девочек постарше, просто потому что таков заведенный порядок вещей на прополке. Это был небольшой букетик полевых цветов, содержащий, и это была важная, магическая его часть, пучок травы, выдернутый из мелового изображения.

— Если вы положите его под подушку сегодня ночью, вы сможете увидеть своего суженного, — с серьезным видом заявила Беки Пардон.

Тиффани осторожно приняла слегка увядший букетик.

— Дайте-ка взглянуть, — сказала она. — Что тут у нас? Ага, обещалки слащавые, дамские подушечки, семилистный клевер — какая удача! — веточка дедовских штанов, пронзённые сердечки, и — Ого! — кровоточивые амурки, а это… — она уставилась на маленькие бело-красные бутончики.

— С вами все в порядке, мисс? — хором спросили девочки.

— Прости-прощай? — несколько резче, чем хотела, уточнила Тиффани. Но девочки этого не заметили, поэтому она бодро продолжила: — Несколько необычно увидеть их тут. Должно быть, они вместе с другими бежали с клумбы. И, насколько могу судить, вам обеим известно, что вы связали букет пучком свечного тростника, который в былые времена использовали вместо фитиля. Какой милый сюрприз. Спасибо вам большое! Надеюсь, вы обе мило проведете время на ярмарке…

Беки подняла руку:

— Прошу прощения, мисс!

— Что-то еще, Беки?

Беки покраснела, и быстро о чем-то пошепталась со своей товаркой. Она обернулась к Тиффани почти пунцовой, но, тем не менее, решительно настроенной добиться ответа.

— Если я задам вопрос, мисс, у меня же не будет неприятностей? Я имела в виду, из-за вопроса?

«Судя по всему, его суть будет такой: «Когда я подрасту, что нужно чтобы стать ведьмой?» — подумала Тиффани, потому что его часто задавали. Девочки видели ее летающей на помеле и решили, что это все, что требуется от ведьмы. Вслух же она произнесла:

— По крайней мере, не из-за меня. Спрашивай.

Беки Пардон перевела взгляд на свои ботиночки:

— У вас есть возлюбленный, мисс?

Одна из способностей, которой должна обладать уважающая себя ведьма — это оставаться невозмутимой, о чем бы ты не думала в данный момент. Непробиваема как скала. Тиффани удалось ответить недрогнувшим голосом и без смущенной улыбки:

— Интересный вопрос, Беки. Можно узнать, почему ты об этом спрашиваешь?

Задав вопрос, девочка повеселела.

— Ну, мисс, я спрашивала свою бабулю, могу ли я стать ведьмой, когда подрасту, и она ответила, что я сама не захочу, потому что у ведьм не бывает ухажеров, мисс.

Тиффани быстро пораскинула мозгами под двумя по-совиному немигающими взглядами: «Они простые фермерские дочки, — решила она. — поэтому для ним очевидно, что у кошки бывают котята, а у собак — щенки. Они видели, как родятся ягнята, а коровы телятся, поскольку это событие происходит довольно шумно, и его трудно не заметить. Поэтому они точно знают, о чем меня спрашивают».

В этот момент вмещалась Нэнси:

— Только, если это так, мисс, мы бы хотели получить цветы обратно, раз вы их уже видели, потому что мы не хотели вас обидеть, а в противном случае будет только напрасный перевод цветов. — и она быстро отбежала назад.

Неожиданно для себя Тиффани расхохоталась. Как давно она не смеялась. К ним обернулись головы, чтобы узнать, в чем соль шутки, и ей удалось перехватить подружек до того, как они упорхнули прочь.

— Молодцы, вы обе, — сказала она им. — Очень рада, что в ком-то есть рациональное мышление.

Никогда не бойтесь задать вопрос. А вот и ответ на ваш вопрос: когда доходит до ухажеров, ведьмы точно такие же люди, как и все, но часто случается так, что они слишком заняты делами, чтобы о них думать.

Девчонки казались довольными тем, что их труд оказался не напрасным, и Тиффани была готова к следующему вопросу, который последовал от Беки:

— Так у вас есть возлюбленный, мисс?

— Временно нет, — бойко ответила Тиффани, подавляя чувства, чтобы они не проявились. Она сжала букетик в руке. — Но кто знает, если вы все сделали верно, вдруг у меня кто-то появится. И в этом случае, уверена, вы окажетесь более сильными ведьмами, чем я.

В ответ на это очевидное очковтирательство девчонки просияли, и на этом вопросы закончились.

— Итак, — продолжила Тиффани. — через пару минут начинаются сырные гонки, и я уверена, вы не захотите их пропустить.

— Да, мисс, — хором ответили они. Перед тем как уйти, повеселевшие и надутые от собственной важности, Беки похлопала Тиффани по руки и с уверенностью, которая, по собственному опыту Тиффани, бывает только у восьмилеток, сказала:

— С возлюбленными бывает непросто, мисс.

— Благодарю, — ответила Тиффани. — Буду иметь это в виду.

Когда дело доходило до ярмарочных развлечений вроде надевания ради смеха на голову лошадиного хомута, битвы подушками на натертом жиром бревне или даже скачки лягушек, Тиффани оставалось либо терпеть их, либо держать подальше. Она предпочитала держаться подальше, но не могла удержаться, чтобы не взглянуть на добрые сырные гонки. То есть сыры гонялись друг с другом вниз по склону холма, хотя и старались не задевать гиганта, потому что никто потом не хотел есть такой сыр.

Для гонок использовали твердый сыр, иногда его делали специально для этих состязаний, и создатель победителя, который первым и неповрежденным докатится до низа получал пояс с серебряной пряжкой и всеобщее почитание.

Тиффани была мастером-сыроваром, но никогда не участвовала в состязаниях. Ведьмы не участвуют в них по простой причине: если выиграешь, а она точно знала, что сделала один или два сыра, которые могли победить, все скажут, что это нечестно, потому что ты ведьма. Ну, или станут так думать, а скажут вслух только некоторые. А если ты не победишь, то люди будут говорить: «Что же это за ведьма такая, которая не может сделать сыр, который мог бы уделать самые обычные сыры, сделанные простыми парнями вроде нас?»

Началось медленное перемещение толпы в сторону старта сырных гонок, хотя вокруг загона с лягушачьими бегами большая толкучка сохранялась. Лягушачьи бега были очень веселым и безотказный способ развлечь людей, особенно тех, кто сам не делал ставки. К всеобщему сожалению в этом году не было человека, который запускал в штаны хорьков. Его личный рекорд равнялся девяти штукам. Люди интересовались, не утратил ли он «мастерство». Но рано или поздно, все начинали двигаться к старту сырных гонок. Такова была традиция.

Здешний склон был действительно крутым, и на нем всегда возникал дух соперничества между владельцами сыров, что порой приводило к тычкам, пинкам и ушибам, а порой и к переломам рук и ног. Все шло как обычно, люди пристраивали свои сыры. Вдруг Тиффани увидела, и похоже она была единственной, кто это заметил, опасно катящийся сам по себе сыр. Если бы не пыль, он был бы черного цвета, и был перевязан куском грязной бело — голубой тряпочки.

— О, нет, — произнесла она. — Гораций. Где ты, там начинаются несчастья. — Она обернулась, и внимательно присмотрелась к приметам, которых здесь быть не должно. — Ну-ка, слушайте сейчас же. — тихо сказала она. — Я знаю, что по крайней мере один из вас должен быть где-то поблизости. Ярмарка не для вас, а для людей. Понятно?

Но было уже поздно. Распорядитель Праздника в огромной обвисшей шляпе с бахромой вокруг тульей свистнул в свисток и к гонке сыров приступили, что было официальнее, чем просто начали.

Мужчина в шляпе с бахромой никогда не использовал короткие слова там, где можно было использовать длинное.

Тиффани даже не взглянула в ту сторону. От погонщиков не требовалось ничего более, кроме как поправлять крен катящегося сыра и бежать за ним следом. Но до нее донеслись вопли, когда черный сыр не только вырвался вперед, но и, нарезая круги вверх по склону, стал врезаться в невинных обыкновенных сородичей. Она услышала исходившее от него тихое урчание, когда сыр пульнул в сторону вершины.

Погонщики завопили, постарались его поймать или ударить палкой, но разбойник ловко ускользал в сторону. Он вновь добрался до подножия холма впереди ужасной толкучки из мужчин и сыров, которая превратилась в кучу-малу, потом медленно вкатился обратно и остановился, тихо подрагивая, на вершине.

Внизу склона среди погонщиков еще способных шевелиться возникла драка, и, поскольку теперь все были ею увлечены, Тиффани, воспользовавшись удачным моментом, поймала Горация и спрятала в свою сумку. В конце концов, он был ее собственным. Ну, скорее это она его сделала, хотя видимо в закваску попало что-то постороннее, потому что Гораций был единственным сыром, который сам охотился на мышей и, если не прибить его гвоздями, жрал и другие сыры тоже. Поэтому нет ничего удивительного в том, что он легко сошелся с Нак Мак Фиглами, которые назначили его почетным членом своего клана. Он был одного с ними поля ягода.

Надеясь, что никто не заметит, Тиффани поднесла сумку ближе ко рту и произнесла:

— Разве так можно себя вести? Тебе не стыдно? — Сумка слегка вздрогнула, но ей отлично было известно, что такое слово как «стыд» в словарь Горация не входит. Она опустила сумку, начала потихоньку пробираться прочь из толпы и произнесла:

— Я знаю, что ты где-то здесь, Роб Всякограб.

Он тут же объявился у нее на плече. Она легко его учуяла. Несмотря на то, что они почти не моются, если только не попадут под сильный ливень, все Нак Мак Фиглы всегда пахнут как слегка пьяная картошка.

— Кельда хотела, чтоб я типа тебя наведал, — сказал вождь Фиглов. — Ты типа с две недели у нее не бывашь, — продолжил он. — и я прикинул, мабудь она мается, не зачался ли с тобой какой крындец.

Ты так шибко работаешь и все такое.

Тиффани рыкнула, но про себя. В слух она ответила:

— Как мило с ее стороны. Вокруг всегда так много дел. Уверена, кельда знает. Что бы ты ни делала, дел не убывает. И этому нет конца. Но не о чем беспокоиться. Со мной все в порядке. И, пожалуйста, не выводи Горация снова в свет, ты же знаешь — он очень впечатлительный.

— Ну, если на то пошло, на тряпке в вирьху намалевано, что все это устроение для людёв, а мы не просто люди, мы — их суе-вера! С верой-то не поспоришь! Акромя того, хочу я выразить мое почтение козырю без портов. Не сумлеваюсь, он — классный мальца великучий пацан, — Роб сделал паузу и тихо добавил. — Так я могу сказануть ей, что ты в поряде, айе?

В его голосе очевидно были слышны нотки нервозности, словно он и был бы рад сказать больше, но был уверен, что услышанное ей не понравится.

— Роб Всякограб, мне будет очень приятно, если ты это сделаешь, — ответила Тиффани, — потому что, как я могу судить, прямо сейчас мне предстоит оказать помощь куче народа.

Роб Всякограб внезапно показался кем-то, кому поручили исполнить неблагодарную работу, и отчаянно выпалил слова, которые ему повторяла его жена:

— Кельда говорит, в море больше рыбы, хозяйка!

Тиффани мгновение замерла неподвижно, а потом, не глядя на Роба, произнесла:

— Передай кельде мою благодарность за совет на счет рыбалки. Если не возражаешь, Роб, у меня есть дела. Поблагодари кельду.

К этому времени большая часть толпы уже спустилась с холма чтобы поглазеть, спасти или попытаться оказать первую помощь стонущим погонщикам сыров. Для посторонних это конечно было еще одним представлением: не часто увидишь подходящую кучу малу, состоящую из людей и сыра. И — кто знает? — там могут оказаться действительно интересные травмы.

Тиффани, обрадованной тем, что наконец-то для нее нашлась работа, не пришлось прикладывать усилий, чтобы подойти к месту происшествия. Остроконечная черная шляпа прокладывала путь через толпу быстрее, чем святой через бушующее море. Она растолкала счастливых зевак, пихнув пару-тройку из зазевавшихся посильнее. Как оказалось, на самом деле список жертв оказался не столь уж большим: одна сломанная рука, одно запястье, одна нога и необычно большое число синяков, порезов и потертостей, вызванных скольжением по склону — трава не всегда дружелюбна. Несколько юношей действительно пострадали, но благодаря особенностям своих травм, они в решительной форме отвергли возможность их обсуждения с леди, за что им отдельное спасибо. Тем не менее, она посоветовала им по прибытии домой прикладывать холодные компрессы на пораженные места, и проводила неуверенно ковыляющих бедолаг взглядом.

Что ж, она отлично со всем справилась, не так ли? Она использовала свои способности перед глазеющей толпой зевак, и, судя по тому, что она услышала от одного старика и женщины, все сделала просто отлично. Может ей показалось, но один или два человека даже смутились, когда старичок с длинной бородой сказал с улыбкой: «У девчонки, умеющей сложить вместе сломанные кости, не будет проблем с поисками мужа». Но представление закончилось, и люди потихоньку начали подниматься обратно в гору… и тут прибыла карета, и что еще хуже — она остановилась.

На ее борту красовался герб семейства барона. Из нее вышел молодой человек. Приятный на свой лад, но в равной степени ведущий себя так скованно, что его можно было использовать вместо гладильной доски. Это был Роланд. Не успел он и шагу ступить, как из кареты раздался очень недовольный голос, сказавший, что тот должен был дождаться, пока форейтор откроет ему дверь, и что он должен поторопиться, потому что они не собираются здесь торчать весь день.

Молодой человек поспешил к толпе и все стали прихорашиваться, поскольку, в конце-концов, он был сыном Барона, который владел большей частью Мела и ему принадлежали почти все дома в округе, и хотя он был приличным мальчуганом, немножко вежливости в общении с его семейством не помешает…

— Что произошло? Все в порядке? — спросил он.

Жизнь на Меле была приятной, и взаимоотношения между господином и слугами основывались на взаимоуважении, и тем не менее, фермеры унаследовали идею, что слишком болтать с сильными мира сего не очень мудро, особенно если сболтнешь чего-нибудь лишнее. В конце-концов, камера пыток никуда не исчезла из подвала замка, хотя ею и не пользовались несколько сот лет… но лучше будет постоять в сторонке, в безопасности и позволить вести разговоры ведьме. Если у нее будут проблемы, она всегда сможет улететь.

— Боюсь, это один из тех несчастных случаев, которым было суждено случиться, — ответила Тиффани, отлично сознавая, что она оказалась единственной женщиной, которая не сделала реверанс. — Несколько сломанных костей, которые непременно срастутся, и пара синяков на лицах. Все уже улажено, спасибо за внимание.

— Вижу, вижу! Отличная работа, юная леди!

На какое-то мгновение Тиффани задумалась, не укусить ли его. Юная леди, и от кого…? От него? Это было практически, но не окончательно, оскорбительно. Но, похоже, больше этого никто не заметил. В конце-концов, это был тот язык, на котором привыкли общаться баре, когда хотят казаться милыми и дружелюбными.

«Он пытается общаться с ними, — подумала она, — как инстинктивно делал, и отлично справлялся, его отец. Но нельзя разговаривать с людьми так, словно ты на митинге».

А в слух она сказала:

— Большое спасибо, сир.

Что ж, до сих пор все шло не так уж плохо. Но тут открылась дверца кареты и на землю опустилась одна из изящных белоснежных ножек. Это была она: то ли Анжелика, то ли Летиция, то ли еще какой-то цветочек с клумбы. На самом деле Тиффани отлично знала, что это Летиция, но разве внутри собственных мыслей она не может немного повредничать?

«Летиция! Ну, что это за имя? Что-то среднее между салатом латуком и чихом. И вообще, кто эта Летиция такая, чтобы не пускать Роланда на ярмарку? Ему следует находиться здесь! Его отец, если б ему позволяло здоровье, непременно пришел бы! Вы только посмотрите! Белые туфельки! Сколько они продержались бы на ноге того, кто действительно работает?»

Тут она сказала себе: «Стоп! Повредничала и хватит».

С похожим на страх выражением Летиция посмотрела сперва на Тиффани, потом на толпу и сказала:

— Давай уедем, пожалуйста? Матушка беспокоится.

Наконец карета уехала, оборванец в рваной шляпе с шарманкой, слава богу, ушел, солнце село, а некоторые люди остались ночевать в теплых сумерках. А Тиффани в одиночестве полетела домой — в вышине, где только совы и летучие мыши могли видеть выражение ее лица.